Районный босс сделал для нас все, что мог. Он сказал, что не сможет помочь нам всем. Ему пришлось пойти на сделку. Двое из нас должны были ответить за всех. Пат и я решили сесть в кутузку.
Макс пообещал каждую неделю отдавать моей матери десять долларов от профсоюза, а может быть, и больше.
Патси отправили в исправительное заведение для детей католиков. Меня послали в еврейский приют в Сидар-Ноулз, к северу от Готорна, штат Нью-Йорк.
Мне там было не слишком тяжело. Еда оказалась хорошей, и ее всегда хватало. Я в первый раз уехал из Нью-Йорка, и деревенская атмосфера была мне в новинку. С нами обращались не как с преступниками; скорее это напоминало школу-интернат. Я был приятно удивлен той свободой, которую нам предоставляли в передвижениях. Рассчитывали в основном на совесть и наш здравый смысл. И редко кто обманывал эти ожидания.
Честно говоря, мне там понравилось. Перемена атмосферы пошла мне на пользу. Сельский воздух был чистым и свежим, не то что вечное зловоние в нашем нищем гетто. Но больше всего мне понравилась тамошняя библиотека. Я с головой зарылся в книги. С их помощью я мог попасть в любую страну мира, даже путешествовать по другим мирам – на Луну, Марс и прочие планеты.
Я летал на самолете и погружался в морскую бездну. Я был пиратом и миссионером. Я был разбойником, священником, министром и раввином. Я был хирургом и его пациентом. Я был надменным богачом и человеком из простонародья. Я был королем и самым скромным из его подданных. Я был всеми и всем. Я стоял на горе вместе с Моисеем: обернувшись через плечо, я видел, как он сидит на камне и записывает десять заповедей. На обратном пути мы вместе обсуждали, как лучше представить их народу. Я смеялся от восторга, слушая историю, которую он собирался поведать остальным.
Я сидел у ног Иисуса с другими Его учениками. Я с благоговением слушал Его революционное учение о том, как исправить людей и весь мир. Я помогал Ему нести крест на Голгофу. Мое сердце кровоточило при виде мук и страданий на лице Иисуса, когда в Его ладони вколачивали гвозди. А потом я видел, как те же самые люди, которые боялись возвещенной Им истины, в каждом новом поколении использовали Его имя, извращали Его слова и распинали Его снова и снова ради собственных эгоистичных целей. И я видел, как другие несчастные и бедные создания превращали в фетиш Его страдальческий лик, чтобы чем-нибудь заполнить свою пустую жизнь или дать выход какому-нибудь неврозу. Все это наполняло меня печалью.
В тот день, когда я должен был выйти из Сидар-Ноулз, рабби позвал меня в свой кабинет и прочитал мне последнюю проповедь: «Как должен вести себя хороший еврейский мальчик». Она влетела мне в одно ухо и вылетела в другое. В заключение он улыбнулся и похлопал меня по спине:
– У меня есть для тебя сюрприз. Снаружи ждет твой товарищ, который отвезет тебя в Нью-Йорк.
Я подумал, кто это может быть? Из здания я выскочил чуть ли не бегом. На улице, прислонившись спиной к черному сверкающему «кадиллаку», дымя сигарой и сияя улыбкой, стоял Большой Макси.
Хотя мы росли вместе и со школьной парты он являлся самым близким моим другом, теперь я его едва узнал. Наверное, все дело было в нашей восемнадцатимесячной разлуке. Он стал совсем другим. Макси здорово вытянулся:
его рост оказался выше шести футов. Теперь он был большой, просто огромный, с широкими плечами и узкими бедрами. Вероятно, пока я сидел, он провел немало времени в гимнастическом зале. Вид у него был цветущий. Его ясные черные глаза сверкали. Он улыбнулся все той же заразительной улыбкой и показал безупречные белые зубы.
– Лапша, старина, как я рад тебя видеть! Ну, как дела?
Он протянул мне руки; его рукопожатие было похоже на тиски.
Меня обдало теплой волной симпатии и любви. Я ответил ему улыбкой.
– Я в порядке. Ты отлично выглядишь, Макс.
– Ты тоже смотришься неплохо, Лапша. Я тебя едва узнал – ты почти такого же роста, как я. – Он оглядел меня со всех сторон. – Ну и плечищи у тебя, Лапша, здорово ты накачался на свежем воздухе. Что, много занимался физкультурой?
– Ты хочешь сказать – много работал, чтобы искупить свои прегрешения. Кажется, мы вступили в клуб взаимных восхвалений, а, Макс?
Мы оба рассмеялись.
Он открыл дверцу «кадиллака». Забравшись в салон и сев рядом с Максом, я почувствовал себя светским человеком. Он сделал ловкий разворот и помчался по гравийной дороге.
– Где ты раздобыл «кадди», Макс?
– Это один из моих катафалков.
С невозмутимым видом он угостил меня сигарой. Я откусил кончик, сплюнул в окно и закурил. Затянувшись несколько раз, я взглянул на этикетку. Это была «Корона Корона».
– Я тебе не писал, что мой дядя отбросил копыта?
– Писал. – Я кивнул. – А из-за чего? Ты не сообщил.
Он сплюнул в окно:
– Рак кишечника.
– Жалко. Хороший был мужик.
– Да, старик был классный. Он оставил мне свой бизнес. Я вступлю в права владения, как только мне исполнится двадцать один.
– С таким бизнесом ты станешь большой шишкой, верно?
– Да, – улыбнулся Макс. – Мы все станем большими шишками. Мы будем партнерами – ты, я, Косой и Патси.
Я был потрясен.
– Ты собираешься взять нас в свое дело, Макси?
– Вот именно.
Я откинулся на спинку кресла, чувствуя себя комфортно и уверенно. Я думал о том, что мой друг Макси всегда был очень щедрым, он – лучший парень из всех, кого я когда-либо знал.
По дороге в город Макси дал мне подробный отчет о том, что происходило в Ист-Сайде во время моих принудительных каникул.
– Мы по-прежнему получаем деньги с профсоюза. Я каждую неделю относил твоим твою долю. У них все в порядке. Ты знаешь, что твой младший брат работает в газете? Теперь он репортер.
– Знаю.
– Пегги стала профессионалкой, об этом ты тоже слышал, Лапша?
– Нет. – Я покачал головой. – Профессионалкой в чем? В танцах?
В эту минуту я думал о Долорес. Она не выходила у меня из головы.
– В танцах? – расхохотался Макс. – Да, она танцует в постели. Из любительницы сделалась профессионалкой. Теперь она берет деньги.
– По баксу с носа?
– Да, но она того стоит.
– Что верно, то верно.
– Помнишь, как мы имели ее за русскую шарлотку?
Мы оба рассмеялись.
– А помнишь Уайти, нашего копа? – продолжал Макс.
– Еще бы не помнить. Разве такое забудешь?
– Так вот, теперь он сержант.
– Честность всегда вознаграждается, – прокомментировал я.
Мы снова рассмеялись.
– Да, он парень не промах, наш ирландец. Стрижет деньги с Пегги, – сказал Макс.
– Бьюсь об заклад, часть он берет натурой.
– Уж это точно, – со смехом согласился Макси.
Я умирал от желания расспросить его о Долорес. Я писал ей каждую неделю, но она не ответила ни на одно письмо. Вместо этого я спросил:
– Как дела у Патси и Косого?
– Косой получил водительские права и теперь ездит иногда на одном из такси своего брата.
– У Крючка несколько машин?
– Да, он завел себе целый парк из четырех тачек. Патси работает со мной, помогает в похоронном бюро. А когда наклевывается дельце, мы выходим вместе.
– Грабеж?
– Ага, – кивнул Макси. – Но дело должно обещать не меньше двух штук, иначе мы за него не беремся. Поскольку сухой закон действует уже несколько месяцев, денег вокруг хватает. Время от времени мы заключаем контракт с кем-нибудь из бутлегеров и надираем конкурентам задницу.
– Я слышал, у бутлегеров много зелени.
– Это верно, болтушки открылись уже по всему городу.
– Болтушки?
– Да, так теперь называют питейные заведения для своих, с глазком в двери.
– А-а.
Мы въехали в нижнюю часть Ист-Сайда. Макси небрежно вел «кадиллак» по запруженной транспортом улице. Он едва не снес крыло у какого-то автомобиля. Макси высунулся из окна и заорал на шофера:
– Эй ты, болван, где тебя учили водить? На заочных курсах?
Хорошо одетый пожилой мужчина, сидевший за рулем, прокричал в ответ, поворачивая за угол:
– Тупоголовая шпана, вы думаете, вам принадлежит весь город?
Когда мы въезжали в гараж, Макс усмехнулся:
– А знаешь, Лапша, это неплохая идея.
– Какая идея?
– Та, что сказал этот парень, – насчет шайки из суповой школы, которая захватывает весь город.
– Весь город?
– Почему бы нет? Ты ведь знаешь, мы – хорошие организаторы.