Десять лет, прожитые в Санкт-Петербурге и три года в Астрахани при свите Вахтанга VI окончательно убедили Елихана Магкаева о невозможности дальнейшего существования Осетии без сильного покровителя, каким представлялась Россия. Географическое расположение Осетии подвергало ее постоянной внешней угрозе со стороны Турции, Персии, Крымских татар и их кавказских сателлитов. В то же время для Российской империи принять Осетию под свое покровительство означало иметь опору православия в самом центре перешейка на Северном Кавказе. И указ императрицы Елизаветы Петровны о распространении православия среди народов России и принятии Российского подданства был издан, как никогда, вовремя. Но вот беда, в Российской империи даже не ведали о существовании православного Осетинского государства.
По официальной версии крещение аланы приняли от византийцев в начале X столетия, искавших себе на Северном Кавказе надежного христианского союзника. Таинство крещения аланского народа проходило в Нижне-Архызском городище, недалеко от современной станицы Зеленчукской в Карачаево-Черкесии, где, как считается, мог находиться политический центр Алании – город Магас. Здесь и сейчас расположены три аланских христианских храма XI столетия – Пресвятой Троицы, Георгия Победоносца и Святого Ильи Пророка. Однако после взятия и разрушения Константинополя в 1453 году турками-сельджуками и падением Второго Рима, связь Осетии-Алании Северного Кавказа с православным греческим миром была практически прервана. Затем аланскому государству в 1395 году было нанесено тяжелое поражение от орд Тимурленга и связь осетин-алан с греческой православной церковью прервалась окончательно. Третий Рим, назло врагам православия и на радость единоверцам, возродился на Руси в Москве, переименованной императором Петром Великим в Россию.
На долю Елихана Магкаева выпала великая миссия – возродить вновь православную веру наших предков и через крещение дать возможность российским миссионерам ознакомиться с ареалом обитания осетин, культурой, языком и характером народа. Определить географическое местоположение Осетии, обозначить внешние границы, с какими народами граничит, а главное, чтобы миссионеры увидели воочию желание и готовность осетинского народа принять русское подданство и донести его до императрицы, Высочайшего Синода и Правительствующего Сената.
Вот почему летом 1742 года он отправил письмо своим старым знакомым архиепископу Иосифу и архимандриту Николаю, грузинским эмигрантам, осевшим в Москве в грузинской эмигрантской колонии. В своем письме Елихан Магкаев предлагал Иосифу и Николаю обратиться к императрице Елизавете Петровне с донесением о согласии осетин креститься, с последующим принятием Российского подданства. Елихан писал, что обращается к ним от имени старшин всех осетинских обществ, изъявивших желание принять российское подданство. Иосиф происходил из среды влиятельных грузинских духовных деятелей. Ранее, проживая в Грузии, являлся Самобельским и Цирканским архиепископом. В Россию эмигрировал из-за преследований персидских властей еще в 1731 году и продолжил духовную деятельность в московской епархии. Николай был выходцем из грузинской аристократической семьи и в 1724 году навсегда покинул свой Картли-Кахетинский вилайет, войдя в число 42 высших духовных лиц, сопровождавших свиту Вахтанга VI. В России Николай был назначен архимандритом Московского Знаменского монастыря. Несомненно, что Иосиф и Николай хорошо знали Осетию и Елихана Магкаева. Этого незаурядного политика знали не только в Осетии и Грузии, но и на всем Северном Кавказе, еще с тех времен, когда он впервые выехал в далекий Санкт-Петербург по приглашению императора России Петра I. Наиболее осведомленным в осетинских делах мог быть архимандрит Николай, ибо в свите Вахтанга VI он не мог не знать Магкаева, являвшегося одним из первых лиц при бывшем грузинском царе, которого Елихан сопровождал в качестве его казначея.
Понятно и то, почему Елихан не обратился сразу в Синод. Он не был священнослужителем и письмо, направленное им в Высочайший Синод, требовало поручительства и дополнительной проверки. Как бы там ни было, Иосиф и Николай, согласившись дать поручительство Магкаеву, обратились к императрице Елизавете Петровне с донесением о согласии осетин креститься с последующим принятием российского подданства, взяв за основу образец донесения, присланный им Магкаевым. Однако с момента обращения к императрице с донесением архиепископа Иосифа и архимандрита Николая словно подменили, так как их дальнейшие действия шли скорее в ущерб Осетии, но на пользу оккупированной персами и турками Грузии.
В частности, в своем донесении Елизавете Петровне Иосиф и Николай, будучи служителями русской церкви, представили осетин как «…затемненный, святым крещением непросвещённый народ…». Здесь же была указана ложная информация о численности осетин, весьма значительно преувеличенная: «…обоих полов более 200 тысяч человек», а также преднамеренно неверно указана территория, занимаемая осетинами… «от моря до моря». Иосиф и Николай явно перестарались и с «затуманенностью» осетин. Впрочем, в этом же донесении они признавали, что «издревле осетинский народ был православный христианский…», указывали на наличие в Осетии «каменных церквей и в них святые греческие иконы и книги», и что «к тем церквам Божьим охотно прибегают, и святые посты Великий, Госпожий и Филиппов постно содержат». Это важное сообщение сопровождалось традиционной грузинской хвальбой и ложными интонациями: «…осетинский народ издревле, когда еще Грузия в полной своей силе состояла, то содержался ранее под владением грузинских царей…». Когда и под каким грузинским царем осетины – аланы содержались, они, естественно, забыли указать, ведь ложь фантазеров могла при этом открыться. Традиция мыслить ложными и преувеличенными категориями, когда речь заходит об истории Грузии, – особая черта грузинской политики и историографии. Но в донесении Иосиф и Николай все же не стали вводить в заблуждение русскую императрицу, побаиваясь последствий и подчеркнули: «А ныне этот многочисленный народ состоит в своей воли. На сегодняшний день никто ими не владеет ни турки, так и ни персияне». Слава всевышнему, что, хотя бы в этом признались.
Грузинские духовные лица хорошо знали и другое, что должно было заинтересовать Петербург: «…а места их изобилуют золотою, серебряной и прочими рудами и минералами». В связи с этим они также подчеркнули: «…только тех мест жители (осетины) исследовать руды … и познать их никому не дают, кроме христиан, другие народы чуждой веры туда не вхожи».
Исходя из донесения, стала понятна главная суть деятельности Иосифа и Николая – отправить в Осетию миссионеров для «непросвященного народа» из грузинской среды. Такая уверенность о грузинском составе Осетинской духовной комиссии была не случайной, им прекрасно было известно, что по Белградскому договору территория Северного Кавказа объявлена нейтральной зоной, и русским священникам вход туда запрещен. А в качестве будущих миссионеров Иосиф и Николай предложили эмигрантов архимандрита Пахомия, игуменов Христофора и Николая – грузин из грузинской колонии в Москве. Архимандрита Пахомия они предлагали на роль руководителя миссии. Известным лицом в грузинской колонии был игумен Христофор, он, как и Николай, входил в состав сорока двух высших духовных лиц, сопровождавших Вахтанга VI в Петербург. Среди достоинств Пахомия и двух игуменов авторы донесения отмечали знание отчасти осетинского языка. Опять вымысел, ибо когда сформировалась Осетинская духовная комиссия, они срочно стали искать переводчика с осетинского. Им оказался поручик Андрей Бибирюлев, служивший в Воронеже в одной из воинских формирований. Его представили грузином, знавшим в совершенстве осетинский и русский языки. На самом деле он был осетином, родом из Джавы Южного Осетинского общества, и фамилия его была обыкновенная осетинская – Бибилов. Переводчика тотчас перевели в распоряжение коменданта Кизлярского гарнизона и негласно включили в состав духовной комиссии.
Обращаясь к императрице, Николай и Иосиф просили, чтобы к трем будущим миссионерам было придано еще несколько человек из грузинских эмиграционных колоний Санкт-Петербурга, Москвы, Казани и Нижнего Новгорода. Несомненно, и то, что грузинская колония в Москве, созданная еще в XVI веке, всегда желала не только активно участвовать в политической жизни России, но и влиять на нее в интересах Грузии. Ее представители явно были в курсе стратегических планов Петербурга, и в этом отношении донесение Иосифа и Николая не следует рассматривать как частную инициативу, а скорее продуманную активом грузинской эмиграции линией. Обращает на себя внимание конкретизация текста донесения, высокий уровень его «канцелярской формы» и, конечно же, политическая направленность. Естественно, грузинские миссионеры, решив покинуть Москву и заняться крещением осетин, преследовали и собственные цели – в определенной степени приблизиться к политическим проблемам самой Грузии. Но Ее Императорское Величество не особо доверяло грузинским миссионерам, почему прапорщику Андрею Бибирюлеву было строжайше поручено тайное наблюдение за членами Осетинской духовной комиссии с предоставлением докладных записок на имя коменданта Кизлярского гарнизона князя Оболенского. Так или иначе Андрей Бибирюлев (Бибилов) перед самым отъездом Осетинского посольства в Санкт-Петербург был убит неизвестными лицами в Кизляре. Была ли связана его скорая смерть с работой в Осетинской духовной комиссии, остается до сих пор тайной. Однако место переводчика с осетинского на русский занял грузин Вениамин Ахшарумов, который впоследствии и был включен в состав Осетинского посольства.
Донесение грузинских духовных лиц было подано императрице в ноябре 1742 г. На рассмотрение Сената оно было передано только через год, в сентябре следующего, 1743 года. Сенат, в свою очередь, передал донесение Иосифа и Николая в Синод, объясняя это тем, что без заключения Синода не могут принять решение. Не имея об Осетии практически никакой информации, он вплотную занялся и организацией миссионерской комиссии, и изучением географического положения, и выяснением политического состояния осетинского народа. В Синоде ставили вопрос: «Подлинно ли тот народ осетинский вольный, а не под влиянием других государств, например, персидского или турецкого?» Возникали у Синода и другие вопросы: «… как в народе воспримут вхождение в состав Российской империи…»; «…обеспечена ли будет безопасность миссионеров…».
Для выяснения этих обстоятельств Синод вернул донесение в Сенат, как сейчас бы сказали – на доработку. Сенат поручил Коллегии иностранных дел изучить все внешние и внутренние политические вопросы, связанные с Осетией. Судя по всему, Сенат, Синод и Коллегия иностранных дел проявляли в отношении народов Кавказа высшую степень осторожности. В Петербурге, не прибегая к услугам «московских» грузин, могли пригласить «местных» грузин-эмигрантов из Санкт-Петербурга и узнать у них все, что касалось Осетии. Но осторожным был прежде всего сам вице-канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Его не могла не насторожить челобитная, поступившая вдруг из Осетии на имя императрицы в том же 1743 году, практически одновременно с донесением Иосифа и Николая. В ней осетинские старшины писали: «…мы проживаем в гористой местности весьма тесно и принужденно, в связи с чем имеем великую нужду и недостаток, и некоторые из нас и малой земли не имеют, где бы могли для своего довольствия сеять хлеб, почему и скот содержать не могут… Ныне мы отыскали себе для поселения место близ тех гор, где мы живем, лежащую незаселенной, ни под чьим владением». Просители заявляли, что «…намерены быть под протекцией Ее Императорского Величества…».
Челобитная, несомненно, писалась рукою Елихана Магкаева. В Осетии были священники – осетины, но они кроме осетинского языка знали лишь грузинский, поскольку духовное образование получали в Грузии. Елихан Магкаев в те годы был единственным в Осетии, кто в совершенстве владел русским языком и русским письмом. Хорошо заметно, что текст челобитной практически повторялся с текстом донесения Иосифа и Николая. Интересно, что и донесение и челобитная поступили на имя Елизаветы Петровны. И если донесению дали ход, то челобитная надолго осела в чертогах Бестужева-Рюмина в строгом секрете. Он о ней не вспомнил даже тогда, когда ему пришлось представить Синоду свое заключение об Осетии, ибо в Турции сразу же обратили бы внимание на то, что Россия вторглась в нейтральную зону- Северный Кавказ.
Обращает на себя внимание другое. Когда дело об Осетии – о ее политическом положении, географических координатах, полезных ископаемых – дошло до Коллегии иностранных дел, вице-канцлер Бестужев-Рюмин не стал обращаться к услугам грузинских знатоков Осетии. Он велел пригласить кабардинских князей – других соседей Осетии. В Петербург явились Магомет Атажукин, Альдигирей Гиляксанов и кумыкский владелец Алишер Хамзин. Эти известные на Кавказе феодалы пользовались особым доверием у русского правительства. Беседу с ними вел советник Коллегии иностранных дел асессор Василий Никитич Бакунин- признанный знаток Северного Кавказа. Обсуждались самые общие темы, касавшиеся всех горских народов Северного Кавказа. Бакунин не задавал вопросов, которые напрямую касались Осетии.
Между тем, среди кабардинских владетелей наиболее осведомленным в осетинских делах был Альдигирей Гиляксанов. И в Осетии, и в Кабарде он был признанным народным дипломатом, всегда выполнявшим миротворческую миссию при конфликтах, часто происходивших между Осетией и Кабардой. Перечисляя северокавказские народы, давая им характеристики, он указал лишь на западный район Осетии – Дигорию, с которой Кабарда была наиболее связана. Дигорцы, – рассказывали кабардинские владельцы, «нашей магометанской веры и живут в горах, по вершинам реки Урух и других ближних рек, против Малой Кабарды, расстоянием от деревни владельца Альдигирея Гиляхксанова день езды, и с тою Малою Кабардою постоянный мир … взаимно между собою женятся, дигорцы на кабардинках, и кабардинцы на их дочерях…». Пожалуй, самой важной частью «известий» о горских народах, полученных от кабардинских владельцев, было именно то, что более всего интересовало Коллегию иностранных дел: «…осетины ни под чьею протекцией не состоят и никому ими действительно овладеть невозможно затем, потому что живут в крепких и непроходимых местах…».