Усадьба Оглторп стояла на правом берегу реки примерно в миле от Бриджуотера. Это был серый приземистый, в стиле эпохи Тюдоров, дом, фундамент которого покрывала густая зелень плюща. Приближаясь к усадьбе на дороге, проходившей среди душистых фруктовых садов, мирно дремавших на берегу Парретта, искрившегося под лучами утреннего солнца, Блад с трудом мог поверить, что находится в стране, раздираемой кровопролитной междоусобицей.
На мосту, при выезде из Бриджуотера, их встретил авангард усталых, измученных беглецов с поля битвы. Среди них было много раненых. Напрягая остатки своих сил, они торопливо ковыляли в город, тщетно надеясь найти там кров и защиту. Их глаза, выражавшие усталость и страх, жалобно глядели на Блада и его спутника. Несколько охрипших голосов предупредили их, что погоня уже близка. Однако молодой Питт, не обращая внимания на предупреждения, мчался по пыльной дороге, на которой количество беглецов из-под Седжмура все увеличивалось.
Вскоре он свернул в сторону на тропинку, проходившую через луга, покрытые росой. Даже здесь им встречались разрозненные группы беглецов, разбегающихся во всех направлениях. Пробиваясь сквозь высокую траву, они боязливо оглядывались, ожидая, что вот-вот покажутся красные камзолы королевских драгун.
Но поскольку Питт и его спутник приближались к месту расположения штаба Февершема, человеческие обломки битвы вскоре перестали уже им встречаться.
Сейчас мимо них тянулись мирные фруктовые сады: деревья были отягощены плодами, но никто не собирал их, хотя время приготовления сидра уже наступило.
Наконец они спешились на каменные плиты двора, где их приветствовал опечаленный и взволнованный владелец усадьбы – Бэйнс.
В огромной комнате с каменным полом доктор нашел лорда Гилдоя – высокого человека с массивным подбородком и крупным носом. Его лицо покрывала свинцовая бледность, он лежал с закрытыми глазами, вытянувшись на сделанной из тростника кушетке, стоявшей у большого окна. Лорд с трудом дышал, и с каждым вздохом с его синих губ срывались слабые стоны. Около раненого хлопотали жена Бэйнса и его миловидная дочь.
Несколько минут Блад молча рассматривал своего пациента, сожалея, что этот молодой аристократ с блестящим будущим должен был рисковать всем – и, вероятно, даже своей жизнью – ради честолюбия бесчестного авантюриста. Вздохнув, Блад опустился на колени перед раненым и, приступая к своим профессиональным обязанностям, разорвал его камзол и нижнее белье, чтобы обнажить изуродованный бок молодого лорда, а затем велел принести воды, полотна и все, что ему требовалось.
Полчаса спустя, когда драгуны ворвались в усадьбу, Блад все еще занимался раненым, не обращая внимания на стук копыт и грубые крики. Его вообще нелегко было вывести из равновесия, особенно когда он был поглощен своей работой. Однако раненый, придя в сознание, проявил серьезную озабоченность, а Джереми Питт, одежда которого выдавала его причастность к событиям, поспешил спрятаться в бельевом шкафу. Владелец усадьбы заметно волновался, его жена и дочь дрожали от страха, и Бладу пришлось их успокаивать.
– Ну чего вы боитесь? – говорил он. – Ведь мы же живем в христианской стране, а христиане не воюют с ранеными и с теми, кто их приютил.
Блад, как можно судить по этим словам, еще питал какие-то иллюзии в отношении христиан. Затем он поднес к губам раненого стакан с лекарством, приготовленным по его указаниям:
– Успокойтесь, лорд. Худшее уже позади.
В это мгновение в комнату с грохотом и бряцанием ворвалось человек двенадцать драгун Танжерского полка, одетых в камзолы цвета вареного рака. Драгунами командовал мрачный коренастый человек в мундире, обильно расшитом золотыми позументами.
Бэйнс остался стоять на месте в полувызывающей позе, а его жена и дочь отпрянули в сторону. Блад, сидевший у изголовья больного, обернулся и взглянул на ворвавшихся.
Офицер приказал солдатам остановиться, а затем, позвякивая шпорами и держа руку в перчатке на эфесе своей сабли, важно прошел вперед еще несколько шагов.
– Я – капитан Гобарт из драгун полковника Кирка, – сказал он громко. – Вы укрываете мятежников?
Бэйнс, встревоженный грубым тоном военного, пробормотал дрожащим голосом:
– Я… я не укрыватель мятежников, сэр. Этот джентльмен ранен…
– Это ясно без слов! – прикрикнул на него капитан и, тяжело ступая, подошел к кушетке. Мрачно нахмурясь, он наклонился над лордом. Лицо раненого приняло серо-землистый оттенок. – Нет нужды спрашивать, где ранен этот проклятый мятежник… Взять его, ребята! – приказал он своим драгунам.
Но тут Блад загородил собою раненого.
– Во имя человечности, сэр! – сказал он с ноткой гнева в голосе. – Мы живем в Англии, а не в Танжере. Этот человек тяжело ранен, его нельзя трогать без опасности для жизни.
Заступничество доктора рассмешило капитана:
– Ах, так я еще должен заботиться о здоровье мятежников! Черт побери! Вы думаете, что мы будем его лечить? Вдоль всей дороги от Вестона до Бриджуотера расставлены виселицы, и он подойдет для любой из них. Полковник Кирк научит этих дураков-протестантов кое-чему такому, о чем будут помнить их дети, внуки и правнуки!
– Вешать людей без суда?! – воскликнул Блад возмущенно. – Я, наверное, ошибся. Очевидно, мы сейчас не в Англии, а в Танжере, где стоял когда-то ваш полк.
Гобарт внимательно посмотрел на доктора, и во взгляде капитана начал разгораться гнев. Разглядывая Блада с ног до головы, он обратил внимание на его сухощавое, мускулистое телосложение, надменную посадку головы, на тот заметный налет властности, который так мало соответствовал профессии доктора, и, сам будучи солдатом, узнал солдата и в Бладе. Глаза капитана сузились. Он начал кое-что припоминать.
– Кто вы такой, черт бы вас побрал? – закричал он.
– Моя фамилия – Блад, Питер Блад. К вашим услугам.
– А… ага… Припоминаю вашу фамилию. Вы служили во французской армии, не так ли?
Если Блад и был удивлен, то не показал этого:
– Да, служил.
– Так, так… Лет пять назад или около того вы были в Танжере?
– Да, я знал вашего полковника.
– Клянусь честью, я помогу вам возобновить это знакомство! – И капитан неприятно засмеялся. – Как вы здесь очутились?
– Я врач, и меня привезли сюда для оказания помощи раненому.
– Вы – доктор?
В голосе Гобарта, убежденного в том, что Блад лжет, прозвучало явное презрение.
– Medicinae baccalaureus, – ответил Блад латинским термином, означавшим в переводе «бакалавр медицины».
– Не тычьте мне в нос вашим французским языком! – свирепо закричал Гобарт. – Говорите по-английски!
Улыбка Блада раздражала и бесила капитана.
– Я – врач, практикующий в городе Бриджуотере.
Гобарт криво усмехнулся:
– А в этот город вы приехали из Лаймского залива[9], сопровождая вашего приблудного герцога?
Насмешливая улыбка скользнула по губам Блада:
– Если бы ваш ум был бы так же остер, как громоподобен ваш голос, то вы давно уже были бы великим человеком.
Драгун на мгновение потерял дар речи, и на лице его выступил густой румянец.
– Вы убедитесь, что я достаточно велик, когда вас повесят! – прохрипел он злобно.
– Не сомневаюсь, – спокойно сказал Блад. – У вас и внешность, и манеры палача. Однако если вы попрактикуетесь в вашем ремесле на моем пациенте, то этим самым завяжете петлю на собственной шее. Он не принадлежит к категории людей, которых вы можете вздернуть, не задавая вопросов. Он имеет право требовать суда, суда пэров[10].
– Суда пэров?
Капитан был ошеломлен этими двумя словами, подчеркнутыми Бладом.
– Разумеется. Любой человек, если он не идиот или не дикарь, прежде чем посылать человека на виселицу, спросил бы его фамилию. Этот человек – лорд Гилдой.
Тут раненый пошевелился и слабым голосом произнес:
– Я не скрываю своей связи с герцогом Монмутским и готов отвечать за все последствия. Однако, с вашего разрешения, я буду отвечать за эти последствия перед судом пэров, как правильно заметил доктор.
Он умолк, и в комнате воцарилось молчание. Как у многих хвастливых людей, в натуре Гобарта таилась значительная доля робости, и сообщение о титуле раненого разбудило в нем это чувство. Будучи раболепствующим выскочкой, он благоговел перед титулами. Но наряду с этим капитан трепетал и перед своим полковником, потому что Перси Кирк не прощал ошибок своим подчиненным.
Жестом руки Гобарт остановил своих людей. Он должен был все обдумать и взвесить. Заметив его нерешительность, Блад добавил еще один аргумент, давший Гобарту пищу для дополнительных размышлений:
– Запомните, капитан, что лорд Гилдой имеет в лагере тори[11] друзей и родственников, которые не преминут сказать кое-что полковнику Кирку, если с его светлостью обойдутся, как с обычным уголовным преступником. Будьте осторожны, капитан, или, как я уже сказал, нынче утром вы сплетете веревку себе на шею.
Капитан Гобарт с презрением отмахнулся от этого предупреждения, хотя на самом деле и учел его.
– Возьмите кушетку! – приказал он. – И доставьте на ней арестованного в Бриджуотер, в тюрьму.
– Он не перенесет этого пути, – запротестовал Блад. – Его нельзя сейчас трогать.
– Тем хуже для него. Мое дело – арестовывать мятежников! – И жестом руки он подтвердил ранее отданное им приказание.
Двое его людей подняли кушетку и направились с ней к двери. Гилдой сделал слабую попытку протянуть Бладу руку.
– Я ваш должник, доктор, – сказал он, – и если выживу, то постараюсь заплатить этот долг.
Вместо ответа Блад только поклонился, а затем сказал солдатам:
– Несите осторожно, ибо от этого зависит его жизнь.
Как только Гилдоя унесли, капитан оживился и, повернувшись к Бэйнсу, спросил:
– Ну, кого еще из проклятых мятежников вы укрываете?
– Больше никого, сэр. Его светлость…
– Мы уже разделались с его светлостью. А вами займемся, как только обыщем дом, и, клянусь Богом, если вы мне лжете…
Он прорычал соответствующее приказание своим драгунам; трое из них тут же вышли в соседнюю комнату, откуда через минуту послышался производимый ими грохот. Между тем капитан внимательно осматривал комнату, простукивая панели рукояткой пистолета.
Блад, считая, что ему не следует здесь больше задерживаться, сказал, обращаясь к Гобарту:
– С вашего разрешения, хочу пожелать вам всего хорошего, капитан.
– С моего разрешения, вы здесь еще задержитесь! – резко ответил ему Гобарт.
Блад пожал плечами и сел.
– Вы нестерпимо скучны, – сказал он. – Удивляюсь, как этого еще не заметил ваш полковник.
Однако капитан не обратил на него внимания, ибо, нагнувшись, чтобы поднять чью-то потрепанную и запыленную шляпу, заметил прикрепленный к ней маленький пучок дубовых веток. Шляпа лежала у бельевого шкафа, где прятался бедный Питт.
Капитан со злорадной улыбкой вновь оглядел комнату, остановив свой насмешливый взгляд на Бэйнсе, затем на двух женщинах, стоявших позади, и, наконец, на Бладе, который сидел, положив ногу на ногу, с видом безразличия, но на самом деле ему было далеко не безразлично, как развернутся дальнейшие события.
Подойдя к шкафу, Гобарт широко распахнул одну из массивных дубовых створок и, схватив за воротник камзола скорчившегося там Питта, вытащил его наружу.
– А это что за тип? – спросил он. – Еще один вельможа?
Воображение Блада немедленно нарисовало картину виселиц, о которых говорил капитан, и несчастного молодого моряка, без суда вздернутого на одну из них взамен другой жертвы, обманувшей ожидания Гобарта. Блад тут же придумал молодому повстанцу не только титул, но и целую знатную семью.
– Вы угадали, капитан. Это виконт Питт, двоюродный брат сэра Томаса Вернона, женатого на красотке Молли Кирк – сестре вашего полковника. Вам должно быть известно, что она была фрейлиной жены короля Якова.
Капитан и его пленник едва не задохнулись от удивления. Но в то время как Питт счел за лучшее скромно промолчать, капитан отвратительно выругался, с интересом рассматривая свою новую жертву.
– Он лжет, не правда ли? – проговорил Гобарт, схватив юношу за плечи и свирепо глядя ему в лицо. – Клянусь Богом, он издевается надо мной!
– Если вы в этом уверены, – сказал Блад, – то повесьте его – и увидите, что с вами сделают.
Драгун гневно взглянул на доктора, а затем на своего пленника.
– Взять его! – приказал он, толкнув юношу в руки своих людей. – Свяжите и этого тоже, – указал капитан на Бэйнса. – Мы покажем ему, как укрывать мятежников!
Солдаты набросились на хозяина дома. Бэйнс бурно протестовал, пытаясь вырваться из цепких и грубых рук солдат. Перепуганные женщины кричали от страха до тех пор, пока к ним не подошел капитан. Он схватил дочь Бэйнса за плечо. Прелестная золотоволосая девушка с нежными голубыми глазами умоляюще глядела прямо в лицо капитану. Его глаза вспыхнули, и, приподняв голову девушки за подбородок, драгун грубо поцеловал ее в губы, заставив бедняжку вздрогнуть от отвращения.
– Это задаток, – мрачно улыбаясь, сказал он. – Пусть он успокоит тебя, маленькая мятежница, пока я не разделаюсь с этими мошенниками.
И он отошел от девушки, оставив ее в полуобморочном состоянии на руках перепуганной матери. Его люди, посмеиваясь в ожидании дальнейших распоряжений, стояли около двух крепко связанных пленников.
– Убрать! – приказал Гобарт. – Корнет Дрэйк отвечает за них головой.
Его горящие глаза снова остановились на съежившейся от страха девушке.
– Я ненадолго здесь задержусь, – сказал он своим драгунам. – Надо обыскать это логово – не прячутся ли тут и другие мятежники. – Как бы мимоходом вспомнив о чем-то, он, небрежно указав на Блада, добавил: – И этого парня прихватите с собой тоже. Да пошевеливайтесь!
Блад, словно очнувшись от глубокого раздумья, изумленно взглянул на Гобарта. В эту минуту он как раз думал о том, что в его сумке с инструментами лежал ланцет, с помощью которого можно было бы осуществить над капитаном Гобартом благодетельную операцию, весьма полезную для человечества: драгун, несомненно, страдал полнокровием, и кровопускание никак не повредило бы его здоровью. Однако осуществить этот план было нелегко. Блад уже начал прикидывать в уме, не следует ли ему отозвать капитана в сторону, якобы для того, чтобы поведать лакомую сказку о спрятанных сокровищах, но несвоевременное вмешательство Гобарта положило конец занимательным домыслам доктора.
Он все же попытался выиграть время.
– Клянусь честью, меня это устраивает, – сказал он. – Я как раз и собирался идти домой, в Бриджуотер. Если бы вы не задержали меня, то я бы уже давно был в пути.
– Вам и придется идти туда – но только не домой, а в тюрьму.
– Ба! Вы, конечно, шутите!
– Там найдется и виселица, если вас это устраивает. Вопрос лишь в том, когда вас повесят – сейчас или несколько позже.
Грубые руки схватили Блада, а его замечательный ланцет остался в сумке с инструментами, лежавшей на столе. Будучи сильным и гибким человеком, он вырвался из рук солдат, но на него тут же набросились и повалили на пол, связали ему руки за спиной, а затем грубо поставили на ноги.
– Взять его! – коротко сказал Гобарт и, повернувшись к остальным драгунам, распорядился: – Обыскать этот дом от чердака до подвала. Результаты доложите мне. Я буду здесь.
Солдаты разбежались по всему дому. Конвоиры вытолкали Блада во двор, где уже находились Питт и Бэйнс, ожидавшие отправки в тюрьму. На пороге дома Блад повернулся лицом к Гобарту, и в синих глазах доктора вспыхнул гнев. С его уст готово было сорваться обещание того, что он сделает с капитаном, если ему удастся выжить. Однако он вовремя сдержался, сообразив, что высказать такое обещание вслух было бы равносильно тому, если бы он сам захотел погубить все надежды сохранить жизнь, нужную для осуществления этого обещания. Сегодня люди короля были владыками на Западе[12], где они вели себя как в завоеванной стране, и простой кавалерийский капитан играл роль властелина жизни и смерти людей.
Блад и его товарищи по несчастью стояли под яблонями сада, привязанные к стременам седел. По отрывистой команде корнета Дрэйка маленький отряд направился в Бриджуотер. Страшное предположение Блада о том, что для драгун эта часть Англии стала оккупированной вражеской страной, полностью подтвердилось. Из дома послышался треск отдираемых досок, грохот переворачиваемой мебели, крики и смех грубых людей, для которых охота за повстанцами была лишь предлогом для грабежа и насилия. И, в довершение всего, сквозь этот дикий шум донесся пронзительный крик женщины.
Бэйнс остановился и с выражением муки на пепельно-бледном лице обернулся к дому. Но рывок веревки, которой он был привязан к стремени, свалил его с ног, и пленник беспомощно протащился по земле несколько ярдов, прежде чем драгун остановил лошадь. Осыпая Бэйнса грубой бранью, солдат несколько раз ударил его плоской стороной своей сабли.
В это чудесное и душистое июльское утро Блад шел среди яблоневых деревьев, склонившихся под тяжестью плодов, и думал, что человек, как он давно уже подозревал, – это не венец природы, а ее отвратительнейшее создание, и только идиот мог избрать себе профессию целителя этих созданий, которые заслуживали уничтожения.