2. Государство гарантирует правовую и социальную защиту военнослужащих, осуществляет охрану их жизни и здоровья, а также иные меры, направленные на создание условий жизни и деятельности, соответствующих характеру военной службы и ее роли в обществе.
6°11’07.2″N 1°12’51.2″E
Всю ночь Абрамсу снились кошмары: то его преследовали крокодилы и он спасался от них верхом на бегемоте, почему-то крича: «Кавалерия, вперед!», и все стадо устремлялось за ним. То оказывалось, что это не крокодилы, а советник Дуглас гоняется за ним по саванне в пижаме и тапочках, размахивая своим ботинком и крича, что по вине лейтенанту ему, Дугласу, нечего надеть, потому что лейтенант, кроме ботинка, украл у советника брюки. То он вскакивал на кровати и, таращась в ночную тьму, видел в углу большую бутылку JB, которая радостно восклицала: «А-а, вот ты где» – и, переваливаясь с боку на бок, медленно двигалась к нему, держа в растопыренных руках стаканы и тарелки с закусками. Две руки. Нет четыре. Нет, уже семь. А Дуглас сидел верхом на холодильнике, сложив по-турецки ноги, и командовал стеклянному монстру, указывая на него, Абрамса, пальцем: «Взять его!». Абрамс снова вскакивал и понимал, что то, что он видел – это просто сон. Он облегченно вздыхал и вдруг в углу снова видел своего ожившего стеклянного врага и советника, грозящего ему пальцем: «Разум должен быть холодным». И тогда он выскакивал из постели и, снова оседлав верного бегемота, который все больше становился похожим на письменный стол советника, мчался прочь, чтобы, сделав круг, снова проснуться в своей постели. И все это время сержант Дефендер, как канарейка, чирикал, сидя на жердочке в клетке, которая стояла на краю подоконника и опасно покачивалась, грозя упасть за окно.
Наконец, разорвав этот круг повторяющихся событий, Абрамс проснулся окончательно и увидел, что наступил рассвет. Ночью от его метаний вся постель сбилась в ком, на котором он полусидел-полулежал, что и стало причиной приснившихся ему ночных скачек. С опаской посмотрев по сторонам, он не заметил ни Дугласа, ни бегемота, ни ожившей JB и, уже окончательно придя в себя, на шатающихся ногах добрел до стола и залпом выпил стакан теплой воды. Жажда прошла, но в животе снова стало просыпаться чувство тошноты…
К восьми часам утра он уже достаточно пришел в себя и, отправился на прием к советнику. Темные круги под глазами, сухость во рту и нетвердая походка выдавали в нем человека, не привыкшего к излишним возлияниям. Но советника не было и Абрамс, посидев некоторое время у двери кабинета, ушел по своим делам, но время от времени приходил и стучался в дверь. Советника все не было. Наконец, уже после обеда, Дуглас, попался ему коридоре, когда Абрамс после очередной неудачной попытки попасть к нему на прием, возвращался в свой кабинет. Весь вид советника показывал, что он был не в духе. Хмурое лицо, насупленные брови, надутые губы и тяжелый невидящий взгляд, как будто куда-то вглубь себя, словно проводивший ревизию своего внутреннего состояния, говорили о том, что он чем-то очень сильно не доволен. Лейтенант поприветствовал его:
– Доброе утро, сэр.
– Чего в нем доброго, – проворчал Дуглас. – Давно ждешь?
Абрамс несколько замялся – он, хоть и злился на советника, заставившего его ждать больше половины дня, но Дуглас занимал ту должность, которая не давала показывать какому-то лейтенанту свое недовольство:
– Да, уже давно, с утра.
Дуглас сердито засопел, открывая дверь:
– Ладно, задержался. Проходи, лейтенант, садись.
Закрыв за лейтенантом дверь на ключ, он подошел к столу и со злостью шлепнул на него портфель.
– Дерьмовое дело, знаешь ли. Дипломатическим путем Дефендера вытащить не получится.
– Но почему, сэр? Ведь можно же, наверное, доказать, что он действовал в пределах необходимой обороны. А то, что он избил полицейских – так он был в состоянии аф… аффекта, – с запинкой выговорил он трудное слово.
– Аффекта – насмешливо повторил за ним Дуглас. – И долго ты об этом думал?
Но лейтенант не понял насмешки.
– Да, долго. И вчера думал, пока не отключился, и сегодня с утра. Мне даже снилась какая-то чертовщина…
– Я тоже думал. Только что ни думай, заходишь в тупик. Видишь ли, в чем проблема? Как ты знаешь, президентом Того является Гнассингбе Эйадема. В очередной раз. По мнению наших и европейских политиков, в прошлом году он снова совершил насильственный захват власти. Потому, что все его оппоненты один за другим просто исчезли. Эйадема пользуется безоговорочной поддержкой армии, поэтому убрать своих политических противников для него не представляет никакого труда. Это, конечно, достаточно отрицательная фигура. Но проблема в том, что ссориться с ним нам сейчас не с руки – планируется крупная коммерческая сделка, а бизнес превыше всего. А все такие важные решения принимает именно президент. Поэтому давить на местных у нас не получится.
– Так что же, сэр, получается, что бизнес важнее, чем свобода гражданина США?
– Да не сыпь мне соль на сахар. Я тебе открою страшную тайну: бизнес первостепенен. Даже когда идет война, пусть не открытая, без ведения боевых действий, по сути, война необъявленная, то, даже в таком случае, такие страны могут поставлять друг другу продукты, сырье, из которого потом можно сделать оружие, топливо, которым потом будут заправлять самолеты, танки и корабли, наконец, само оружие. А потом это все будет воевать друг против друга. Чтобы избежать этого можно, конечно, не торговать вообще. Но, знаешь ли, торговля приносит деньги, а живые деньги, огромные деньги – это цель. Когда твой бизнес процветает, и ты можешь продавать в те страны то, чего они не могут произвести сами, ну, или без чего не могут обойтись, ты делаешь их зависимыми от себя. И эта зависимость хорошо оплачивается. А цена, которой достигается эта зависимость, принимается в расчет только тогда, когда прибыль не окупает всех затрат. И если цену эту придется платить не сразу, а когда-то потом, то почему бы не использовать тот шанс, который тебе дает заработать сегодня? А «после нас, хоть потоп». Потому, что с этим потопом будут разбираться уже другие, не те, кто этот потоп устроил. Поэтому, бизнес, в первую очередь. А гражданин может подождать, пока до него дойдет дело. Не он первый, не он последний. Знаешь, сколько наших вьетконговцы у себя в плену держали? Все равно всех освободили. Не сразу, конечно, но освободили. Я понимаю, звучит цинично, но это так.
Дуглас на некоторое время замолк, понимая, что такой циничной откровенностью он ввел молодого лейтенанта в шоковое состояние, изменив его представления о ценности человеческой жизни. Абрамс молчал, переваривая услышанное. Из-за таких рассуждений советник сразу стал ему несимпатичен. Затем Дуглас продолжил:
– Тут ведь еще кое-что есть: тот носатый француз, которого доставили в больницу, сегодня пришел в себя и сообщил нечто особенное.
– Что он сообщил, сэр? – Абрамс даже подался вперед, задавая этот вопрос.
И Дугласу, внезапно, стало стыдно. От того, что он постоянно подсмеивался над лейтенантом. И от того, что вчера наорал на Дефендера, попавшего в такую неприятную историю. А лейтенант так переживает не из-за того, что его подчиненный влип во что-то и это может испортить его карьеру, а просто потому, что он хороший парень, этот лейтенант. И не надо так было относиться к нему.
У советника даже запершило в горле из-за этого. Чтобы скрыть свое состояние от лейтенанта, Дуглас встал и, достав из холодильника бутылку минералки, налил и разом осушил целый стакан. «А ведь у него тоже голова болит после вчерашнего», – подумал он и, наполнив второй стакан, протянул его Абрамсу:
– На, пей.
– Спасибо, сэр.
– Ну что ты все сэр, да сэр? Мы тут сидим, разговариваем, как два добрых друга, так что отложи свою официальность в сторону, окей?
– Хорошо, сэр.
Дуглас покачал головой: «Нет, этот неисправим». Он прошел в угол комнаты снова сменил ботинки на тапочки. Теперь это были уже другие ботинки – хоть и начищенные до блеска, но видно, что уже старые и начавшие терять форму. Заметив направление взгляда лейтенанта, Дуглас пояснил:
– Те я выкинул. Все-таки в старых мне удобнее.
Абрамс почувствовал себя виноватым – наверное, по его вине Дуглас выкинул совершенно новую пару:
– Извините, сэр, – он не успел договорить дальше.
Советник, сделав упреждающий жест рукой, прервал его, усмехнувшись:
– Не извиняйся. Если бы не твой вчерашний номер с пакетом, я и дальше мучился бы в них. Зато теперь я доволен – в этих мне легко и комфортно. Так что забудь об этом, окей?
– Хорошо, сэр.
– В общем, слушай дальше. Этот француз, когда пришел в себя, назвал номер телефона. По нему позвонили и уже через двадцать минут приехали, кто, как ты думаешь?
– Кто?
– Управление внешней безопасности – французская разведка.
– И что?
– Вот тебе «И что». Оказывается, этот француз работал под прикрытием. Сегодня мне пришлось пообщаться с парой «лягушатников» и они сообщили кое-что интересное. Этот их агент внедрился в какую-то преступную структуру. Араб, которому твой сержант сделал харакири окорока, занимал какой-то пост в этой «организации». В тот день они должны были встретиться в той самой комнате с поставщиком оружия, чтобы обговорить свои вопросы. Каким образом рядовой Паркер вместо этого поставщика оказался с ними лицом к лицу непонятно: скорее всего, произошла роковая случайность. Что между ними произошло тоже пока неизвестно – француз оказался в состоянии назвать лишь номер телефона. Ну а потом, Дефендер услышал крик и бросился на помощь. Его вторжение провалило операцию по захвату крупной банды международных торговцев оружием и свело на нет несколько лет работы агента DGSE.
– И теперь они считают, что мы во всем виноваты?
– Не мы с тобой. Но всех собак, да и кошек тоже, они повесят на твоего сержанта. Французы уже связались с Парижем, получили инструкции и пообщались с нашим послом. Собственно, поэтому мне и пришлось ехать к ним в посольство. Они предложили сделку, чтобы не раскрывать своего агента, сдать Дефендера. Позволить судить его за нападение на полицейских, а взамен французы посодействуют в получении концессии на добычу фосфатов. Что они могут с легкостью сделать, надавив на местных аборигенов. А те конечно не откажутся и будут очень рады заключить такую сделку. Так что, не вкладывая никаких средств в разработку нового месторождения, местные будут получать хороший доход. Все в выигрыше.
– Кроме Дефендера!
– Да, но кого это волнует?
– Как, сэр? А нас? Нас разве это не волнует? Нашу страну не волнует? – возбужденно закричал Абрамс.
– Тише ты, бунтарь, – ответил разгорячившемуся лейтенанту Дуглас, – здесь замешан большой бизнес, а большому бизнесу нет дела до маленьких людишек.
– Сэр, я вас не понимаю! Как вы можете так говорить? – возмутился лейтенант.
– Поживешь с мое, поймешь, – сердито проворчал советник.
– Но как же так? Это не правильно, – растерянно произнес Абрамс.
– Правильно – не правильно. Не тебе решать, мал еще, – насмешливо ответил Дуглас.
– Извините, сэр, – голос лейтенанта обиженно задрожал, – в прежние времена за такое оскорбление я бы вас на дуэль вызвал! Да я, да я.
Он замялся, потому что потерял дар речи, увидев, что советник совершенно издевательски ухмыляется.
– На дуэль, – насмешливо повторил Дуглас, – на шпагах? Или, может на бананах? Дуэлянт нашелся. Молоко еще на губах не обсохло, а туда же, на дуэль! Гусар, Зорро, д`Артаньян с Портосом в одном лице. Да я таких дуэлянтов знаешь, где видел?
– Где? – автоматически откликнулся лейтенант, уже еле сдерживающий себя, чтобы не броситься на советника и не начать валять его по полу, мутузя так, чтобы клочья в разные стороны летели.
– Да нигде, – резко ответил советник, – сядь и слушай спокойно.
– Да я…
– Воды выпей, – сказал Дуглас вскочившему на ноги Абрамсу, которого уже трясло от злости. – Успокойся, попрыгал и хватит.
Лейтенант, удивляясь себе, послушно сел на стул и выпил стакан воды, налитый Дугласом. Он не понимал, что происходит, почему советник выводит его из себя, почему всем вокруг вдруг стало наплевать на свободу его сержанта, который должен быть оправдан. Пульс у него стучал, как бешеный, в ушах шумело, виски кто-то сдавливал сильными руками, воздуха не хватало и потому, он даже не заметил, что Дуглас совершенно спокойно продолжает говорить, и он уже пропустил часть фразы:
– … и сказали не мешать, «дать возможность туземцам показать лояльность своим покровителям».
– Каким покровителям? – Абрамс начал приходить в себя и уже более или менее внимательно слушал советника, еще минуту назад бывшего его злейшим врагом, а теперь вдруг становившего учителем, наставником. Он был просто в шоке от таких перемен, но советник рассказывал так интересно, что лейтенант почти сразу забыл о только что произошедшей перепалке.
– Чтобы это разъяснить, нужно немного углубиться в историю. Того – бывшая германская колония. Но в Первую мировую войну страна была оккупирована Великобританией и Францией, и Лондон с Парижем получили мандат от Лиги Наций на управление страной. После Второй мировой многие страны стали приобретать независимость. В пятьдесят шестом году жители провели референдум и Того стала автономной республикой в составе Франции. В пятьдесят восьмом Франция предоставила Того статус республики, но оставила за собой право контролировать вопросы обороны, внешних связей и финансов. В шестидесятом году, после референдума, Того провозгласила независимость и встала на демократический путь развития. И до сих пор поддерживает тесные связи с Францией.
– Но ведь сейчас у власти Эйадема? И вы же сами сказали, что он захватил власть?
– Верно. В шестьдесят седьмом Гнассингбе Эйадема устроил военный переворот и объявил себя президентом. С тех пор он так и правит страной. И правит довольно жестко. А недавно, чтобы поиграть в демократию, он провел выборы и победил. Но выборы были просто спектаклем. И все страны эти выборы осудили.
– Но если он, как вы сказали «довольно жестко правит страной» – значит, он диктатор и душит демократию, и его надо убрать?!
– Ну, уж сразу убрать. Это так просто не делается. К тому же, он сделал некоторые послабления. Два года назад он все-таки разрешил деятельность политических партий, к выборам допустил других кандидатов и даже новую Конституцию принял. Но за все время правления, благодаря поддержке Франции, он создал самую боеспособную армию в Центральной Африке. Которая целиком на его стороне. Поэтому никакие демократические силы в одиночку не смогут снести его.
Дуглас замолчал. Абрамс тоже. Молчание затянулось. Мысли лейтенанта метались, голова была готова взорваться от вариантов спасения, которые он сразу же отметал один за другим, как невыполнимые. Дуглас решил дать лейтенанту время, чтобы та информация, которую он выдал, смогла уместиться у него в голове. Чем дольше длилась тишина, тем беспомощнее становился взгляд Абрамса, тем больше он сутулился, походя уже не на бравого военного, а на потерявшего жизненные соки старичка. Дуглас искоса наблюдал за ним, стараясь понять: насколько можно доверить ему тот план, который он уже продумал, и оставалось лишь обсудить детали. На лейтенанта было жалко смотреть, но советник не торопился нарушать тишину, стараясь усилить трагичность паузы в разговоре. Наконец, лейтенант заговорил: