Выйдя из дома, они сели в белый «Ауди». Это была восьмая модель, с большим, просторным салоном. Дронго усмехнулся, когда садился в машину. Обычно бизнесмены предпочитали «Мерседесы», которые давно стали признаком дурного вкуса. Сами машины были в этом виноваты меньше всего. Но выбор «Ауди» говорил и о вкусе самого Халуповича. За рулем сидел молодой человек, на вид лет двадцати пяти. У него были красивые каштановые волосы, правильные черты лица. Когда они садились в машину, он открыл дверцу для Халуповича, и было заметно, что он выше своего патрона.
«Ребят с такой внешностью и ростом раньше отбирали в гвардию», – подумал Дронго.
Машина проезжала по Тверской, когда Халупович показал на один из домов.
– Здесь моя квартира.
– Первая или вторая? – уточнил Дронго.
– Та самая, – нахмурился Халупович. – В квартире, где живет моя семья, есть охрана, и там не может появиться незваный гость. Как в вашем доме.
– А в этой квартире охраны нет, – понял Дронго, – но у вас в подъезде должна быть дверь с кодовым замком.
– Она есть, – кивнул Халупович, – но кого она может остановить? Нужно только дождаться кого-нибудь из жильцов и войти в дом вместе с ним. Рискованно, но абсолютно надежно. Это не защита от воров, скорее она служит преградой для мальчишек и бомжей, которые не могут теперь греться в теплых подъездах.
– Потом вернемся к вам, и я осмотрю вашу квартиру, – предложил Дронго. – Позвоните в «Националь» и скажите вашей знакомой, что мы скоро будем.
– Да, конечно, – Халупович достал телефонный аппарат и набрал номер.
– Вы давали номер своего мобильного телефона этим женщинам? – спросил Дронго.
– Думаете, позвонил кто-то из них? – понял Халупович. – Конечно, давал. Они в чужом городе, вдруг им что-нибудь понадобится. Алло, – произнес он, наконец дозвонившись. – Добрый вечер, Элга. Как у тебя дела? Нет, все в порядке. Я скоро к тебе заеду. Со мной один мой друг, он хочет с тобой поговорить. Нет, нет, ты его не знаешь. Спасибо, Элга, мы скоро будем.
Он убрал телефон в карман.
– Спрашивает, где я пропадал два дня. Так неудачно все получилось. Я планировал совсем по-другому устроить эти свидания.
– Иногда наши планы меняются независимо от наших желаний, – заметил Дронго и, кивнув в сторону молодого человека, сидевшего за рулем, спросил:
– Это тот самый водитель, с которым вы ездили за своими знакомыми?
– Нет, – поняв, о чем именно хочет спросить его Дронго, ответил Халупович, – это не тот. Это представительская машина. Егор раньше служил в Кремлевском полку. Такой красавец, что его даже сняли на обложку какого-то зарубежного журнала. Он мне показывал этот журнал. А женщины приезжали ко мне на другом автомобиле. Тот немного поменьше. «Шеврале Кавалер». Второй водитель гораздо старше Егора. Ему за пятьдесят. И он работает со мной лет шесть. Я ему вполне доверяю.
– Мне нужно будет с ним увидеться.
– Конечно. Я могу вызвать его в любое время.
– Кстати, кто выбирает вам машины?
– Никто. Я сам. Мне не нравятся стандартные модели, которые есть у всех. Предпочитаю что-нибудь оригинальное.
– Я это заметил. Вам не говорили, что вы большой оригинал?
– Говорили. Но мне кажется, что это неплохо. Не люблю стандартного мышления, одинаковой одежды, похожих мыслей и выражений. Каждый человек, по-моему, – удивительное творение природы. Может, поэтому меня так тянет к женщинам. Встречаясь с ними, я каждый раз невольно прикасаюсь к чужой человеческой тайне.
– И вы полагаете, что вам удается разгадывать чужие тайны?
– Не всегда, – честно признался Эдуард Леонидович.
– «У меня было много женщин. Но каждый раз, встречаясь с ними, я бывал одинок. А это в конечном итоге – худшее из одиночеств». Это сказал Хемингуэй. А он понимал толк в женщинах.
– Красиво, – согласился Халупович, – может, это действительно так. В конце концов, каждый из нас так трагически одинок на этом свете. Вы верите в загробную жизнь?
– Нет. Очень хочется верить, но мой разум отказывается признавать бесконечность. И в переселение душ я тоже не верю.
– Вы материалист, – понял Халупович, – поэтому вы так безусловно верите в силу вашей логики. А я верю в переселение душ. И в загробную жизнь. Иначе нет смысла в нашем появлении на этом свете.
– В таком случае вам нужно замаливать собственные грехи, – посоветовал Дронго, – иначе на том свете попадете в ад.
– Надеюсь, что не попаду. За мной числится только грех прелюбодеяния. Никаких других грехов у меня нет, я их просто не совершал. Может, поэтому мне так важно найти убийцу.
– Но учтите, вам придется удалиться, когда я буду разговаривать с вашей знакомой.
– Как это удалиться? – не понял Эдуард Леонидович. – Почему удалиться? Мне казалось естественным, что вы будете разговаривать с каждой из них в моем присутствии.
– Нет, – возразил Дронго, – в вашем присутствии они не станут мне ничего рассказывать. Чтобы спокойно разговаривать с ними, мне придется остаться с ними без вас.
– Может, мне вообще туда не ездить? – недовольно спросил Халупович.
– Мне важно, чтобы именно вы меня представили. Потом вам может позвонить ваш водитель, и вы уедете. Кстати, если сейчас еще не очень поздно, то попросите приехать ваших помощника и водителя к вам на квартиру.
– Хорошо.
Больше не было произнесено ни слова. Автомобиль, свернув к «Националю», остановился перед входом. Халупович и Дронго вошли в гостиницу. Очевидно, Эдуард Леонидович был здесь своим человеком, так как, любезно улыбаясь, его приветствовал метрдотель. Они поднялись в номер, где остановилась Элга Арнольдовна Руммо.
Она открыла дверь, улыбаясь гостям. На ней было темно-зеленое платье. Это была располневшая женщина лет сорока пяти, с несколько выцветшими светлыми волосами. Под глазами были небольшие припухлости, возможно, следствие больных почек. На ногах было заметно варикозное расширение вен. Увидев вошедших, она всплеснула руками и отступила на шаг в комнату.
– Здравствуй, Эдик, – сказала она с характерным эстонским акцентом – подчеркиванием согласных, – как хорошо, что ты наконец приехал.
В ее устах это прозвучало примерно так: «Зтраввстт-вуй Эттикк. Ккакк ххоррошшо, ччто тты ннакконецц пприеххал».
– Здравствуй, – кивнул ей Халупович, входя первым и целуя ее в щеку, – познакомься, Элга, это мой знакомый. Мистер Дронго.
– У васс стрранное имя, – сказала Элга, протягивая руку, – но ммне пприяттно с вамми познаккомитться, ммисттер Дронго.
– Спасибо, – Дронго пожал ей руку.
Женщина была среднего роста, но смотрелась гораздо внушительнее, чем Халупович, хотя тот был с ней примерно одного роста.
– Элга, – сказал Эдуард Леонидович, глядя в глаза своей старой знакомой, – у меня к тебе большая просьба. Поговори с моим другом. У меня случилась очень неприятная история, погибла моя домработница.
– Как это погибла? – испуганно спросила Элга. Очевидно, десять лет независимости сказались на ее характере. Здесь она чувствовала себя в чужом городе, которого немного побаивалась.
– Погибла, – подтвердил Халупович, – ты меня очень обяжешь, если переговоришь с моим другом. У него есть к тебе несколько вопросов.
– Паниммаю, – кивнула Элга, – я ему расскажу все, что знаю. Ты не останешься у меня?
– Нет, – сказал Халупович, – сегодня нет. Я подожду вас внизу, в ресторане, – добавил он, обращаясь к Дронго, – и заодно вызову всех, о ком мы договаривались. Извини, Элга, я не хочу вам мешать. Лучше подожду внизу.
Он повернулся и вышел из номера. Женщина удивленно посмотрела ему вслед. Затем обратилась к Дронго:
– Это невероятно. Почему он ушел? Вы не знаете?
– Кажется, догадываюсь, – мрачно ответил Дронго, – вы разрешите мне сесть?
– Конечно. Садитесь в кресло, – разрешила она, устраиваясь напротив него.
Дронго обратил внимание на ее обувь. Довольно дорогая обувь для женщины, принявшей подарок старого знакомого – бесплатную поездку в Москву. И ухоженные холеные руки. Глаза у нее были редкого зеленого цвета.
– О чем вы хотели со мной поговорить? – поинтересовалась она, обращаясь к Дронго. Она, конечно, немного волновалась, но чувствовала себя более уверенно, чем многие женщины, оказавшиеся бы на ее месте.
– У него погибла домработница, – повторил Дронго, – поэтому он попросил меня выяснить некоторые детали случившегося еще до того, как сотрудники прокуратуры захотят с вами встретиться.
– Понятно, – она незаметно вздохнула, – что я должна вам сказать?
– Рассказать вашу историю, – предложил Дронго, – вы ведь встретились с Эдуардом Леонидовичем через двадцать лет после того, как виделись в последний раз. Неужели вас не удивил этот звонок?
– Через двадцать два года, – поправила его Элга, чуть усмехнувшись, – мы не виделись целых двадцать два года.
– И не удивились, когда он вам позвонил?
– Нет, не удивилась.
– Можно узнать, почему?
– Я часто о нем вспоминала. Часто о нем думала. А он, очевидно, думал обо мне. Мне всегда казалось, что рано или поздно мы обязательно встретимся. Даже если не в этой жизни, то в другой.
– Вы верите в Бога?
– Странный вопрос. Я должна на него отвечать?
– Если хотите…
– Да, я верующая, – с некоторым вызовом сказала она.
– Спасибо. Извините меня еще раз за мой вопрос. Вы помните ваши встречи в Таллине?
– Конечно, помню, – улыбнулась Элга, – это были лучшие дни моей молодости. Нам было очень хорошо вдвоем. Мы встречались у отеля «Виру» и потом шли через старый город. Он как раз начинается рядом с «Виру». Вы бывали в Таллине?
Она выговаривала название своего города с двумя буквами «н», как он теперь официально назывался, словно в пику русскому языку используя две согласные «л» и две «н».
– Много раз, – кивнул Дронго, – я вообще любил Прибалтику, и особенно ваш город. И неплохо его знаю.
– Спасибо, – ей было приятно, – у нас столько всего поменялось за эти годы.
– Вы встречались с ним в семьдесят девятом?
– Да, тогда у нас готовились к Олимпиаде. Официально считалось, что она будет в Москве, но у нас проходила олимпийская регата. В городе было полно офицеров КГБ. Я сначала думала, что он один из них. Он работал на какой-то секретной работе, и я думала, что он меня обманывает. Он выглядел тогда таким таинственным, говорил какие-то общие слова, не говорил ничего о своей работе. Он мне тогда очень понравился.
– Вы были не замужем?
– Неужели вы думаете, что он был моим первым мужчиной? – усмехнулась Элга. – Конечно, нет.
Она взяла свою сумочку, достала из нее пачку сигарет, щелкнула зажигалкой. Дронго обратил внимание на ее сумочку. Она была от «Селин» и стоила не меньше четырехсот долларов. Женщина закурила и продолжала:
– Я встречалась с парнями, когда еще училась в школе. В девятом классе. А потом у меня был близкий друг, которого призвали в армию. В институте я близко сошлась с нашим молодым преподавателем. Потом вышла замуж уже за другого молодого человека. Когда мы встретились с Эдиком, у меня уже был сын. Мне было тогда двадцать пять, а ему только двадцать три. Он был такой молодой, волосы кудрявые. Он был шатеном. Сейчас в это невозможно поверить, но я не сразу узнала его. Он стал лысым, – рассмеялась Элга.
– Он знал, что вы замужем?
– Конечно, знал. Мы встречались почти целый месяц. Все время, пока он был у нас в Таллине. Я в него тогда сильно влюбилась. У меня не было еще такого парня. Он был искренним, нежным, каким-то особенно мягким, заботливым в постели. Никогда не ходил в ванную комнату раньше меня. И ухаживал за мной так трогательно. Мне до сих пор больно это вспоминать. Он был такой предупредительный. Наверное, потому, что был такой молодой. Я думаю, что до меня у него было мало женщин. Одна или две. По-настоящему я стала его первой женщиной. Говорят, что у каждого мужчины должна быть в жизни такая женщина. Вот я и стала такой его женщиной. Мне было уже двадцать пять. Я была очень, как это по-русски, миниатюрной.
– И больше вы с ним никогда не виделись?
– Нет, никогда. Я думала, он позвонит, но он не стал звонить. У него были свои проблемы, это был молодой, амбициозный человек. Зачем ему замужняя женщина? Тогда к его услугам было много молодых женщин. Он уехал и забыл меня. А я его не забыла.
Докурив сигарету, она потушила ее в пепельнице. Дронго посмотрел на зажигалку. Она стоила не меньше ста долларов. «Интересная женщина», – подумал он.
– И с тех пор вы не виделись? – уточнил Дронго.
– Нет, с тех пор не виделись. И я ничего о нем не знала. Но подсознательно чувствовала, что когда-нибудь мы увидимся.
– И вы не удивились, когда он вам позвонил?
– Конечно, очень удивилась. Я не думала, что он сможет меня найти. Через столько лет. Он прислал мне, как это сказать, ах да, приглашение, и я оформила себе визу в российском посольстве.
– Кем вы работали, когда познакомились с Халуповичем?
– Лаборанткой, – ответила Элга, доставая вторую сигарету из сумочки. И снова щелкнула зажигалкой.
– Вам было двадцать пять лет, – напомнил Дронго, – а кем работал тогда ваш муж?
У нее чуть изменилось лицо. Выпустив струю дыма, она произнесла ровным голосом:
– Он был водителем у секретаря райкома партии. Тогда у нас еще были райкомы партии, если вы помните, конечно.
– Помню, – улыбнулся Дронго, – вы сказали, что у вас был сын. Сейчас он уже взрослый.
– Да, – оживилась она, – у меня сын и дочь. И двое внуков – дети сына. Я уже бабушка, правда, очень молодая.
– И красивая, – добавил Дронго.
– Спасибо, – улыбнулась она, – мы сидим здесь и ничего не едим. Давайте я закажу что-нибудь в ресторане. Пусть нам принесут. А то в мини-баре очень маленькие бутылки. Вчера ко мне приходила одна моя знакомая, мы с ней очень славно посидели в ресторане.
– Здесь хороший ресторан, – кивнул Дронго, – значит, у вас есть сын и дочь. Сколько лет дочери?
– Шестнадцать, – она улыбнулась, – она студентка, у меня есть ее фотография.
Элга снова открыла сумочку и достала фотографию. На ней были двое молодых людей. Молодой человек и девушка стояли в обнимку, глядя в объектив фотоаппарата.
– Это мои дети, – гордо сообщила Элга, – сын ездил к ней в Лондон, она там учится.
– Наверное, хорошо учится?
– Да, очень. Мне вообще повезло с детьми.
Он протянул ей фотографию и, когда она дотронулась рукой до карточки, расчетливо спросил:
– А с кем вам не повезло?
Фотография в ее руках дрогнула. Ощутимо дрогнула. Выхватив у него из рук фотокарточку, она быстро спрятала ее в сумку, словно защищая своих детей от непрошеного внимания.
– Что вам нужно? – мрачно спросила она. – Зачем вы меня мучаете? Кто вы такой?
– Я эксперт по расследованиям преступлений, – пояснил Дронго, – и у меня не очень приятная для окружающих профессия. Иногда мои вопросы приводят людей к нервному срыву, иногда доводят до слез. Но моя работа такова, что я должен задавать вопросы и получать на них ответы. Моя главная задача – видеть и слушать. Причем слушать так, чтобы услышать то, что мне нужно.
– И вы что-нибудь услышали?
– Немного. Но, если позволите, я изложу вам некоторые свои наблюдения. Во-первых, вы не сказали Халуповичу о своей дочери, которая родилась через шесть лет после вашего знакомства. Мне вы показали карточку своих детей, а ему об этом не сказали. Хотя он успел узнать, что у вас есть двое внуков от сына. Подсознательно вы что-то хотели от него скрыть. Во-вторых, вы работали лаборанткой, а ваш муж водителем. Я понимаю, что за эти годы могли произойти большие изменения, но не настолько большие, чтобы вы носили такую дорогую обувь, имели столь дорогую зажигалку, сумку, а ваша дочь училась бы в Англии. Даже если ваш супруг получил огромное наследство или неожиданно разбогател, то и тогда вы бы не вели себя так. И уж наверняка не стали бы заказывать в номер обед из ресторана или обедать в «Национале», где нужно оставить весьма приличные деньги. Для этого нужны годы привыкания. И, судя по всему, сын и дочь не очень похожи на вас. Но, боюсь, они похожи на разных мужчин. У вас был еще и другой мужчина?
Она тяжело вздохнула, потушила вторую сигарету, достала третью.
– Я об этом никому не говорила, – призналась Элга, – прошло столько лет.
Закурив, она убрала зажигалку в сумочку.
– У меня второй муж, – сообщила она Дронго, – но я не стала говорить об этом Эдику. У меня осталась фамилия моего первого мужа – Руммо. Такую фамилию носит и мой сын. А семнадцать лет назад я вышла замуж во второй раз.
– А почему вы не сказали об этом Халуповичу?
– Не сочла нужным.
– Он считает, что вы до сих пор живете с первым мужем. Именно поэтому он вызвал вас сюда и оплатил вам отель и билеты. И вы не стали ему ничего говорить. Но, судя по вашему виду и манерам, у вас сильно изменилось социальное положение. И вы ничего не сказали об этом Халуповичу. Я могу узнать, почему?
– А почему вы считаете, что я должна говорить об этом вам?
– Погибла женщина, – пояснил Дронго, – и вашего бывшего друга могут подозревать. Именно поэтому я приехал сюда. Неужели вам безразлично, что с ним случится?
– Я думала, что вы меня обманываете, – растерялась Элга. Она потушила третью сигарету, посмотрела на пачку сигарет, на сумочку, но четвертую сигарету доставать не стала.
– Что вас интересует? – спросила Элга.
– Мне кажется, вы сознательно что-то скрываете. Или я не прав?
Она молчала. Целую минуту. Смотрела на свою сумочку и молчала. Потом медленно сказала:
– Вы что-то узнали?
– Пока нет. Но, рассказывая о вашей встрече с Халуповичем двадцать два года назад, вы оговорились, что вам до сих пор больно об этом вспоминать. Почему «больно»? Почему вы использовали именно это слово?
Он ждал еще целую минуту. Наконец она решилась. Потянулась за сумочкой, достала зажигалку, вытащила новую сигарету из пачки.
– Я не хотела рассказывать Эдику о своей трагедии, – проговорила она наконец, – не хотела, чтобы он узнал о случившемся.
– Это связано с вашим первым мужем? – понял Дронго. – Вы сказали Халуповичу, что до сих пор живете со своим мужем.
– Да. Я поэтому и не меняю фамилию. Эдик уехал тогда, успев со мной попрощаться. А через некоторое время я узнала, что моему мужу все рассказали. В подробностях. Всегда есть сплетники, которым доставляет удовольствие видеть, как мучаются люди от их слов. Особого рода садисты.
Это случилось примерно через месяц после отъезда Эдика. Об этом узнали на работе мужа, в райкоме. Секретарь сказал, что водитель такой солидной организации должен разобраться со своей морально разложившейся супругой, иначе мужа самого выгонят из райкома. Я думаю, секретарь просто злился на меня. Он был молодой, лет тридцати пяти. И он несколько раз меня видел, пытался за мной ухаживать. Но он мне не нравился. Какой-то слизняк был, гнида, а не мужчина. Вот он и рассказал все мужу, решив отомстить таким образом. Муж вернулся домой, наорал на меня в присутствии сына. А потом впервые в жизни меня ударил. И куда-то уехал…
Она судорожно вздохнула.
– Потом мне рассказали, что муж пил в ту ночь до утра. Без всякой меры. А утром, возвращаясь домой, заснул за рулем и врезался в автобус. Водитель автобуса и еще два человека были ранены, а мой муж погиб. Сразу…
Она резким движением потушила сигарету.
– С тех пор я не меняла фамилию. Это случилось так давно. Через шесть лет я встретила другого человека. Он работал заместителем директора института. Уже тогда это был достаточно состоятельный человек. Я переехала к нему, а сын с матерью остались в моей прежней квартире. Потом у нас родилась дочь, после девяностого года муж стал директором института, у них появились большие деньги – они начали сдавать в аренду свои помещения. Муж удачно вложил их в бизнес. Мы стали жить гораздо лучше. Даже позволили себе послать дочь учиться в Англию. А про историю с моим первым мужем я никому не рассказывала. Это было очень больно. На похоронах мужа я плюнула в лицо этому секретарю райкома. Меня чуть не посадили в тюрьму, в КГБ считали, что это был антисоветский жест. Но вступилась первый секретарь, она была мудрая женщина. Сейчас смешно вспоминать. Когда мы вышли из состава Советского Союза, нашим главным националистом стал тот самый секретарь райкома. Он сразу выбросил свой партийный билет и начал агитировать за независимость. Недавно я его встретила. Раньше он продавал лес, потом разорился. Сейчас у него небольшой продуктовый магазин. Такой жалкий стал, всем улыбается, старается угодить. Вот такая у меня история. Только вы ничего не рассказывайте Эдику, он будет переживать, нервничать. Зачем ему об этом знать? Он ведь ни в чем не виноват.
Дронго молчал, давая ей возможность собраться с мыслями. Затем уточнил:
– Когда вы были у него дома, кто-нибудь еще был в квартире?
– Нет, никого.
– Вы пили шампанское?
– Кажется, да. Мы немного посидели, побеседовали. Эдик очень изменился. Стал нервным, суетливым. Постарел, – грустно улыбнулась она, – наверное, я тоже сильно постарела, только не замечаю этого. Представляю, с каким ужасом он на меня смотрел. Через столько лет.
– Вы не заходили на кухню?
– Конечно, заходила. Мне было интересно посмотреть, как Эдик живет. Кухня у него хорошая. И квартира в центре. Я не думала, что он останется холостым столько лет.
– Это он вам сказал?
– Да. Сказал, что живет в этой квартире один.
– Кроме шампанского, вы что-нибудь пили?
– Кажется, кофе. Он приготовил чудесный кофе, у него есть кофеварка. Мы выпили кофе, и я предложила помыть чашечки. Но он не разрешил. После этого я уехала, и он сказал мне, что позвонит. Теперь я понимаю, почему он был так занят вчера и сегодня.
– Вы знали, что к нему кто-то должен прийти?
– Нет, не знала. Но почувствовала. Женщина всегда чувствует такие вещи. Он два раза незаметно посмотрел на часы. Наверно, торопился с кем-то встретиться. И на кухне было несколько одинаковых бутылок шампанского. Я поняла, что у него часто бывают женщины. Но я не ревновала. К чему ревновать спустя столько лет…
– А ваш муж? Он не спросил вас, почему вы решили поехать в Москву?
– Мы женаты уже много лет, и он мне вполне доверяет, – пояснила Элга, – и потом, я давно собиралась посетить Москву. Я объяснила мужу, что вызов прислал мой давний знакомый, и он меня отпустил.
– Когда вы уезжаете обратно?
– Через два дня.
– Последний вопрос. Вы знаете номер его мобильного телефона?
– Знаю, – кивнула Элга, – он дал номер личного мобильного телефона, и я запомнила его. Вы хотите, чтобы я ему позвонила?
– Нет, спасибо. У меня нет больше вопросов. Извините, что побеспокоил.
– Мне было приятно с вами разговаривать, – ответила Элга.
– Еще раз спасибо, – он поднялся с кресла. – Я хочу извиниться за свои вопросы, Элга. Понимаю, что невольно причинил вам боль.
– Ничего, – она кивнула ему в знак прощения, – как это говорят англичане, у каждого есть свой «скелет в шкафу».
Поцеловав ей руку, он вышел из номера и спустился вниз. В холле отеля нервно прохаживался Эдуард Леонидович. Увидев Дронго, он шагнул к нему.
– Наконец-то! Почему так долго? Что она вам говорила?
– О вашей прежней встрече, ей было приятно вспомнить ваши отношения.
– Конечно, – широко улыбнулся Халупович, – нам было очень хорошо. Поедем быстрее, в «Метрополе» нас ждет Фариза.
– Как вы сами считаете, кто мог позвонить вам, чтобы предупредить? Я имею в виду, кто из трех ваших женщин?
– Не знаю, – нахмурился Эдуард Леонидович. – Может быть, Элга? Хотя я не уверен. Голоса я не узнал.
Уже в салоне автомобиля, когда они отъехали от «Националя», Дронго неожиданно спросил:
– Скажите, Эдуард Леонидович, у вас бывают приступы депрессии?
– Нет, – усмехнулся Халупович, держа в руках сигару, – никогда. Иногда я нервничаю, срываюсь, но стараюсь брать себя в руки. А почему вы спрашиваете?
– Для себя, чтобы лучше понять ваш характер.