Глава 2 Адреналин в моей крови

Как хорошо, что некоторым вещам приходит конец.

Я медленно открываю глаза, чувствуя запах родного дома. Мои духи. Моя комната. Мне всего лишь приснился кошмар, и он закончился.

Я вытягиваю перед собой руки и вдруг резко сворачиваюсь клубком на кровати. Ядовитая, тягучая боль пронзает тело от кончиков пальцев до головы. Словно маленькие взрывы, во мне то и дело пульсируют синяки, отеки. Я вдыхаю глубже и понимаю, что с запахом духов смешался запах крови, и тогда до меня доходит: это был не сон. Это был не кошмар! Я сжимаю одеяло и ощущаю подступившие к глазам слезы. Заблуждение исчезло. Раньше я думала, что я сильная. Я ошибалась.

Собравшись, я пытаюсь разогнуться и открываю глаза. Медленно стаскиваю с себя одеяло и приподнимаю майку. На животе огромный отек. Он синий, желтый, оранжевый, просто радуга. Я крепко сжимаю зубы и поднимаюсь с кровати. Тут же взвывают ноги, спина. Прихрамывая, я подхожу к зеркалу и вижу гематому на плече. Вот почему вчера я его не чувствовала: ему досталось больше всего.

В мою комнату стучат, и я как можно скорей пытаюсь добраться до шкафа. Прикрыть синяки от родителей – пожалуй, самая важная задача на данный момент.

Но когда дверь открывается, на пороге я вижу Карину. Она бледная, уставшая. Я бы сказала, больная, если бы не знала истинную причину вялости.

– Привет, – неуверенно шепчет она, и я прожигаю ее недовольным взглядом. – Как себя чувствуешь?

– Отлично.

– Давай я принесу йод. Леша сказал утром обработать раны еще раз.

– Леша? – Я вскидываю подбородок и усмехаюсь. – С чего это он внезапно решил позаботиться обо мне? Его ведь не волновало, что со мной будет, когда тот парень избивал меня на виду у целой толпы. Что изменилось сейчас?

– Неправда. Он сильно переживал.

– Я заметила.

– Послушай. – Карина подходит ко мне и кладет руку на здоровое плечо. – Прости меня. Я не хотела, чтобы так вышло.

– Ты… – Стряхнув ее руку, я растираю ладонями лицо. – Ты в своем была уме, когда прыгнула в куб? Понимала, что делаешь? Потому что я не представляю, какой идиоткой надо быть, чтобы добровольно пойти на самоубийство! Просвети меня. Скажи мне! О чем. Ты. Думала?

– Лия, это сложно объяснить.

– Да нет тут ничего сложного! – заводясь, восклицаю я. – Объясни мне, почему ты делаешь это? Почему не слушаешь меня? Почему подвергаешь себя опасности?

– В стае есть мои друзья, и я… – Карина резко замолкает, увидев гнев на моем лице. Она растерянно прикусывает губу и отворачивается. – Тебе не понять меня.

– Твои друзья? – Я практически выплевываю этот вопрос. – Считаешь, там были твои друзья?! Ах да. Наверное, именно они стояли возле аквариума и смотрели на то, как ты задыхаешься!

– Все слишком сложно! Я познакомилась с одной девушкой, она привела меня. Мы обе новички, и нам пришлось согласиться на инициацию.

– Господи, что за чушь ты несешь? Какую инициацию? Что значит: нам пришлось согласиться? Ты видела этих людей, зачем осталась с ними? Это животные, у которых вместо мозгов – стремление к свободе и к насилию!

– Не говори так, – с вызовом возражает сестра, и я прирастаю к месту. Она защищает их? Защищает после того, что произошло? – Они честные и справедливые. Да, иногда и жестокие, но справедливые.

– Знаешь что, – неожиданно для самой себя я подхожу к Карине, хватаю ее за локоть и тащу к двери, – пошла вон из моей комнаты.

– Но…

– Я рисковала своей жизнью ради тебя, а ты ставишь мне эту безмозглую стаю в пример? – Кажется, сестра использует последние капли моего терпения. – Не подходи ко мне больше.

– Лия!

– Я сказала, пошла вон! – взрываюсь я и чувствую, как боль вновь пронзает тело. Карина вихрем выбегает из комнаты, захлопывает за собой дверь, а я без сил падаю на кровать. Опять трудно дышать. Такое чувство, что вчера мне сломали все ребра. Прикрыв глаза, я пытаюсь подняться. Больно. Тогда я отталкиваюсь руками от постели и нахожу опору впереди – фортепиано. Когда-то я часто играла. Сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, когда не могу вспомнить ни одно любимое произведение, и поэтому быстро завершаю занятие.

Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но вдруг вижу маму.

– Почему ты еще не готова? – спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. – Твой папа уже собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?

– Нет, я уже одеваюсь.

– Давай быстрей. Школу ты сегодня не прогуляешь, можешь даже не прикидываться.

– Хорошо.

Мама уходит, а я хватаюсь рукой за спину.

Если мне удастся выжить, это будет безумным везением.


Когда мы подъезжаем к школе, в машине тихо.

Папа останавливается и достает из кармана кошелек.

– Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, – сообщает он и открывает бумажник. – Так что добирайтесь самостоятельно.

– Хорошо, – киваю я. – Что-то случилось?

– Нет. Просто мне поставили две смены. – Он протягивает деньги. – Вчера я провел сложную операцию. За женщиной нужен уход, и желательно, если я буду поблизости.

– Мама знает, что ты будешь поздно?

– Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было внутреннее кровотечение, случись что-нибудь непредвиденное, знания мамы мне могут пригодиться.

Я понимающе киваю.

Два доктора в семье – сложная ситуация. Родителей практически не бывает рядом, а когда они все же появляются, с ними появляется и контроль. Безумный контроль, который порой сводит меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые проблемы. К примеру, воду два раза кипятить в чайнике запрещается под угрозой «административного наказания» в размере недели в качестве единственной дома посудомойки. Или жарить необходимо, меняя масло при каждом новом заходе. Звучит, конечно, здраво, но это ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, а обязательно нужно разделить их на две партии и помыть два раза сковородку. Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно связан с их работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я и Карина.

– Тогда увидимся завтра утром. – Я прекрасно понимаю, что засну к тому времени, как они вернутся, так что даже не надеюсь на ночную встречу. – Пока.

Я машу папе рукой, открываю дверь, но когда пытаюсь встать, откидываюсь назад на сиденье. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.

– Что такое? Лия? Что с тобой?

Карина замирает, папа смотрит на меня все так же настороженно, и мне приходится ценой огромных усилий выдавить из себя улыбку.

– Просто живот схватил.

– Где схватил? – Ну вот опять его медицинские штучки. – Что именно болит?

– Пап, успокойся. Ничего страшного.

– Лия, я спросил, где болит?

Я выдыхаю и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверняка она уже готова провалиться сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.

– У меня схватил низ живота. Такое бывает каждый месяц, пап. – Я наблюдаю за тем, как он расслабляется. – Так что не стоит волноваться. Все пройдет через несколько часов.

– Хорошо, – кивает он и переносит ногу на педаль сцепления. – Встретимся завтра.

Я повторяю попытку и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, и Карина испуганно смотрит на меня.

– Почти раскусил.

– Я с тобой не разговариваю, – кидаю я и направляюсь к школе. – Можешь даже не стараться что-либо исправить.

– Я и не стараюсь.

Я фыркаю. А ведь могла бы и постараться, неблагодарная сестрица!

Сестра не отстает. Семенит следом, а я чувствую, как она испепеляет мою спину взглядом. Появляется желание развернуться и влепить ей здоровую оплеуху, чтобы мозги встали на место. Но я иду вперед и ровно дышу, не хочу вновь спровоцировать боль в спине.

– Ты сегодня долго? – спрашивает Карина, но я не отвечаю. – У тебя есть вождение? – Я вновь молчу, и тогда сестра тяжело выдыхает: – Рано или поздно нам все равно придется заговорить.

– Думаешь? – вырывается у меня, и я прикусываю язык.

– Да, думаю. – Довольная собой, она улыбается мне и наконец выходит вперед.

Не пытаюсь догнать ее. Пусть идет куда хочет. В конце концов, моя боль в спине появилась по ее инициативе.

День начался не очень, продолжился он в таком же медленном и тягучем ритме. Я ходила, держась руками за стены, иногда останавливалась, чтобы передохнуть. Но к счастью, к концу третьего урока в моем теле выработался антидот. Я могла спокойно передвигаться, шевелиться и даже нагибаться, если приходилось. Мои одноклассники не поняли, почему я похожа на калеку, но им, по-видимому, все равно. Я всегда замечала, что они настороженно ко мне относятся, не пытаются сблизиться, подружиться. Я сначала задавалась вопросом: почему? Но потом бросила это дело. В конце концов, это их проблемы, что я им не нравлюсь. Сама себя я вполне устраиваю.

Когда пришло время идти в столовую, я направилась туда в гордом одиночестве. На звонки Леши я принципиально не отвечала, Карина где-то шлялась со своими подругами, так что пришлось пересекать темные коридоры школы в обществе себя самой. Но так было до того момента, пока я не заметила вдалеке знакомое лицо.

Как же я могла забыть?

Прибавляю скорость, насколько это возможно в моей ситуации, и нагоняю высокую блондинку. Коснувшись ее плеча, откашливаюсь и неуверенно останавливаюсь.

– Кира?

Девушка оборачивается и скрещивает на груди руки. Не сказать, что она выглядит испуганной, скорей она растеряна. Абсолютное отличие от того, какой я помню ее вчера: уверенной, сильной, бесстрашной.

– Я хотела сказать кое-что. Спасибо, что помогла мне добраться до машины.

– Не стоит, – почти шепотом отвечает она.

– Нет. Я правда очень благодарна. Все люди прошли мимо, но ты остановилась.

– Кто-то же должен был.

– Почему ты это сделала? Ведь не в правилах стаи помогать чужакам.

– Тише, – резко шипит она и оглядывается. – Хочешь, чтобы все узнали, где мы вчера с тобой проводили время?

– Я не думаю, что люди поймут, о чем мы.

– А если поймут? – Кира протирает лицо и откидывает назад волосы. – Послушай, да, я помогла тебе, но это не значит, что теперь мы лучшие подруги или заодно, ясно? Ты лежала в крови, мне стало тебя жалко, я не смогла пройти мимо.

– Жалко? – У меня запершило в горле. – Так все дело лишь в жалости?

– А ты что подумала? Конечно, мне стало тебя жалко.

– Ясно, – усмехаюсь я и скрещиваю руки на груди. – Можешь не продолжать.

– Не знаю, что ты там себе навыдумывала, – произносит Кира и наклоняется ближе ко мне. – Но ты должна уяснить, что не все такие же добрые, как я. Больше не приходи в парк, иначе не отделаешься так легко.

– Легко? – усмехаюсь я. – У меня вместо живота один огромный отек, а на плече гематома размером с Африку. Это легко, по-твоему?

– Да, это самое безобидное, что могло с тобой произойти. Большинство чужаков не возвращаются домой, они попадают в больницу.

– То есть я не первая, кто посягает на территорию Шрама?

– Конечно. Не ты первая, не ты последняя.

– Я спрошу еще кое-что, и ты от меня отделаешься, – обещаю я, а затем недоумевающе пожимаю плечами. – Зачем ты туда ходишь, если понимаешь, что люди не уходят из парка в целости и сохранности?

– Боюсь, отвечая на этот вопрос, я займу слишком много твоего времени.

– Ничего страшного. Я никуда не спешу.

– Просто забудь обо всем, Лия, – советует Кира, и я замечаю в ее глазах не жалость. Скорее это забота. Но мне абсолютно неясно, почему на ее лице появляется это выражение. – Забудь о Шраме, о поединке, забудь обо всем. Так будет гораздо лучше.

– Для кого?

– Для тебя. – Немного помолчав, блондинка добавляет: – И для твоей сестры.

– Оглянись! Люди вокруг умирают, ты же знаешь. И я уверена, практически все из списка связаны с вашей стаей! Так почему же ты, как и остальные, продолжаешь ходить туда? Или почему вы бездействуете?

– Ты сказала, что задашь последний вопрос.

– Но ты на него не ответила.

– Если я не ответила, значит, на то есть причины. – Кира устало пожимает плечами и вновь оглядывается. – Радуйся, что ты дышишь, что Карина в порядке, и живи дальше! Не надо лезть туда, где тебе не место.

– Мне просто интересно.

– Осторожно. Интерес может завести тебя слишком далеко. – Девушка в последний раз бросает на меня обеспокоенный взгляд и уходит.

Долго смотрю ей вслед, не зная, почему хочу разобраться в этом. Наверное, она права. Я и Карина выбрались, мы живы, почему бы не забыть вчерашний день?

Ответ приходит вместе с болью в спине.

Я и так слишком многое забыла. Теперь все, что со мной происходит, кажется мне важным и ценным. Даже такие ужасные события.

Я прихожу в столовую, когда до звонка остается десять минут. Следующим уроком у меня физкультура, так что спешить некуда, я все равно не смогу даже нагнуться за мячом. Меня быстро обслуживают, я поднимаю поднос и иду в центр зала.

Практически все столы пусты, и мне предоставляется огромный выбор. Правда, пока я думаю, куда бы сесть, кто-то берет меня за руку и ведет к столику у окна.

Я не сопротивляюсь, так как прекрасно понимаю, кто это.

– Пользуешься моей травмой, Астахов? Иначе я бы с удовольствием попыталась вновь вывернуть тебе руку.

– Прости меня, Лия, – выдыхает парень и помогает мне сесть. – Прости, пожалуйста.

– Я прощу, но только после того, как ты объяснишь мне: какой же силой воли надо обладать, чтобы просидеть в машине практически полчаса и не прийти мне на помощь?

– Я не мог прийти.

– Правда?

– Да, мне там не место.

Я смотрю на Лешу и сгораю от злости, но мне приходится взять себя в руки, и я отпиваю чай.

– То есть, – глотнув, протягиваю я, – мне, получается, там место, а тебе – нет. Очень интересная теория.

– Я же извинился.

– Но это ничего не меняет. Я не смогу забыть то, что ты отсиживался в машине, пока меня избивал тот парень. Как доверять тебе после этого?

– Я и не прошу забывать. Просто попытайся понять. – Астахов тяжело выдыхает и нервно трет лицо руками. – Я многое не могу объяснить, но надеюсь, ты просто поверишь.

– Поверить на слово? – Я смеюсь и откусываю бутерброд. – Ага, сейчас.

– Эй, не говори с набитым ртом, – поучает он, на что я язвительно корчусь. – Лия, ты же меня знаешь. Я бы ни за что не бросил тебя просто так. К тому же я понимал, что ты не пострадаешь.

– Что?! Я же…

– Не пострадаешь сильно, – исправляется он, и раздается школьный звонок. Парень опускает голову на руки и устало выдыхает. Мне становится не по себе. Может, я и правда о чем-то не знаю?

– В таком случае объясни мне, что тебя так напугало? – Идти на перемирие – не мой конек. Но потерять Лешу слишком больно. – Почему ты побоялся прийти за мной?

– Не сейчас. Я скажу тебе, но только не сегодня.

– Почему не сегодня? Неужели завтра что-то изменится?

– Я не знаю. Но сейчас… сейчас я к этому не готов. Да и ты тоже не готова.

Его слова озадачивают меня. Готова, не готова – какая разница? Главное, узнать правду. Разве не так?

Но мои мысли прерываются телефонным звонком.

Астахов поднимает голову, достает сотовый и, увидев имя на дисплее, застывает в ужасе. Затем он нехотя подносит телефон к уху и спрашивает:

– В чем дело?

Длительное молчание. Его зеленые глаза становятся все больше и больше, а потом вдруг закрываются. Парень качает головой из стороны в сторону и выдыхает так громко, что я испуганно съеживаюсь.

Я гадаю, кто же это может быть и что происходит? Почему Леша напуган? Может, что-то с его родителями? Они узнали о результатах его теста?

Астахов кладет трубку и открывает глаза.

– Что? – недоуменно спрашиваю я. – Что случилось?

– Карина, – медленно отвечает он и следит за моей реакцией. Она не заставляет его долго ждать. Я сжимаю в руке чашку с чаем и подаюсь вперед.

– Что с ней? Где она?

– Кажется, твоя сестра окончательно потеряла голову.

– Твою мать, Леша, что происходит?

– Она опять пошла в стаю и сейчас готовится пройти четвертое испытание.

– Что? – Я буквально чувствую, как внутри разгорается пожар. Появляется вопрос: зачем? Зачем она это делает? – Не может быть. Я несколько часов назад была с ней рядом!

– Видимо, она пришла в школу для вида. На самом деле сейчас она в нескольких километрах отсюда, готовится продолжить инициацию.

У меня кружится голова. Я отставляю чашку и едва сдерживаюсь от слез. Может, стоит позвонить родителям? Стоит рассказать им правду? Я ведь не выдержу еще одного избиения. Эгоистичная часть меня кричит так сильно, что приходится вспомнить удары в живот, удары в плечо, вспомнить всю ту боль, и мне становится ужасно плохо. Я сижу поникшая, совершенно не представляя, что делать.

– Нужно торопиться, – говорит Астахов и кладет свою руку поверх моей. – Мы должны поехать за Кариной или позвонить родителям. Действовать нужно немедленно.

– Леш, она издевается надо мной, – слабым голосом протягиваю я. – Неужели ей так не важна жизнь?

– Потом ответим на эти вопросы, Лия. Сейчас срочно нужно предпринять что-то, или Карине не поздоровится!

– Но что я могу? Что?

– Ты все можешь, – уверяет меня Астахов, и я поднимаю глаза. – Ты способна на многое, Лия. Поверь мне, если кто-то и в состоянии защитить твою сестру, так это ты.

– Но ведь раньше ты считал, что разумней попросить помощи у взрослых.

– Я и сейчас так считаю, просто ты – другая. – Он смотрит на меня с такой нежностью, что мне становится неловко. – Ты способна спасти любого, кто тебе дорог. И я не понаслышке знаю об этом.

Я прикусываю губу и смотрю на свои бледные руки. Итак, какова вероятность того, что сегодня я и вовсе не вернусь домой? Стая не принимает чужаков, так есть ли у меня шанс спасти сестру еще раз?

Неожиданно в моей голове созревает план.

Я встаю из-за стола и, не поддаваясь боли, хватаю со стула сумку.

– Идем. Я знаю, что делать.


Мы подъезжаем к воротам старого вокзала, а возле них стоит Кира. Я удивляюсь, что вижу ее, и поворачиваю голову в сторону Леши. Может, он объяснит мне, что она здесь делает? И почему мы вообще приехали к вокзалу, когда стая обитает в парке? Но парень даже не смотрит на меня. Паркуется и медленно выходит из машины. Я вылезаю следом за ним и останавливаюсь перед блондинкой.

– Кира, что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь помочь, – шепчет она и смотрит на Астахова. – Вы вовремя. Инициация начнется через несколько минут.

– Я гнал как мог.

– Подождите, – протягиваю я и смотрю сначала на Лешу, а потом на блондинку. – Это ты ему звонила? Ты сказала, что Карина здесь?

– Да, я.

– Но откуда вы знаете друг друга? В смысле, да, мы учимся в одной школе, но…

– Ты опять задаешь много вопросов, – перебивает меня Кира и упирает руки в бока. – Я понятия не имею, что ты собираешься делать, но твоя сестра уже порядком достала. Неужели ты не могла объяснить ей, что общение с плохими дядьками вредно для здоровья?

– Она не слушает меня.

– Я бы тоже не стала слушать, – смеется блондинка, но затем продолжает серьезно: – Леша сказал, у тебя есть план.

– Да, есть. – Сейчас я уже сомневаюсь в нем, но по дороге до вокзала ничего умней не смогла придумать. – Он безумный, но мне кажется, что ты не будешь против. В конце концов, ты в стае, а вы привыкли совершать безумные поступки.

– Так и есть. Посвятишь меня?

– Нет. – Я выдыхаю. – Это мои проблемы.

– Как скажешь. – Кира поворачивается в сторону вокзала. – Следуй за мной.

– Ты идешь? – спрашиваю я Лешу, но он неуверенно качает головой. – Ладно. Сама разберусь.

Можно ли простить другу его страх? Наверное, можно. Но мне почему-то сложно это сделать.

Следуя за Кирой, я думаю о том, как попала в эту ситуацию. Почему связалась с этой бандой? Почему стала частью ее истории? Раньше мне доводилось лишь читать в газетах о противоправных действиях некоторых членов стаи, а теперь я второй день подряд добровольно прихожу в самое пекло.

Я слышу гул, и кровь стынет в жилах. Мы совсем близко.

– Я не могу провести тебя вплоть до стаи, – говорит Кира. – Иначе мне придется несладко. Так что будь паинькой и сама преодолей несколько метров, договорились?

– Да, конечно.

– И лучше не совершай глупостей. Шрам не любит, когда люди пытаются навешать лапшу ему на уши.

– Ну, к счастью, мой план заключается не в этом, – тихо говорю я и вижу на перроне столпотворение. Сердце охватывает ужас. Какое же новичкам предстоит испытание?

– Все, дальше иди сама, – отрезает Кира и касается моего плеча. – Будь осторожна.

Удивленно вскидываю брови, но когда собираюсь ответить, она разворачивается и уходит. Почему блондинка так добра ко мне? Почему волнуется?

Встряхнув головой, я выпрямляюсь. Спину тут же обдает жаром, но я не обращаю внимания. У меня ноет все тело, болят все конечности, а я иду вперед. Наверное, это смелость. Хотя, может, обыкновенная глупость.

Увидев меня, подростки расступаются. Кто-то из них смеется, кто-то ошарашенно молчит. Я бы тоже удивилась, скажи мне кто-нибудь сегодня утром, что я вернусь в стаю. Но такова реальность. Люди затихают, опускают бутылки и смотрят на меня с явным вопросом: какого черта я здесь делаю?

Наконец я замечаю Шрама. Он стоит на краю платформы и смотрит на рельсы. Неужели его завораживает картина отвратительных железных полос? Разве это красиво?

Но затем он поворачивается ко мне, не скрывая удивления. Сначала я замечаю на его лице усталость, а потом гнев, ведь я ослушалась и пришла во второй раз.

– Ты страх потеряла? – недовольно интересуется он. – Разве вчера мы не договорились, что ты больше не вернешься?

– Я прекрасно помню, что мы вчера обговаривали, – уверенно отвечаю я и замечаю с правой стороны шесть человек. Они стоят друг за другом. Карина последняя. – Но кое-что изменилось.

– Что же именно?

– Отношение к сестре. Она решила, что может противоречить мне. Она ошиблась.

– Хм-м… – Шрам неожиданно улыбается. – Интересно. То есть тебя злит то, что твоя сестра не захотела покидать стаю?

– Да, так и есть.

– Я, наверное, совсем недалекий, потому что не понимаю, чего ты вмешиваешься? Она взрослая девочка и сама понимает, чего хочет и что ей нужно. Ты спасла ее вчера, но сегодня она вернулась. Какова же вероятность того, что это не повторится снова?

– Она больше не будет являться членом вашей стаи, а значит, вернувшись, подвергнет свою жизнь риску. Огромному риску.

– И почему же она перестанет являться членом нашей стаи?

– Я займу ее место. – По перрону проносится гул, Шрам удивленно вскидывает брови, и я слышу, как ко мне подбегает Карина.

– Какого черта? – взрывается она. – Я не собираюсь никуда уходить!

– Замолчи, – металлическим голосом приказываю я и пронзаю сестру таким взглядом, что она бледнеет. – Стой рядом и не говори ни слова!

– Но какой мне смысл соглашаться с тобой? – лениво спрашивает Шрам. – Не легче сейчас вновь поставить тебя на место, и дело с концом.

– Я прекрасно помню, как вы относитесь к самоотверженности. Моя сестра идиотка, но тем не менее я лучше сама подвергну себя опасности, чем позволю ей сделать это.

– Мы отлично относимся к самоотверженности внутри стаи, но не со стороны чужаков.

– Взгляни на ситуацию под другим углом. – Я начинаю терять надежду. Неужели план не осуществится? – Какая тебе разница, я или Карина подчиняемся твоим приказам? А? Отпусти ее, а дальше уже дело за мной. Если понадобится, я прикреплю ее наручниками к батарее, но зато оставлю в живых.

– Ты так уверена, что твоя сестра умрет? Многие выживают после инициации.

– Многие? Я так не думаю.

Шрам задумчиво смотрит на меня. Решил рассмотреть мое предложение? Затем он поджимает губы, скрещивает перед собой руки и неожиданно говорит:

– Ладно. Я согласен.

– Что? – Карина краснеет и срывается с места. – Но я хочу быть в стае! Я, не она!

– Твоя сестра явно дала всем понять, что ей не важно твое мнение.

– Потому что мне важна твоя жизнь! – Я смотрю на Карину и недовольно хмурюсь. – Ты идиотка, если не понимаешь, во что ввязалась!

– Но это мой выбор!

– Пожалуйста, – я смотрю на Киру, но не произношу ее имени, – уведи ее.

Блондинка кивает.

– Я никуда не уйду! – верещит сестра. – Не тебе решать, что мне делать, а что нет.

– Ты ошибаешься. Именно мне решать!

– Но это несправедливо. Я хочу быть в стае! Я хочу быть ее частью!

В этот момент Кира берет ее за локоть и грубо тащит за собой.

– Нет. Отпусти меня! Лия, прошу тебя! – Она пытается вырваться, но тщетно. – Лия!

Я отворачиваюсь и крепко стискиваю зубы. Не верится, что желание Карины быть среди этих животных перевешивает желание жить.

– Итак, – наблюдая за тем, как Кира уводит сестру, протягивает Шрам. – Выходит, ты будешь проходить инициацию вместо нее.

– Выходит, что так.

– Я сегодня в хорошем настроении, так что тебе повезло. Хотя, – он хмурится, – хотя мне кажется, что было бы честно поставить тебе одно маленькое условие.

– Какое же? – устало спрашиваю я. Я еще не думала, как буду проходить испытания с ноющими конечностями, и почему-то лишь сейчас вспоминаю об этом. – Какое условие?

– Твой результат должен быть лучше результатов других. Тогда ты останешься в стае и продолжишь инициацию.

– В противном случае?

– В противном случае, – продолжает Шрам, – ты будешь изгнана, а твоя сестра вернется на свое законное место.

– Хорошо, – безучастно отвечаю я и чувствую, как покалывает в глазах. – Хорошо, я согласна на все условия.

– Отлично, тогда начнем. – Парень потирает руки. – Первый поезд уже на подходе!

Почему-то я не удивляюсь.

Меня окатывает волна страха, ужаса, но не удивления. Я догадывалась, что будет за испытание, и уже попыталась себя к нему подготовить.

Хотя можно ли себя к такому подготовить?

– Смысл данного испытания, – кричит Шрам, и люди обращают к нему лица, – в том, что новичок выходит на рельсы и становится спиной к идущему поезду! Мы засекаем время и считаем, за сколько метров до первого вагона он уберется в сторону. – Чуть помедлив, он добавляет: – И без фанатизма. Смерти нам ни к чему.

Подростки торжественно кричат, увидев очень далеко поезд. Я сглатываю накопившуюся слюну и сжимаю в кулаки потные ладони. На улице прохладно, но я вся горю, хочется обрызгать лицо ледяной водой, хочется упасть в сугробы, которых еще нет, хочется прыгнуть в бассейн и лежать на поверхности. На лбу появляется пот. Сводит низ живота, и мне приходится признать, что боль в спине и в мышцах спасает меня, не дает расслабиться. Иначе я бы упала без чувств.

Когда первый парень, старше меня, может, года на два, прыгает с платформы к рельсам, мое сердце останавливается. Я готова кричать от ужаса, но понимаю, что это не поможет ни ему, ни мне. Поезд совсем близко. Теперь я не только его слышу, я вижу его. Люди вокруг, одетые в черную одежду, неожиданно начинают шевелиться. Они подходят ближе к платформе и выкрикивают слова в поддержку парню. Удивительно, что они не кричат: «Поскорей бы тебя сбил поезд!» – потому что все именно к этому и идет.

Прикрываю ладонью рот и дрожу как осиновый лист. Мне так страшно было лишь один раз, когда я проснулась и поняла, что потеряла целый год. Только если тогда паника была душевной, сейчас я ощущала ее физически.

– Боишься? – неожиданно спрашивает меня Шрам и улыбается. – Испытание тебе не из легких досталось.

– Справлюсь как-нибудь и без твоих советов, – огрызаюсь я.

– Я в этом сомневаюсь.

Затем он оставляет меня одну и подходит к толпе.

– Отходим все на шаг назад! – кричит он и, расставив руки, отодвигает подростков ближе к центру. – Этот вокзал в нашем распоряжении, но я все равно не хочу проблем.

Я недоуменно вскидываю бровь и нехотя подхожу к парню.

– Что значит – в нашем распоряжении?

– Стало интересно?

– Просто ответь, Шрам.

– Этот вокзал нерабочий. Он заброшен, как и парк, в котором мы обычно проводим время.

– Но как тогда здесь проезжает поезд?

– Я бы сказал, проезжает не поезд, а несколько вагонов. – Он вновь улыбается. – Не волнуйся. Управляет им один из наших.

– Значит ли это, что он успеет затормозить, если что? – с надеждой спрашиваю я и натыкаюсь на безумный взгляд парня.

– Нет, это абсолютно ничего не значит.

Меня опять тошнит от ужаса.

Я сжимаю пальцы в кулаки и вижу, как парень на рельсах закрывает глаза. Поезд совсем рядом. Я уже отчетливо различаю его силуэт и забываю себя от паники. Звук все громче и громче, и когда кровь вскипает, словно подогретое молоко, парень нагибается, готовится отпрыгнуть. Сто метров, девяносто, восемьдесят – люди орут, словно дикие. Одна девушка протягивает вперед руки и кричит, что любит его. Если бы любила, то не позволила бы совершать такое. Хотя что я понимаю в любви?

Семьдесят, шестьдесят – я закрываю руками лицо и слышу дикий рев поезда. Пятьдесят. Поток воздуха откидывает назад мои угольные волосы, и я испуганно отступаю в сторону, отказываясь открывать глаза.

Мне хочется плакать, хочется забиться в угол и не выходить оттуда.

Но вдруг я улавливаю радостный крик. Мои руки сами опускаются, глаза находят толпу, и я замечаю парня. Он довольный стоит рядом со своей девушкой, целует ее, обнимает, крутит вокруг себя. Он справился, и он жив.

Я облегченно выдыхаю и вдруг ощущаю чье-то прикосновение.

– Ты как? – Я поднимаю глаза и вижу Киру. – Все в порядке?

– Честно?

– Ладно, можешь не отвечать. – Блондинка едва заметно улыбается. Я благодарна ей за то, что она рядом. Мне кажется, я смогла бы ей довериться. – Ты последняя?

– Да, Карина была шестой, так что…

– Отстой. Придется посмотреть на все результаты.

– Меня волнуют не цифры. Как понять, когда нужно отступать? Как словить именно тот момент?

– Тут нет четкой инструкции. Просто прислушивайся к звуку. В какой-то момент он перестанет становиться громче. Это значит, у тебя доля секунды, или… – Она проводит пальцем по шее и округляет глаза. – Но лучше, конечно, не тянуть до этого момента. Слишком большой риск, что отпрыгнуть ты не успеешь.

– Ясно. Хорошо. Спасибо.

– Прекрати так волноваться, – улыбается Кира. – Наша стая собрана для того, чтобы получать удовольствие от жизни, от адреналина, который вскипает в крови. Мы здесь для того, чтобы побороть свои страхи, а не стать заикой.

– Но ведь люди умирают… Это не игры!

– Умирают глупые гордецы, которые считают, что способны на большее, хотя не в состоянии даже перепрыгнуть через козла. Ну или те, кто думает, словно рождены для нашей стаи… Например, такие люди, как твоя сестра. Они долго не продерживаются, потому что забывают о своей небольшой слабости: смертности. Порой их стремление доказать, что они способны на многое, доходит до абсурда. Так что я рада, что твоя сестра ушла. Ей бы пришлось сложно.

– Ты отвела ее к Леше? – вспоминаю я.

– Да, и он отвезет ее к вам домой.

– Спасибо.

Когда я оглядываюсь, то понимаю, что остались всего два человека. Когда успели пройти трое?!

Увидев мой озадаченный взгляд, Кира выдыхает:

– Две девушки отказались.

– А так можно?

– Да, но теперь они изгнаны. – Блондинка пожимает плечами. – Не думаю, что им будет просто. Первое время наши парни запугивают тех, кто сдался и сбежал.

– Но зачем? – поражаюсь я. – Это их выбор. К чему такая дикость?

– Не знаю. Наверное, ради веселья.

– Ради веселья, – словно эхо, повторяю я. – Считаешь это нормальным? Издеваться над тем, кто оказался не таким смелым, как вы?

– Я считаю это абсурдом, – признается Кира, но затем искренне улыбается. – Но в чем тогда смысл стаи, если попасть в нее может кто угодно? Остаются лишь избранные. Так что это наша собственная версия естественного отбора.

– Вы не боги, чтобы создавать собственную версию.

– Бог тут ни при чем. Кто-то сильный, кто-то – нет. Кто-то мудрый, а кто-то не очень.

– Не все сильные! – с вызовом восклицаю я. – Не каждый способен уложить Шрама или того парня, который избил меня!

– Умоляю тебя, – усмехается блондинка. – При чем тут кулаки и зубы? Оглянись. Побеждают не безмозглые силачи. Умные не умирают, Лия. Умные управляют нами.

Я делаю так, как просит меня Кира: оглядываюсь и вдруг понимаю, что она говорит правду. Стаей управляет Шрам, но кто сказал, что он самый сильный? Все чаще в нашей жизни побеждают ум или деньги. Так как здесь нет места бумажным купюрам, балом правят мозги. Похвально. Правда, мало утешает.

– Объясни мне, что хорошего несут ваши испытания? – спрашиваю я и смотрю на Киру. – В чем смысл рисковать своей жизнью? Ведь здесь нет выигрыша, нет награды. К чему столько усилий, если единственное, что у тебя остается – отеки, гематомы и шрамы?

– Победа над самим собой – вот главная награда. Мы мыслим не так, как обычные люди, Лия. Неужели ты согласна провести всю свою жизнь, сидя на диване? – Блондинка пожимаем плечами. – Я знаю огромное количество людей, которые ходят в школу, делают домашку, помогают родителям, увлекаются садоводством и посещают дополнительные кружки. Затем они поступают в институт, находят себе мужа или жену, рожают детей, работают, стареют и умирают…

Я недоуменно хмурюсь.

– Как тебе, а? – с сарказмом спрашивает Кира. – Устраивает такая судьба? Ничего интересного, ничего захватывающего.

– Но они хотя бы не становятся калеками.

– Да, они не калеки. Они потенциальные мертвецы. Существовать и жить – разные вещи, и им вряд ли понять нас – свободных людей.

– Но что, если сегодняшний день окажется последним? – дрожащим голосом восклицаю я и раскидываю руки в стороны. – Что, если завтра – уже не будет?

– Вспомни наше главное правило, Лия. – Кира снимает с меня куртку, хотя на улице достаточно холодно. Затем подкатывает мне рукава и аккуратно кладет на плечи горячие ладони. – Свобода, бесстрашие и самоотверженность.

– Зачем ты сняла куртку? – Я сбилась с мысли, и мне вновь стало страшно.

– Так двигаться проще.

– Ага. Ну да. – Я опускаю глаза на свои руки и вижу татуировку на запястье. «W». Не помню, как сделала ее. Видимо, это тайна исчезнувшего года. – Значит, отпрыгнуть, когда пойму, что звук не становится громче.

– Лучше за несколько секунд до этого, – напоминает Кира. – Будь смелой.

Киваю и вижу таблицу в руках у низкой девушки. В ней написаны имена, а напротив них – метры. Итак, Дмитрий, первый парень, – 42 метра, затем две зачеркнутые полосы. Ниже, Константин – 36 метров. Денис – 49 метров.

– О господи, – выдыхаю я. – Тридцать шесть метров? – Я практически выкрикиваю этот вопрос и смотрю на рыжего парня. Он низкий, неприметный, страшный, хилый, но он лучше всех. Мне становится не по себе, и я вновь поворачиваюсь к Кире. – Такое чувство, что я совершаю самую огромную ошибку в своей жизни!

– Ты делаешь это ради сестры, – напоминает мне блондинка и, улыбаясь, кивает в сторону рельс. – Пора.

Мое сердце падает вместе с руками.

Неожиданно ко мне подходит Шрам и снисходительно улыбается.

– Придется постараться. Сегодня новички показали себя лучше обычного.

– Я заметила, – сквозь зубы огрызаюсь я.

– Все еще не хочешь попросить совета?

– Нет.

– Отлично. – Парень подталкивает меня к краю платформы, и я неуклюже прыгаю вниз. Рельсы огромные, железные, мощные. Меня мгновенно наполняет страх. – Только помни, без фанатизма!

Я слышу его смех и бросаю:

– Пошел ты.

Внезапно до меня доносится звук приближающегося поезда. Земля под ногами начинает ходить ходуном, трещать, дрожать, и я дрожу вместе с ней. Не понимая, что делаю, становлюсь посередине рельсов. Спина горит, а мышцы напряжены. Я не думаю о том, что придется падать на больное плечо. Я думаю о том, как бы вообще сдвинуться с места.

Меня разрывает на части странное чувство. С одной стороны, я на грани истерики. Мне хочется расплакаться, и я буквально ощущаю, как слезами наполняются глаза, как начинает колоть в переносице. Но я не плачу. Я ловлю в себе что-то еще, что-то странное. Возможно, так на организм действует адреналин, но мне внезапно нравится чувствовать страх и понимать, что я могу его побороть. Как? Например, отпрыгнув в сторону. Выходит, что сейчас не кто-то сверху пишет мне судьбу, ее пишу я, стоя прямо здесь, на рельсах. И кто после этого Бог, если в данный момент, в данную секунду контролировать свою жизнь могу только я?

Звук становится громче. Слева от меня поднимается рев толпы. Подростки что-то кричат, что-то орут, но я не разбираю слов. Все смешивается в единую мелодию: голоса, шум поезда, дрожь земли.

Закрываю глаза и обнаруживаю, что абсолютно не волнуюсь. Как такое возможно? Почему я в состоянии здраво рассуждать тогда, как еще две минуты назад даже боялась пошевелиться?

Звук еще громче. Меня начинает обдувать ветром. Земля трясется, гравий дребезжит на земле: я его не вижу, но чувствую. Кто-то сверху внезапно кричит: пора! Но я считаю, что еще рано. Я могу простоять дольше. Я контролирую ситуацию.

Ветер становится сильней. Звук больше не кажется мне слишком громким. Может, это знак? Пора отходить?

Наверняка нет. Поезд еще далеко.

– Лия! – вновь громко кричит чей-то голос, но я смело раскидываю руки в стороны.

Почему я так давно не ощущала это чувство? Это чувство безумной свободы! От него кружится голова, подгибаются колени. Хочется кричать от радости, смеяться, ловить ртом снежинки и купаться под дождем. Мне хочется жить так, как хочется, а не так, как нужно. И все это проносится в моей голове именно в тот миг, когда грохот поезда становится невыносимо громким. Я не обращаю на это внимания, все так же искренне улыбаюсь, слышу дикий крик, и тут же меня что-то отталкивает в сторону.

Я грубо приземляюсь на гравий, и лицо обдает сильный поток ветра. Ошеломленно открываю глаза и вижу, как в пятидесяти сантиметрах от моих ног проносится несколько сцепленных вагонов.

Руки жжет, щека горит, плечо начинает пульсировать, словно один гигантский нерв, но я забываю об этом. Я поворачиваю голову в сторону и вижу парня. Он лежит рядом, потирая колено, и тяжело дышит. Мне кажется его лицо знакомым, но я никак не могу сообразить, почему именно.

– Ты спас меня, – шепчу я и судорожно глотаю. – Спасибо, я забылась. Я просто переоценила себя.

– Идиотка, – фыркает он, и мы встречаемся взглядами. Темно-синие глаза: вчера они казались мне черными. Теперь я узнаю его. – Забыла, что я тебе сказал? Не возвращайся сюда больше!

– Так это ты! – Я взрываюсь и хочу резко встать, но тут же неуклюже валюсь обратно на землю. Тело до сих пор болит, и я опять забыла об этом. – Это ты избил меня вчера!

– И тебе, кажется, мало.

– Придурок! – Я отталкиваюсь от него ногами. – Надеюсь, ты счастлив? Победить девушку – ведь это так благородно.

– Да, счастлив.

– Безмозглый кретин!

– Безмозглая дура! Я что тебе сказал? А? Я сказал тебе не возвращаться!

– Ну, теперь мы будем видеться часто, – ядовито протягиваю я и улыбаюсь. Откуда во мне столько злости? Наверное, боль делает с человеком ужасные вещи.

– С чего вдруг, Чужачка?

– Тебе придется придумать мне другое прозвище, потому что сегодня я поменялась местами со своей сестрой и стала членом вашей стаи.

– Что? – В его вопросе столько ужаса, что я растерянно замолкаю. Боится? Я такая страшная? – Ты в нашей стае?

– Да. Я пройду инициацию и буду твоей коллегой.

– Если пройдешь! – рычит он и смотрит на меня взглядом, полным гнева. – Такими темпами ты умрешь, а я больше не собираюсь спасать тебе жизнь.

– Я тебя и не просила этого делать!

– Повторишь свои слова, когда поезд переедет тебя на две части!

– Макс! – внезапно кричит с платформы Шрам и обеспокоенно машет руками. Мы одновременно поднимаем головы и замираем. – Убирайся скорей отсюда! Нас засекли.

Только сейчас я замечаю панику на перроне. Все зрители, будто молекулы, разбежались в стороны, бросив пиво, одежду и даже бросив друг друга. Теперь каждый сам за себя: вот вам и свобода, бесстрашие и самоотверженность.

– Черт, полиция, – отрезает Максим и срывается с места. Он бежит вдоль рельсов, и я понимаю, что должна следовать за ним. У меня нет другого выхода.

Я поднимаюсь на ноги, но делаю это слишком медленно. Парень уже далеко. Затем глубоко вдыхаю и начинаю бежать. Боль с каждым шагом отдается в висках, она непрестанно затрудняет движение и заставляет меня жмуриться, громко выдыхать, сжимать кулаки. Через несколько секунд к ноющим мышцам прибавляется холод. Ветер настолько ледяной, что я едва чувствую пальцы ног. Безысходность накрывает меня с головой, я слышу голоса полицейских, слышу, как один из них кричит, что на рельсах есть девушка, и испуганно понимаю: они меня заметили.

Испустив судорожный крик, я делаю рывок вперед, но неожиданно спотыкаюсь и вновь падаю на больное плечо. Хруст. Перед глазами фейерверком взрываются звезды, я моментально теряюсь в пространстве и открываю рот, чтобы вздохнуть, но вместо этого из меня вырывается тихий стон. Сжимаю плечо, крепко закрываю глаза и чувствую, как по щекам льются слезы. Такой боли я еще никогда не испытывала.

Слышу приближающиеся шаги. Бежать поздно, конец. Обессиленно откидываю назад голову, приготовившись сдаться. Я проиграла, опять проиграла! Но вдруг мое тело резко поднимается.

– Держись, – командует знакомый голос, и, открыв глаза, я понимаю, что нахожусь на спине Макса. Он вновь помогает мне, но теперь мне все равно почему. Вместо злости я чувствую безмерную благодарность, поэтому обхватываю здоровой рукой его плечи и прижимаюсь ближе, чтобы ему стало немного легче.

Парень бежит быстро. Настолько быстро, что скоро полицейские остаются позади. Проверив, что погоня прекратилась, Максим притормаживает под мостом и опускает меня на землю. Выглянув из-за угла, он возвращается ко мне и восстанавливает дыхание.

– Ты не такой безмозглый, как я думала, – признаюсь я и вновь жмурюсь. Кажется, на этот раз я отделалась не так легко, как хотелось бы.

– Что с тобой?

– Плечо. – Я скатываюсь по холодной стене моста и откидываю назад голову. – Я слышала хруст, когда упала на рельсах. Наверное, что-то выбила.

– Дай посмотреть.

– Не надо.

– Боишься? – улыбается парень.

– Еще бы, – огрызаюсь я. – Ты ведь такой страшный.

– Тогда на секунду забудь о своей гордости. Я просто посмотрю.

– Да что ты в этом понимаешь? Парень-лихач, параллельно доктор наук?

– Ты почти угадала, – саркастически протягивает он. – Я пока что не доктор наук, но не прочь им стать.

Удивленно вскидываю брови, когда Максим садится напротив меня.

– Хочешь сказать, что ты учишься в институте?

– А почему бы и нет? – Парень осторожно протягивает ко мне руки, и я, прикусив губу, подаюсь им навстречу. – Медицинский факультет. Уже третий курс.

– Ничего себе. И кем же ты планируешь стать?

– Хирургом.

– Не повезло, – заключаю я. – Мои родители доктора, и поверь, ничего хорошего в этой профессии нет.

– Разве? – Макс аккуратно ощупывает мои локоть, ключицу, лопатку и тяжело выдыхает. – Если бы все было так плохо, я бы не смог сказать, что с тобой.

– А ты можешь?

– Да. Ты вывихнула плечо, Чужачка. Нужно поехать в больницу, иначе не сможешь наутро пошевелить рукой.

– Черт, – я слегка ударяюсь головой о стену, – только этого мне не хватало.

– Не надо лезть туда, куда тебя не просят.

– А что ты предлагаешь мне делать? – горячо спрашиваю я. – Думаешь, мне нравится быть среди вас? Нравится рисковать жизнью?

– Судя по тому, как ты ожидала своей смерти на рельсах, – да, тебе определенно это нравится.

Я собираюсь ответить, но потом замолкаю. Он прав. Мои поступки попахивают лицемерием. Если раньше я могла с уверенностью заявить, что пришла в стаю из-за сестры, то сейчас могу лишь признаться, что получаю от адреналина удовольствие.

– Возьми, – неожиданно Максим снимает с себя пальто и протягивает его мне. – Оденься, ты вся дрожишь.

– Хватит, иначе я решу, что ты хороший парень.

– Так и есть.

– На самом деле нет. – Я язвительно улыбаюсь. – Хорошие парни не бьют девушек.

– Оденься, – проигнорировав мою реплику, повторяет он. – Обморожение не пойдет на пользу твоему вывихнутому плечу.

Я выдергиваю пальто из его руки и недовольно выдыхаю.

– Спасибо.

– Не за что, – передразнивает меня он. – Готова идти, Чужачка?

– Готова.

С трудом поднимаюсь на ноги и отшатываюсь назад. Голова кружится, конечности наливаются свинцом. Мне бы сейчас уснуть прямо здесь, под мостом, и только потом продолжить путь, но я не могу. Максим стоит, ждет, смотрит на меня, и приходится выглядеть сильной.

Он закатывает рукава худи и тяжело выдыхает.

– Моя машина недалеко отсюда. Главное выйти с вокзала и не наткнуться на копов.

– Ты знаешь, как нам это сделать?

– Пока нет. – Макс трет лицо руками. – Но я думаю, что стоит попробовать обойти вокзал с другой стороны.

– А что, если нас окружили?

– Тогда придется вновь бежать, что совершенно тебе не нужно, Чужачка. Так что молись, чтобы полицейские оставались такими же тупыми, как прежде.

Я киваю и вдруг замечаю на его запястье татуировку. У меня сердце подпрыгивает и делает сальто. Я непроизвольно приближаюсь к парню и притягиваю его руку к себе.

– Что это? – ошеломленно восклицаю я и рассматриваю английскую букву «V». – Откуда она у тебя?

– Полегче.

– Я спрашиваю, что это? – У меня, наверное, дикий взгляд. Я смотрю на тату и едва сдерживаю внутри ошарашенный вопль. – Что это обозначает? У меня похожая есть. Вот, смотри. – Я медленно заворачиваю рукав больной руки и показываю Максиму свою «W». – Но я абсолютно не помню, как она у меня появилась.

– Не помнишь? – усмехается парень. – Как это не помнишь?

Немного помолчав, я отвечаю:

– Не важно. Не твое дело.

– В таком случае и это не твое. – Он опускает рукава худи и язвительно улыбается. – Узнаешь у кого-нибудь другого в следующий раз.

– Неужели так сложно сказать?

– Да, сложно.

Я обиженно отворачиваюсь. Наконец я нахожу нечто из моей прошлой жизни и тут же мгновенно это теряю.

– Чужачка, нам надо идти. – Максим выходит вперед и оглядывается по сторонам.

– Вообще-то меня Лия зовут, – возражаю я. – Не Чужачка, а Лия.

– Ясно.

– Попытайся запомнить.

– Попытаюсь.

Словно нахожусь рядом с куском металла. Он такой холодный, что к нему страшно даже приблизиться. Однако если все же пересиливаешь себя и прикасаешься – чувствуешь гладкую ровную поверхность, на которую можно опереться, за которой можно спрятаться.

Я иду, смотрю на Максима и нахожу его довольно высоким. По сравнению с ним я маленькая, низкая, тощая и слабая. Ну так и есть на самом деле. Волосы парень давно не стриг, черные пряди торчат в разные стороны, но почему-то смотрится это не так уж и ужасно, что просто поразительно. Обычно люди с похожей прической выглядят нелепо.

– Сверлишь в моей спине дыру? – спрашивает на ходу Макс, и я смущенно опускаю глаза вниз.

– Тебе показалось.

– Разве?

– Да, показалось.

Парень усмехается.

– Почему ты не послушала меня и вернулась? – через несколько минут спрашивает он, и мы сворачиваем на повороте. Открывается вид на площадь перед вокзалом. Машины полицейских стоят только там, поэтому мы с легкостью проходим с другой стороны незамеченными.

– Потому что я спасала свою сестру, – заученно отвечаю я.

– А она считает это спасением?

– Какая разница? – устало протягиваю я. – Потом скажет спасибо.

– А если не скажет?

– Хотя бы будет живой.

Макс приближается к черному «BMW» и открывает мне дверь.

– Сначала в больницу, потом домой.

Я удивленно вскидываю брови и прикусываю губу.

– Что за черт? Почему ты такой вежливый? Откуда забота?

– Не задавай лишних вопросов, просто садись, и поедем уже.

– Но я должна знать.

– Ты ничего не должна знать, – громче произносит парень и проводит рукой по черным прямым волосам. – Есть вещи, которые делаешь, потому что делаешь. Не знаешь почему, просто не можешь по-другому.

– Дай угадаю. Из чувства жалости? – усмехаюсь я и смотрю на Макса. Если бы он не был безмозглым придурком, он бы мне понравился.

– Да, – резко отвечает он. – Именно так. Из чувства жалости.

Больше я не говорю ему ни слова.

Сажусь в машину. Мы молча едем до больницы, и я говорю, что найду родителей и они отвезут меня домой. Максим соглашается, уезжает, но я, не доходя до больницы, разворачиваюсь и иду к остановке. Не хватало еще, чтобы мама с папой увидели вывих моего плеча.

Переживу как-нибудь.

Загрузка...