У других групп были фронтмены, то есть любимчика выбирали за вас. В те годы никто не сказал бы, что любит Хэнка Марвина больше Клиффа Ричарда[3] или Майка Смита – больше, чем Дейва Кларка[4].
То ли дело «Битлз» – выбирай не хочу, а уж выбор покажет, кто вы есть. Кэролин Си[5], поклонница из Америки, считала, что «Пол – для тех, кто предпочитает андрогинную красоту; Джон – для ценителей интеллекта и остроумия; Джордж обладал чем-то неописуемым, что позднее определят как духовность; а Ринго был святым покровителем неудачников».
Линда Грант[6] из Ливерпуля в двенадцать лет запала на Ринго, хотя «сама себе не могла объяснить свой выбор». В школе, вспоминает она, с ней училась «одна паинька, которой нравился Пол. Джордж был вроде никакой, а Джон казался недоступным, слишком пугающим».
Ринго был битлом для девочек без амбиций. Выбираешь его, значит склонна к реализму. То есть других уже разобрали, но можно еще попытать крохотный шанс с барабанщиком. «Когда меня спрашивали, кто мне нравится, я отвечала: „О, мне – Ринго“, – вспоминает Фран Лебовиц[7], выросшая в Нью-Джерси. – В Ринго Старре мне нравилась, да и сейчас нравится, личность. Конечно, любимцем девочек у нас в школе он не был, с большим отрывом уступал Полу Маккартни, битлу-красавчику. Так что выбор Ринго Старра наверняка был обусловлен чувством противоречия».
В 1963 году шестнадцатилетняя Хелен Шапиро[8] была признанной звездой, и на ее гастролях «Битлз» выступали на разогреве. Однако же, как и у любой девчонки, у нее имелся свой любимый битл. «Джон был уже женат, хотя тогда об этом еще не знали, так что я, вместе с тысячами других девчонок, была в него влюблена… Джордж казался самым серьезным. Время от времени он делился планами на будущее, что сделает, когда разбогатеет, и выспрашивал у меня о финансовой стороне дела. Помощи от меня, правда, было мало. Деньги меня по-прежнему не интересовали. Пол высказывался за всех их, а Ринго молчал».
Патти Бойд[9] познакомилась с «Битлз», когда ее выбрали на роль одной из школьниц в фильме «А Hard Day’s Night»[10]. «На первый взгляд, Джон казался самым циничным и наглым, а Ринго – самым милым. Пол был симпатягой, а Джордж – самым красивым парнем, какого я встречала: бархатисто-карие глаза и темно-каштановые волосы». Но Патти не просто увлеклась Джорджем, как миллионы прочих поклонниц, а добилась куда большего. Читатель, она вышла за него замуж!
Битлы были на любой вкус. Фанаты, выбирая того или иного, выражали себя. Каждый из битлов воплощал одну из стихий: Джон – огонь, Пол – воду, Джордж – воздух, Ринго – землю. Даже друзья для их описаний выбирали основные краски, подчеркивая контраст характеров, будто в каком-нибудь анекдоте, мол, встретились как-то англичанин, валлиец, ирландец и шотландец… Кэролин Си отмечала, как в «A Hard Day’s Night» они показали свои типажи: «Пол вышел милашкой, Джон острословом, Джордж был задумчивым, а Ринго валял дурака».
Актер Виктор Спинетти[11] рассказывал об одном случае. Тогда в Зальцбурге, на съемках фильма «Help!»[12], он свалился с гриппом. «В номере отеля меня навестили битлы. Первым явился Джордж Харрисон. Постучался, вошел и сказал: „Я взобью тебе подушки. Должен же кто-то взбивать больному подушки“. Он взбил мне подушки – и был таков. После него пришел Джон Леннон и давай маршировать туда-сюда по комнате, выкрикивая: „Sieg heil, Schweinhund![13] К тебе идут врачи. Будут ставить на тебе опыты. Sieg heil! Heil Hitler!“. Потом был Ринго. Он сел у моей кровати и, взяв меню из гостиничного ресторана, стал, как ребеночку, читать: „Жили-были три медведя. Мама-медведица, Папа-медведь и Мишка-малышка“. Когда он ушел, Пол приоткрыл дверь и спросил в щелку: „Это заразно?“ Я сказал: „Да“. Пол закрыл дверь, и больше я его не видел». Прагматичный Пол остался верен себе, сообразив, что если он или кто-то еще подхватит грипп, то съемки встанут.
Работавший с Брайаном Эпстайном Алистер Тейлор заметил, насколько по-разному битлы относятся к деньгам. «Брайан каждый месяц вручал ребятам банковские выписки – все аккуратненько, постатейно, в плотных белых конвертах. Принимали их битлы кто как. Джон комкал и совал в карман, Джордж еще мог взглянуть на бумаги. Ринго же явно в них не разбирался и поэтому не тратил времени, пытаясь понять. А вот Пол осторожно вскрывал конверт, садился в углу кабинета и часами скрупулезно изучал цифры».
С возрастом разница в характерах стала заметнее. Как будто битлы строили рожицы, кто во что горазд, а потом каким-то волшебством так и остались каждый со своей. Когда их спросили, кого из знаменитостей поместить на конверт «Sergeant Pepper»[14], Джордж предложил индийских гуру, а Пол – различных деятелей искусства, от Штокхаузена до Фреда Астера. Кандидатуры Джона зловеще выбивались из общей картины: маркиз де Сад, Эдгар Аллан По, Иисус, Гитлер. Ринго просто заранее согласился с выбором других.
Конечно, группа вращалась вокруг полярных фигур Пола и Джона. Звукорежиссер Джефф Эмерик наблюдал за ними во время работы: «Таких разных людей надо было еще поискать. Организованный и дотошный Пол всюду носил с собой блокнот, в который убористым почерком методично заносил аккорды и тексты песен. Безалаберный Джон записывал мысли на клочках бумаги, какие только под руку подвернутся. Пол был прирожденным оратором; Джон едва умел формулировать мысли. Пол был дипломатом; Джон – агитатором. Пол говорил учтиво и стремился к безукоризненной вежливости; Джон был горлопаном и не гнушался грубостей. Пол готов был часами шлифовать одну партию, а нетерпеливый Джон спешил перейти к следующей. Пол точно знал, чего хочет, и частенько обижался на критику, а толстокожий Джон был всегда открыт чужому мнению».
Джон был нервным, требовательным и желчным; Пол – мягким, располагающим к себе и уступчивым, однако некоторым за этой ширмой обаяния виделась расчетливость, если не сказать корысть. Тони Барроу, пресс-атташе «Битлз», считал, что «самым отчаянным спорщиком, особенно в конфликтах с Эпстайном, был Джон, однако на амбразуру его толкал именно Пол. Сам он вступал под конец, договариваться. Порой Джон доводил Брайана до слез, а дипломатичный Пол, добиваясь своего, действовал мягко. Джон не так больно кусал, как громко лаял. Криками он маскировал свою низкую самооценку… Пол сулил людям золотые горы: билеты, подарки, – а выполнять эти обещания поручал людям вроде меня. Выставляя себя благодетелем, он был щедр на обещания, но скуп на дела. Обаятельный, прямо подарок в плане пиара, мастер создать себе имидж, он до мозга костей был и остается подлинным шоуменом. Живет обожанием публики».
Обладатель по-юношески наивного лица, Пол был дотошен, боек, дипломатичен, энергичен, гармоничен, вкрадчив, оптимистичен, общителен, задорен, сентиментален, заботлив. Джон – угловат, склочен, неряшлив, капризен, упрям, ленив, противоречив, раздражителен, язвителен, пессимистичен, эгоистичен, угрюм, замкнут, суров. Пол считал, что заслуживает всеобщей любви, а Джон – что ничьей любви не заслуживает.
Однажды Пол попытался объяснить, как они дошли до жизни такой: «Воспитание, нестабильность в семье вынуждали Джона проявлять твердость, остроумие, всегда быть начеку и отвечать шпильками. Я же рос в комфортных условиях, в окружении родных и друзей, воспитывался в типичных северных традициях – тебе вечно готовы подлить чайку и зовут „душенькой“, – поэтому с общением у меня проблем нет. Я могу успокоить, разговорить, полюбезничать. Вообще, я люблю любезничать… Душевных травм мне никто не причинял, а вот Джону, который рос без отца, постоянно приходилось слышать: „Где же твой папаша, ублюдок?“ У его матери был сожитель, а тогда это называлось „жить во грехе“. Еще одно больное место Джона. Он постоянно ощущал себя под ударом, и это формировало его характер… Так что тараканы у него в голове будь здоров, еще с детства».
Особенная сила музыки битлов, ее магия и красота, заключается в переплетении этих противоположностей. Прочие группы были громкими или глубокомысленными, прогрессивными или традиционными, трагичными или жизнерадостными, с уклоном в фолк, романтику или агрессию. Но стоит услышать альбом «Битлз», как понимаешь, что в нем вся человеческая жизнь. Как говорил Джон – когда они с Полом сочиняли вместе, – Пол «вкладывал в песню легкость и оптимизм, а я всегда привносил грустинку, диссонанс, оттенки блюза». Именно тонко сбалансированное натяжение такого вот тянитолкая и делало их величайшие мелодии такими выразительными, универсальными и одновременно специфичными.
Уже подростками они целенаправленно подходили к написанию песен. Пол прогуливал уроки в школе, а Джон присоединялся к нему в доме Маккартни на Фортлин-роуд. Пол открывал школьную тетрадку в синюю линейку и на чистом листе писал: «Новое оригинальное произведение Леннона – Маккартни», и вместе они тут же принимались сочинять новый текст. Оглядываясь назад, Пол не смог припомнить ни одного бесплодного дня. «Мы ни разу не посидели впустую… За все те годы мы ни разу не разошлись после встречи со словами: „Не пишется, и хрен с ним“».
Бывало, что вклад каждого из них в одну и ту же песню выделялся так остро, что казалось, будто они изображают собственные карикатуры. Пол придумывает: «We can work it out» («Мы еще можем все поправить»), и тут же Джон подрезает его: «Life is very short» («Жизнь очень коротка»)[15]. Пол поет: «It’s getting better» («Дела налаживаются»), а Джон встревает: «Can’t get much worse» («Хуже быть не может»)[16]. В песне «A Day in the Life»[17] кому, как не Джону, одержимому чтением газет, полагается смеяться над новостью о человеке, которому в машине вышибло мозги; и кому, как не бесшабашному Полу, – просыпаться утром и, выскочив из кровати, проводить гребнем по волосам.
Во многих других песнях легкие мелодии, а стихи – мрачные или же музыка тягостная, а стихи – светлые. В словах к «Help!»[18], «Run for Your Life»[19], «Misery»[20] и «Maxwell’s Silver Hammer»[21] так и сквозит депрессия и психоз, но положены они на бойкий мотив. Сольные произведения, когда соавторы-соперники не перетягивают канат, лишены этого измерения инаковости; Джон раз за разом впадает в жалость к себе, а Пол фантазирует[22].
Время шло, их сотрудничество сходило на нет, и все чаще они сочиняли песни порознь. Однако взаимный дух соперничества их не оставил и вел дальше; каждый искал одобрения другого. «Они были идеальной парой, – писал критик Иэн Макдональд[23]. – Они смеялись над одним и тем же, думали с одинаковой скоростью, уважали талант друг друга и знали, что их негласное стремление превзойти и удивить друг друга было ключевым для поддержания жизни в их музыке».