Дверь мне открывает Леша. Он выглядит уставшим и измученным. Вряд ли я смотрюсь лучше.
– Что с твоей рукой? – взволнованно спрашивает он, и я непроизвольно прижимаю локоть ближе к груди. – Тебя снова кто-то избил?
– Нет.
– Что же тогда произошло?
– Упала, – выдыхаю я и прохожу в квартиру. – Бежала от ментов, рухнула на землю и вывихнула плечо.
– Что? Убегала от полиции?
– Да. Жизнь в стае полна приключений.
Я подхожу к зеркалу, убираю назад волосы и ошеломленно замираю. Только сейчас до меня доходит, что я не вернула пальто Максу.
– Они засекли тебя?
– Не думаю. Я успела оторваться. – Я умалчиваю о спасителе, хотя в глубине души понимаю, что Максим им является. – Села на автобус и приехала домой.
– А что за пальто? – Леша подозрительно щурится. – Пробежалась перед этим по магазинам?
– Астахов, что за допрос? – Парень помогает мне снять верхнюю одежду, и я обессиленно плетусь в сторону зала. – Я вернулась – вернулась, жива – жива, значит, все не так плохо.
– Лия, тебе нужно в больницу. Вдруг с рукой что-то серьезное.
– И что мне сказать родителям? Мама, папа, я убегала от полиции и случайно вывихнула плечо?
Леша протирает уставшее лицо.
– Лучше так, чем потом не чувствовать руку.
– Лучше никак, чтобы потом не получить от предков. – Я киваю в сторону комнаты сестры и неуверенно поджимаю губы. – Как она?
– Со мной не говорит, – отрезает Леша. – Сначала билась в истерике, даже пыталась выпрыгнуть из машины на ходу, но потом успокоилась. Наверное, устала.
– Мне не нравятся перепады ее настроения. То она готова всех растерзать, то впадает в апатию. Может, Карина принимает что-нибудь?
– Например?
– Ну я не знаю. Что сейчас модно среди малолеток? Таблетки, обезболивающее…
– О да. Еще скажи, что твоя сестра наркоманка.
– Я не знаю, что сказать, – признаюсь я и медленно выдыхаю. Дышать по-прежнему тяжело, а плечо постепенно теряет чувствительность. Поначалу мне казалось, что не испытывать боль – отличный выход из положения, но сейчас я готова ощущать колики, резь, ноющую пульсацию, что угодно, лишь бы понимать, что мое плечо все еще способно двигаться. – Я должна поговорить с ней.
– Уверена, что должна? – сомневается Астахов. – Карина вряд ли в настроении.
– Плевать. Если не поговорю с ней сегодня, то поговорю завтра. Зачем тянуть? – Леша помогает мне встать с дивана, и я благодарно киваю. – Иди домой. Ты сделал все что мог.
– Не все, раз ты еле ходишь, а твоя сестра заперта в комнате.
– Перестань. – Я взъерошиваю волосы друга и улыбаюсь. – Спасибо, что не бросил Карину, спасибо, что побыл с ней до моего прихода. Но сейчас отдыхай. Я же вижу, какой ты уставший, и меня грызет совесть.
– А она у тебя есть?
– О да-да. Очень смешно. – Я подталкиваю парня к выходу и наблюдаю за тем, как он одевается. – Езжай осторожно и не торопись.
– Хорошо, мамочка.
– Иди уже!
Я смеюсь, закрывая дверь. Астахов не мой герой и не таинственный спаситель, он обычный человек со своими страхами и слабостями. Но при всем этом он остается моей единственной опорой. Никто, кроме него, не знает о Карине и ее проблемах. Так что тот факт, что он еще с криками не убежал от меня, говорит о многом.
Я громко выдыхаю и подхожу к шкафчику. Достаю аптечку. Нахожу йод. Покрываю сеткой живот, край подбородка и плечо. Может, к утру станет чуть-чуть легче? Слава богу, завтра выходной.
Покончив со своей реанимацией, прячу аптечку и следую в комнату сестры. Не думаю, что удастся хорошо поговорить, но где-то в глубине души я на это надеюсь.
Стучусь.
– Карина? – Сестра лежит в постели. Ее спутанные волосы свисают с кровати. Они светлые, почти бронзовые. Я мечтала о таких, но вместо этого у меня темные. – Ты спишь? – Она не отвечает. – Нам надо поговорить.
– О чем? – неожиданно хрипло протягивает она. – О том, что ты слишком много о себе возомнила?
– О том, почему я решила пройти инициацию вместо тебя.
– Мне не интересно.
– Ты меня выслушаешь, хочешь ты этого или нет. – Я включаю свет и сажусь рядом с сестрой на кровать. Карина не поворачивается, и я не вижу ее лица. Но уже по голосу ясно: она плакала все то время, пока меня не было рядом. – Стая, может, и кажется тебе хорошей компанией, на самом деле является опасной бандой. Люди причиняют вред своему здоровью, а порой умирают. Зачем тебе так рисковать? Ради чего?
– Какая разница, что я делаю? – срывающимся голосом спрашивает она. – Это не твои проблемы!
– Ты ошибаешься. Что касается тебя, касается и меня.
– Но почему? – Сестра резко поворачивается и смотрит мне в глаза так обиженно и зло, что мой живот сжимается и начинает болеть. – Почему ты вдруг решила, что имеешь право управлять моей жизнью? Это мой выбор! Мое желание! И мне плевать, что ты на этот счет думаешь!
– Но а как же родители? – пытаюсь я защититься. – Ты о них подумала? Они с ума сойдут, если узнают, где ты шляешься!
– Им не впервой сходить с ума, – ядовито протягивает она.
– Да неужели.
– Может, ты и забыла прошлый год, но это не освобождает тебя от ответственности. Папа с мамой даже не удивились, когда тебя привезли в больницу полуживой. Они знали, что рано или поздно лед, по которому ты идешь, провалится у тебя под ногами и ты сорвешься в водную пучину.
– О чем ты говоришь? – Я смотрю в изумрудные глаза сестры, но вижу в них лишь злость, гнев. Ни намека на здравомыслие. – Не придумывай чушь!
– Чушь? Это ты не витай в облаках! Лия хорошая, Лия милая, Лия правильная и ответственная. – Карина фыркает и восклицает: – Бред! Пусть они и дальше обманывают тебя, себя, кого угодно. А мне надоело! Я не стану перед тобой отчитываться, потому что ты абсолютно не лучше всех остальных!
Ее слова обескураживают меня. Я в такой дикой растерянности, что даже не представляю, как реагировать.
– Я не понимаю, о чем ты.
– И неудивительно. Ты ничего не понимаешь!
– Так объясни мне!
– Не собираюсь тратить на тебя свое время, – холодно отрезает Карина. – Ты решила занять мое место – отлично. С этого момента мне плевать на тебя. Не ценишь меня, и я не буду ценить тебя.
– Не ценю тебя? – взрываюсь я. – Ты спятила? А кого я вытащила из куба и вернула с того света? Кого я сберегла от проверки нервов на железной дороге?
– Дешевые оправдания.
– Оправдания? – От ее слов мне становится больней, чем от гематомы на плече. Я чувствую, как переносица покалывает, как подкатывают слезы. – Считаешь, это оправдания?
– Ну а что это, по-твоему? – Карина встает с кровати и подходит к зеркалу. Она берет расческу и начинает проводить ею по своим бронзовым волосам. – Моя старшая сестра возомнила себя классной. На самом деле ты такая же девушка, как и все остальные. Так что не думай, будто одно мое спасение загладит твою вину.
Меня тошнит от ее слов.
Как она может такое говорить? Как смеет?
Вместо слез меня накрывает волна гнева. Я резко подрываюсь с кровати и подлетаю к Карине. Она пугается такого порыва, разворачивается ко мне лицом и врезается спиной в зеркало. Ее глаза испуганы, мышцы напряжены, и пусть она хочет это скрыть – я вижу. Я вижу, что она меня боится, что она в панике. И в этот момент у меня возникает странный вопрос: кем же я была до потери памяти, если даже моя родная сестра испытывает ужас, находясь рядом?
Неожиданно я замечаю свое отражение: дикие зеленые глаза, острые скулы, растерянно отступаю назад и несусь вон из комнаты, хлопнув за собой дверью так сильно, что эхо разносится по квартире.
Этой ночью я не сплю.
Завариваю себе кофе, надеваю, несмотря на жару, толстый свитер и сижу на кухне. Проходит несколько часов, когда я решаю сдвинуться с места. Правда, только лишь для того, чтобы вылить остатки холодного напитка и заварить новый.
Слова Карины штурмуют мой мозг и разрушают один стереотип за другим. Сначала я думаю, что она специально наговорила кучу глупостей для того, чтобы задеть меня и вывести из себя, потом вспоминаю, как чуть не вывернула Леше руку и с каким удовольствием стояла на рельсах, и тогда-то меня бросает в холод. Приходится допустить вариант сестры и рассмотреть его со всех сторон. Возможно, я и правда в прошлом году принесла много бед родителям. Но почему тогда они мне никогда о них не рассказывали? Смысл скрывать? Где остатки целого года? Фотографии, записи, видео. Почему есть я 13 сентября 2011 года и я 8 августа 2012-го. Куда испарился такой огромный промежуток времени?
Я громко ставлю чашку с кофе на стол и сама пугаюсь этого звука. Прикрываю глаза и пытаюсь ровно дышать. Но успокоиться не получается: меня раздирают на куски странные чувства. Я борюсь с паникой, со страхом, с ужасом и в то же время горю безумным желанием узнать правду. Что же на самом деле произошло со мной год назад?
Внезапно я слышу, как открывается входная дверь, и машинально смотрю на часы. Около четырех утра. Родители как раз вовремя.
Ставлю чашку в раковину и выхожу в коридор. Мама снимает ботинки, вешает свое пальто и замечает меня. Ее глаза округляются, становятся выразительными, большими, и она удивленно вскидывает брови.
– Не поздно ли ты бродишь по дому? Спать не думала?
– Мне не хочется.
– Опять живот болит? – спрашивает папа и подходит, чтобы поцеловать меня. – Может, примешь таблетку?
– Не стоит.
– Стоит.
– Нет, я на самом деле поговорить с вами хотела. – Слова еле-еле слетают с губ. Приходится взять себя в руки.
– О чем?
– Обо мне.
Мама растерянно проходит в зал и устало выдыхает:
– А нельзя отложить разговор до утра? Я ужасно вымоталась.
– Так уже утро, – невинно протягиваю я и растираю лицо ледяными руками. – Я не займу много времени.
– Что-то случилось? – Папа снимает с запястья часы. – Проблемы в школе?
– Да нет. В школе все хорошо. Я по другому поводу.
Мама плюхается на диван, папа останавливается в проходе между кухней и спальней: ждет, смотрит на меня. Наверняка он заинтригован.
– Сегодня я поссорилась с Кариной. – Родители одновременно тяжело выдыхают, и поэтому я быстро добавляю: – Даже не спрашивайте почему. Ссоры между сестрами обычное дело.
– Тогда почему ты хочешь поговорить с нами об этом? – зевая, спрашивает мама. – Карина обидела тебя?
– Нет, конечно нет. – Я сильно прикусываю губу. Хочется закричать: на самом деле да. Она ужасно меня обидела, оскорбила и предала, но я выдыхаю. Родителям об этом знать не обязательно. – Слово за слово, и мы перешли на личности. Орали друг на друга, кричали, как вдруг Карина заявила, что я… – Нервно усмехаюсь, обхватив себя руками за больной живот. – Что я накуролесила в последний год. Год, который я не помню.
Мама бледнеет, а папа отходит от стены и медленно присаживается в кресло.
– Она соврала? – Я судорожно выдыхаю. – Или нет?
Родители молчат, и у меня внутри взрываются друг за другом все органы. Неужели это правда? Мне становится плохо. Я облокачиваюсь спиной о шкаф и прикрываю глаза. Пожалуйста, скажите, что это сон. Пожалуйста.
– Я… – Мама шумно выдыхает. – Поверить не могу, что она сказала тебе такое.
Смотрю на нее. Она трет ладони и нервно моргает.
– Мне даже в голову никогда не приходило, что Карина может так поступить.
– Я не понимаю.
– А что тут понимать? – вмешивается папа. – Твоя сестра решила задеть тебя и затронула именно ту тему, которая до сих пор причиняет тебе боль. Хочешь ответов: вот они! Ты всегда была примерной девушкой, никогда не приносила нам проблем, училась в школе, помогала, когда мы были на работе, и я не помню ни одного раза, чтобы мне приходилось краснеть из-за тебя.
– Твоя сестра перешла все границы, – дополняет мама. – Не думала, что она способна на такое. Из-за чего же вы хоть поссорились?
– Теперь это не важно.
С моих плеч исчезает такой огромный груз, что я пьяно отшатываюсь назад.
– Карина не права, – серьезно произносит папа. – Но ты не обижайся на нее. Она сказала это сгоряча. Так что помиритесь и забудьте об этом.
– Мы так и сделаем, – заверяю я. – По крайней мере, мы попытаемся.
– Что ж, отлично. – Мама вновь зевает и встает с дивана. – Не ссорьтесь, Лия. – Она обнимает меня и медленно отходит в сторону спальни. – В жизни мало людей, на которых можно положиться. Вам остается лишь радоваться, что вы есть друг у друга.
Я киваю.
– Спокойной ночи. – Папа целует меня в лоб. – И не забудь помыть за собой чашку.
– Да, конечно.
Улыбаясь, он уходит, а я стою в зале, радуясь, что мои опасения не подтвердились.
Наутро я не могу пошевелить левой рукой. Морщусь, встаю, подхожу к зеркалу и громко выдыхаю: плечо покрылось отеками и покраснело.
– Черт! – Я испуганно моргаю. – Черт, черт!
От безысходности начинаю тереть ладонью опухшее место, надеясь, что это сможет помочь. Но как? Бессмыслица! Судорожно набираю в легкие воздух и сглатываю. Нужно что-то сделать, иначе моя глупость превратится в нечто более опасное.
Здоровой рукой я хватаю со стола телефон и набираю номер Леши. Астахов тут же отвечает:
– Лия? Что-то случилось?
– Ну как сказать… – Я вновь осматриваю в зеркале синеватое плечо. – Знаешь, кажется, мне нужна помощь.
– Мне приехать? – Серьезный тон друга успокаивает меня: Астахов сможет помочь. Я уверена.
– Да, пожалуй.
– Буду минут через пятнадцать. – Тут же раздаются гудки, и я буквально вижу, как Леша срывается с места, начинает метаться по своей маленькой комнате. Он всегда был ответственным, правильным, педантичным. Иногда мне кажется, что у нас с ним огромная разница в возрасте, будто он мой старший брат, хотя мы ровесники.
Через силу надеваю свитер. Ужасно больно. Когда я поднимаю руку, в голове взрываются краски, глаза непроизвольно закрываются, становится так паршиво, что начинает тошнить. Может, у меня вовсе не вывих? Вдруг, упав, я что-то сломала? Какая-то косточка нашла на другую косточку, и теперь мне ампутируют целую руку!
От этих мыслей становится тошно. Тяжело дышу, хожу еще тяжелей. Минут за десять я только расправляюсь с одеждой. Это я еще не добралась до пальто… до пальто Максима, что самое интересное, так как свое я отдала Кире.
Глубоко вдыхаю воздух и выхожу из комнаты. В глубине души я надеюсь, что родители еще спят, но едва моя нога ступает за порог, я замечаю маму на диване.
– Уже проснулась? – удивляется она и, оторвав взгляд от книги, снимает очки. – Куда-то собралась?
– Да. – Мне становится жутко жарко. – Леша позвал прогуляться.
– Прогуляться так рано?
– Ну а почему бы и нет?
Я прохожу в коридор и прячусь за угол. Лишь бы мама не увидела, с каким трудом я надеваю чужое пальто.
– И куда же вы пойдете? – Я слышу, как она поднимается с дивана, и просовываю руки в рукава быстрей, чем можно. Дикая боль пронзает спину, и я неуклюже закидываю назад голову. – Тебе нужны деньги?
– Нет. Я не думаю, что они понадобятся. Если что – Леша разберется.
Мама наконец подходит ко мне, и я замечаю странный взгляд. Очень странный. Сначала мне кажется, будто она знает мой секрет, сейчас грубо стянет с меня пальто и наорет за то, что я не рассказала ей о вывихе плеча, но потом до меня доходит, что дело в другом.
– А где твое пальто?
– Я его у Леши забыла, – вру я. – Он вчера довез меня до поворота, заметил, что я налегке, и отдал свое пальто, чтобы я не шла до дома по морозу.
– Хм-м, дает тебе свою верхнюю одежду, собирается платить за тебя на утренних прогулках…
Я не нахожу в себе сил сдержаться и начинаю хихикать, как идиотка.
– Мам, – протягиваю я, – о чем ты? Это же Астахов.
– Ну и что? – Она растерянно поджимает губы. – Он хороший мальчик, и я совсем не против, если…
– Никаких «если»! – перебиваю я и даже благодарю за подобное отступление от темы. Смех помогает забыть о боли. – Не выдумывай. Он мне как брат.
– Не каждый брат зовет девушку прогуляться. Задумайся над этим, Лия. Дружбы между мужчиной и женщиной не существует, так что не строй себе воздушных замков. Как бы потом не оказалось, что ты сильно ранишь его.
– Мам. – Я закатываю глаза. – Не знаю, что там за правило, будто противоположности не могут дружить, для меня это чушь. Мы с Астаховым родственные души и уж точно не планируем свадьбу, детей и внуков.
– Я тоже ничего не планировала, а потом…
– Хватит! Я не могу это слушать! – Меня пробирает смех, и я начинаю двигаться к двери. – Больше ни слова.
– Ох, ну как хочешь. – Кажется, мама обиделась, но вообще это трюк. На самом деле она хочет, чтобы я развила тему, проговорилась. Но я уже выросла для таких уловок.
– Если что, позвоню тебе. Пока!
– Не задерживайся.
Перед тем как закрыть дверь, я слышу ее вздох: попытка не удалась.
Спускаясь по лестнице, улыбаюсь и никак не могу осознать то, что произошло минуту назад. Мама решила, будто я и Леша вместе. Но ведь это смешно. Он мне как брат, да и знаем мы друг друга с самого детства. Неужели такие люди могут сойтись, а потом еще и прожить вместе рука об руку?
Ужас какой. Выйти замуж за собственного брата.
Я корчусь и выхожу из подъезда.
«Рено» Астахова уже стоит во дворе, и я облегченно выдыхаю. Парень выходит из машины и стремительно направляется ко мне. Он взволнован и, как всегда, серьезен.
– Что случилось? – на выдохе спрашивает он. – Карина? Родители?
– Мое плечо, – улыбаюсь я и прикусываю губу. – Ты был прав: я должна была сходить в больницу. Сегодня утром оно распухло, и я еле шевелю рукой.
– Лия…
– Давай пропустим ту часть, где ты отчитываешь меня, и приступим сразу к делу. Я думала заехать в больницу.
– В какую? Если мы заявимся на работу к твоим родителям, им передадут, что ты приходила.
– Значит, поищем другую поликлинику. В Питере куча больниц.
– Но не в каждой тебя примут. Ты взяла паспорт, полис, карточку?
– Да.
– Что ж, тогда поехали. – Леша открывает мне дверь, и я аккуратно присаживаюсь на пассажирское сиденье. В машине, как всегда, пахнет кофе. Этот запах ассоциируется у меня только с Астаховым. – На самом деле твои предки все равно узнают правду.
– Надеюсь, что нет.
– Но как ты собираешься это скрывать? – Парень пристегивается, нажимает на газ, и мы медленно двигаемся с места. Я тоже хочу пристегнуться, но потом понимаю, что ремень сильно передавит руку. – Если вывих несерьезный, – продолжает Астахов, – придется носить повязку, если серьезный – придется делать операцию. В обоих случаях твои родители-доктора заметят что-то неладное, тебе так не кажется?
– Не нуди, – растерянно отвечаю я и прижимаю руку к груди. – Возможно, у меня и вывиха нет. Просто сильно ударилась.
– Ну да.
– Леш, мне и так не по себе. Давай не говорить о плохом.
– Как хочешь, – протягивает Астахов. – Мое дело предупредить.
Я тяжело выдыхаю и сглатываю. Паршивая ситуация. Лишь бы Максим не был прав и сказал вчера о вывихе только для того, чтобы напугать меня.
Провожу здоровой рукой по пальто. Оно большое, теплое, и мне почему-то кажется, что я его уже где-то видела: черное, длинное, мягкое. Хочется укутаться в нем так, чтобы внутрь не смог пробраться порыв ветра. По мне пробегают электрические разряды: нотки мяты заполняют легкие, едва я вдыхаю запах пальто.
– Так откуда у тебя это пальто? – Леша, как всегда, вырывает меня из мыслей, и я поднимаю голову. – И куда ты посеяла свое?
– Его забрала Кира, чтобы я смогла быстрей двигаться на испытании. А потом вокзал окружили менты. Пришлось убегать. Было холодно, и Максим вдруг решил стать милым.
– Максим?
– Да, тот высокий черноволосый парень, который избил меня. Хотя о чем это я, – саркастически выдыхаю. – Тебя ведь не было рядом, и ты не знаешь, о ком я говорю.
– Опять ты начинаешь…
– И никогда не закончу. Ты заслуживаешь длительного выноса мозга.
– Ну, конечно. Как Леша сделает что-то хорошее, так всем плевать. А как он проколется, так век ему быть проклятым.
– Такова жизнь. Люди помнят лишь плохое.
– Неправда. – Астахов поворачивается и с нежностью смотрит в мои зеленые глаза. – Я помню и хорошее.
Мне становится неловко. Что-то проносится между нами, что-то странное. Мы смотрим друг на друга слишком долго, неприлично долго. Я заправляю локон угольных волос за ухо и неуклюже отворачиваюсь. Чувствую, как горят щеки, как потеют ладони. Только вряд ли это от смущения. Скорей мне просто не по себе.
– Ты всегда так делала, – прервав молчание, продолжает Леша.
– Как?
– Отворачивалась и краснела, словно девочка, загнанная в угол.
– Я не понимаю, о чем ты. – Эта фраза настолько надоела мне, что я произношу ее с легким раздражением.
– Ты все прекрасно понимаешь. Просто не помнишь.
– Что ты имеешь в виду? Как это понимаю, но не помню?
– А как ты думаешь? – Леша сжимает руль, и костяшки его пальцев бледнеют. Он стискивает зубы, лицо напрягается. – Как ты думаешь, о чем я? Все настолько банально, что даже догадываться нет необходимости.
– Поверь мне – есть. – Я недовольно смотрю на друга. – Если было что-то, о чем я забыла, так не тяни резину: расскажи! Хватит тайн и намеков. Родители, Карина, ты – все вы надоели со своими секретами. Говорите напрямую, что имеете в виду, или вообще молчите!
– Легко тебе говорить.
– Легко? Мне легко? Астахов, лучше не зли меня.
– Конечно, тебе легко. – Леша протирает свободной рукой лоб. – Ты забыла очень многое, Лия, и это замечательно. Поверь мне: это просто прекрасно, потому что твой прошлый год был полон плохих вещей, и я рад, что ты избавилась от них.
Я замираю: вот и подтверждение слов сестры, вот и подтверждение обмана родителей.
– Что я натворила? – Вопрос сам слетает с губ. – Что я сделала?
– Ты – ничего.
– Тогда о чем речь?
– О том, что тебе не повезло. Ты просто-напросто попала в плохую компанию.
Он делает ударение на последнем словосочетании, и я чувствую, как примерзаю к месту. Его лицо искажает гнев, я вжимаюсь в сиденье и внезапно понимаю, что в глубине души знала ответы на все свои вопросы.
– И что же это значит? – Внутри разгорается костер. Я говорю тихо, но мне хочется кричать во все горло. – Хочешь сказать, я была связана со стаей? Так ведь?
Леша поворачивается ко мне, и я смотрю в его зеленые теплые глаза. Они полны сожаления, сочувствия, беспокойства, и мне становится паршиво. Эта жалость во взгляде всех окружающих людей начинает сводить с ума!
– Ответь.
– Лия…
– Просто ответь мне!
Парень выдыхает, открывает рот, но не успевает сказать ни слова.
Перед машиной появляется огромное рыжее пятно. Астахов с криком резко выворачивает руль, и мы парим. Я ощущаю невесомость каждой клеткой своего тела. Волосы вспыхивают пламенем вокруг шеи, сумка подлетает перед лицом и ударяется о крышу автомобиля. Мысли сталкиваются, сплетаются, взрываются. Перед глазами все плывет, предметы летают в салоне, словно в космосе, и я вдруг думаю о ремне безопасности. Но это мимолетная мысль. Она ускользает от меня так же быстро, как опора под ногами. Я слышу свой крик, вижу впереди столб и лечу ему навстречу.