Алена выглянула в окно. Снова у подъезда топчется парень, с которым она познакомилась в театральной группе. Удовлетворенная плотоядная улыбка искривила ее губы.
Парня звали Богдан, он работал на студии звукозаписи и в свободное время исполнял обязанности звукорежиссера в камерном театре. Алена с первого взгляда поняла, что она может делать с Богданом все, что угодно. Изображая мнимую холодность, она заставила его настойчиво ухаживать и теперь делала вид, что начинает проявлять интерес к своему кавалеру, который был готов дневать и ночевать под ее окнами.
Это удивляло всех, кто знал Богдана как абсолютно равнодушного к женщинам, рассудительного и умного человека. Тесно связанный с театральной средой, он тем не менее оставался в стороне от актерских тусовок и беспорядочного образа жизни. Дамы пытались привлечь его внимание, но безрезультатно. Ходили слухи о его «нетрадиционной ориентации», но и те стихли.
Богдан оставался недоступным, непонятным и оттого еще более привлекательным мужчиной. Он был хорош собой, ровен и неизменно корректен в поведении, надежен в дружбе, приятен в компании – и только. Близких друзей у него не водилось. В Москве у Богдана, якобы, проживал родной брат. Он приезжал исключительно редко, жил у Богдана в трехкомнатной квартире, которую помог ему купить, любил дорогой коньяк, дорогие сигареты и дорогие произведения искусства. Судя по всему, человеком он был вполне обеспеченным, но необщительным и хмурым. Оба брата придерживались похожих взглядов на жизнь, имели репутацию серьезных мужчин, себе на уме. Женщины их не интересовали.
Тем более удивительным казалось увлечение Богдана Аленой всем, кто его хорошо знал. Такого безрассудства и исступления от него не ожидали. Он буквально не сводил с девушки глаз, готов был предупреждать любое ее желание, идти на любой компромисс.
Об этой пикантной новости шептались за кулисами и в гримерке, на репетициях и даже на сцене. На Богдана бросали пытливые взгляды, которых он не замечал, и делали намеки, которые он игнорировал. Он словно ослеп и оглох, одержимый единственным желанием – завладеть вниманием Алены. То, что для других было обычной бравадой, пустой болтовней и фальшивой игрой, для Богдана неожиданно оказалось подлинной драмой. Истинная страсть разгоралась, словно вселенский пожар, вовлекая в свою орбиту случайных зевак и прочих любопытных. Это взбудоражило нафталинный театральный мирок, гордо именующий себя «богемой», взвинтило нервы, разогнало скуку.
«Эрос всесильный явился и доказал, как смертоносно могут разить его стрелы…»
Сколь ни давно были написаны кровью из сердечных ран подобные строки, как ни изменились чисто внешние декорации жизни, – тайная пружина ее, невидимая, осталась прежней.
Алена, переехав в город, сразу изменилась до неузнаваемости. Вряд ли кто-нибудь из односельчан, случайно повстречав ее на многолюдной улице, узнал бы в стильной, самоуверенной красавице внучку бабы Нади, которая гоняла хворостиной гусей к пруду да грызла семечки на деревенских посиделках. Откуда только взялись изящные манеры, правильная речь, умение поддерживать светскую беседу?
Благодаря деньгам, полученным за «Изгнание из рая», Алена получила возможность учиться в студии при камерном театре. Актриса она была никакая, зато «светская дама» получилась то, что надо. На репетициях режиссер отводил глаза, а партнеры с трудом сдерживали смех, но открыто никто протеста не выражал. Алена же этого не замечала, так как свято верила в свою неземную красоту и природный талант. Она станет звездой, нет никаких сомнений!
Сергея Горского она выбросила из головы, тем паче что он, приехав из деревни, сразу погрузился в дела. Он неохотно отвечал на ее звонки, не предлагал встретиться, а потом и вовсе исчез. Поговаривали, что искусствовед подался в Москву. Алена предпочитала синицу в руке сейчас, вместо журавля в небе неизвестно когда. Ее звездная карьера должна состояться во что бы то ни стало, и для этого все средства хороши. Горский превратился в далекое и померкшее воспоминание.
Алена последний раз посмотрела на себя в зеркало и, довольная, выпорхнула из подъезда. Богдан предложил ей провести вечер у его друзей за городом.
Муж и жена, оба художники, встретили гостей радушно. Развели во дворе костер, жарили мясо, коптили маленьких карасиков, которых мужчины наловили в пруду. Хозяйка внимательно присматривалась к Алене. Она давно знала Богдана, и ей было интересно, кто же наконец покорил это ледяное неприступное сердце.
– Девочка потрясающе красивая, но пустая, – сказала художница мужу, когда он помогал ей заваривать чай. – Богдан долго выбирал и все-таки промахнулся. Она его погубит.
– Ну, я бы не делал таких мрачных прогнозов…
– Погубит, погубит, – убежденно повторила художница. – Вот увидишь. Посмотри на его лицо. На нем лежит печать рока.
Художник добродушно рассмеялся. Он знал, что его супруга любит усматривать во всем знаки всесильного фатума. Почему бы и нет, раз это ее развлекает? А Богдан действительно изменился…
Вечером, вернувшись в залитый огнями город, Алена и Богдан долго целовались в полутемном подъезде, пугая кошек и шокируя пенсионерок, которые выходили прогуляться с собачками.
– Мы с братом однолюбы, – неожиданно заявил Богдан, отстраняясь и глядя девушке в глаза. – У нас может быть только одна женщина на все времена.
Его взгляд стал жестким, на переносице образовалась складка, которая так не нравилась Алене. Она торопливо распрощалась, сославшись на усталость и головную боль.
– Прости, мне завтра рано вставать, – она высвободилась из его объятий.
– Да, конечно. – Богдан проводил ее до квартиры. – Спокойной ночи…
Алена смотрела из окна, как он выходит из подъезда, ловит такси. Когда машина свернула за угол, девушка спустилась вниз, к почтовым ящикам. Ей показалось, там что-то есть. Может быть, письмо от Сергея? При Богдане его доставать не стоило. В ящике между рекламными буклетами она действительно обнаружила письма – целых три. Все они были Сергею Горскому… от Лиды.