Радиоастрономическая обсерватория на Луне. Наша смена. В команде трое. Я – Лунин, начальник вахты и мои коллеги – Селенов и Ночной-Светилов. Мы наблюдаем Вселенную в радиодиапазоне. Всё надеемся уловить радиосигнал искусственного происхождения. Я и Селенов работаем с приборами, а скрупулёзный Ночной-Светилов обрабатывает информацию, полученную в результате наблюдений.
Луна – идеальное место для размещения радиотелескопа. Земной радиофон хоть и досаждал, но не так сильно, как это он делал бы дома. На естественном спутнике мы имели возможность почти беспрепятственно принимать радиосигналы в любом диапазоне, и из любой области звёздного мира. Работалось не хлопотно, и даже приятно, если бы не одна мелочь. Сигналов было море. Самых разных. Но, среди них, ни разу не попался тот сигнал, который мы так ждали! Более того, даже не было намёка на него. И это обстоятельство сильно угнетало.
Системы радиотелескопа развернулись на тусклой лунной равнине во всей своей технической красе. Наблюдать, так наблюдать! Телескоп был настолько чувствителен, настолько продвинут, что смог бы услышать писк комара, жужжащего где-нибудь в районе Марса, если перевести этот писк в радиодиапазон. Он пропускал через себя, каждую секунду, колоссальное количество разных сигналов из открытого космоса…
Хозяйство обсерватории было обширным. Мы постоянно перемещались от одной его точки к другой и следили, чтобы система работала без сбоев и других неприятностей. Казалось, чего переживать? Это, ведь, Луна. Здесь нет, ни пернатых, ни летательных аппаратов, ни диверсантов, наконец. И это хорошо.
Но здесь нет атмосферы. А это уже плохо. Нет атмосферы – нет защиты от мелких метеоритов. Не говоря уже о крупных. Правда, крупные метеориты падают с той же частотой, с какой наступает китайская пасха.
Мелкие метеориты – это другое дело. Здесь, на Луне, каждая пылинка, летящая с космической скоростью, старается, пусть мелко, но навредить. Так, что дел у нас было не впроворот.
Итак, наш навороченный радиотелескоп был заточен на приём сигналов искусственного происхождения. Скорость электромагнитной волны самая высокая на свете. Но расстояние между Луной и звёздами настолько велико, что связь между ними с помощью радиоволн, чем то, напоминает детскую забаву.
Я и мои коллеги, Ночной-Светилов и Селенов, были, до мозга костей, энтузиастами поиска внеземных цивилизаций. Сегодня, наиболее доступным инструментом для этой цели, является радиотелескоп. Однако он, всё же, слабоват для выполнения заявленной миссии. Тут ведь речь идёт о межзвёздных связях, не говоря уже о связях межгалактических. Не та скорость передачи сигнала. Совсем, не та! Она, надо откровенно признаться, уже вчерашний день.
Допустим, мы получили радиосигнал искусственного происхождения с ближайшей к нам звезды, Проксимы Центавра, который летит к нам четыре с лишним года.
– Привет, ребята!
Мы, с великим трепетом в сердце, отвечаем:
– Привет! Как дела?
Через восемь с половиной лет получаем от них ответ:
– Хорошо! А у вас как?
Отвечаем:
– У нас тоже, хорошо!
Ещё через восемь с половиной лет принимаем:
– Мы рады за вас!
А если расстояния между космическими переговорщиками будут измеряться не световыми годами, а сотнями, или, даже, тысячами световых лет, что тогда? Ответ на этот вопрос до сих пор висит в воздухе.
Даже суровые северные парни общаются между собой живее…
Электромагнитная волна, хоть она и считается самой быстрой в природе, для общения между звёздными мирами годится слабо. Это, примерно, то же самое, если между Москвой и Питером будет курсировать пассажирский экспресс со скоростью… улитки.
Здесь нужно нечто сверхсветовое, а лучше мгновенное, как мысль. Жаль, что мысль не материальна и не может переносить информацию. Хотя, кто знает…
Я – мажорный оптимист. Уверен, что наступит тот миг, когда мы, обязательно, вступим в контакт с внеземной цивилизацией и так обогатим, друг друга, что сделаем головокружительный рывок вперёд в развитии своих цивилизаций! Причём, взаимный!
Селенов – оптимист минорный. Он уже будет доволен, как слон, если мы, хотя бы раз в жизни, поймаем сигнал искусственного происхождения. А если ещё удастся его расшифровать, то он будет на седьмом небе от счастья. На большее он не рассчитывает.
А вот Ночной-Светилов себя в ряды оптимистов не определяет. Он, скорее всего, циничный прагматик. В наших бесконечных дискуссиях о внеземных контактах, он участия не принимает, видя в этом занятии мало проку. Этот конченый прагматик, с ухмылочкой, лишь почёсывает за собственным ухом. Точь-в-точь, как центральный персонаж на картине Перова, «Охотники на привале». Для него будет пределом удачи, если получится отделить сигнал искусственного происхождения от естественного «мусора». О расшифровке разумного сигнала речь даже не идёт. Это уже за пределами его мечтаний…
Проверять исправность антенн радиотелескопа я обычно ездил с Селеновым. Ночной-Светилов оставался дома. А домом нашим считалась радиоастрономическая обсерватория. Она включала в себя набор научных, жилых и вспомогательных пространств. Всё это хозяйство было надёжно упрятано под толстым слоем лунного грунта. Он служил дополнительной изоляцией, сводящей на нет воздействие наружной температуры, излучения и мелких метеоритов. Вход в наше подлунное укрытие был выполнен в виде полусферы, с сенсорным запорным механизмом. Рядом с входом размещался ангар для средств передвижения и других технических устройств.
Наш коллега оставался дома не потому, что он хотел этого. А потому, что того требовала инструкция. В обсерватории должен оставаться хотя бы один человек, чтобы следить за хозяйством. Уж слишком оно сложное и капризное. А он был среди нас самый дисциплинированный и в очках. Традиция не была нарушена и на этот раз.
Мы катили на луноходе по хорошо известному маршруту. Я вёл машину осторожно. Старался, чтобы её не сильно било на ухабах и неровностях. Берёг её ходовую часть. Машина, конечно, была надёжной. Но иногда, всё же, она ломалась. Здесь уже ничего не поделаешь. Все машины ломаются, потому что они из железа.
Мы двигались и тоскливо взирали на пепельно-серый, застывший ландшафт. Перед нами разворачивалась странная, непривычная для земного глаза, панорама.
Я, зевая, лениво заметил:
– Селенов, не правда ли забавно, что все предметы лунного ландшафта одинаково контрастны. И на переднем плане, и у самого горизонта.
Селенов со мной согласился:
– Действительно, забавно. Сколько раз смотрю, столько раз удивляюсь.
И тут мы, неожиданно, заговорили о живописи. На мысль о ней натолкнули виды безвоздушной среды. Селенов улыбнулся сквозь забрало гермошлёма.
– Молодцы художники Прото- и Раннего Ренессанса! Я восхищён ими. На Луне не были, но натуру без воздуха передавали отменно.
Мечтательно прищурил глаза.
– Особенно показательна в этом отношении картина художника Беноццо Гоццоли «Поклонение волхвов». Картина, в композиционном отношении, сложная, многофигурная. Изобилует подробностями. Каждая деталь написана тщательно, почти ювелирно. Изображение многоцветно. Причём, цвета сочетаются они друг с другом довольно гармонично. Уже хорошо чувствуется линейная перспектива.
Улыбнулся.
– Но у этого шедевра живописи есть маленький недостаток. С точки зрения современного человека, разумеется.
– Какой?
– На этой картине все детали прописаны одинаково контрастно, что на переднем плане, что в глубине её. Такое ощущение, что там отсутствует воздух. Или он есть, но абсолютно прозрачен.
Я, с лёгкой иронией, заметил ему в ответ.
– Всё правильно: они тогда ещё не умели изображать его.
Меня тоже потянуло в изобразительно искусство:
– Позже, Леонардо и Рафаэль, с лихвой, исправили этот недостаток.
Селенов шутливо возразил:
– Леонардо и Рафаэль? Подумаешь! Это у них всё от бедности воображения. Они гениально изображали то, что видели. А представить мир без воздуха и показать его на картине, это ещё как надо суметь!
И уже серьёзным тоном завершил свою мысль:
– Конечно же, я согласен с тобой. Мастерское использование ими эффектов воздушной перспективы – это выдающееся достижение в живописи!
Я дополнил его:
– Особенно показательна в этом отношении «Мона Лиза» Леонардо. Женщина запечатлена на фоне романтического пейзажа, где гениально изображена воздушная перспектива.
Мои губы невольно растянулись в улыбке.
– У него там избыток того самого воздуха, которого так не хватает в картине Беноццо Гоццоли!
Некоторое время помолчали, глядя на, навечно застывший, ландшафт ночного светила. Одни фракталы. Бесконечные холмики, да бугорки. Ничего интересного. И тут мой блуждающий взгляд наткнулся ещё на одно природное образование. Оно отдалённо напоминало, не то конус, не то пирамиду. Фрактал заинтриговал меня подозрительной правильностью своей формы. Я свернул с магистрального пути.
Селенов удивился.
– Ты куда?
Я указал рукой на странную форму.
– Видишь остроконечный фрактал?
– Ну и что?
Я улыбнулся.
– Он какой-то подозрительный. Давай подъедем к нему поближе?
Селенов нехотя согласился.
– Ладно, валяй.
Подъехали и не пожалели об этом. Вблизи странный фрактал выглядел, как невысокая, пятигранная пирамида. Материал, из которого она была сработана, явно отличался от лунных камней.
У Селенова загорелись глаза.
– Лунин, даю голову на отсечение, что это искусственная форма!
Я, тоже, ощутил необыкновенное воодушевление.
– Вот так новость! Вот так открытие! Ночной-Светилов, когда узнает, то потеряет дар речи!
– Интересно, кто её поставил?
Его вопрос поставил меня в тупик.
– Понятия не имею…
Селенов во все глаза смотрел на чеканную геометрическую форму, непонятно откуда взявшуюся в оцепенелом лунном ландшафте.
– Странно… как странно…
Я высказал предположение:
– Возможно, её установили наши строители, когда сооружали обсерваторию. Ведь больше некому.
Селенов удивлённо глянул в мою сторону и задал резонный вопрос:
– Зачем?
Если бы было можно добраться до собственного затылка, то я бы его задумчиво почесал.
– Кто их знает. Вероятно, это какой-то геодезический знак.
Селенов продолжал досаждать вопросами:
– Для чего они его здесь установили?
– Это вопрос к строителям обсерватории. Думаю, для привязки на местности. Хотя не понимаю, зачем это им нужно.
Мой собеседник не унимался.
– Тогда почему вокруг этого странного сооружения не видно следов его монтажа? Лунная поверхность совершенно не нарушена. Так в жизни не бывает.
Я присмотрелся к окрестностям пирамиды.
– Действительно, вокруг этой штуковины никто не топтался. Ничего не понимаю…
– Что ты думаешь по этому поводу?
Я предположил:
– По-видимому, её аккуратно опустили сверху.
Селенов иронично усмехнулся.
– С помощью вертолёта?
Иронию Селенова можно было понять. Эту форму, конечно, легко смонтировать с помощью вертолёта. Но беда в том, что на Луне отсутствует воздух. Лопастям винтокрылой машины не за что цепляться. А ракетную технику использовать для этой цели глупо. Это всё равно, что стрелять из пушки по воробьям.
Я начал фантазировать.
– Следов не видно потому, что эта форма, вероятно, была установлена телескопическими манипуляторами.
Селенов недоверчиво прищурил глаза.
– Манипуляторами, говоришь?
Я неуверенно подтвердил свою, не очень убедительную, версию:
– Да. С очень длинной стрелой вылета.
Мой визави покачал головой.
– Что-то сомневаюсь я. Зачем такие сложности, если можно было поступить гораздо проще. Подвезти её и поставить на место. Вот и всё. Больше ничего изобретать не надо.
Я раздражённо отреагировал:
– Если это работа не наших строителей, тогда чья?
Селенов напряжённо наморщил лоб.
– Вот это самое главное: узнать – чья это работа…
Я попытался отшутиться и ткнул пальцем в звёздное небо:
– Тогда остаётся предположить, что эту пирамидку смонтировали здесь гости оттуда.
Он саркастично усмехнулся.
– А с какой целью?
Я съязвил:
– Чтобы произвести геодезическую съёмку поверхности Луны. Для составления её подробной карты.
Селенов проворчал:
– Перестань ёрничать…
И тут меня осенило: а вдруг эту пирамиду, действительно, сработали те, кто прилетел со звёзд?
Я повернулся к своему другу.
– Послушай, Селенов, в этой истории, однозначно, что-то не чисто. Версия со строителями, в самом деле, сомнительна. Она работает с трудом. Они не могли не оставить следов. В какую сторону не крути, а пазлы не сходятся.
Моя сентенция озадачила Селенова.
Он задумчиво произнёс:
– Лунин, ты здесь прав. История и впрямь тёмная. С ней надо разбираться серьёзно…
Выступил с предложением:
– Давай спешимся и подойдём к этой пирамиде поближе. Поглядим, потрогаем её руками.
Я сделал встречное предложение:
– Давай. Но сначала, объедем эту штуковину вокруг. Рассмотрим её, как следует, издали. А уже после этого познакомимся с ней накоротке. Идёт?
Селенов согласился со мной:
– Валяй!
Я тронулся с места. Мы стали медленно двигаться вокруг странной формы, любуясь чеканной красотой её граней. Неожиданно, луноход тряхнуло, и он завалился набок…