1717 год, лето
Генерал-губернатор новой столицы Российской Империи – Санкт-Петербурга – был в смутном, тревожном состоянии.
Наверное, Александр Данилович Меншиков слишком долго оставался на одном месте. Да ещё и в каком! В столице! Вот странствовать с Петром по Европе, бешено носиться на коне на поле боя, первым взобраться по лестнице в захваченную крепость… Это да. Говорить одно, думать уже про другое, нестись куда-то на край света за третьим… Вот это жизнь. А тут?!
Генерал-губернатор тяжело вздохнул и, чуть натянув поводья, остановил послушного коня.
Ночь никак не наступала. Красноватое солнце почему-то злобно поглядывало на безумцев, решивших строить здесь город. Меншиков вспоминал, что раньше он не чувствовал в этих местах такого противоборства человеческой воле. Или ему казалось от усталости, или раньше эти места относились к людям по-другому: с любопытством, но без злобы.
Что же изменилось?
Вот уже два года он безвылазно сидел в Санкт-Петербурге и следил за тем, чтоб город всё-таки строили. Это, конечно, выгоднее – что ни говори. Но он поближе познакомился с тем местом, где Петру пришло в голову строить его «парадиз». Кстати, даже он, Меншиков, не знал, почему именно здесь. Почему на этих островах, окружённых болотами да вырубками векового леса.
Вообще, когда царь велел: «Граду быть», и потом, когда они чуть больше десяти лет бывали тут наездами, никто из приближённых – да и сам повелитель – не понимал толком, что это за место.
Что-то он отъехал достаточно далеко от обжитой и местами каменной части города. Вокруг него были землянки и шалаши пригнанных на работы. Мужики спали вповалку, нарубив лапника. А кое-где ещё догорали костры.
– …чего ж хотели? – вдруг слух Александра Данилыча потревожил чей-то голос. Кому-то тоже не спалось. – Это ж надо, дотумкали… Русалку ловить. Вот водяной и озлился!
– Ой, Прошка! Всё бы тебе врать-то!
– Не любо – не слушай, – откликнулся тот самый жизнерадостный голос, который был так неуместен среди каторжных.
– Сказывай дальше, – прохрипел сиплый.
– Известное дело: русалки – они не злые. Любопытные – страх какие. Но не злые.
– Во брешет! А как же мужики дохнут от русальей щекотки?
– Так то ж с озорства.
– Хорошо озорство!
– А ты не лазь ночью подле воды. А если уж припёрло – так гребень с собой возьми. Русалка будет косы чесать, а ты и уйдёшь подобру-поздорову.
– А нынче что же в городе деется?
– Озлили их. Порядочно озлили. Слыхивал – мужики сказывали, что русалку в бочке привезли с моря. Русалка та особая, с хвостом. Дева морская – не чета нашим, речным, что с ногами. Отловили, дескать, царя-батюшку порадовать. Больно охоч он до диковинок.
– Болтали.
– Во! А русалка та издохла.
– Так ты, морда каторжная, мнишь, что из-за сказок твоих новики – парни молодые да здоровые – в Неву кидаются? Да так, что ещё ни одного живым не вытащили? – Над костром из тумана появился всадник.
Мужики вскочили да истово закрестились. Потом, увидев человека в треугольной шляпе с перьями, в немецкой дорогой одежде, закланялись.
– Ты прости нас, господин, за сказки неразумные, – обратился к нему самый старый.
– Прошка – кто? – жёстко спросил Меншиков.
Повисло короткое молчание. Потом один из мужиков, совсем молодой парень, шагнул вперёд.
– И что прикажешь с бедствием делать?
Парень помолчал. Потом, решившись, поднял на генерал-губернатора глаза – наглые, отчаянные, весёлые – и чётко произнёс:
– К водяному на поклон идти.
– Давайте вернёмся к похищенной женщине. Я знаю, что это похищение и что оно связано с иным миром. Я это почувствовал, – вмешался Егор Иванович. – Анфиса Витольдовна, кто мог заинтересоваться женщиной 1986 года рождения? Зовут Нина Александровна Немцова. Родилась двадцать первого марта. Ребёнку три месяца.
– Не знаем, – переглянувшись с Михаилом Ефремовичем, ответила Анфиса Витольдовна. – На мой взгляд, если бы похищали для ритуала – то младенца. Но на такие зверства – именно в плане магии – мы уже сто лет не натыкались.
– Если бы вылезла водяниха – это вполне могло произойти, Нева близко совсем, и как раз белые ночи, – то утащила бы молодого человека. Женщины её не интересуют.
– Может, это продвинутая водяниха. Современная, – задумчиво проговорил Михаил Ефремович.
Анфиса Витольдовна посмотрела на него недоумённо, Старцев хмыкнул – видимо, общение с интернетом, который под руководством Борьки осваивал пожилой сотрудник, не прошло бесследно. И Михаил Ефремович покраснел.
– А если это всё-таки ведьмы? – сменил тему Егор Иванович.
– Возможно и такое, – опять переглянувшись с коллегой, осторожно ответила Анфиса Витольдовна – про нелюбовь нынешнего начальника отдела охраны музеев к уважаемому сословию ведьм знали все, – однако…
– Надо смотреть по дате рождения пропавшей, кому и для какого ритуала она могла понадобиться, – добавил Михаил Ефремович. – И тогда поймём, кто её похитил. Я этим займусь.
– И пройтись по двору, откуда похитили жертву, посмотреть. Я, пожалуй, съезжу, – отозвалась Анфиса Витольдовна.
– И с ведьмами поговорить. Наверняка кто-то из них, – решительно подытожил начальник. – Да, а что у нас с плановыми мероприятиями?
– Праздник выпускников «Алые паруса» – пережили, – отозвался Николай Ефремович. – Летнее солнцестояние двадцать второго июня – пережили. К началу русальей недели – подготовились.
– Вот только со дня на день открывается выставка-продажа «Африка – экзотика и реальность». Экспонаты будут из частных коллекций. И надо бы посмотреть ещё на таможне, что они там привезут.
– Да… – согласился Егор Иванович, – африканские артефакты с их непонятной магией, да помноженные на Петербург с его энергетикой – эффект может быть самый феерический!
– Надо смотреть и защиту ставить! А кто поедет?
– Я попрошу Екатерину Юрьевну нам помочь – она как раз в экзотических экспонатах хорошо разбирается.
Анфиса Витольдовна посмотрела на начальника жалостливо – Екатериной Юрьевной звалась бывшая супруга Егора Ивановича. Ещё недавно сотрудница их отдела охраны музеев, она переехала в Москву и ныне являлась ведущим таможенным арт-экспертом.
– А может…
Но тут раздался телефонный звонок. Это был Алексей Васильевич – следователь. Он нашёл похожие случаи.