Высокий, Равновысокий и Третий —
Вот его имена, что мы слышали.
Широкий Мудростью дает советы,
Один, Оски, Оми живут,
Мы взываем к Водану, Вили, Ве,
Альфатеру, Зигфатеру, Гангфатеру молимся.
Пришелец был в синем плаще и назвался Гримниром[29].
Больше он о себе ничего не сказал, как его ни расспрашивали.
Тот, кто вырос на однозначных определениях богов, типа тех, что можно найти в игре Dungeons and Dragons[31], явно придет в замешательство, если начнет объяснять, кто такой Один, пытаясь сказать, что «он бог того-то и того-то», то есть многих вещей. Начать распутывать эту головоломку можно с перечня имен и титулов, которые давали Одину на протяжении многих лет. В процитированном выше «Песнопении имен Одина» приводится несколько из них (мелодию, на которую поется этот текст, вы найдете в Приложении 2 в конце книги).
В «Американских богах» Нила Геймана Тень спрашивает: «Кто ты?» Его спутник называет себя «мистер Среда», поскольку это его день. Когда Тень настаивает на том, что ему нужно «реальное» имя, мистер Среда отвечает: «Поработай на меня достаточно долго и достаточно хорошо, и я, может быть, назову его тебе». Для многих, кто работает с Одином или на Одина, это действительно является главной целью.
В «Песни о Харбарде» Тор, утомленный после сражения с великанами, прибывает на берег фьорда и зовет перевозчика, чтобы тот доставил могучего аса на другой берег. Издалека ему не видно, что лодкой правит его собственный отец. Один же, по всей видимости, находится в шутливом расположении духа. Когда обмен взаимными приветствиями переходит в знакомство, он отвечает «Харбард мне имя, скажу откровенно»[32] («Песнь о Харбарде», 10).
Возможно, это единственная шутка во всех легендах, которую мы слышим из уст Одина. Дело в том, что у Одина больше имен, чем у кого-либо еще в Асгарде, и он никогда не называет свое имя, если можно обойтись прозвищем. Он называет себя перевозчиком Харбардом (Седобородым, Инеебородым или Древнебородым), когда подшучивает над своим сыном на берегу. В облике странника Вегтама[33] он вызывает прорицательницу-вёльву из ее погребального кургана, чтобы получить от нее ответы, а в облике Гримнира, Сокрытого, он выдерживает пытку «поджариванием» во дворце конунга Гейррёда. Прочие его эпитеты, прозвища и ипостаси можно найти в различных источниках. Нил Прайс в упомянутой выше книге «Путь викингов» приводит список из 204 имен, которыми Один именуется в преданиях.
Почему у него столько имен? В разделе Младшей Эдды, который именуется «Язык поэзии», Снорри Стурлусон, писавший для молодых поэтов, объясняет, что в поэзии любую вещь можно назвать по имени, заменить другим словом или использовать описательный кеннинг[34]. Учитывая, что конунги постоянно нуждались в стихах, в которых была бы увековечена их слава, поэтам все время приходилось выдумывать множество именований для божественного покровителя правителей. Другая причина, разумеется, в том, что Одина интересовало огромное количество вещей. Те, кто взаимодействует с ним сегодня, могут называть его Стариком, а иногда даже Ублюдком. Сколько на самом деле имен у Одина – один из величайших вопросов, на которые нет ответа, так же как никто не знает, что за тайное слово шепнул Один на ухо мертвому Бальдру, когда тот лежал на погребальном костре.
Несколько лет назад моя подруга Лорри Вуд получила письмо от человека, пытавшегося разобраться во взаимосвязях между многочисленными аспектами Одина. И вот что она ему ответила:
Аспекты Одина, которые относятся к какой-то одной группе имен, могут сильнее резонировать со мной, в то время как аспекты из другой группы могут резонировать с другим человеком, но никакая из групп не является Одином. Возьмем, например, меня. Есть, например, «я – Вуд» – это та часть меня, которая непосредственно связана с моей работой системным администратором в течение пятнадцати лет, и она хорошо известна некоторому количеству моих друзей, которые знают меня именно с этой стороны. Люди же, знающие меня как Клевару (организатора сообщества для некой игровой гильдии, базирующейся в EVE Online[35]), видят меня с совсем иной стороны. Наши противники внутри этого игрового мира воспринимают меня и моих игровых персонажей иначе, и я для них – цель, ну и они для меня, соответственно, тоже. То есть это еще одна группа, воспринимающая меня с другой стороны. И оба моих игровых «я» вовсе не та же Лорри, которая вот уже десять с половиной лет пыхтит и надрывается, пытаясь заниматься Тротом. Такой меня знает еще одна группа. Та Лорри, что находится рядом с Дианой, управляя Храфнаром, не та же самая, что любая из предыдущих, и у нее иной круг знакомых.
Все они пересекаются и накладываются друг на друга: и системный администратор, с годами научившийся управлять рабочими группами людей, и онлайн-геймер, и специалист по компьютерной верстке, и все остальные. Они все собирают данные, видят закономерности, прядут нити, извлекают из них смысл, и все любят повеселиться. И все это я!
Но становится ли Один менее Одином от того, называю ли я его Вегтамом или Вальфадром? Так обращаются к богу в разных местах, но это один и тот же бог. Кто таков Далеко Кричащий? Кто таков Покоритель Путей? Кто – Носящий Капюшон? Кто – Старик? Кто Инеебородый, и Густоусый, и Огнеглазый, и Мертвоглазый? Кто Желанный и Посылающий Горести?
Да.
В этой главе вы найдете краткую информацию об именах и истории Одина, которая послужит вам контекстом для более детального обсуждения некоторых функций и аспектов Одина в последующих главах.
Самое известное из имен отца Тора – Oðinn, в современном произношении «Один». В староанглийском он Водан, в германском Вотан, а в более архаичной форме – Wodanaz. Корень этого слова можно перевести как «ярость», «голос», «поэзия», «видение», «воодушевление» или «разум». Как вы увидите позже в главе 10, все эти слова связаны с душевной экзальтацией, которая может проявляться и как вдохновение поэта, и как неистовство берсерка. На мой взгляд, пылкое вдохновение, которое испытывает человек в момент творческого подъема любого рода, отражает суть первичного имени Одина.
В древнейших мифах Одина сопровождают два других бога. Нам мало что известно о его спутниках, поэтому исследователи иногда называют их ипостасями Одина, или другими личностями, разделяющими ту же самую природу. Из «Прорицания вёльвы» (стих 4), мы узнаем, что Мидгард был создан «сынами Бора», а Снорри Стурлусон в «Видении Гюльви» (глава 5) называет их имена – Один, Вили и Ве. Если вольно перевести их как «Разум», «Воля» и «Святость», то они составят весьма эффективную творческую троицу.
В стихе 18[36] Один, Хёнир и Лодур создают первых людей из найденных на берегу стволов поваленных деревьев. Хёнир неоднократно появляется в мифах, Лодур же неизвестен, хотя некоторые предполагают, что это другой аспект Локи. В Младшей Эдде Снорри Стурлусон предлагает нам более явную троицу. Когда конунг Гюльви входит в Вальхаллу, он видит три трона, один выше другого, и ему говорят, что «на самом низком из престолов сидит конунг, а имя ему – Высокий. На среднем троне сидит Равновысокий, а на самом высоком – Третий»[37] (глава 2). Учитывая, что «Речи Высокого» (одна из песен Старшей Эдды) приписываются Одину, вполне очевидно, что Равновысокий и Третий тоже являются его ипостасями.
Но три имени не исчерпывают всего многообразия ролей Одина. После девяти[38] ночей, проведенных в молчании между костров конунга Гейррёда («Речи Гримнира»), Один получает от сына конунга рог с пивом и начинает говорить. Он произносит пятьдесят строф из сказаний, и в них он, помимо прочего, перечисляет пятьдесят четыре имени, под которыми он был известен во время различных приключений. Он был Гримниром (Сокрытым, или Скрывающимся-под-Маской), когда явился под личиной во дворец Гейррёда, но, когда он уходит, – он Odhinn, «лучший из богов»[39].
В преданиях встречаются и другие имена, и каждое рассказывает нам что-то о боге. Если черпать из всех источников, мы видим Одина во множестве ролей – он великий правитель и творец, искусный маг, повелитель рун, бог разрушения и неистовства, бог экстаза, бог, любящий женщин, говорящий с мертвыми, дарующий поражение или победу.
Хотя Один может принимать различные обличья, его прозвища дают нам довольно точное представление о том, как он выглядел, по мнению людей. Когда он странствует по миру, он – закутанный в синий потрепанный плащ худощавый мужчина в надвинутой на один глаз широкополой шляпе, опирающийся на посох, который также может быть копьем. Его символ – валькнут[40].
Однолинейный и трехлинейный связанный валькнут
С Одином ассоциируются черный, синий и серый цвета, а его числа – три или девять. Если шляпа снята, мы видим его наполовину слепым: один глаз скрыт повязкой под густыми бровями. Если бог разгневан, его уцелевший глаз бешено сверкает. У него длинные усы и борода, он высок и бледен. Обычно Один выглядит как старик, но в одном из его описаний («Сага О Барде Асе Снежной Горы», 18) упоминается, что у него рыжие волосы, и это объясняет, откуда у Тора его рыжая шевелюра.
Нас не должно удивлять, что у Одина есть имена, происходящие от названий животных и птиц, с которыми он ассоциируется: Бьорн – медведь и, конечно же, вороны (Храфнагуд[41]). Удивительно, но у него нет имен, связанных с волком, разве что Хильдольф (Волк Битвы), которое входит в число его боевых прозвищ.
Имена Одина, которые мы находим в преданиях, многое говорят нам о том, каким его представляли в конце эпохи викингов. Но боги со временем эволюционируют, как и наши представления о них. Чтобы получить более широкое представление об истории языческой традиции, загляните в первый том книги Our Troth: History and Lore[42], составленной Квельдульвом Гундарссоном.
Один из вопросов, который время от времени выступает объектом дискуссий, – был ли Один частью исходного индоевропейского пантеона и мигрировал с остальными его божествами к северу со Среднего Востока, или он эволюционировал из бога смерти, чтобы стать богом правителей? Лайонель Перабо (2015), который занимается скандинавистикой в Исландском университете, характеризует Одина как божественный «пылесос», который в ходе собственной эволюции «всосал» характеристики и свойства многих божеств.
Ученые XIX века полагали, что культ Одина мог возникнуть за пределами германских земель, среди галлов или, возможно, на Дунае, и до севера он добрался между IV и VIII веками нашей эры.
В прологе к Младшей Эдде Снорри превращает Одина в потомка Тора[43], предвидевшего, что его дальнейшая судьба ждет его на севере, и переселившегося сначала в Германию, а потом в Швецию. Подобно другим средневековым историкам, черпавшим вдохновение в эпосе Виргилия об основании Рима, чтобы связать легендарных основателей своих королевских династий с Троей, Снорри отмечает, что Троя была первым домом для асов, то есть асы пришли из Азии. С другой стороны, в «Саге об Инглингах» (2–5) он рассказывает, что в римские времена Один вначале привел свой народ на территорию современной России из некоего места к востоку от реки Дон, потом в Германию и в конечном счете в Скандинавию. Очевидно, что в настоящее время Европа не в первый раз сталкивается с наплывом иммигрантов с Востока.
Как же далеко должны мы углубитья в прошлое, чтобы найти истоки Одина?
Хотя наиболее вероятным объяснением попытки Снорри связать асов с Троей является дань средневековой литературной моде, очень привлекательно в качестве доказательства здесь выглядят памятники ямной культуры[44], носители которой мигрировали из степей Северного Кавказа и Урала в северную Европу четыре или пять тысячелетий назад. Исследование в области генетики, опубликованное в июньском номере журнала Nature за 2015 год, показывает, что пастухи-степняки, чьей родиной был в том числе и Ближний Восток, в это время мигрировали на запад (Callaway, 2015). Они присоединились к охотникам-собирателям и земледельцам с Ближнего Востока, которые прибыли в Европу ранее, и все вместе они сформировали культуру шнуровой керамики позднего неолита[45].
К бронзовому веку эта жизнелюбивая культура процветала в Северной Германии и Скандинавии, а ее представители активно торговали с восточным Средиземноморьем. Эти племена говорили на протоиндоевропейском языке, который с течением времени разделился на балтские, германские, италийские и кельтские группы языков[46]. Другие народы двинулись с прародины на юг и на восток, неся свой язык в Средиземноморье и в те земли, где сейчас находятся Турция, Армения, Индия и Иран.
Во что верили эти первые индоевропейцы? Французский ученый Жорж Дюмезиль[47], известный как автор теории «трех функций», утверждает: точно так же, как индоевропейское общество было разделено на три класса (подобное деление сохранилось в индийских кастах, оно же отражено в эддической «Песни о Риге», где описано, как бог Хеймдалль учредил классовое разделение), так и боги всех культур, что произошли от общей индоевропейской культуры, могут быть разделены на три группы. У нас есть божества материального благополучия, к которым относятся Фрейр, Ньёрд и большинство богинь; боги физического могущества, в особенности Тор; и боги, поддерживающие космический порядок и устанавливающие законы, а именно Один и Тюр (Dumezil, 1973). Эту теорию активно критиковали более поздние исследователи язычества, которые утверждали, что объединение в одну группу всех ванов с третьей функцией серьезно нарушает баланс пантеона. Кроме того, этот подход, помимо прочих недостатков, игнорирует статус Фрейра как покровителя шведского королевского рода Инглингов.
Тем не менее анализ Одина в связи с божествами Индии, который провел Дюмезиль, заслуживает отдельного внимания.
Дар изменения облика, столь характерный для первого [Варуны[48]], совпадает с иллюзией-майей, которую второй широко использует. Способность захватывать, которая срабатывает внезапно и которой невозможно противостоять, выраженная в образе сети или аркана Варуны, также характерна и для Одина. На поле боя он обладает даром не только ослеплять, оглушать и ошеломлять врага, но буквально связывает его незримыми путами (Dumezil, 1973, 40).
Варуна ассоциируется с ночью, а звезды – это тысячи глаз, которыми он все видит. Однако с развитием индийской религии он стал богом моря, а мертвые, находящиеся в его власти, – это те, кто утонул. Для Криса Кершо (Kershaw, 2000, глава 11) ближайшим аналогом Одина выглядит Рудра – смертоносный предводитель ведического эквивалента mannerbunde[49], который танцует, облаченный в звериные шкуры поверх черного одеяния.
В своей книге «Культ Одина: бог смерти?» Стефан Гранди рассматривает вероятность того, что изначально Один мог быть божеством смерти и мертвых. В древней скандинавской литературе ему приписываются три основные функции: бог битвы, бог конунгов и бог магии и поэзии. На самом деле он не принимает участия в конфликтах в качестве бога войны, он скорее – с помощью валькирий – забирает павших на поле боя. Его основное боевое качество – деморализация врага. Как бог королевской власти, он устанавливает связь живого правителя с его предками, похороненными в погребальных курганах. Как бог магии и поэзии, он читает заклинания, позволяющие ему говорить с мертвыми, и путешествует между мирами. Обо всех этих умениях мы узнаем больше в следующих главах.
Является ли Один шаманом? Гранди и некоторые другие критики этой теории указывают на то, что, по сути, слово «шаман» применяется к племенным культурам, чей контекст весьма отличается от мира эпохи викингов и тем более от нашего социума. Другие функции Одина, не связанные с шаманизмом, свидетельствуют в пользу совершенно иной его идентичности. Но все же, если мы рассматриваем роли Одина в качестве бога магии и битв, допустимо воспринимать его в более ранний период как шамана, который мигрирует вместе с племенами, творя магию, чтобы поднять дух собственных воинов и устрашить врагов.
Большая часть письменной информации об истоках скандинавской культуры содержится в таких источниках, как Старшая и Младшая Эдды, «Круг Земной» (Heimskringla) Снорри Стурлусона и «Деяния данов» Саксона Грамматика, и все они относятся к XII–XIII столетиям. Начинаются эти источники с описания событий эпохи Великого переселения народов (IV–XII века н. э.), когда множество различных германских племен двинулось на юг и запад Европы. Сохранилось также несколько упоминаний в хрониках и рукописях времен Римской империи. Даже в ту эпоху существовали свидетельства того, что М. Г. Чедвик определяет как «хитроумная, магическая, бардовская ипостась – [Одина], с одной стороны, и воинственная ипостась – с другой» (Chadwick, 1899, 29).
По мере расширения империи римляне сталкивались с огромным количеством божеств, и эту проблему они решали с помощью interpretario Romano[50] – идентификации местных богов как локальных форм тех римских богов, на которых они больше всего походили. Германцы, состоявшие на службе в римской армии, а также смешанное романо-германское население, обитавшее на границе с Германией, считали римским эквивалентом Wodanaz римского бога Меркурия (чей образ во многом пересекается с греческим Гермесом). Меркурий ассоциируется с путешествиями, торговлей и коммуникациями, а также он исполнял функцию психопомпа – проводника душ усопших в потусторонний мир. Знаменитый кафедральный собор в Кёльне был построен на руинах римского храма, посвященного Меркурию Августу. Храм был воздвигнут в честь императора Тита, но если бы я попыталась описать роль Одина как покровителя правителей, употребляя римскую терминологию, то я бы использовала именно этот аспект Меркурия и его имя.
Если верить Тациту, римскому историку, который черпал информацию из свидетельств офицеров римской армии, служивших в Германии, верховным богом германцев был Меркурий (Tacitus, 1964, Germania, 9), которому приносили человеческие жертвы. Греческий Гермес и римский Меркурий – боги коммуникации, проводники мертвых, маги и трикстеры-обманщики, и все эти категории, безусловно, применимы и к Одину. Впрочем, Гермес, как правило, способствует чужим действиям, но не инициирует их. Послания, которые он передает, не его собственные, а принадлежат Зевсу и другим богам, в то время как Один говорит с усопшими и иногда даже несет ответственность за их смерть, а не выступает в роли проводника. Меркурий и Гермес более близки к Одину в его аспекте Гермеса Трисмегиста[51], который в эллинистический период почитался как повелитель эзотерической мудрости, хотя герметическая магия выглядит куда более церемониальной, чем те умения, которыми наделен Один в «Саге об Инглингах». В конце концов те трюки, которыми порой забавляется Один, имеют более глубокую цель, а их результат часто оказывается смертельным, в отличие от относительно невинных шалостей, приписываемых Гермесу.
Мои собственные изыскания натолкнули меня на мысль о связи между Одином, Аполлоном и Лугом. Ирландское воплощение Одина, Луг Самилданах[52], хорош во всех отношениях. В Галлии его почитали как бога Лугоса, который послал воронов, чтобы те указали его народу место, на котором был затем основан город Лугдунес (современный Лион). И я не единственная, кто заметил это сходство. Николай Толстой[53] в своей работе The Quest for Merlin[54] предполагает, что Мерлин мог быть жрецом Одина/Луга. Аполлон, прежде чем его начали ассоциировать с солнцем, был богом поэзии и врачевания. На блюде, найденном в Дельфах, он изображен в сопровождении ворона. Но у Аполлона есть и темная сторона – он охотится вместе с волками и стреляет несущими чуму стрелами из своего серебряного лука. Аполлон и Один не один и тот же бог, но я подозреваю, что они иногда зависают вместе в каком-нибудь баре.
Еще одно божество, которое иногда связывают с Одином, – ирландская богиня битвы, богиня-ворона Морриган. Если верить писательнице Морган Даймлер, которая посвятила изучению Морриган много лет, у этих двух богов много общего.
Хотя между Морриган и валькириями очень часто ставят знак равенства, я нахожу это сравнение неравноценным и считаю, что более логично сравнивать ее с Вальфадром[55], чем с теми, кто служит ему. У этих двух божеств очень много общего, включая склонность к прямому вмешательству в человеческие дела и репутацию активных деятелей среди последователей из числа современных язычников. И Морриган, и Один известны тем, что они изменяли исход битвы в пользу того, кому желали принести победу, а также ассоциацией с усопшими. Оба также связаны с пророчествами и стратегией, оба известны любовью к маскировке и тем, что в сказаниях они любят представляться людям, выдавая себя за кого-то другого. И конечно, Один вместе с Морриган прочно ассоциируются с различными видами магии. Однако они не идентичны, поскольку Морриган не странствует и не стремится обрести мудрость, подобно Одину, или предотвратить какие-либо битвы, включая Рагнарёк. Но я всегда думала, что оба эти бога, вероятно, хорошо ладили бы друг с другом и могли бы пропустить стаканчик-другой в те моменты, когда они не получают удовольствия от сражений или не пытаются перехитрить друг друга.
К тому времени, когда мигрирующие германские племена повстречались с римлянами, Водан уже был хорошо известен. В «Анналах» Тацита (13:57), написанных в I веке, говорится о войне между гермундурами и хаттами за обладание священной соляной рекой. Одержавшие победу гермундуры принесли всех побежденных, со всем их оружием и имуществом, в жертву «Марсу и Меркурию», то есть Тивазу[56] и Воданазу. Это говорит о том, что Один и Тюр играли взаимодополняющие роли в ходе военных действий. История племени лангобардов, поведанная Иорданом[57] в VI веке, изображает Годана (Водана) в качестве главы королевского рода, обманутого собственной женой, чтобы дать племени победу и имя[58].
Независимо от своего происхождения, в эпоху викингов Один становится предводителем асов, покровителем поэтов и правителей. До тех пор пока обращение в христианство не было завершено и задачу изложения истории не взяли в свои руки монастырские хроникеры, именно поэты фиксировали деяния королей и героев. Средства к существованию скальдов и слава конунгов в равной степени зависели от этих взаимоотношений. Нас не должно удивлять количество имен Одина, связанных с войной, – правители возносили ему молитвы о победе, а поскольку способов описать сражение не так уж много, поэты постоянно искали для Повелителя Битв новые прозвания.
В Младшей Эдде Снорри Стурлусон именует Одина Всеотцом. Но вскоре, уже через несколько абзацев, он приводит список дополнительных имен этого бога, указывающих на то что, несмотря на христианскую пропаганду, не были забыты и другие его аспекты. Имена вроде Вибрир