1 июля, 9:45. Психоневрологический институт им. Бехтерева. Улица Бехтерева
– Как-то мы не догадались, что пока доктора не проведут пятиминутки и прочие необходимые процедуры, то разговаривать с нами не будут, – пробурчал Старцев.
– Пятиминутку, – усмехнулся Алексей Васильевич. – Мы уже пятьдесят одну минуту ожидаем.
– Интересно, что скажет доктор, если ты ему сообщишь, что считаешь минуты?
– Не-не-не… Со здешним добрым доктором мои состояния обсуждать не надо.
Мужчины переглянулись, пытаясь отреагировать на шутку. Получилось как-то невесело. И очень нервно.
На самом деле коридор как коридор, больница как больница. Всё чистенькое, в персиковых тонах, на стенах – весёлые постеры с цветами. Преувеличенно важные медсёстры, спешащие по делам, но думающие о чём-то своём.
У Старцева здесь как-то странно холодел затылок, словно что-то ужасное, то, чего он всю жизнь панически боялся, осторожно поглаживало его голову.
– Давно ждёте, молодые люди? – Егору Ивановичу не показалось – на этот профессионально-мягкий голос дёрнулся не только он, но и следователь.
– Мы по поводу Маргариты Николаевны Ивлевой, женщины, которая к вам вчера поступила.
– Поступила, – кивнул психиатр.
– Когда мы сможем с ней побеседовать?
– Побеседовать. – Доктор грустно усмехнулся. – Пока у неё ступор. Утрата речи, обездвиженность. Мышечный тонус повышенный. Она попросту безразлична ко всему.
– Травмы? – спросил Алексей Васильевич.
– Нет. Этого нет. Ни травм головного мозга, ни ещё каких-либо повреждений на теле не зафиксировано. Анализы крови – чистые. Где бы она ни была, препаратов никаких не получала.
– И что с ней? – нахмурился Старцев.
– По всей вероятности, острый реактивный психоз. Какая-то психическая травма дала его. На лекарственные средства организм не откликается – вот что плохо. Так что насчёт «поговорить»… Не знаю.
– Могу я взглянуть на неё? – Егор Иванович был уверен, что несчастную утаскивали в иной мир, но по тому, как описывал врач состояние пострадавшей, воздействие было слишком сильным.
– А на каком основании, молодой человек? – строго смотрел на него лечащий врач.
– У нас есть ещё одна похищенная, – ответил за него Алексей Васильевич, показывая удостоверение.
– Я просто взгляну, и всё, – примирительно сказал доктору Старцев.
– Как вам будет угодно, – скептически отозвал психиатр. – Пойдёмте со мной.
1 июля, 17:06. Петровская набережная. Недалеко от дома третьей жертвы
Выйдя из дома скорби, Старцев сначала доехал до стрелки Васильевского острова, припарковал мотоцикл. И отправился блуждать по городу в надежде, что перпендикуляры улиц, гранит набережных, ленивое течение Невы и серое небо Санкт-Петербурга подскажут ему ответ на вопрос: что всё-таки происходит в городе?
Он шёл неторопливо. Всматриваясь, вслушиваясь, внюхиваясь в окружающую его действительность.
Похищенные женщины, которых утащило в иной мир. Женщины без толики дара – по крайней мере, те две, которых вернули. Женщины с выбранной жизненной силой – её, насколько он мог судить, забрали нарочно. Обычно посещение иного мира действует хоть и угнетающе на психику человека, но не так разрушительно, как он наблюдал во втором случае.
А вот интересно, почему юная особа – как её там, Виктория, – так легко перенесла потерю жизненной силы? То ли надо было и второй водки дать выпить, то ли… Нужно посмотреть повнимательнее на девочку. Может, отдав свою жизненную силу, она получила что-то взамен?
Он прошёл от места первого похищения на набережной Фонтанки до набережной Лейтенанта Шмидта. Ещё раз осмотрел парковку. Вздохнул. И отправился к Петровской набережной – к дому третьей похищенной.
Рядом вода. Во всех случаях рядом вода. Если бы их утаскивала какая-нибудь водная нечисть, то женщины должны были бы быть совсем у воды. Да и находили бы их утопленными. Черт-черт, не слушай!
Но вода – это не только среда обитания всякой живности, благожелательно и не очень расположенной к человеку. Вода – это проводник магии. Наиболее устойчивый в нашем мире.