Напрасно Рулоф надеялся, что Амалия забудет о своем намерении убить раздражавшего ее раба. Наутро рядом с водочерпалкой послышалось ржание лошадей, а когда смотритель выглянул из-за каменной ограды, он увидел четырех всадников, накидывавших поводья на вкопанный столб.
Это были гвардейцы прелата Гудрофа – в одинаковых бордовых мундирах, в стальных шлемах и с гербами в виде белого грифона.
– Эй, где тут урод вонючий? – спросил один из них, поправляя ножны.
– Уже два часа, как работает… – упавшим голосом ответил Рулоф. Он понял – это конец.
– Да нам плевать, сколько он работает, – отозвался другой гвардеец и встал к забору, чтобы помочиться.
– Здесь убивать будете? – глухо спросил Рулоф.
– Зачем здесь? Сказано отвести к водопаду и там сбросить. А ты не рад, старик?
Гвардеец справил нужду и, приведя в порядок штаны, широко зевнул.
– Приведут тебе чистого работника, и не будет больше никакой неприятности, – сказал он.
– А может, он к дерьму этому принюхался? – предположил высокий с крючковатым носом и сам засмеялся своей шутке, но остальные его не поддержали.
– Ладно, показывай, где твой работник, – сказал первый, самый широкий в плечах и самый старший.
– Чего показывать? Вон он, воротом скрипит… – сказал другой.
Пройдя через калитку, гвардейцы вышли на смотрительский ярус и, посматривая на вращавшего ворот работника, стали спускаться во дворик.
Чужих Молчун заметил сразу, но работу не прекратил, только бросил на Рулофа быстрый взгляд, но тот сразу отвел глаза.
– Чего-то он на урода не больно похож, ладно скроен, – сказал старший.
– Такому коня хорошего и меч – будет добрый гвардеец для прелата, – заметил другой.
– Это не нашего ума дело, – возразил им высокий. – Сказали – в воду, значит, в воду. Эх, даже в нос шибает!
– Это от воды серной, – пояснил Рулоф. – Если долго ею дышать, для здоровья вредно будет.
– Ну, тогда мы по-быстрому.
Когда гвардейцы спустились во дворик, Молчун прекратил работу, отошел от ворота и стал смотреть на приближавшихся непрошеных гостей.
– Пойдем с нами, дружок, тут недалеко… – сказал старший, держа руку на рукояти меча. Раб был высок и крепок, ожидать от такого можно было чего угодно.
– Я не пойти, – четко произнес невольник, отступая на шаг.
– Да он говорит, Гигрут! – поразился один из четверых.
– А нам говорили – немой, – удивился высокий. – Эй, старина, а у тебя нет другого раба?
– Нету, – сдавленно ответил Рулоф.
– Значит, этого резать надо.
– Пошто сразу резать? – вскинулся старший. – Тебе бы резать только!
– А как ты его возьмешь? Видишь же – сам он не пойдет!
– Ну так ты и режь…
Старший отступил назад, а высокий выхватил из ножен четырехфутовый меч и двинулся к Молчуну.
– До пояса разделаю! С одного удара! Спорим, Крич?
– Не разделаешь. С одного удара не получится, здоров он больно.
– Сколько ставишь против? – уточнил высокий, поудобнее ухватываясь за рукоять меча и наступая на невольника.
– Два полных серебряных маркеция!
– Ха, четырнадцать хенумов? Принимаю, Крич, теперь можно и постараться!
Рулоф отвернулся, а три гвардейца внимательно следили за происходящим, четырнадцать хенумов не шутка, это жалованье за месяц.
– Готовься к смерти, вонючка! – произнес высокий, видя, что отступать выбранной жертве уже некуда.
«Ыхх!» – выкрикнул он и ударил что было сил, однако неподвижный невольник вдруг сместился в сторону и ударом ладони изменил направление клинка.
Сталь врезалась в мощеный пол, брызнули искры, и в следующее мгновение меч оказался в руках раба, а гвардеец получил тычок в грудь и отлетел ярда на четыре.
– Вот и распрощался ты со своим серебром, Бакрут! – обрадовался выигравший пари гвардеец.
– Ладно орать, что делать будем? – забеспокоился старший, доставая меч.
– Рубите его, чего тут думать?! – закричал принявший бесчестье Бакрут.
Старший сделал полшага вперед, затем провел пробный выпад, но невольник легко отбил удар.
– Это не тот вонючка, старик, ты обманываешь нас?
– Ничего не обманываю! – радостно закричал Рулоф. – Парень вчера будто переменился, заговорил, постригся и одежку сварганил! Так что теперь это другой раб, и он вам сейчас бошки-то пооткручивает!
– Я за арбалетом… – сказал Бакрут, и в этот момент Молчун рванулся вперед, отразил пару направленных на него выпадов и перекрыл выход на лестницу.
– Та-а-ак, – протянул старший, выбирая новую позицию. – Крич, Бакрут, Лихарь, работаем две пары. Крич, со мной. А ты, Бакрут, бейся кинжалом. Начали.
Двое гвардейцев одновременно атаковали Молчуна, растягивая его защиту на два фронта, но тот справлялся, отбивая удары то мечом, то снова ладонью, звонко щелкая по плоским сторонам клинков и ухитряясь не пораниться.
Гигрут и Крич выкладывались в полную силу, чередуя удары мечами и быстрыми кинжалами, однако это не принесло результатов и в дело вступила свежая пара, сразу взвинтив темп. Однако теперь невольник стал защищаться иначе, он подсек ногой Лихаря, и тот рухнул на каменный пол. В следующее мгновение жало трофейного меча коснулось горла упавшего, однако добивать его невольник не стал и, посмотрев на замерших гвардейцев, отошел.
– Это колдовство! – закричал Бакрут.
– Какое колдовство? – возразил старший. – Я же понимаю, что он делает, только повторить не смогу…
– И что теперь? – спросил Лихарь, поднимаясь.
– Едем к прелату, пусть он решает, что делать с этим… невольником, – принял решение Гигрут и убрал меч в ножны. – Мы уходим, невольник, вернешь Бакруту оружие?
Молчун помедлил мгновение, а затем бросил владельцу его меч.
Бакрут поймал его и, покачав головой, сказал:
– Вот каналья, кучу серебра из-за тебя продул…
Когда посрамленные гвардейцы вернулись к лошадям, у Гигрута мелькнула мысль вернуться с арбалетами и покончить со строптивым рабом, однако он сам попросил невольника вернуть меч Бакрута, а значит, дал слово. Еще одного бесчестия для себя Гигрут допустить не мог, да и не верил он, что сведущий в драке невольник даст просто так подстрелить себя.
«Нет, к прелату, немедленно к прелату. Пусть его светлость сам решает, как быть дальше».