– Капитан Арсентьев!
Эти слова принадлежали молодому человеку двадцати девяти лет. Он обладал высоким ростом, атлетическим сложением и красивым лицом. Светлые волосы были коротко острижены. Недорогой, серый костюм. На ногах блестящие чёрные туфли. Капитан своим внешним видом больше напоминал телеведущего, нежели следователя, коим он и являлся на самом деле. Все эти детали намётанным взглядом отметил для себя охранник, рассматривая удостоверение, которое ему вручили.
Рядом стоял ещё один охранник. Бросались в глаза бронежилеты и рукоятки пистолетов, торчащие из кобуры. В то время как его напарник рассматривал удостоверение, он смотрел на следователя с некоторой настороженностью.
После короткого осмотра, раздался голос, в котором прозвучала отчётливая ирония:
– Майор Арсентьев. Наверное?
– Конечно, – слегка сконфузившись, ответил следователь, забирая обратно своё удостоверение. – Я только вчера получил звание, и…
– Вам прямо! Выйдите во двор. Справа четырёхэтажное здание. Это и есть следственный корпус. Не ошибётесь. В Лефортово он один. Второй этаж. Там вам всё покажут.
Охранники открыли железную дверь и посторонились, пропуская следователя. Слегка замешкавшись, майор Арсентьев всё же миновал дверь и торопливо направился вперёд по коридору, окружённому с двух сторон окнами с глухими решётками. Он переложил чёрный портфель из левой руки в правую, для того чтобы спрятать удостоверение во внутреннем кармане пиджака.
Глядя ему вслед, один из охранников негромко проронил:
– И кто его взял на службу? Ему бы задницей крутить…конченый тупица. Это же без очков видно.
Благо, сам новоиспечённый майор не слышал этих слов. Маленькое происшествие с охраной лишь слегка омрачило его радость, но никак не испортило приподнятого настроения. По большому счёту, здесь, в Лефортово, любой мог почувствовать определённые неудобства. Само место внушало некоторую робость, не говоря уже о многочисленных пунктах охраны и тщательных досмотрах. Похоже, охрана тюрьмы ни для кого не делала исключений. На радость Арсентьева, больше никаких неприятностей не случилось. В здание следственного корпуса его встретили и проводили в одно из помещений. Там его оставили одного.
– Не так плохо, – заметил самому себе Арсентьев, осматривая комнату. Четыре метра в длину и три в ширину. Небольшое окно с внешней стороны стены. Зарешечённое, как и всё, что могло иметь выход наружу. Стол. Два стула. Полиэтиленовая бутылка с водой и два одноразовых стакана на столе. Вот и всё, что здесь имелось. Пить воду Арсентьев не стал, но пиджак снял и повесил на спинку стула. Разговор предстоял очень долгий. По этой причине, он должен всё время чувствовать себя бодрым.
Он положил портфель на стол и стал вытаскивать оттуда бумаги. Он всё ещё занимался раскладыванием папок с документами, когда два охранника ввели в комнату арестанта. Не снимая с него наручников, они усадили его на стул и ушли. Арсентьев убрал портфель под стол, занял место следователя и, подтянув к себе стопку папок, коротко представился:
– Майор Арсентьев. Я буду вести следствие по вашему делу.
В ответ молчание. Арсентьев устремил пристальный взгляд на арестанта. Сразу бросились в глаза серебристые виски и глубокий шрам на шее, который уходил куда-то под воротник рубашки. Невозмутимое лицо. Глаза…абсолютно ничего не выражали. Вообще ничего. Пустота. Он смотрел на Арсентьева, но так, словно его вообще здесь не было. В эти мгновения Арсентьев вспомнил напутственные слова генерала Сивакова. Тот положил ему руку на плечо и сказал: «Я верю в твои способности, Пётр. Ты справишься с этим делом». Это короткое воспоминание, наполнило его гордостью. Он почувствовал новый прилив сил. «Сейчас мы расколем этого тихого человечка», – подумал он, и не глядя в папку, с уверенностью, заговорил:
– Воеводин. Андрей Николаевич. 57 лет. Бывший полковник. Служил в КГБ СССР, затем в Службе Внешней Разведки России. Семь наград. Остаётся поражаться, как такого человека удалось завербовать ЦРУ?! – Арсентьев, неспроста задал этот вопрос. Он хотел сходу смутить арестанта, согнать это непоколебимое спокойствие с его лица. И, по всей видимости, ему это удалось сделать. Арестант, заёрзал на месте и начал крутить головой из стороны в сторону. Эти действия продлились меньше минуты. Сразу после этого, Арсеньев, получил то, на что так надеялся – арестант заговорил:
– Не более 30 лет. Только что окончил школу внешней разведки, и был сразу же переведён в отдел оперативной разработки. Очень любит родителей, жены нет, девушки тоже, скорее всего, нет. Преданно служит своей Родине и мечтает прославиться. Моё дело считает вполне заурядным и полагает, что сумеет добиться положительного результата. Если коротко, – пояснил арестант глядя на Арсентьева с откровенной иронией. Тот был слегка озадачен проницательностью арестанта, но вида не показал.
– Вам не удастся меня смутить, господин бывший полковник, – с той же иронией ответил ему Арсентьев, – меня вообще трудно смутить. И уж если вы понимаете, что я люблю свою Родину, так должны отдавать себе отчёт и в том, как именно я отношусь к людям, которые её предают. Или вы станете отрицать свою связь с господином Бреноном? – в упор спросил Арсентьев и, не сводя жёсткого взгляда с арестанта, продолжил: – Господин Бренон, служащий посольства США, который является агентом ЦРУ и работает там под прикрытием. Вы передавали ему информацию о военных технологиях составляющих государственную тайну России. Отпираться бессмысленно. У нас есть фото и видео материалы. И ещё, я бы вам не советовал отпираться. Только сотрудничая со следствием, вы можете смягчить свою вину…что? Что вас рассмешило? – Арсеньев нахмурился и с откровенным раздражением наблюдал за весельем арестанта. Тот смеялся, запрокинув голову, а затем несколько раз подряд повторил одно и то же предложение:
– «Вы можете смягчить свою вину…»
– Не понимаю, что вы нашли смешного в этих словах? – резче, чем хотелось бы ему самому, спросил Арсентьев.
– Спокойнее, майор, – миролюбиво ответил арестант. И не только. Он добродушно улыбнулся, чего Арсентьев никак не ожидал. Как не ожидал услышать и того, чего вскоре скажет арестант.
– Давайте заключим сделку, майор!
– О чём именно идёт речь?
– Я отвечу на любой вопрос, который вы мне зададите, но при одном условии. Прежде, вы сами ответите на два вопроса, которые я вам задам. Только честно. Идёт?
Арсентьев, незаметно усмехнулся. Он не ожидал, что арестант так легко уступит. А вопросы…что он мог у него спросить? Как идёт следствие? Как ему выбраться из этой ситуации? Но это же вопросы, а не обещание помощи.
– Идёт! Задавайте! – Арсентьев, откинулся на спинку кресла, скрестил руки и устремил на арестанта выжидательный взгляд. Тот не заставил себя ждать:
– Вот ситуация. Молодой следователь, по сути, сопляк, переходит на службу в отдел внешней разведки. И ему тут же, сразу же поручают дело об измене Родине. При этом ему не сообщают, что человека, которого он идёт допрашивать, попросту невозможно расколоть.
– И почему же? – спросил Арсентьев, но заметив недовольство на лице арестанта, добавил: – в виде исключения, можете ответить на этот вопрос?
– Тридцать четыре года службы в разведке. Каждый день из этих лет мог бы закончиться моей смертью. Я был готов к ней всегда. Я провёл несколько сот операций за пределами СССР. Тысяча встреч. В том числе с агентами МИ-6, МАССАДА, ЦРУ, главарями террористов и прочими объектами. Я могу просчитать все вопросы, которые вы мне зададите. От первого до последнего. Я могу подготовить себя к пыткам. Легко пройду любой детектор лжи. И это только некоторая часть того, чему меня учили, и чему учился я сам. Таких как я нельзя «расколоть». И это поймёт любой опытный разведчик, хоть раз заглянув в досье. Но судя по вашей уверенности, вам внушили обратное. Не знаете, почему? Это первый вопрос, – уточнил арестант. На сей раз, он устремил на Арсентьева непонятный взгляд. Тому стало как-то не по себе от этого взгляда. Но ещё больше его смутили слова арестанта. В них определённо имелась логика.
– У меня нет ответа на этот вопрос, – откровенно признался, Арсентьев, – возможно, меня посчитали человеком, способным справиться с такой задачей. Ведь, по сути, налицо все доказательства измены. Есть факты. И эти факты упрячут вас надолго в тюрьму. Их нельзя опровергнуть. Вы можете рассказать всё, и тем самым облегчите свою участь. Всё просто.
Взгляд Арсентьева снова встретился с взглядом арестанта. Арсентьев на мгновение почувствовал растерянность. Он ожидал любой реакции, но…не такой. Арестант, смотрел на него с откровенным сочувствием. У него появилось ощущение, будто они на время поменялись местами.
– Вы готовы ответить на второй вопрос?
Слегка помедлив, Арсентьев, всё же кивнул.
– Почему здесь нет видеокамер?
– Что?
– Видеокамеры!
Арсентьев инстинктивно оглядел комнату. Любое подобное дело обязывало вести запись допроса. Но ничего похожего здесь и близко не имелось. Во всяком случае, явно. Он не заметил отсутствия видеокамер. И сейчас почувствовал некоторую неловкость. Словно его уличили в обмане. Он ещё раз осмотрелся и тут снова услышал голос арестанта:
– Поверьте моему опыту, майор. Их здесь нет. А ведь должны были быть.
– И, наверное, у вас есть версия по поводу отсутствия видеокамер? – поинтересовался с лёгким сарказмом, Арсентьев. – Как мне кажется, у вас есть версии по поводу всего.
– Вы не ответили на вопрос, майор!
– У меня нет ответа.
– Подытожим. Вы не знаете, почему вас поставили на это дело, и не знаете, почему решили не записывать допрос.
– Так и есть. Теперь вы готовы ответить на мои вопросы?
– Конечно! – на губах арестанта появилась странная улыбка.
– Отлично! – у Арсентьева появился довольное выражение на лице. На самом деле он и не надеялся справиться с делом так быстро. С одной стороны, он почувствовал радость победителя, с другой – угрызения совести. Этот человек ему понравился, и он не хотел усугублять его положение. «Как же лучше сформулировать главный вопрос?» – подумал Арсентьев.
– Кому ещё я передавал сведения, кроме господина Бренона?
«Пожалуй, лучше я бы сказать не смог», – подумал Арсентьев не без восхищения. Сидящий перед ним человек, вне всякого сомнения, обладал незаурядным умом и удивительной проницательностью. И впечатление не портили ни арестантская одежда, ни скованные за спиной руки, ни даже…невыразительное лицо. Хотя нет, он обладал удивительно живыми глазами и подвижным лицом. «Чёрт, о чём я думаю!?» – Арсентьев разом отмахнулся от всех этих мыслей, ровно, как и от симпатии, которую ему внушал арестант, и коротко спросил:
– Так вы готовы ответить на мой вопрос?
Арестант кивнул.
– Ну, и…кому вы ещё передавали сведения?
– Мне тебя жаль, майор!
– Что? – Арсентьев, едва дар речи не потерял, услышав эти слова. Его начала охватывать злость. Пришла мысль, что арестант попросту играет с ним. На самом деле, он ничего не собирается сообщать.
– Злость – вестник ошибочных выводов, – нравоучительно заметил арестант. В этот миг он, словно невзначай, оглянулся назад и бросил взгляд на запертую дверь. Затем, повернул лицо в сторону Арсентьева и, устремив на него странный взгляд, негромко продолжил: – Ты же следователь, майор. Понятно, тебе нужен результат. И ты его получишь. Даю слово. Но прежде…попробуй немного порассуждать. Где тут логика?
– Хорошо, давай порассуждаем, – неожиданно для самого себя, согласился Арсентьев. На самом деле ему не терпелось получить ответы, но он не хотел всё испортить. Потом было что – то ещё. И это мешало ему вести допрос так, как он предполагал его вести в начале.
– Нет камер. Не ведётся запись допроса. Новоиспечённого следователя отправили допрашивать матёрого разведчика. Ну и что из того? Нет способа начинать сразу со второго раза. Возможно, мне решили дать шанс отличиться? Возможно, решили, что я могу справиться? Тут тысяча причин может иметь место. А ты всё время выискиваешь непонятно что и разговариваешь туманными намёками. Потом все эти вопросы. В чём смысл? Помочь я тебе не смогу, даже если бы очень этого захотел.
– Я знаю!
– Знаешь? Тогда к чему все эти вопросы? Чего ты добиваешься?
– Хочу, чтобы меня внимательно выслушали. И если после этого, ты всё ещё захочешь услышать ответы, то ты…их услышишь.
– Только коротко, – Арсентьев устремил на арестанта хмурый взгляд и снова скрестил руки на груди.
– Как тебя называли в школе? – вопрос прозвучал неожиданно для Арсентьева.
– Какое это имеет отношение к делу? Называли, как называли…
Эти слова вызвали лёгкую усмешку у арестанта. Он слегка подался вперёд и вкрадчиво спросил:
– Красавчик, любимчик, милый…
– …Блондинка! Меня называли «Блондинка». Имелось в виду, что я бестолковый и явно не подхожу для школы разведки. Теперь ты доволен? – раздражённо спросил Арсентьев, и тут же предостерёг: – только не вздумай повторять это слово. Я его терпеть не могу.
– Следовательно, о тебе были невысокого мнения? – уточнил арестант.
– Ну что из того?
– А ты сам подумай, майор. Неужели ты думаешь, что они не знали о твоих «способностях»? Это контора сто раз проверит любого, прежде чем брать к себе. Потом несколько лет уходит на обучение и проверку. А уж чтоб доверить раскрутку разведчиков, об этом и речи нет. Такими делами занимается целая группа следователей. Это проверенные люди. Тем более, когда речь идёт о государственной тайне и военных технологиях. В твоём же случае, сделали исключение. Следи за моей мыслью, майор. Некто из управления, находит офицера, только закончившего школу разведки. Ко всему прочему, о способностях этого человека, отзываются…не очень хорошо. Тем не менее, он сразу переводит его в оперативный отдел и поручает очень сложное дело. Тебе не кажется это странным, майор? – закончив говорить, арестант снова устремил на него взгляд, значение которого, постоянно ускользало от Арсентьева.
Арсентьев некоторое время раздумывал над словами арестанта. Несомненно, в них имелась логика. И осознание этой истины, заставило его почувствовать лёгкое беспокойство. Первая мысль повлекла за собой вторую. А та, целый поток мыслей. Мозг Арсентьева, лихорадочно заработал. Результат этой работы вылился в коротком вопросе:
– Чего я не знаю?
Арестант, с видимым удовлетворением, кивнул головой.
– Это уже разговор профессионала. Времени мало. Поэтому выскажусь коротко и откровенно. Моё время уже истекает. Меня убьют в ближайшие дни. Таким, как я, не позволяют оставаться в живых. Скорее всего, это будет нечто, вроде «повесился на собственной простыне», или «проглотил мыло», или «вскрыл вены острым предметом». По сути, не столь важно как меня убьют. Важно другое, – арестант впервые устремил на него открытый взгляд и тихо продолжил: – Сможешь ли ты сохранить свою жизнь?
– Почему вы думаете, что моей жизни угрожает опасность? – спросил внимательно слушающий Арсентьев.
– Это очевидно. Ты здесь лишь для одной цели. Некоторые люди хотят убедиться в том, что у меня не было других контактов. Эта цель не имеет для них особого значения. Они уже вычислили все мои связи, и идут по следу как ищейки. Скорее всего, они просто готовят мою смерть.
– В смысле, «готовят»? – не понял Арсентьев.
– «После допроса следователя, обвиняемый не выдержал груза предъявленных обвинений и покончил собой». Всё просто. А ты послужишь отличной заслонкой в случае, если разразится скандал. Понимаешь, о чём я? – арестант заговорил ещё тише. – Они просто скажут, что это твоё первое дело. Что ты слегка переусердствовал. Открыто выступят в твою защиту. А потом, со скорбным выражением лица сообщат, что тебя убили мои сообщники. Отомстили за мою смерть. Это в случае, если ты скажешь в управлении, что я ничего не сказал. Если они заподозрят, что тебе стало что-то известно, тогда убьют сразу.
– Получается, убьют в любом случае? – недоверчиво переспросил, Арсентьев. Арестант снова кивнул.
– Они для того тебя и выбрали, чтобы иметь поменьше хлопот. Ты для них никто. Пыль.
– Почему я должен вам верить?
– Хороший вопрос. И он предполагает ответ, который ты, майор, хотел услышать. Так ты хочешь его услышать?
Арсентьев, не раздумывая, кивнул головой.
– Так тому и быть, – арестант бросил ещё один взгляд на дверь, затем устремил на Арсентьева твёрдый взгляд и таким же твёрдым голосом продолжил: – тебя ждут очень трудные времена по той простой причине, что тебя выбрала целью…смертоносная машина, от которой практически невозможно спастись. Вот тебе два совета для начала. Ни в коем случае и нигде не произноси ни слова из того, что услышишь, без крайне необходимости. Второе. Когда ты поймёшь, что дело совсем плохо, не жди, отправляйся в город Рязань. Железнодорожный вокзал. Камера хранения номер «54». Код «1173». Там ты найдёшь то, что даст тебе шанс выжить. В случае если ты умело всем распорядишься.
– Я обойдусь без ваших наставлений. Говорите по теме, – излишне резко ответил Арсентьев, – пока я слышу только одни предположения и ни одного факта.
– Вот факты, – арестант говорил с тем же спокойствием, подчёркивая как бы, что тон Арсентьева никак не сказался на его благих намерениях, – для начала господин Бренон, консул посольства. Как мне видится, он тоже будет ликвидирован в ближайшее время.
Заметив удивление на лице Арсентьева, арестант пояснил свои слова:
– Причина та же, что и в моём случае. Предательство. Но к Родине это не имеет никакого отношения. А вот к власти – самое прямое. И я действительно передавал сведения этому человеку, ровно, как и он мне. Но ничего такого, о чём не знает остальной мир.
– Что конкретно было передано вами господину Бренону? – в упор спросил, Арсентьев.
– Полное описание и характеристики крылатой ракеты «Гранит»! – последовал ответ, который привёл Арсентьева в растерянность.
– И вы ещё говорите о том, что не совершали предательство? – спросил Арсентьев с откровенным удивлением. – Неужели я ошибся? И вы всего лишь пытаетесь выторговать себе очки в процессе следствия? Признаться, я был о вас лучшего мнения, и в какой-то момент поверил всей той ерунде, что вы мне говорили.
Арестант спокойно выслушал Арсентьева, и так же спокойно ответил:
– Меня обвиняют в том, что я передал описание и характеристики крылатой ракеты «Гранит». На самом деле, я передал Бренону совершенно секретную информацию. Информация касается преступлений, совершённых лицами в высших эшелонах власти.
– Коррупция? Вы хотите убедить меня, что вся эта таинственность по причине элементарной коррупции?
Арестант коротко рассмеялся.
– Вы уж поверьте, эта информация покруче крылатой и даже баллистической ракеты. Речь идёт не просто о коррупции…речь идёт… – арестант резко замолчал. За дверью раздались отчётливые шаги.
Арсентьев с недоумением пожал плечами.
– Всё равно непонятно. Пусть силовые структуры сами разбираются во всех этих проблемах.
– Это время прошло, майор!
– О чём это вы!
– Неужели вы, и вправду, думаете, что наши спецслужбы не располагают сведениями обо всех этих преступлениях? Они знают всё, отслеживают едва ли не каждое слово и каждый метр земли. Вы, и правда, думаете, будто обладая такими средствами нельзя установить личности преступников?
– Допустим, вы правы. Тогда возникает простой вопрос. Почему наше начальство молчит?
– А разве не ясно? – арестант снова устремил на Арсентьева непонятный взгляд. – Им есть что скрывать. И это что-то хорошо известно американским спецслужбам. Они прикрывают друг друга или договариваются, когда вопрос касается серьёзных преступлений, которые способны вызвать широкий общественный резонанс. Угрозу для них. Возможно, всё. По сути, что такое терроризм? Это люди, которых мы, и я в том числе, воспитали. И нам известно, на что они способны и на что способны спецслужбы. Бренон не раз мне предлагал вступить в организацию, но я отказывался. Отказывался вплоть до 1991 года. Но когда они развалили страну, а потом потопили её в крови собственного народа, я понял, что время настало.
– Вы сказали слово «организация», – одновременно размышляя над всем услышанным, задумчиво спросил, Арсентьев, – что вы имели в виду? ЦРУ?
Арестант, отрицательно покачал головой.
– Никто из нас не состоит ни в одной спецслужбе. Это всё для прикрытия.
– Что за группа? И о каких именно преступлениях идёт речь?
Раздавшийся звук помешал арестанту ответить. Когда появились двое охранников, Арсентьев, хотел было сказать, чтобы они ушли и дали ему поговорить с арестантом, но взгляд сидящего напротив него человека, ясно говорил, что этого делать не стоит. Мгновением позже арестант поднялся и громко сказал:
– Майор, вы очень скоро сами во всём убедитесь. Не сомневайтесь. Меня скоро отпустят. Я не виноват. И ничего, кроме этих слов, сказать не могу.
Арсентьев ничего не ответил. Он лишь молча наблюдал за тем, как уводят арестованного. Едва дверь закрылась, как он поднялся и стал собирать документы.
Спустя тридцать минут он уже спускался в метро и ехал домой. Тяжёлые мысли роились в его голове вплоть до приезда домой.