Глава 2

Суббота

Ильва осторожно провела рукой по лбу. Она вся дрожала. Беспокойство никак не покидало ее. Рана начала заживать, но из-за небольшого воспаления немного нарывала и чесалась. Она удержалась от соблазна содрать корку и посмотрела на остальных. Иван, склонившись, сидел на одном из матрасов. Они обычно использовали их, когда требовалось на время укрыться где-то. Рядом на обшарпанном, покрытом грязными пятнами диване полулежал Фредрик.

Здание, в котором они укрылись, было из тех, где никому не захотелось бы оставаться надолго. Даже несмотря на то, что из-за своего местоположения и шикарного вида из окна земля, на которой оно находилось, считалась лакомым кусочком для компаний, занимавшихся строительством. Со стен местами сыпалась штукатурка, по углам можно было встретить голубиный помет и перья. Посередине комнаты стоял шаткий стол и несколько простых офисных стульев. Под двумя шкафами для документов виднелись ловушки для крыс, поставленные ими еще осенью.

Они редко использовали это место для своих встреч в последнее время. Только в критических ситуациях.

Минуло два дня со времени акции на нацистской базе, внезапно превратившейся в нападение на них самих. В ловушку. Где они все могли погибнуть. По данным анонимного источника Ильве, с которым она уже успела поговорить по телефону, приехав на место, полиция нашла Эзги в луже собственной крови. Нацисты к тому моменту уже успели сбежать. Фредрик связался с ее родителями утром после акции. Они никак не хотели подтверждать ему, жива она или нет, а лишь обвиняли его и всю их «чертову экстремистскую группу» в случившемся, а потом бросили трубку.

Антон ерзал, сидя на подоконнике. Он смотрел на залив Лильехольмсвикен. Узкая протока, тянувшаяся вдоль острова Реймерсхольм до пролива Полсундет, едва виднелась в висевшем над водой утреннем тумане. Он осторожно выглянул наружу сквозь разбитое окно. Здание, где они сейчас находились, почти сто лет принадлежало Объединению углекислотных заводов, но уже давно не использовалось и постепенно приходило в упадок.

Ильва уперлась взглядом в спину Антона. Он дал знать о себе накануне примерно тогда же, когда они дозвонились до родителей Эзги. Он сообщил, что с ним все нормально и что он отделался лишь несколькими царапинами. Он сказал, что не видел Эзги, когда бежал. Ильва изучала небольшую ссадину на его руке. Его спасение казалось чудом. Или как там еще это называют.

Она подошла к нему и встала рядом. У причала под окном не было ни души, если не считать бездомного, который копошился в слабом желтом свете под брезентом на деревянной посудине, где и жил. Суденышко едва держалось на плаву, но с тех пор, как они помогли ему заделать щели, в него, по крайней мере, перестала поступать вода. Взамен он предупреждал их о появлении нацистов, которые тоже облюбовали этот заброшенный завод на Левхольме. Для них это стало большим сюрпризом, но пока между собой они не сталкивались.

Ильва посмотрела на Антона. Вопросительно развела руки в стороны. Ждала ответа, но так и не получила его.

Антон скосился на нее, но не повернулся.

– Да, но сейчас, в любом случае, все обстоит именно так, как я сказал. Главное – мне удалось сбежать. А Эзги жива, – буркнул он.

Ильва ничего не ответила. Он был прав. Она, пожалуй, слишком остро реагировала, напридумывала всякой чепухи. Хотя, так или иначе, странностей хватало. Антон находился дальше всех в комнате, когда на них напали. И оставался в доме, когда они добрались до каноэ. И все равно ему удалось выбраться наружу почти целым и невредимым.

Он почувствовал взгляды других на себе, они, казалось, обжигали все тело. Живот заныл. Он посмотрел на друзей. Фредрик и Иван, похоже, находились на стороне Ильвы.

– Как я уже говорил, в общей суматохе мне удалось проскользнуть на чердак. Я подождал немного, а потом выбрался из дома и убежал через лес, – сказал он и, увидев вопросительный взгляд Ильвы, добавил: – Меня подвез какой-то парень, возвращавшийся с рыбалки. И я же не знал, что Эзги осталась там. Иначе, конечно, помог бы ей.

«Хотя что я мог бы сделать против семерых, – подумал он. – Было бы самоубийством оставаться там».

Фредрик наблюдал за происходящим с дивана, время от времени поглядывая на свой мобильник.

– Мне удалось связаться с сестрицей Эзги, – сообщил он. – Она лежит в Каролинской больнице. Ее ввели в искусственную кому. У нее отек мозга в результате кровоизлияния. Повреждена селезенка. Вывих голени и плеча. Ей собираются сделать рентген, чтобы проверить, нужна ли операция.

Он тяжело вздохнул.

– Она вполне могла умереть.

Антон угрюмо посмотрел на остальных. От стыда у него еще сильнее заболел живот. Эзги. Она одной из последних присоединилась к ним. А сейчас находилась в реанимации.

– Когда мы сможем навестить ее?

Фредрик покачал головой.

– Семья не хочет, чтобы мы приходили. Как я уже говорил, они считают нас виновными. Меня, по крайней мере.

Сестра Эзги ясно дала это понять, разговаривая с ним. Если бы Эзги не увлеклась политикой, ничего подобного не случилось бы. Если бы не АФА, она никогда не столкнулась бы с нацистами. Сам же Фредрик был частью проблемы, поскольку именно он внушил ей все эти идеи. Так считала ее семья. И не играло никакой роли, что он и Эзги были вместе, как и то, что между ними было полное согласие относительно того, чем они занимались.

Внезапно Ильва вышла на середину комнаты. Все уставились на нее. Она серьезно посмотрела на них:

– Они ждали нас. Кто-то предупредил их.


Луиса Шестедт, начальник отдела полиции Сити, закончила разговор по телефону и посмотрела в сад сквозь кухонное окно. В старой кормушке одинокий снегирь клевал жировой шарик[3]. Порой собственные сотрудники беспокоили ее в выходные, когда случалось что-то непредвиденное. Но звонок из СЭПО[4] рано утром в субботу выглядел из ряда вон выходящим, даже учитывая, что ее контакт в этом ведомстве в последнее время довольно часто давал о себе знать. Особенно в последние полгода с тех пор, как ее людям пришлось принять участие в расследовании ряда дел, связанных с политическим экстремизмом. То есть тогда, когда служба госбезопасности просила их о содействии.

К снегирю присоединилась пара желтогрудых синиц, и ему пришлось быстрее работать клювом, чтобы не остаться без еды. Луиса улыбнулась. У всех были свои проблемы. Всем иной раз требовалась помощь. Даже ресурсов СЭПО порой не хватало. Тогда они подключали ее подразделение. Но данный случай она сама бы охотно забрала себе.

На мгновение телефон снова ожил. Пришли материалы от коллег. Она бегло просмотрела их. Интуиция ее не подвела. Едва начатое ими расследование относилось к той категории дел, которыми в последнее время и занималась ее группа. Правый экстремизм. Нанесение тяжких телесных повреждений. Пожалуй, организованная преступность. И снова здесь явно не обошлось без АФА.

Она прочитала итоговое медицинское заключение. Травма головы. Множественные ушибы. Внутреннее кровотечение. Молодая девица двадцати трех лет по имени Эзги Ядав. Она вздрогнула. Пострадавшая была примерно того же возраста, что и ее племянница Линн Столь. И вдобавок принадлежала к той же самой организации. Хотя Линн давно порвала с ними и завязала с политической деятельностью… с левым экстремизмом.

Она снова обратила взор на замерзшие деревья. Племянница стала для нее тем ребенком, которого ей так и не подарила судьба. Эмили, ее младшая сестра и мать Линн, всегда была ужасно занята сама собой. Между ними никогда не существовало особо близкой связи, и, покинув отчий дом, они договорились встречаться, только когда это было абсолютно необходимо, что ранее означало лишь пару раз в год – на Рождество и в дни рождения родителей. А потом родилась Линн, и Эмили почему-то решила, что ее дочери обязательно требуется крестная мать. А поскольку для нее это означало человека, готового взять на себя заботу о Линн, если бы какая-то беда случилась с ней самой, она подумала о своей сестре.

Луису, конечно, удивило ее предложение, но одновременно и очень польстило. И ради роли крестной она в последующие годы научилась не обращать внимания на капризы сестры, ее безответственное поведение и экстравагантные увлечения. Она даже пыталась делать вид, что ей интересны все эти астрологические прогнозы, восточная философия и прочие вещи того же рода, которыми Эмили порой так активно занималась. Потом, правда, сестра решила лишить Луису статуса крестной. Они поругались из-за того, что Эмили посчитала нормальным оставить десятилетнюю девочку одну дома на несколько дней, когда у нее возникло желание обучиться реинкарнационной терапии[5]. И сестры снова стали видеться лишь несколько раз в год. Но к тому времени у Луисы сформировались глубокие и близкие отношения с Линн, и она продолжала регулярно встречаться с племянницей. Эмили не возражала против этого и как прежде ездила на всевозможные курсы, искала себя или с головой уходила в очередной волонтерский проект.

Став подростком, Линн начала проводить все больше времени у своей тети. Луиса кормила ее, помогала с уроками, обсуждала с ней мальчиков и другие проблемы. Как с дочерью.

Так продолжалось до тех пор, пока Линн не вступила в организацию под названием «Антифашистская акция» (АФА). Луиса поощряла ее интерес к политике, но не смогла смириться с тем, что племянница связалось с людьми, не брезгующими насильственными методами и постоянно нарушающими закон. Она даже поставила ей ультиматум, но не смогла вразумить Линн, и в итоге это привело к разрыву между ними.

Луисе так и не повезло родить самой, работа была для нее всем, пока под занавес жизни она не встретила своего мужчину. Но потом его не стало. Рак. С племянницей же Луиса возобновила контакты несколько лет назад, когда та, похоже, порвала с АФА и анархизмом. Когда Линн наконец перестала ненавидеть полицию. Даже если эта ненависть никогда не распространялась на ее тетю. Сейчас они даже практически работали вместе. По крайней мере, периодически.

Луиса продолжила изучать полученные материалы. Эзги ввели в искусственную кому. Преступление против нее еще не получило окончательной уголовно-правовой оценки. Пожалуй, речь шла о покушении на убийство. Едва ли о нанесении тяжких телесных повреждений, поскольку, судя по отпечаткам ног, нападавших было несколько, и их явно абсолютно не заботило, что жертва могла умереть.

Луиса допила кофе. Она, как ни старалась, так и не смогла отделаться от мысли, что эта же участь могла постигнуть Линн, если бы племянница не порвала с АФА.

Выйдя из дома, она направилась к машине, завела мотор и медленно поехала вдоль рядов домов. Соседи не теряли времени зря в свой выходной и активно сгребали в кучи уже показавшиеся из-под растаявшего снега листья. Некоторые обрезали деревья, в то время как дети прыгали на мокрых батутах или буксовали на своих скейтбордах по гравийным покрытиям тротуаров.

Луиса снова подумала о племяннице. В последний раз они общались несколько недель назад. А в прошлом году вместе трудились над раскрытием двух серьезных преступлений. Однако сейчас ее знания специалиста по дешифровке вряд ли могли пригодиться. И ей наверняка было бы психологически тяжело заниматься этим делом, тем более если она – в худшем случае – знала кого-то из замешанных в нем активистов АФА. Луиса миновала станцию Тиббле и, повернув на Гриндторпсвеген, выехала в направлении трассы Е18[6]. После этого она сразу набрала номер Рикарда.


Комиссар полиции Сити Рикард Стенландер крепко обнял сына. Он так долго прижимал его к себе, что тот уже начал вырываться. Элвин, смеясь, выскользнул из объятий отца и шмыгнул ему за спину.

– Скоро увидимся, папа! – крикнул он и побежал вприпрыжку к Марианн, бывшей жене Рикарда, которая стояла в дверях на Стюрмансгатан. Она улыбнулась и помахала рукой бывшему мужу, а потом исчезла в доме. В окне на одном из верхних этажей Рикард заметил Мартина, ее нового супруга.

Мария ждала его в машине, припаркованной на соседней улице. Она была занята своим мобильником. Наверное, изучала какие-то материалы, связанные с работой. Она была экспертом-криминалистом. Рикард наблюдал за ней, когда подходил к автомобилю. Ее белокурые локоны стали уже достаточно длинными, и она все чаще собирала их в конский хвост, как сейчас. Мария уже успела слегка загореть, пока каталась с дочерьми на лыжах во время каникул. Красивая как всегда, она все равно выглядела немного усталой в последнее время. Пожалуй, так на нее подействовала смерть матери, случившаяся сразу после Рождества. Но, возможно, причина была в чем-то другом. Однако Рикард не верил, что все это могло иметь какое-то отношение к нему или Элвину, хотя последние месяцы, когда они делали попытки встречаться вместе с детьми, выдались непростыми. Они решили попробовать придать своим отношениям более открытую форму и постепенно сделать их более естественными, будничными. Чтобы общаться нормально, не придавая отношениям вид случайных встреч, обедать вместе, пить кофе, ходить в кино или просто смотреть телевизор вечерами. Крошечными шажками они старались наладить контакты с детьми друг друга, завоевать их доверие и приучить к новой обстановке. Они следили за их реакцией. Отступали, если раздражение детей казалось им слишком серьезным. Осторожно пробовали снова. В последнее время они пытались жить то у нее, то у него дома вместе короткими периодами. С целью в перспективе съехаться. По крайней мере, он надеялся, что они оба видели это так.

Рикард сел за руль. Мария продолжала возиться с телефоном.

– Полицейский из Флемингсберга встретит нас на месте, – сообщила она. – Некий Еран Хаммар. Именно он принял сигнал тревоги и был там вместе с группой силовой поддержки в четверг вечером.

Рикард кивнул.

– Девица в Каролинской больнице уже пришла в себя? – поинтересовался он.

– Они попробуют вывести ее из комы после обеда, – ответила Мария. – Отек мозга спал, и они, похоже, надеются, что ей удастся полностью прийти в норму. Кровотечение, возникшее в результате повреждения селезенки, тоже прекратилось. Поэтому прогноз положительный.

«Можно и так сказать», – подумал он, но ему не составило труда понять, что она имела в виду.

– Человека, который позвонил и сообщил о случившемся сразу после нападения на дом, не удалось вычислить, – продолжила Мария. – Телефон оказался с левой сим-картой. По записи трудно понять, сделал ли это нацист, пожалевший о том, что все зашло слишком далеко, или кто-то из сбежавших членов АФА, беспокоившийся за судьбу оставшегося товарища. Разговор был короткий и конкретный: стрельба, суматоха, серьезно раненные люди. И адрес. Вот и все.

Они миновали мост Сканстуллсбрун и поехали по Нюнесвеген в сторону Тюресё. Рикард уставился на пустую дорогу, но видел перед собой счастливое лицо сына. Предыдущим вечером Элвину впервые удалось сбить несколько кеглей, когда они играли в боулинг на Хорнсгатан. К тому же они там были вместе с дочерьми Марии. И весело провели время в такой компании. Дети понравились друг другу.

Он повернул на Тюресёвеген. Улыбка сына испарилась, вместо нее возникло изуродованное лицо. Опухшее, изможденное, с запекшейся кровью. Девицы из АФА. Эзги. Фотография была приложена к отчету медиков, который переслала Луиса.

Мария включила навигатор и вывела карту на экран мобильника. Они повернули и миновали церковь Тюресё. Хвойный лес склонился над ними с двух сторон, сейчас они ехали по дороге, носившей странное название Виссвассвеген. Рикард устало моргнул. Сосны стояли так близко, словно они собрались пройтись пешком по все более сужавшейся дороге. Мария покачала головой.

– Это же настоящий Норрланд. Нацисты вполне обоснованно думали, что их здесь никто не побеспокоит.

«В Норрланде скоро и деревьев-то почти не останется, – подумал Рикард, – если вспомнить, какими темпами там идет вырубка».

Они свернули на узкую грунтовую дорогу. В конце ее виднелся полицейский автомобиль. Рядом стоял Еран Хаммар. А за ним виднелся железный забор, большая калитка была открыта. В слабом свете уже опускавшегося к горизонту солнца они увидели небольшой красного цвета дом, огороженный бело-голубой лентой.


Благодаря мощным люминесцентным лампам под потолком они сразу заметили пятна крови на полу и на стенах. Рикард натянул поверх одежды белый защитный комбинезон и занялся осмотром серверной. В ней вне всякого сомнения произошло что-то серьезное. По всей комнате были расставлены таблички с номерами. Они указывали на то, что на этих местах ранее находились улики, ныне изъятые. Сильный запах бензина бил в нос и почти перебивал запах крови.

Он вздохнул. Значит, именно здесь девицу чуть не забили до смерти. Мария опустилась на колени, чтобы собрать с пола какие-то волокна. Специальный пакет для сбора биологических следов лежал наготове рядом.

– Я возьму несколько повторных проб, раз уж мы все равно здесь, – сказала она и достала ватные палочки. – Судя по большому количеству размазанной крови и многочисленным следам обуви, народу тут хватало.

– Да, я видел бумаги, которые Луиса получила из СЭПО, – подтвердил Рикард. – Пара из участников инцидента уже идентифицирована по отпечаткам пальцев. Все они – нацисты с приличными послужными списками, мы отыскали их в наших регистрах. Телефон одного из подозреваемых ранее уже прослушивали.

Еран Хаммар стоял в дверном проеме и наблюдал за ними.

– Я уже переслал вам отчет экспертов, – заметил он и покачал головой. – Здесь была настоящая бойня. А посреди комнаты лежала молодая женщина. Вся избитая. Большая берцовая кость торчала сквозь колготки. Она едва соображала. Просто чудо, что ей удалось выжить.

– Никаких следов преступников?

Он покачал головой.

– Сюда не так просто добраться из Флемингсберга. Кроме того, нам пришлось ждать пикет. У них было достаточно времени, чтобы смыться.

Мария вздохнула.

– Даже несмотря на то, что в комнате полно следов, будет трудно определить, кто именно и чем здесь занимался. Многие из собранных здесь отпечатков, на которых нет крови, могли с тем же успехом появиться ранее, когда нацисты находились в доме. По крайней мере, так они и будут утверждать.

Рикард вышел в другую комнату. Запах бензина чувствовался здесь сильнее. На полу рядом с принтерами лежали пустые бутылки, скорей всего из-под него. Нечеткий отпечаток обуви виднелся в смешанной с бензином пыли. Стекло в окне отсутствовало, его временно заменили куском пластика. Еран Хаммар вышел вслед за ним и открыл дверь на террасу.

– Друзья Эзги, судя по всему, выбрались наружу, разбив окно, а потом сбежали с помощью лодок, об этом говорят следы на берегу и оставленное каноэ. Преступники стреляли по ним, – сказал он и указал на склон перед домом. – Эксперты собрали немало гильз.

Рикард посмотрел вдаль на воду. С того места, где они стояли, открывался изумительный вид. У причала лебеди ныряли за водорослями, а по ту сторону фьорда рос густой лес.

Швеция.

Он подумал, что люди, обосновавшиеся в этом здании, наверное, высокопарно называли ее «Отечество» или, пожалуй, «Фатерлянд» на немецкий манер.

Он достал мобильник и вывел на экран дополненный материалами СЭПО рапорт пикета, который в качестве группы силовой поддержки первым прибыл на место. Судя по нему, арендовавшая здание организация являлась некоммерческой. Она нигде ни числилась, ни разу не предоставляла годового отчета о своей деятельности, какие-либо данные о ее руководстве также отсутствовали. СЭПО уже давно следило за их контактным лицом, Карлом Павичем, который вел переговоры с муниципалитетом Тюресе. Они получили разрешение на прослушивание его телефона после того, как он был задержан за избиение человека во время нацистской демонстрации, устроенной возле места проведения книжной ярмарки в Гетеборге.

Этот тридцатидвухлетний господин имел богатое криминальное прошлое, и совершаемые им преступления становились все более серьезными в последние годы. Сговор с целью убийства, нанесение тяжких телесных повреждений, нападение на доверенных лиц политиков, поджог… Его давно не видели по последнему известному адресу пребывания, но объявили в розыск всего несколько часов назад. Именно Рикарду, помимо всего прочего, предстояло этим заниматься. Его коллега и подчиненный Эрик Свенссон получил все нужные для этого материалы еще до того, как они с Марией отправились в путь, и сейчас он уже должен был полным ходом разбираться с последними перемещениями Павича.

Осторожно перешагивая участки газона, где ранее нашли пустые гильзы, о чем свидетельствовали оставленные на земле маркеры, Рикард направился к проделанной в заборе дыре, за которой находилась узкая полоска берега. Он осмотрел оставленное там каноэ и повернулся к Марии, следовавшей за ним.

– Они бросили одну из своих лодок. Пожалуй, были и другие пострадавшие, помимо Эзги, которые не могли грести, – сказал он и подошел к видневшимся на снегу следам. Эксперты огородили лентой эту территорию, чтобы никто случайно не затоптал их. Следы заканчивались у прислоненной к стене дома скамейки. Рикард снова вывел на экран мобильника отчет экспертов, полученный от Ерана Хаммара.

– Они проникли внутрь через второй этаж, чтобы обойти сигнализацию, – констатировал он и кликнул по сообщению, которое внезапно появилось на экране.

– Эрик связался с больницами, – сказал Рикард, прочитав послание, – но пока не удалось обнаружить ничего, что можно было бы напрямую связать с четверговым происшествием. Никаких ножевых или пулевых ранений. Зато есть случаи побоев соответствующего характера, правда жертвы ничего не рассказывают о том, как их получили.

Он вздохнул. Ни нацисты, ни члены АФА обычно не проявляли желания сотрудничать.

– Однако Эрик нашел кое-что по Эзги. Мелочи по сравнению с нацистом Карлом Павичем, – сообщил он и прочитал вслух: – Неподчинение решению суда, препятствование проведению общественных мероприятий, нарушение запрета на ношение масок в публичных местах. Все в связи с АФА.

– Самым серьезным, похоже, является предполагаемое участие в попытке помешать проведению собрания «Скандинавского движения сопротивления» на площади Мюнтторгет несколько месяцев назад и возникшей тогда жестокой стычке. Но это дело закрыли в связи с отсутствием доказательств, – добавил он, прокрутив сообщение далее.

Рикард пошевелил замерзшими пальцами, рассеянно рассматривая следы косули рядом на снегу. Мария тем временем просматривала отчет дежурных экспертов на своем телефоне.

– Двоих нацистов идентифицировали? – переспросила она.

Рикард кивнул.

– Уже упомянутого мной Карла Павича и, как ни странно, женщину. Клару Рессель. Оба члены «Скандинавского копья», агрессивной группировки, созданной перебежчиками из разных правоэкстремистских организаций, которым надоело ограничиваться только сетевой борьбой.

Мария вывела на экран снимок нескольких пронумерованных отпечатков обуви из дома.

– Всего, похоже, внутри находилось порядка пятнадцати человек. Если все были там одновременно. Однако многое указывает именно на это, если учесть следы бензина и крови на отпечатках подошв, а они есть почти на всех, – сказала она и кликнула на фотографии пустых бутылок и тепловизора, лежавшего на траве.

– Люди из АФА вряд ли рассчитывали встретить кого-то в доме, – добавила она. – Они пришли сжечь базу нацистов до основания.

Рикард взглянул на таблички внизу, указывавшие места, где ранее валялись пустые гильзы, и перевел взгляд на фасад дома.

– Несмотря на то, как тщательно они подготовились, что, скорее всего, знали о сигнализации на окнах первого этажа, им явно не хватило какой-то важной информации, – сказал он.

– Если их умышленно не заманили в ловушку… – заметила Мария.

Загрузка...