Антон сидел в прохладном, светлом помещении, где воздух казался сухим и застоявшимся. Два стола, несколько стульев, пара сотрудников за компьютерами, занятые своими делами. Всё обыденно, словно никто не видел, что внутри у него всё горело от напряжения. Рядом с ним лежал пустой бланк обязательства о невыезде, который ему предстояло подписать. Обычная формальность, как сказал дежурный следователь, но Антону казалось, что с этой подписью он ещё глубже погружается в какой-то липкий кошмар.
Его позвали пройти к столу, и, словно через вату, он слышал, как Соколов объясняет ему порядок действий:
– Теперь снимем отпечатки пальцев. Просто положите руку вот сюда.
Антон молча кивнул, протянул ладонь к чёрной подушечке для сканирования и ощущал, как пальцы слегка подрагивают, несмотря на усилия взять себя в руки.
Следующий шаг – образец для ДНК-анализа. Обычная ватная палочка, которой быстро провели по внутренней стороне щеки, – но сам процесс казался почти символичным, как если бы от него отделяли кусочек, чтобы позже судить на основе этих клеток. Ему ещё раз объяснили, что это необходимая процедура, «стандартная при подобных обстоятельствах».
Он подписал бланк обязательства и поймал взгляд Соколова, который смотрел на него строго и отстранённо, словно стараясь не упустить ни одной его реакции. Антону казалось, что в этом взгляде читалась жёсткость, скрытая за показной сдержанностью. Словно его уже судили здесь и сейчас, без всяких доказательств и защитников.
Затем они прошли в допросную комнату – небольшое помещение, где за столом напротив удобно расположился Соколов, готовый начать допрос.
Соколов открыл досье, медленно перелистывая несколько страниц, прежде чем поднять взгляд на Антона. Он выдержал паузу, словно выстраивая незримую стену между собой и человеком напротив, и, не отрывая глаз, заговорил ровным, но твёрдым голосом:
– Давайте начнём с самого простого. Расскажите о вашем последнем визите к сестре, — Соколов наклонил голову, присматриваясь к реакции.
Антон сглотнул, с трудом вспоминая, когда и при каких обстоятельствах они виделись в последний раз. Пауза затягивалась, и он, пытаясь выглядеть собранным, произнёс:
– Пару дней назад. Мы виделись у неё в квартире, просто разговаривали… Обсуждали обычные вещи, — он замялся, поймав взгляд Соколова, и добавил: – Ксюша не говорила ничего странного. Всё было как обычно.
Соколов отметил паузу, потом продолжил, словно не придавая ей значения:
– Хорошо. У вас не возникло ощущения, что она кому-то угрожала? Или что её что-то беспокоило? Вспомните все детали.
Антон облизнул пересохшие губы. Он не мог отделаться от мысли, что его слова могли быть истолкованы как-то иначе, но правды ради он сказал:
– Нет, совсем нет. Она всегда была спокойной, немного замкнутой, но… никогда не упоминала, что у неё есть враги.
Соколов внимательно смотрел на него, будто решая, насколько эта сдержанность была естественной, и продолжил задавать вопросы.
Соколов перелистнул ещё одну страницу в досье, мельком взглянул на записи и затем задал новый вопрос, на этот раз чуть более настойчиво:
– Хорошо. Антон, объясните, почему вы решили приехать к ней именно в тот вечер? Вы сказали, что пытались дозвониться сначала в шесть, а затем около десяти. Что заставило вас забеспокоиться?
Антон задумался. На самом деле ему казалось, что это было совершенно естественно – когда она не отвечала, он решил проверить, всё ли в порядке. Но под этим взглядом его объяснение вдруг показалось слишком простым, недостаточно убедительным.
– Она всегда отвечала на звонки, — сказал он медленно, как бы обдумывая каждое слово. – А тут… просто было странно, что она не отвечает так долго. Мы не часто виделись, но я знал, что она не игнорирует мои звонки, особенно в такой час.
Соколов кивнул, не выражая ни согласия, ни сомнения.
– Вы говорите, что беспокоились. Но всё же — что именно заставило вас приехать в десять вечера? Мало кто бы решился на такой поздний визит, – он сделал паузу, и Антон почувствовал, как на него снова навалилась невидимая тяжесть взгляда.
Антон закрыл глаза на мгновение, пытаясь отыскать в своей памяти нужные слова, которые звучали бы естественно, но тут же понял, что каждое слово здесь под пристальным наблюдением.
Соколов внимательно смотрел на Антона ещё несколько секунд, затем закрыл досье и, слегка откинувшись на спинку стула, сделал паузу.
– Давайте прервёмся, — сказал он, вставая. – Кофе хотите?
Антон только кивнул, неуверенно добавив:
– Без сахара…
– Извращенец какой-то, — пробормотал Соколов, закрывая дверь за собой.
Выйдя в коридор, он обернулся на ходу, проверяя, плотно ли закрыта дверь, и направился к кофейному автомату. Пока машина гудела, заполняя пластиковый стаканчик, он услышал приближающиеся шаги и негромкое обращение:
– Игорь Николаевич, результаты пришли, — молодой оперативник протянул ему тонкую папку с бумагами.
Соколов взял папку, не торопясь открывать её, пока кофейный автомат всё ещё гудел, выливая последний тёмный поток в стакан.
– Спасибо, — кивнул он, открывая папку, и взгляд его зацепился за выделенные строки. На первой странице отчёта стояло: «Результаты дактилоскопической экспертизы», и сразу под этим – имя: Иван Левченко, 1970 года рождения. По данным системы, этот человек был ранее судим. В юности его арестовали за избиение женщины, и, отсидев срок, он освободился много лет назад.
Соколов нахмурился, разглядывая информацию. Отпечаток, найденный на обручальном кольце, и частичный отпечаток на двери – оба принадлежали Левченко. Он понимал, что теперь ситуация начинает разворачиваться совсем иначе. Ведь эти отпечатки не могли оказаться там случайно. Возможно, кто-то решил воспользоваться его именем или документами. А возможно, что-то ещё более странное происходило в этом деле.
С минуту постояв в тишине коридора, размышляя над этим поворотом, Соколов взял стакан с кофе и вернулся к допросной. Он поставил кофе перед Антоном, слегка подвинув его на стол. В голове Игоря закрутились вопросы: "Как такое возможно? Левченко мёртв уже десять лет. Как его отпечатки могли оказаться на месте преступления?" На лице отразилось лёгкое удивление, которое он быстро подавил, восстанавливая обычное хладнокровие.
– Вот, как просили, без сахара, — сказал он спокойно, вновь садясь напротив. Потом открыл папку, перелистнул пару страниц и достал одну из фотографий. – Антон, вы знакомы с этим человеком? — он развернул фотографию, показывая снимок Ивана Левченко.
Антон нахмурился, внимательно посмотрел на фотографию и покачал головой:
– Нет, никогда не видел. Кто это?
Соколов молча убрал фотографию обратно в папку, решив пока не вдаваться в подробности.
– Хорошо, — сказал он, медленно складывая бумаги обратно. – На сегодня мы закончили. Только не покидайте город без нашего разрешения.
Антон с облегчением кивнул, готовясь покинуть отделение, но перед тем, как выйти, остановился и спросил:
– Когда я смогу забрать… сестру? Чтобы похоронить её.
Соколов на мгновение задержался с ответом, затем ответил сдержанно:
– Скоро. Мы свяжемся с вами, как только это станет возможным.
Антон кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел из кабинета, оставив за собой только тихий звук закрывающейся двери. Соколов посмотрел ему вслед, задумчиво выдохнул и отложил папку. В тот же момент в кабинет вошёл оперативник, неся свежие отчёты – документы по отпечаткам и сведения о Левченко, подозреваемом, которого теперь предстояло найти и доставить в отделение.
– Игорь Николаевич, адрес по последней прописке Левченко есть, — сказал оперативник, перелистывая бумаги, – пригород, частный сектор.
Соколов молча кивнул, обдумывая план действий, затем обратился к группе оперативников:
– Собираемся. Двигаем к месту. Задержание проводим осторожно: подозреваемый может оказать сопротивление. Перекрываем периметр, пока не поймём, что там происходит. В машине уточню детали.
С этими словами он забрал документы и направился к выходу. Через несколько минут служебная машина уже мчалась по шоссе, оставляя город позади и направляясь к загородному дому, где по последним данным находился Иван Левченко.
Служебная машина свернула с основного шоссе на узкую, засыпанную гравием дорогу, по которой едва хватало места для проезда. Прямо впереди стоял дом, на вид старый, но крепкий, с тёмными окнами и запущенным садом.
– Здесь, — коротко сказал водитель, остановив машину и оглядываясь на дом. – Он там, точно по прописке.
Соколов кивнул и, взяв рацию, скомандовал патрульным, следовавшим за ними на второй машине:
– Держите периметр. Один остаётся на выезде, второй со мной. Без резких движений.
Оперативник с автоматом, выходя из машины, уточнил:
– Если выйдет сразу?
– Пока просто наблюдаем, — ответил Соколов. – Он подозреваемый, но пока не преступник. Никакого шума без необходимости.
Другой оперативник, присевший за дверью служебного авто, взглянул на дом и, переглянувшись с коллегой, понизил голос:
– Слушай, а этот Левченко… точно с женщинами работал? Говорят, в прошлый раз сильно её побил, почти до смерти.
– Поэтому и взяли его в списки подозреваемых, — коротко ответил Соколов, сжав папку с делом Левченко. – Не вздумайте давить на него, если сразу не откроет. Входим только по моему сигналу.
Они обменялись кивками, готовясь к тому, что их ждёт. Один из патрульных держался у края забора, поглядывая по сторонам на случай, если у дома появятся соседи.
Соколова не покидало чувство, что дом был не таким пустым, как казалось. Соседка могла ошибаться, а возможно, кто-то использовал дом после смерти Левченко. Это и заставляло его быть предельно осторожным. Он встал на пару секунд перед калиткой, ощупывая взглядом тёмные окна дома, потом тихо, почти неслышно, выдохнул:
– Идём.
Соколов постоял у калитки, оценивая дом, за которым давно никто не ухаживал: облупившаяся краска, заросший сад и тёмные окна, словно отошедшие в забвение. Он оглянулся на оперативников и кивнул одному из них – Павлову, крепкому мужчине лет сорока с цепким взглядом и выправкой человека, повидавшего много подобных мест. Павлов подошёл к двери и громко постучал.
– Полиция! Откройте дверь, — объявил он твёрдо, так, чтобы его слышали даже на заднем дворе.
Тишина была ответом. Павлов сдвинулся чуть в сторону, выжидая, и постучал снова, более требовательно.
Соколов глянул на старшего из патрульных, стоявшего у ворот, затем на дверь, за которой продолжалась пустота.
– Никого, — прошептал Павлов, бросив взгляд на окна, затем повернулся к Соколову. – Видно, тут давно никто не живёт.
Соколов кивнул, обдумывая следующую команду. Он внимательно рассматривал дом, всё ещё стараясь уловить малейшее движение или звуки. Всё было мертво, словно не только дом, но и само место давно забыло присутствие жизни.
– Входим, — тихо сказал Соколов.
Соколов толкнул дверь, и она с глухим скрипом поддалась, открывая вход в темноватый коридор. Внутри пахло застоявшимся воздухом и плесенью – запахом давнего запустения, будто в доме не было жизни уже долгие годы. Свет, пробивающийся через пыльные окна, падал тусклыми полосами на пол, где старые доски были покрыты тонким слоем грязи и каких-то пятен, уже высохших и оставшихся навсегда.
Оперативники шагнули за ним, осторожно обходя мусор и скрипящие половицы, которые, казалось, отзывались на каждый шаг глухим эхом. На стенах, кое-где облупившихся и покрытых разводами, висели кривые рамки с фотографиями, которые выцветали от времени. Фотографии эти были тёмные, с едва различимыми лицами – словно кто-то нарочно приглушил их цвета, превращая в мрачные силуэты. Паутина свисала с углов, её серебристые нити мягко дрожали от сквозняка, проникшего внутрь, добавляя странное, зловещее мерцание.
Соколов остановился в центре коридора, всматриваясь в глубину дома. Казалось, что с каждой новой дверью дом становился всё темнее, а старые обои местами отваливались, открывая пятнистую, серую штукатурку. Он жестом показал оперативникам двигаться дальше, указывая на дверь, ведущую в большую комнату, где разруха достигла своего апогея.
Там, среди разбросанных газет, валялись пустые бутылки, а в углу виднелась старая, пыльная мебель – стол с облупившейся краской и кресло, наполовину поглощённое тенью. На подоконнике стояла чёрная, высохшая ветка какого-то растения, похожая на скрюченную руку, безмолвно протянутую к свету, который уже не мог дать ей жизнь.
Павлов обернулся к Соколову, бросив короткий взгляд:
– Чувствуешь? Словно здесь всё остановилось…
Соколов кивнул, поглощённый мрачной, застывшей атмосферой. Шагнув ещё глубже, он понял, что этот дом – не просто заброшенное место. Это было странное, пустое пространство, где прошлое, кажется, впиталось в стены, пропитав их неугасимым, удушливым страхом, которым казалось пронизано само молчание вокруг.
Соколов и его команда, изучив дом, обменялись молчаливыми взглядами. Павлов первым направился к выходу, стараясь поскорее оставить позади эти затхлые стены, которые казались пропитанными отчуждённой тишиной. Один из патрульных задержался у дверного проёма, осматривая внутренние комнаты, словно всё ещё надеясь найти хоть какие-то следы жизни, но встретил только пустоту.
Когда они вышли на улицу, Соколов заметил женщину, стоявшую у соседнего дома. Она смотрела на них настороженно, щурясь на свету. На вид ей было лет семьдесят, одетая в старое, выцветшее пальто, она держала в руках сумку с продуктами.
– Добрый день, — Соколов подошёл к ней, доставая удостоверение и коротко представившись, – старший следователь Игорь Соколов. Мы расследуем одно дело и хотели бы задать вам пару вопросов.
Соседка прищурилась, разглядывая удостоверение, затем медленно кивнула, явно заинтересованная.
– Вы, значит, про Левченко… Да-да, знаю. Только он давно уже не живёт здесь, — ответила она, чуть повысив голос, как будто это был для неё важный факт.
Соколов на мгновение задержал взгляд на доме, а затем снова посмотрел на женщину:
– А что вы можете рассказать о нём? Как давно он здесь не живёт?
– Так он помер лет десять назад, — пожала плечами женщина. – Ещё до этого всё один да один жил, никто к нему особо и не ходил. Так что, когда его не стало, никто и не заметил. Похоронили его здесь, на местном кладбище. Совсем рядом, в пятнадцати минутах отсюда.
Соколов молча переваривал услышанное, а потом кивнул Павлову:
– Ладно, едем на кладбище. Если Левченко действительно похоронен, нужно подтвердить это на месте.
Соседка, услышав их разговор, добавила:
– Кладбище здесь недалеко, не собьётесь. За церковью и старым сквером — там его и хоронили.
– Спасибо, — кивнул Соколов, не тратя времени на лишние вопросы. Они сели в машину, и спустя несколько минут выехали на просёлочную дорогу, ведущую к небольшому кладбищу на окраине посёлка.
Машина остановилась у деревянных ворот кладбища, и оперативники вышли, оглядывая старые, заросшие травой надгробия. Здесь царила почти такая же гнетущая тишина, как и в доме Левченко, – природа, казалось, окутала это место густым молчанием. Соколов достал из папки справку с датой рождения и фамилией Ивана Левченко, сверяя данные, чтобы найти нужное захоронение.
После нескольких минут поиска они остановились у небольшого надгробия с потемневшей от времени табличкой. На ней значилось: Иван Левченко, 1970–2010.
Павлов нахмурился, взглянув на Соколова:
– Ну вот и он. Десять лет как мёртв. Но отпечатки оставил, будто он только вчера был жив.
Соколов задержал взгляд на надгробии, его лицо оставалось непроницаемым, но в голове проносились возможные объяснения. Спокойно, но настойчиво, он произнёс:
– Возвращаемся в отдел. Пора разобраться, что за следы мы нашли.