Валентин
Смотрю в окно на мелькающие пейзажи, почему-то становится грустно. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что скоро эти деревенские ландшафты сменятся городскими постройками, и я должен радоваться, ведь я еду в новую жизнь… Но на душе не спокойно. Тоска по дому? Или тоска по моей первой и неудачной любви? Я ведь бегу не только от своей прошлой жизни, я бегу от Мирона…
И чем ближе поезд приближается к Казанскому вокзалу, моего конечного пункта назначения, тем печальнее мне становится.
Все мое детство остается там, за сотнями километров, которые поезд с легкостью преодолевает в считанные часы, а я будто бы остаюсь там, в своем родном маленьком городке, где остались родные, друзья, и Мирон… Моя первая любовь.
Почему-то находясь там, я не думал об этом. Не ощущал и не жалел, что могу потерять что-то такое, что нас связывает. Пусть даже он и не со мной. Словно я разрываю связь со своей детской мечтой, и этим самым доказываю сам себе, что я окончательно вырос.
Теперь я уже совершеннолетний, и направляюсь в сторону глобальных перемен. Но пока я почему-то смотрю в будущее с опасной, и уже не совсем уверен в том, что эти перемены принесут в мою жизнь только позитив. Одно дело мечтать о Москве, а другое дело ехать с билетом в один конец, не зная, что ждет за поворотом.
Я вздыхаю, взглянув на часы. Проводница, заглянувшая в наше купе, предупреждает, что в Москве поезд будет через полтора часа. Я, не спавший всю ночь, перебиравший в голове воспоминания из детства, вроде как не готов к тому, что скоро окажусь в огромном городе, который может съесть меня, проглотить, словно какой-то монстр.
Утешает только то, что в Москве уже довольно долгое время живет мой старший брат Валера. Он всегда был смелее меня. Помню как он собрал вещички, и смотался из нашего захолустья покорять столицу. Прошло больше пяти лет после его отъезда, и за это время мой брат ни разу не приехал навестить нас в Муханск.
Ему сейчас 23 года. Он смелый и дерзкий, идущий к своей цели любой ценой. Эх… Не в одного родственника мы пошли, видимо. Иначе я бы не затупил тогда на выпускном, когда сам Мирон обратил на меня внимание.
– Москва открывает путь к великим возможностям, – любил повторять Валера, когда мы с ним общались по телефону, – А наша дыра… Вот честно, даже нет никакого желания навещать родственников. Жуть нагоняет. Да и предки не особо рады будут меня видеть.
Я пытался возразить, что они один черт любят его, но мой голос звучал не убедительно. Сам не верил в то, что говорю.
В целом я был согласен с Валерой, но искренне не понимал, почему за пять лет мой брат не смог найти ни одного дня, чтобы проведать своих родных.
Зато к нему в Москву, в его съемную однокмнатку в Новогиреево, ехали все, кому не лень. На лечение, на поступление, на экскурсии, – дом Валерки был открыт для всех. Хотя, я не был уверен в том, что мой брат мог проявлять чрезмерное гостеприимство.
Теперь в Москву для поступления в университет ехал я сам, чему мой брат был рад, но при этом расстроен одновременно.
– На кой черт тебе этот универ? – кричал он мне в трубку, – Потеря времени! Это ведь Москва, мать твою, Москва, понимаешь? Ты восемнадцать лет просидел во мраке, а теперь у тебя есть шанс вдохнуть полной грудью! Дыши, Валентин! Просто дыши! Это запах свободы, братишка, понимаешь?
Я пока этого не понимаю, но виды из окна поезда, который подвозит меня все ближе к Казанскому вокзалу и увозит все дальше от привычной жизни, пугают меня и вселяют беспричинное беспокойство. Вдыхать полной грудью у меня не получается, напротив, у меня какое-то стойкое ощущение, что мне не хватает воздуха в легких.
На станции меня уже ждет Валерка. Он очень изменился за последние пять лет, и, как мне кажется, не в самую лучшую сторону. Он перекрасил волосы в какой-то безумно белый и сделал совершенно дикую прическу, отчего напоминает мне теперь заросшего пуделя, которого не самые заботливые хозяева забывают подстригать. Хотя, в неопрятности брата сложно упрекнуть, видно, что он следит за собой. А прическа… Она лишний раз подчеркивает его ориентацию.
Эти белые завитушки, серьги в ушах и слегка подкрашенные глаза выдают в нем его ориентацию. Я бы никогда не смог позволить себе так выглядеть. Хорошо, что родители его не видят сейчас.
– Я так соскучился по тебе, мой козлик! – Валерка обнимает меня так крепко, что я не могу дышать. Я и без его объятий и причитаний ощущаю себя не лучшим образом, а его вопросы, а еще запахи незнакомого города сводят меня с ума и заставляют подавлять накатывающие на меня приступы паники.