Берлин в марте 1953 года казался городом крайностей и контрастов. Холодный ветер гонял пыль по улицам, поднимая её с обломков старых зданий, разрушенных во время войны. Люди ходили с опущенными головами, словно старались спрятаться от невидимой угрозы, которая пронизывала этот разделённый город. После смерти Сталина Восточный Берлин погрузился в атмосферу неопределённости – каждый ждал перемен, но никто не знал, какими они будут.
Екатерина медленно шла по пустынным улицам, чувствуя, как морозный воздух обжигает ей щеки. Небо было серым, и лишь изредка сквозь облака проглядывал тусклый свет. В такие моменты холод проникал в самые глубины её души, заставляя ещё острее ощущать напряжение, витавшее в воздухе. Каждый шаг был шагом в неизвестность.
Она шла почти автоматически, как будто её тело само знало, куда идти. В сознании же её мысли роились, сталкиваясь друг с другом. Екатерина знала, что её положение стало ещё более хрупким. Смерть Сталина означала начало новой эпохи, а для тех, кто работал в разведке, это всегда была опасность и неопределенность. В Москве уже начиналась борьба за власть, и она легко могла оказаться пешкой в этой смертельной игре.
Бар, куда она направлялась, находился на окраине Восточного Берлина, в стороне от людных улиц. Именно это место они выбрали с Максом для встреч – его полумрак и запущенность создавали иллюзию безопасности. Здесь не было вопросов и любопытных взглядов, только молчание, пронизанное табачным дымом и запахом дешёвого пива. Екатерина всегда шла сюда с чувством напряжённого ожидания. Каждая встреча могла оказаться последней, но они оба знали, что пока у них есть информация, они будут нужны друг другу – и своим странам.
Когда она вошла в бар, её глаза быстро привыкли к темноте. Макс уже был на месте, за их обычным столиком в углу. Екатерина села напротив него, кивнув в знак приветствия. Макс ответил ей лёгкой улыбкой – той самой, которой он всегда пользовался, чтобы скрыть свою тревогу.
Пауза повисла между ними. Казалось, будто даже воздух в помещении загустел, пока они смотрели друг на друга, стараясь уловить малейшие изменения в поведении другого. Макс знал, что новости из Москвы должны были встряхнуть её, и он ждал её реакции. Екатерина же знала, что Макс пытается прочесть её, проникнуть за холодную маску, которую она носила.
– Новости дошли и до нас, – сказал он наконец, осторожно потягивая пиво. – Смерть Сталина. Как это повлияет на твою работу?
Екатерина слегка сжала руки под столом, чтобы никто не увидел её внутреннего напряжения. Как это повлияет? Она сама до конца не знала. В Москве всё ещё не было ясно, кто займёт место у руля, но одно она понимала точно – её собственная судьба теперь висела на волоске.
– Пока рано говорить, – ответила она ровным голосом. – Москва молчит, но мы все знаем, что перемены неизбежны.
Макс кивнул, его взгляд стал серьёзнее. Он знал, что такие времена могут быть особенно опасными для разведчиков. Пока новые лидеры боролись за власть, старые союзники могли стать врагами, а верные слуги режима – разменной монетой в этой игре.
– Ты когда-нибудь задумывалась, что будет, если всё это закончится? – спросил он, внезапно наклоняясь вперёд, его голос стал тише, словно он боялся, что кто-то может услышать этот вопрос.
Екатерина задержала дыхание, её сердце забилось сильнее. Да, она иногда задумывалась. Но каждый раз, как только мысли об этом приходили в голову, она тут же гнала их прочь. В её мире не было места для мечтаний или надежд. Здесь всё решалось на поле страха и власти. Оглядываясь вокруг, она видела лишь холод и мрак. Всё, что у неё было – это работа, эта игра, в которой нужно выживать любой ценой.
– Мы не можем позволить себе такие мысли, Макс, – наконец ответила она, встречаясь с его взглядом. – Это слишком опасно.
Макс долго смотрел на неё, словно пытался найти в её глазах что-то большее, чем она позволяла показать. Он тоже понимал риск, но их связь, эта тайная привязанность, тянула его ближе к ней, несмотря на все предупреждения и угрозы. Между ними всегда была грань, которую они оба старались не переступать, но в такие моменты эта грань казалась тоньше, чем когда-либо.
– Я понимаю, – сказал он, откидываясь на спинку стула и глубоко вздыхая. – Но иногда мне кажется, что мы всего лишь пешки в большой игре.
Екатерина не ответила. Возможно, он был прав. Но она знала одно – в этой игре она должна была выжить.