Максим посмотрел на часы и с ужасом обнаружил, что до конца рабочего дня оставалось всего чуть больше часа, а числа в отчёте даже и не думали сходиться. Он ещё раз проверил все формулы и ссылки, перезагрузил исходные данные, но и это не помогло. Расхождения больше чем в десятки тонн издевательски смотрели на него с монитора, как будто говоря: «Ну что, ушёл домой пораньше? Собрал вещи к завтрашнему отпуску? А может ещё в сервис успел заехать масло поменять?» Максиму просто безумно захотелось изо всех сил выругаться на весь офис, но он покосился на коллег, сосредоточенно щёлкающих по своим клавиатурам, и решил успокоиться и сделать вид, что всё в порядке. В любом случае, отчёт надо было срочно закончить, иначе не получится успеть сделать всё, что он так опрометчиво запланировал на последний предотпускной день. И зачем Егорову понадобились именно эти данные прямо сейчас, когда до двухнедельной свободы было уже рукой подать? Ведь ещё пару часов назад Максим, фактически, видел себя в самолёте, пролетающим над ненавистным офисом прямо к манящему Чёрному морю, прочь от унылых коллег, которым приходится заниматься импортом никому не нужных товаров из никому не нужного Китая.
Егоров сидел за стеклянной перегородкой и всем своим видом давал понять, что просто так он от Максима не отстанет, и без сданного в срок отчёта с работы не выпустит. Макс загрустил. В последнее время всё шло как-то не так, и этот отпуск, из-за которого они опять поругались с Верой, был ещё одним неприятным моментом, который не давал ему полностью насладиться жизнью. Максим ненавидел эти сборы, эту суету и нервотрёпку, огромные очереди в аэропорту, страх забыть или не сделать что-то важное. Он вообще ненавидел всё, что так безапелляционно вмешивалось в привычный ход событий и несло с собой лишь бардак и неизвестность. Ну почему нельзя было просто по-человечески провести две недели на даче, с пивком и свежей воблой, лениво переговариваясь с соседями через забор и периодически совершая ритуал приготовления сухих и обугленных шашлыков? Васька бы точно приехал на пару дней, и они бы пошли на рыбалку, как на прошлых выходных, тем более что погода была просто замечательной. Нет, Вере непременно захотелось на море, и она, не спросив его, забронировала отель в «экологически чистой» деревушке в Болгарии, потому что «на Лазурный Берег ты с твоей зарплатой будешь копить всю оставшуюся жизнь, а отдыхать на твоей убогой даче я больше не намерена».
Максим ещё раз посмотрел на Егорова, похожего на сома в аквариуме, мысленно послал ему лучи диареи и продолжил бездумно тыкать мышкой в ненавистную эксельку. Ну должны же они сойтись когда-нибудь, в конце-то концов? После некоторых сложных, но бессмысленных манипуляций расхождения магическим образом уменьшились – не на много, но и это вселяло оптимизм. Может быть, никто и не заметит эти несколько тонн, потерявшихся где-то по дороге? Подумаешь, пара фур заехала не туда, или была похищена инопланетянами, или телепортировалась в другое измерение, оставив за собой лишь несколько китайских этикеток. С кем не бывает? Максим внёс последние косметические правки и отправил табличку прямо в пасть ненасытному Егорову, надеясь, что он не откроет ее прямо сейчас. Если удастся выйти ровно в шесть, то есть шанс успеть и в сервис, и вещи собрать, и даже Вера, наверное, не будет сильно ругаться. Максим обвёл глазами свой унылый офис. Его, как их принято называть, коллеги, продолжали сидеть, уткнувшись в свои мониторы, как будто занимались какими-то очень важными и неотложными делами. «Коллеги, – подумал Максим, – какое безликое и ничего не значащее слово». Друг, знакомый, даже сослуживец – и то лучше, чем сухое и формальное «коллега», из которого можно понять лишь то, что они по какому-то странному стечению обстоятельств разделяют одно и то же офисное пространство и пьют одну и ту же воду из общего кулера. Их напускная занятость была смешна и не могла обмануть даже ребёнка, ничего не смыслящего в стандартных офисных ритуалах. А тем более Максима. Он прекрасно знал все их «дела», которые, в основном, заключались в чтении новостей и лёгких статеек на развлекательных сайтах, сравнении автомобилей, которые всё равно никто не собирался покупать, и общении со своими вторыми, а иногда и третьими половинками в социальных сетях. Работу по импорту и продаже китайских товаров могли бы с таким же успехом выполнять два-три человека и пара толково написанных программ, но Егоров почему-то предпочитал содержать целый штат бездельников и регулярно выплачивать им зарплату, а иногда даже и премию. Максиму казалось странным, что в то время, когда люди уже научились посылать корабли на Марс и выращивать генетически модифицированные помидоры, миллионам из них приходилось каждое утро приезжать в одинаковые офисы и выполнять там механическую и бесцельную работу, отупляющую их и лишающую хоть какой-то индивидуальности. Как говорил, кажется, Лев Николаевич Толстой: «Все офисы похожи друг на друга, но каждый в них несчастлив по-своему».
А что Максим? Что он, в сущности, умеет? Куда пойдёт, если будет выбор? В космонавты здоровье не позволит, в учёные – ум, в творчество – отсутствие воображения. Выходит, прав Егоров, что не увольняет этот балласт и даёт ему приносить хотя бы видимость пользы от своего существования, которое надоело даже ему самому. Максим постарался стряхнуть с себя эти невесёлые мысли. Он уже привык к тому, что жизнь, проходила мимо него по касательной: каждый день был до мелочей скопирован с предыдущего, и с каждым приходом на работу он всё глубже погружался в болото обыденности и предсказуемости. И только изредка, в основном по вечерам, он вспоминал, как в детстве мечтал стать геологом, или сапёром, или продавцом мороженого в Парке Культуры.
Несмотря на то, что время подходило к шести вечера, и даже на то, что это была священная для всего офисного духовенства пятница, никто из коллег и не собирался покидать своё рабочее место. Это было такое знакомое Максу соревнование: кто просидит дольше всех, тот непременно докажет свою значимость и незаменимость для организации и, возможно избежит сокращения, если таковое случится. Даже Егоров, который на правах начальника мог бы вообще не появляться в офисе, частенько засиживался до восьми, а то и до девяти вечера. Макс тоже время от времени принимал участие в этой увлекательной игре, тем более что дома его обычно ждала Вера – без ужина, но с очередными однотипными претензиями. То ей не нравилось, что он пришёл поздно, то она, наоборот, считала, что он мало работает, то опять забыл купить сыр, то не заправил постель утром. А в последнее время она нервничала гораздо чаще и сильнее обычного. Какой-то очередной муж какой-то очередной подруги свозил всю семью, включая дальних родственников, то ли на Бали, то ли на Майорку, а Макс даже не удосужился поздравить её родителей с годовщиной покупки кота. Макс опять подарил 5 роз, в то время как этот мифический муж притащил домой целый куст орхидей. Макс ещё 15 лет будет расплачиваться за двушку в спальном районе, а подружкин кавалер уже накопил на двухэтажный коттедж в элитном посёлке. Вкратце, все Верины упрёки сводились к одному: Макс – неудачник, халявщик и лентяй, у которого на уме только телевизор, посиделки с друзьями и тупые мемчики в интернете. Даже пиво теперь было в их доме под запретом: жена считала его вульгарным пойлом для плебеев и чуть ли не источником всех их неприятностей.
Как только часы показали шесть, Максим не без удовольствия выключил компьютер, зная, что в ближайшие две недели он к нему не притронется, кинул в сумку телефон и зарядку и ещё раз огляделся вокруг.
– Парни, мне пора, – как бы извиняясь обратился он к коллегам. – Я в отпуск.
– Давай, Макс, – его сосед по оупен спейсу Тёма не глядя протянул ему руку. Пожатие было расслабленным и вялым. Вслед за ним несколько пар глаз поднялись от мониторов и несколько рук взлетело в воздух в знак прощания. Всем было наплевать и на Максима, и на его отпуск.
По дороге к выходу из оупен спейса Макс заскочил к Егорову и сообщил, что отправил ему нужный файл и что две недели его не будет в офисе. Егоров что-то неопределённо пробубнил и обещал постараться не тревожить его по пустякам, хотя, летом торговля шла бойко, и, возможно, его отсутствие на рабочем месте негативно скажется на продажах. Была бы воля Егорова, он бы вообще запретил сотрудникам отдыхать, ну разве что по выходным и государственным праздникам, которых в календаре было более чем достаточно. Егоров, безусловно, являлся типичным примером трудоголика, да иначе и быть не могло, ведь не каждому под силу основать компанию, пусть даже маленькую, но свою, приносящую вполне стабильный доход как ему, так и нанятому им персоналу. А ещё он крутил роман с секретаршей Наденькой, которую сам же и собеседовал полгода назад. Жена Егорова по странному совпадению работала тут же, в бухгалтерии, и, кажется, как-то слишком по-философски относилась к романтическим похождениям мужа. Максим завидовал своему боссу, «понаехавшему» в столицу из какого-то уездного городка и сумевшему очень быстро устроиться здесь лучше, чем он, коренной москвич. Боссу, который мог позволить себе заигрывать с секретаршей прямо на глазах у своей жены. Боссу, который мог наорать на любого сотрудника, или даже на партнёров, и при этом сохранять репутацию честного и справедливого руководителя.
Оповестив Егорова о своём длительном отсутствии, Макс почти бегом спустился на первый этаж, не став дожидаться лифта, прошмыгнул мимо охранника, который так любил не к месту заводить душевные разговоры, и вылетел на улицу, надеясь не попасть в мясорубку пятничного транспортного коллапса. За дверью его чуть не сбила с ног мерзкая июльская жара, о которой он уже успел забыть под трудолюбивыми офисными кондиционерами. Максим решил держаться в тени, но это не сильно помогло. Обливаясь потом, он буквально прополз пару кварталов до того места, где утром оставил свой старенький Опель и обнаружил, что его боевого коня совершенно непозволительным образом запер какой-то чёрный Мерседес, по стоимости, наверное, превосходящий его двушку в спальном районе. Мерседес стоял безапелляционно и нагло прямо посреди улицы и совершенно не вписывался в хиленькую архитектуру близлежащих домов. Максиму захотелось со всего размаху ударить кулаком в его тонированное заднее стекло, но вместо этого он сел в Опель и, чтобы дать хоть какой-то выход своей накопившейся злобе, стал яростно бить по клаксону, распугивая вялых голубей и старушек, мирно сидящих на лавочках под тенью пыльных деревьев. Но на сигнал никто не вышел. Макс сидел в машине под защитой уже плохо работающего кондиционера и уныло наблюдал на экране телефона, как с каждой минутой растут пробки в его многострадальном городе. Наконец, дверь одного из домов открылась, и из неё вышел аккуратно одетый мужчина в белой рубашке с коротким рукавом и свежевыглаженных тёмно-синих брюках. Он подошёл к так ненавидимому Максом Мерседесу, сел на водительское сиденье и бесшумно завёл машину. Через несколько секунд путь для Опеля был открыт, и можно было трогаться с места, но водитель Мерседеса зачем-то выбрался из машины и призывно махнул Максиму рукой, чтобы тот открыл окно. Макс с явным недовольством подчинился этому жесту и приготовил целую тираду, суть которой заключалась в том, что этот нехороший человек проявил исключительное неуважение к окружающим, заставив их потерять целых пятнадцать минут своего драгоценного времени в пустом и томительном ожидании. Но водитель не дал Максиму договорить.
– Александр Леонардович просит прощения, – с достоинством волхва, приносящего дары младенцу Иисусу, сказал он. – Если вам нужна компенсация за причинённые неудобства – вот его контакты.
С этими словами мужчина вручил ему старомодную и очень пафосную визитку, явно напечатанную в дорогой типографии и почему-то пахнущую свечками из Икеи. Этот Александр Леонардович был явно не последним человеком, раз мог позволить себе тратиться на такую, в общем-то, бесполезную вещь. Да и Мерседес явно свидетельствовал о достатке и респектабельности его владельца. «Эх, у меня никогда такого не будет, – почему-то подумал Максим, – по крайней мере, не в этой жизни». Не успел он прочитать визитку, как мужчина сел обратно в машину и с характерным щелчком заблокировал её двери.
Макс бросил карточку в бардачок и тронулся с места.
Конечно, ни в какой сервис он не попал, простояв полтора часа в пробке на МКАДе, и дома его, скорее всего, ждал серьёзный разговор с Верой. Вещи были не собраны, в ипотечной квартире стоял вопиющий бардак, а в холодильнике вместо ужина его ждала композиция, состоящая из засохшего помидора, липкой банки варенья и Вериных гидрогелиевых патчей для глаз. Чтобы хоть немного собраться с мыслями, Максим улёгся на диван и включил телевизор, после чего из соседней комнаты послышались недовольные шаги жены.
– Собрался уже? – с притворным удивлением спросила она. – Надо же, как быстро! И даже не забыл, наверное, ничего! Билетики распечатал, в папочку сложил с остальными документиками. Ну отдохни-отдохни, а то наработался сегодня. Самое время для телевизора, о, тут как раз интеллектуальное шоу показывают, «Знатоки против придурков» называется. Ты за какую команду? Хотя, что я спрашиваю, и так всё ясно.
– Вер, дай посидеть полчасика, а? Работы навалилось перед отпуском, Егоров этот, козёл, достал уже, потом какой-то урод машину запер, еле досигналился. В сервис не успел… Вер, серьёзно, полчасика – и я буду собираться – Максим умоляюще посмотрел на жену, ожидая увидеть в ней хоть толику сочувствия, но её каменный взгляд не оставлял никакой надежды на передышку.
– Ты совсем больной? – чуть ли не прокричала она. – Ты в офисе жопу просиживаешь за копейки, потом в машине тошнишь два часа до дома, а теперь тут валяешься потный на диване? Ты так себе всю жизнь отлежишь, у тебя позвоночник атрофируется и ноги отсохнут. Господи, ну как можно быть такой тряпкой? Егорова надо было послать на три буквы да погроме, чтобы весь офис слышал. Это его компания, пусть сам и сидит там хоть круглые сутки, а тебе за это не доплачивают. Собственное достоинство у тебя есть, или ты его пропил со своими идиотами-друганами на вашей тупой рыбалке?
– Как же его послать-то, он же начальник? – попытался возразить Макс.
– Ну и что что начальник? У тебя тоже личная жизнь есть! Уволил бы, так и хрен с ним, может что-то поприличнее нашёл бы, чем этот твой сраный офис с вонючими тараканами.
Макс не понял, имела ли Вера в виду обычных тараканов, или его коллег, но решил не уточнять от греха подальше. Он покорно стащил своё тело с дивана и демонстративно достал из шкафа помятый и вытертый чемодан. Внутри были какие-то крошки и затхлый запах прошлого отпуска, безрадостно проведённого на курорте Краснодарского края, от которого, кроме этого запаха и крошек не осталось никаких воспоминаний. Три футболки, пара шорт, трусы, носки, джинсы, сандалии, ветровка. Всё остальное он запихнёт туда завтра. Завтра будет полегче. Завтра начнётся новая жизнь.
Будильник просигналил ровно в шесть утра, и, выпив растворимого кофе, они, почти не разговаривая, сели в такси – Макс на переднее, а Вера на заднее сиденье. Ехали так же молча, под раздражающие звуки радио, транслирующего застрявшие во времени и надоевшие всем, кроме жизнерадостных пенсионеров, хиты. В аэропорту Макс немного пришёл в себя и, отстояв несколько очередей и пройдя многочисленные контроли, наконец-то смог нормально позавтракать в одной из кафешек в зале вылета. Заплатив за яичницу и кофе с круассаном сумму, которую он обычно тратил на продукты на неделю, он обречённо подумал, что скоро придётся опять прибегнуть к помощи кредитки, и без этого уже накопившей довольно внушительный долг. Но делать было нечего: в отпуске траты всегда превышают доходы, ну, если только не проводить его на даче, конечно.
Рейс, как ни странно, не задержали, и посадив Веру к окну, Максим хотел было поспать ещё пару часиков в своём неудобном кресле, но тут, как назло, стюардессы начали что-то бубнить, потом он никак не мог устроиться так, чтобы не мешать соседям, а потом стали разносить скудный обед, или завтрак, и пришлось поднимать спинку и опускать столик. Вера, поставив на паузу сериал, который она смотрела на подаренном Максом айпаде, начала листать фотографии места, куда они направлялись. Максим тоже заинтересовался и присоединился к ней. Место ему определённо нравилось. Маленькие аккуратные домики, окружённые виноградниками, бассейн с приветливо расположившимися вокруг него лежаками, несколько уютных ресторанчиков, предлагающих посетителям свежайшие морепродукты, и ласковое море, обрамляющее всю эту красоту. Макс подумал, что, наверное, не зря он всё-таки сдался и поехал сюда, в конце концов, на дачу можно сгонять и осенью, тем более что рыбалка в сентябре обычно бывала очень удачной.
В аэропорту Варны их встретил небольшой автомобильчик, плюющийся дизельным топливом, с неработающим кондиционером. В салоне лежала придорожная пыль от постоянно открытых окон и пахло дешёвым освежителем воздуха в виде елочки с приделанной к ней иконой, болтавшейся прямо посреди лобового стекла. Под весёлые болгарские напевы, написанные, кажется, все на один мотив, и бессвязную болтовню водителя они наконец-то доехали до деревеньки, которую с таким томительным ожиданием разглядывали в самолёте. Кое-как разобрав вещи, Макс и Вера плюхнулись на кровать и проспали почти до вечера. В день приезда они смогли только дойти до ближайшего ресторана и поужинать огромной пиццей, сопроводив её бутылкой вина, распитой за начало отпуска. Получив счёт, Макс подумал, что такими темпами к помощи кредитки придётся прибегнуть раньше, чем он этого ожидал. Потом он весь вечер просидел на балконе гостиничного номера, наблюдая, как деревня медленно погружается в романтические сумерки с вкраплениями огоньков от приморских кафешек, бодрой курортной музыки и смехом нетрезвых отдыхающих.
Утром следующего дня Макс почувствовал себя отдохнувшим и готовым к долгожданному отпуску. Он даже хотел побриться, но обнаружил, что все принадлежности он оставил дома, собираясь положить их в чемодан с утра, но, естественно, забыв это сделать. «Что ж, придётся отращивать благородную щетину», – весело подумал он и подмигнул своему отражению в запотевшем зеркале. Вера тоже проснулась, и они решили взять с собой пляжные сумки и позавтракать в кафе на берегу, после чего сразу же пойти купаться.
Дорога до моря была неблизкой, и с каждым шагом Максим всё сильнее разочаровывался. Удивительно, как Вере удалось найти такое отвратительное место в этой, казалось бы, солнечной и гостеприимной стране. У самого берега моря ютились однотипные ресторанчики, несколько маленьких магазинчиков предлагали туристам скудный набор продуктов и плавательных принадлежностей, за ними выстроились в ряд отели, а чуть дальше шла вереница недостроенных зданий, расписанных мрачным граффити. Только пройдя всё это великолепие можно было попасть на пляж с серым песком вперемешку с камнями, водорослями и выброшенными на берег медузами. У берега размещалось несколько кафешек, вокруг которых летали чайки и прогуливались отдыхающие в полуспущенных плавках, видимо, в поисках опохмела после вчерашних дискотек. Всё было каким-то тусклым, ненастоящим и странно безжизненным, совершенно не похожим на картинки, которые ему гордо демонстрировала Вера в самолёте. Отпускное настроение улетучилось, не успев даже появиться.
Вера, кажется, тоже была немного расстроена, но всё-таки расстелила заботливо принесённое с собой покрывало, брезгливо отпихнув несколько окурков, валявшихся в песке, и стала мазаться кремом от загара. Макс тоже намазался, хотя ещё ни разу в жизни это средство не спасало его от зудящих и кусающихся солнечных ожогов. Море оказалось не по-южному холодным, и Макс с трудом заставил себя войти в него, надеясь, что вскоре привыкнет к температуре воды и сможет немного поплавать. Он даже нацепил очки, купленные в Спортмастере несколько лет назад с огромной скидкой, но мутное море, накатывающее на его немного обвислое тело ледяными волнами, так и не позволило ему воспользоваться ими. Полежав пару часов на полотенце, он увидел, что его кожа начинает краснеть под беспощадными солнечными лучами, и стал проситься обратно. Вера уже успела найти удачные ракурсы для Инстаграма, отправить пару голосовых подружкам и особо не возражала. Пообедав на очередную внушительную сумму, они вернулись в номер, где Вера стала расставлять по полочкам в крохотный ванной комнате свои многочисленные принадлежности для загара, от загара, после загара и вместо загара. Максим решил оставить её за этим важным занятием и лёг спать, надеясь на то, что вечером купит пива и чипсов и опять посидит на балконе, вдыхая прохладу морского воздуха.
Но просто сидеть оказалось скучно, и Макс решил пройтись по окрестностям, пока окончательно не стемнело. Интернет работал паршиво, но ему всё-таки удалось выцепить с еле грузящихся сайтов кое-какую информацию об этом невзрачном местечке. В получасе ходьбы от побережья должен был находиться маленький городок, лишённый каких-либо стоящих внимания достопримечательностей, но имеющий некоторые признаки цивилизации в виде баров, казино и круглосуточного магазина. Он подумал, что небольшая прогулка, пусть даже в такое Богом забытое место, будет очень кстати и позволит ему немного отвлечься и побыть в одиночестве.
От гостиницы, которую язык не поворачивается назвать отелем, уходила довольно широкая дорога – единственная, по которой можно было попасть в цивилизацию, – поэтому заблудиться было нереально. Максим для приличия предложил Вере пойти вместе и, получив ожидаемый отказ, бодро вышел из номера. Солнце уже опускалось за деревья, и прохлада легонько тронула его голые руки, уже успевшие обгореть на солнце. Прохлада, приносящая не облегчение, а странное чувство тревоги и неизбежности. Недостроенные туристические дома скалились уродливыми рисунками граффити и злобно усмехались пустыми оконными проёмами, а монотонное стрекотание цикад напоминало издевательский хохот вселенной. На секунду Максим подумал, что лучше было бы отложить этот поход на более светлое время суток, или хотя бы взять такси и доехать с комфортом, но потом всё-таки решил, что, раз уж вышел, то возвращаться нехорошо. Плохая примета. Вдруг он остановился, потому что в этот момент его накрыло какое-то слишком реальное дежа-вю, как будто всё это уже было с кем-то до него. И эта прохлада, тронувшая его обнажённые руки, и эта пыльная дорога, манящая своей таинственной неизвестностью, и деревья, подступающие к ней с обеих сторон, и южные цикады, поющие свою торжественную песнь.
Через пару сотен метров Макс пожалел, что не взял с собой наушники, потому что просто так идти было скучно. От нечего делать он стал рассматривать камни и пыль на дороге, а потом окруживший её лес и вслушиваться в его равномерный шум и периодическое ритмичное поскрипывание. Вдалеке журчал ручеёк, и вся эта какофония звуков вводила в необъяснимое состояние: нечто среднее между тоскливой угнетённостью и просветлением. Максим уже потерял чувство времени и не мог понять, идёт ли он двадцать минут, или двадцать часов. Он механически переставлял ноги и покорно внимал открывшейся ему картине, а его мысли постепенно растворялись в этом странном напряжённом спокойствии. Он забыл и о криво сделанном отчёте, и о Егорове, и об ипотеке, и о Вере, но почему-то никак не мог забыть о чём-то ещё, что вертелось у него в голове и так и не смогло приобрести хоть какую-то форму. И тут Максиму показалось, что он не один здесь. Как будто тихие шаги всё время слышались за спиной, как будто кто-то невидимый следил за его движениями и точно копировал их, кто-то не сводил с него глаз, взглянув в которые можно было сойти с ума. Какие-то тени мелькали между деревьями, не скрываясь, но наблюдая, выжидая, примеряясь. Ему стало казаться, что он слышит утробное мычание то ли из-за деревьев, то ли из-под земли, и в этом напеве открывалась внезапная сверхъестественная сила, способная размазать по неровной дороге весь его оставшийся рассудок, оставив от него только жалкое мокрое пятно. Хотелось зажать уши и не слышать ничего, но звуки доносились изнутри, они звучали у него в голове, обволакивали, проникали во все щели и уголки подсознания, мягко, но верно захватывая его целиком. Ветер стал ледяным и каким-то грязным и дул, казалось, во всех направлениях сразу, от чего у Максима перехватило дыхание, и судорога пробежала по всему телу. Он не понимал, где находится, куда идёт, или не идёт вовсе, он медленно погружался в какую-то удушливую трясину, готовый в любой момент захлебнуться в ней, как вдруг вдали показались огни фар чёрного автомобиля. Максим бросился прямо на них в надежде найти спасение и остановился, ослеплённый их недостижимым величием. Внезапно всё вокруг исчезло, и через секунду действительность приобрела свои привычные очертания. Даже окружающие звуки перестали сливаться в строгий и величественный хор. Это опять был шум леса, журчание ручейка и фонари города, до которого он уже почти дошёл. «Ничего себе задумался», – удивился Макс.
Уже почти стемнело. Максим шёл по узким улочкам, мимо открытых веранд небольших ресторанчиков и неторопливо прогуливающихся местных жителей вперемешку с редкими туристами. Дойдя до центральной площади, он остановился в поисках удачного места для фотографии, которую вроде как для приличия надо было бы показать Вере. Он пристально осмотрел неработающий фонтан, щедро покрытый изнутри скользкой плесенью, заплёванные лавочки, мимо которых с криками проносились подростки на велосипедах, и однотипные дома, окружавшие площадь со всех сторон, но не нашёл ничего подходящего для отпускного фото. Сделав пару дежурных снимков, Макс решил, что пора искать такси и возвращаться в гостиницу. Судя по карте, стоянка была совсем рядом, в нескольких кварталах, прямо около круглосуточного магазина, где можно было заодно купить пива и чипсов на вечер. Попрощавшись с площадью, Максим направился мимо фонтана к одной из улочек, отходящих от неё.
В конце улочки оказалась довольно большая церковь, и Макс подумал, что неплохо было бы сфотографироваться и у неё, тем более что, в отличие от площади, здание церкви было ярко освещено несколькими фонарями, и снимок должен был получиться вполне приличным. Макс спустился по ступенькам и с удивлением обнаружил, что дверь церкви была открыта, несмотря на довольно позднее время. Он сфоткал здание целиком и решил попробовать зайти внутрь. В дверях его встретила женщина средних лет, которая убирала с импровизированного прилавка незатейливые церковные товары.
– Русский? – приветливо улыбнулась она, завидев посетителя.
– Да, – улыбнулся в ответ Максим.
– Я ещё русски говорю. Тук има много русски туристи. Даряти за храм. Деньги, разбираш? Можете и ви дарите. Един лев, два лева, пет лева, сколько имаш?
Максим понял, что женщина хочет денег и неохотно полез в карман. Достав пригоршню увесистых монеток, полученных в качестве сдачи в ресторане, он стал неспешно пересчитывать их, стараясь выискать самые мелкие, которые было не жалко пожертвовать на храм. Смотрительница терпеливо наблюдала за Максимом и с благодарной улыбкой протянула руку, как вдруг, едва их пальцы соприкоснулись, вздрогнула и быстро-быстро забормотала на чистом русском языке:
– Ну вот ты и пришёл. И они за тобой стоят, уже ждут, когда смогут забрать тебя. Что, испугался? Не бойся, сейчас рано ещё, дальше страшнее будет. Тебе повезло: много грязи на тебе, идти будешь долго, а как дойдёшь – сможешь вернуться, если не будешь торопиться. Я буду здесь. Я всегда здесь. Пока они продолжают своё дело, я жду таких, как ты. Многие находят дорогу сюда, но никто ни разу не нашёл дорогу обратно. Вдруг у тебя получится? Оставь деньги здесь – чтобы вернуться, надо что-то оставить. А я пока приготовлю кое-что и буду ждать тебя, – и она схватила его кулак с монетами своими трясущимися руками и со странной для старухи силой потянула его к себе.
– Ровно пять монет. Пять жертв. Пять жизней. – бормотала она.
«Цыганка! – в панике подумал Максим. – Сейчас все деньги выманит, телефон отнимет, Господи, зачем я вообще сюда попёрся? Брошу ей мелочь и убегу отсюда, не погонится же она за мной?»
И он, не глядя, сунул эти несколько монеток старухе, быстро нырнул в открытую дверь церкви и быстрым шагом направился к стоянке такси. К счастью, свободная машина одиноко стояла посреди пятачка и как будто дожидалась его. Услышав название отеля, водитель с радостью согласился поехать туда, запросив, тем не менее, довольно приличную сумму, даже по московским меркам. Всю дорогу Максим мрачно смотрел в окно и пытался понять, что такое происходит в последние дни в его жизни, начиная с халтурно сделанного отчёта для Егорова и заканчивая сумасшедшей бабкой в церкви. Где-то в глубине души он ощущал предчувствие какого-то неотвратимого события, которое должно было то ли изменить всё к лучшему, то ли отправить её навеки в кромешный ад. Максим надеялся на первый вариант, хотя второй казался ему не менее реалистичным. Он всё пытался понять, в какой именно момент что-то пошло не так и можно ли ещё что-то исправить. Выход был только один, и, подъезжая к гостинице, он решил, что сейчас не будет впадать в панику, а постарается отвлечься и отдохнуть. В конце концов, следующий отпуск светил ему не раньше, чем через полгода, и надо было хорошенько набраться сил перед очередным бессмысленным броском во имя обогащения Егорова.
В следующие дни Вера, кажется, тоже расслабилась и даже была готова разделить с ним по вечерам пару бутылок так ненавидимого ей пива. Ежедневные получасовые прогулки на пляж сначала тяготили Максима, не привыкшего к таким частым нагрузкам, но через несколько дней ему начало нравиться, особенно когда прошли первые ожоги от солнца, и кожа стала покрываться благородным черноморским загаром. Они гуляли, держась за руки, и Максим впервые за несколько лет увидел ту Веру, в которую он когда-то так неожиданно для себя влюбился: без многочасового макияжа, без тщательной укладки и продуманных образов в одежде, с выгоревшими волосами и коричневыми от загара плечами, выглядывающими из-под лёгкого, почти детского сарафана. Максим исподтишка любовался на свою жену и гордо сравнивал её с другими туристками, с трудом впихивающими свои тела в аляпистые безвкусные купальники. Они покупали никому не нужные сувениры и безделушки, брали на ужин свежие морепродукты, и Макс уже перестал думать о том, выдержит ли его кредитка такой напор бесполезных трат.
Егоров, как и обещал, так и не побеспокоил Максима, то ли забыв о нём, то ли готовя огромный список поручений, который будет ждать его по возвращении из отпуска. Пару раз позвонили родители, дали несколько наставлений, посоветовали, что купить и рассказали о том, что при Советском Союзе болгары были очень весёлыми и гостеприимными. Максим отправил несколько голосовых Ваську, своему другу детства, который в этом году должен был ехать в Евпаторию с женой и тремя детьми. Васька дежурно позавидовал ему и обещал, что в скором времени обязательно встретится с ним и выпьет в одиночку всю бутылку Слнечного Бряга, который Макс сам же и привезёт из поездки. В этом Ваську можно было верить – ещё на школьной скамье он мог запросто перепить физрука и в старших классах пытался даже соревноваться с трудовиком, которого никто не видел трезвым с момента основания школы. Самому Максу было далеко до друга. Он позорно пьянел от пары бутылок Балтики Девятки и незаметно уползал подальше, забытый всей своей веселящейся компанией. Через некоторое время сильно нетрезвый Васёк провожал его до дома и, извиняясь, шёл обратно к остальным, чтобы открыть очередную бутылку чего-то очень дешёвого и очень вонючего. Потом Васька немного остепенился, довольно рано съехал от родителей, организовал свой небольшой бизнес по ремонту автомобилей и женился, почти одновременно с Максом. Но дружбу они не забросили, и время от времени выбирались то на рыбалку, то за город на шашлыки, то просто сидели в гаражах и потягивали пивко, обсуждая последние разработки в мире автомобилестроения. Васька был душой компании, эдаким своим парнем, который через пять минут знакомства становился твоим лучшим другом, как будто вы знакомы уже лет пятнадцать. Он обладал врождённым умением внимательно слушать и говорить в нужный момент нужные слова, поэтому каждый, кто общался с ним, чувствовал какую-то особенную близость и с радостью принимал его в свою душу. Макс был уверен, что без Васька и их небольшой уютной компании его жизнь окончательно потеряет смысл и именно поэтому он так отчаянно отстаивал своё право на общение с ними, несмотря на пренебрежительное отношение Веры.
Отпуск неспешно двигался к своему завершению, и Максим с сожалением считал оставшиеся беззаботные дни. Кожа темнела, кредитка пустела, а вечерами подступала старая добрая тоска, такая же, как во вторую половину дня в воскресенье, когда понимаешь, что выходные почти закончились, а отдохнуть так и не удалось. Вера особенно не переживала по поводу окончания отпуска и возвращения на работу. Её не слишком напрягали в офисе, и она могла запросто уйти с половины рабочего дня в салон красоты, или пройтись по ближайшим магазинам. Сейчас она уже строила планы на зимний отдых в горах и хотела прямо по приезду заказать себе и Максу лыжи или сноуборды, пока на них были скидки. О том, что они ещё не расплатились за текущий отпуск, Вера и слышать не хотела. «Работать надо лучше, может повышение получишь, – безапелляционно заявила она. – Работы сейчас много, всем хватает, если правильно себя поставить. Вернёшься – так и скажи Егорову, пусть зарплату прибавит, не зря же ты на него десять лет пашешь, как проклятый». Максим подумал, что и правда пора поговорить с начальником о повышении, в конце концов, ипотека сама себя не оплатит, а второй такой отпуск их бюджет просто не выдержит. И он стал готовиться к беседе, перечисляя в голове все свои достижения и личные качества, о которых он непременно расскажет Егорову в первый же день выхода на работу. От этих мыслей становилось легче, но где-то в глубине души он понимал, что это всё самообман, и никакого повышения ему не светит.
В последний день перед отъездом Макс решил опять пройтись по дороге, ведущей к городу. Вера в этот раз захотела сопроводить его, и, накинув ветровки, они вышли из уже переставшего быть чужим отеля. Пройдя метров двести, они остановились, чтобы сделать последние панорамные фото деревни, которую было хорошо видно с небольшого возвышения чуть в стороне от дороги. Максим полез на холмик, а Вера осталась внизу в поисках удачного места для фотографии. На холмике росла высокая трава, скрывающая в своих недрах что-то, что сначала показалось Максиму памятником, или мемориалом. Раздвинув заросли, он, к своему удивлению, обнаружил каменную плиту, окружённую низким покосившимся заборчиком, на которой стоял простенький железный крест. Не оставалось сомнений в том, что это была могила. Макс удивился: кому могло прийти в голову похоронить человека не на кладбище, а здесь, почти в лесу, рядом с пыльной дорогой и неприметной курортной деревенькой. Он подошёл поближе к кресту, чтобы разглядеть надпись на табличке. «Мария Петкова Добрева. 06.04.1978 – 15.10.2000 Искаме да си сред нас сега то цм ами само спомени и тъга».
«Что за тъга? – подумал Максим, разбирая полустёртые буквы. – Тъга, видите-ли у неё… Самоубийца, наверное, раз даже до кладбища не донесли, а закопали тут, как бездомную кошку. И молодая совсем, 22 года. Что, Мария Петкова, несладко тебе жилось? С парнем, небось, поругалась, да и наглоталась каких-нибудь безвредных таблеток, а они возьми и подействуй. Не ожидала такого исхода? Не хотела лежать в сырой земле, где тебя даже черви не найдут? А может всё не так было? Может ты ипотеку выплачивала за свою халупу в вашей стрёмной деревеньке, и ремонт убогий никак не могла закончить? И в офис ходила каждый день, как проклятая, где все видели в тебе врага, потому что сами старались урвать кусок внимания начальства, чтобы получить сгнившую кость в виде ежеквартальной премии? Кредитов на подарки понабрала, а сама ходила с простеньким Сиаоми, „спасибо, что не сдох через два месяца“? Друзья у тебя были? Чего же они не помешали тебе покончить с собой? Может потому, что им тоже было наплевать на тебя? На то, что, несмотря на всю эту шелуху, ты оставалась Марией Петковой – собой, со своими мыслями, радостями и тревогами, со своей жизнью, которая для других упорно оставалась пустым местом? И, наконец, поняв, что невозможно докричаться до этого мира, сдвинуть хоть на миллиметр офисные перегородки и стены ипотечной квартиры, ты решила сделать это – перестать играть по их правилам, бросить им в лицо свою жизнь, за которую никто не дал бы и ломаного гроша? Раз они отказывались видеть тебя – пусть и не увидят никогда больше. И что? Что дальше? Что ты смогла доказать им, или самой себе? Нашла своё предназначение, которое есть у каждого человека с рождения? Достигла этого самого покоя, о котором так мечтала? Что-то никто не навещает твою могилку, да, Мария? А ты думала, будут ходить, горевать. Ну вот я пришёл, поговорил с тобой, убрал траву, табличку протёр. Тебе стало легче? Мне – нет, потому что ты останешься лежать здесь, а я пойду обратно и потяну за собой нить своего никчемного существования дальше, по дороге от дома к офису, с каждым шагом всё больше запутывая её и запутываясь сам, теряя последнюю надежду на освобождение. Всё, Петкова, мне пора. Мёртвым, как говорится, мёртвое, а живым – страдание. Я не плачу, если что, тебе показалось.»
Макс сфоткал Веру на фоне деревни, потом они немного прогулялись и вернулись в отель, где их ждали собранные чемоданы и недопитая бутылка вина. Спать нужно было ложиться рано, ужинать было нечем, и они поспешили поскорее закончить свой последний отпускной день. Лунный свет пробивался через жалюзи всю ночь, как будто кто-то включил невидимый ночник, охраняющий их беспокойный сон. Сотни летних бабочек-однодневок облепили окна и пытались прорваться внутрь комнаты, не замечая невидимого стеклянного препятствия. Откуда-то издалека доносилась курортная музыка, сопровождающаяся странными едва различимыми словами: «Ты, О дрожащая грудь ночи, что мерцает четками лун! Я обожаю Тебя, Эвоэ! Обожаю Тебя, И А О!»[1]. Но Максим ничего не слышал, даже звона колокольчиков, пытающегося пробраться в их комнату вместе с летними мотыльками. Ему нужно было выспаться перед долгой дорогой обратно в своё старое ипотечное жилище и начать как можно быстрее расплачиваться по кредиту.
В самолёте Вера опять села у окна, а Максим рядом с ней, и оба стали дожидаться обеда. Весь иллюминатор занимала гладь чистого голубого неба, а внизу всё было покрыто бездомными взъерошенными облаками, чьи складки напоминали бороду какого-то древнего грозного бога. Максим жевал сухой бутерброд и запивал его томатным соком, то и дело поглядывая на часы и дожидаясь объявления о снижении. Но лететь ещё было долго, и он решил порыться в телефоне и посмотреть те несколько фотографий, которые успел сделать за всё время отпуска. Вот их первая прогулка до моря, вот номер в отеле, вот фото городской площади и церкви, сделанные им на второй день, вот они с Верой в ресторанчике с целым блюдом мидий, которые оказались отвратительными на вкус, вот Вера на пляже, Вера на экскурсии в горах, Вера с осликом, Вера с бутылкой местного домашнего вина. Последними шли три видео, которые Макс не помнил. Он удивился, надел наушники и запустил первое. Изображение немного подрагивало, как будто его руки тряслись, и вокруг было так темно, что Максим подумал, что случайно нажал в кармане на кнопку записи. Потом на видео появился фонарь, освещающий пыльную дорогу, кажется, ту, по которой он ходил в город. Камера приближалась к фонарю, и были слышны шуршащие шаги снимающего и его прерывистое дыхание. Постепенно шаги замедлились и вдруг резко остановились, и стало тихо, только где-то на фоне стрекотали ночные цикады и шумели невидимые деревья. Несколько секунд камера снимала светящийся фонарь и вдруг отключилась. На втором видео Макс обнаружил ту же дорогу, но уже без фонарей. Где-то в глубине деревьев виднелись каменные ступеньки, и камера направилась к ним. Окружающие звуки стали громче, где-то что-то стукнуло, как будто рядом упала ветка. Изображение дёрнулось, но продолжало показывать старую каменную лестницу. По-прежнему было темно, и ступеньки были едва различимы, но Макс увидел на одной из них какой-то предмет, который, кажется, заметил и снимающий. Он приблизил к нему камеру, но тут откуда-то сбоку раздался шорох, а за ним странное всхлипывание то ли животного, то ли человека, и запись опять оборвалась. Последнее, третье, видео было сделано уже днём. В ярком солнечном свете колыхалась на ветру густая трава и опять шумели деревья и стрекотали цикады. Кое-где в траве проглядывали то ли железные колья, то ли остатки какого-то полуразрушенного фундамента, покрытые ржавчиной и зелёным налётом. В этот раз камера не двигалась, заставляя Максима пристально всматриваться в заросли, которые всё сильнее колыхались на ветру. Постепенно шум ветра и травы стал наполняться тихим звуком невидимых колокольчиков, не попадавших в его ритм, но вводящих в странное гипнотическое состояние, заставляя разум звенеть вместе с ними. Камера продолжала снимать, то чуть приближаясь, то отдаляясь, но ничего так и не произошло. Через некоторое время она вдруг развернулась на 180 градусов, в кадре буквально на пару секунд мелькнуло какое-то старое здание, потом кусок неба и засвет от солнца, попавшего в объектив. На этом видео закончилось.
Максим несколько секунд пялился в телефон, пытаясь понять, что он только что увидел и не стоит ли ему немедленно удалить эту жуть, как вдруг откуда-то из глубины живота накатила тёплая волна тошноты, и он еле успел добежать до туалета, который, к счастью, оказался свободным, чтобы отдать ему съеденный только что бутерброд. Весь остаток полёта он просидел бледный, в холодном поту, стараясь не шевелиться, чтобы не провоцировать очередной рвотный позыв. Вера сидела рядом и время от времени спрашивала, не нужно ли ему чего, а он только отрицательно мотал головой и ещё крепче сжимал зубы. Как они доехали до дома, Макс не помнил, очнувшись только на своём диване с градусником подмышкой. Как ни странно, температура была нормальной, и он решил, что просто переутомился, или отравился несвежей ветчиной в бутерброде. Он долго ворочался, пытаясь заснуть: что-то не давало его векам полностью сомкнуться, и он просто лежал и боялся повернуться лицом к стене, а Вера приносила ему воду, трогала его лоб и сокрушенно качала головой. Макс был рад, что до выхода на работу оставалось ещё два дня, и он надеялся, что за это время успеет выздороветь, потому что брать больничный сразу после отпуска было равносильно тяжкому преступлению, которому не было оправданий. Где-то в середине ночи он всё-таки успокоился и стал засыпать, вспоминая, что в воскресенье договорился встретиться с Васьком и ребятами и передать им несколько бутылок Слнечного Бряга.
Наутро вчерашняя хворь прошла практически без следа. Максим сходил в магазин за продуктами, приготовил завтрак для себя и для Веры и не без удовольствия съел его прямо на диване перед телевизором. Потом, вспомнив что-то важное, он взял телефон и удалил все фотографии и видео из отпуска, стараясь особо не смотреть на экран. После этого он совсем повеселел и начал разбирать чемодан, скидывая в стиралку свои вещи, пропахшие морем и посыпанные песком. Об отпуске теперь напоминал только загар, щедро покрывавший его ноги и плечи, и дыра в кредитке, которую он теперь будет закрывать ещё месяцев пять, а то и восемь. После обеда Вера засобиралась к родителям, а Макс, сославшись на недомогание, остался дома и провёл чудный вечер то пялясь в телевизор, то пролистывая ленты в социальных сетях. Завтра ему предстояло очень аккуратно провернуть один важный манёвр, и он морально готовился к предстоящей нелёгкой схватке.
– Вер, – Макс постарался, чтобы его голос звучал буднично и непринуждённо, – Тут, как бы, мужики собираются, там у одного событие в семье… Я схожу ненадолго, а?
– А как же живот? – подозрительно спросила жена. Она тоже собиралась пройтись с подружками по торговому центру, но для приличия решила повредничать.
– Побаливает… – Макс скорчил скорбную мину, вероятно, слишком наигранную для его румяного и посвежевшего лица, но ставки были высоки. – Но Мишке-то я не могу отказать, он же, помнишь, нам с переездом помогал и обои клеил. Я буквально на часок, правда, мне самому неохота, я бы дома ещё отлежался. Да и на работу завтра…
– Максим, вот ты мне честно скажи, сколько водки взяли? – Вера, как всегда, зрила в корень.
– Да нисколько, Вер, какая водка? Там все семейные, всех дома ждут, – это было отчасти правдой.
– Ну-ну… Иди, конечно, держать я тебя не буду. Обидно просто… К родителям моим не поехал, а как друганы тупые позвали – сразу чудесным образом выздоровел. Тебе на передачу «Здоровье» надо в раздел «очевидное-невероятное».
– Ну вчера-то мне совсем плохо было, а так я бы съездил, честно. Батю твоего уже сто лет не видел, – (и ещё сто лет не видел бы, достал уже своими анекдотами столетней давности из журнала «Крокодил». И маму тоже, которая по двадцатому разу задаёт одни и те же вопросы о планах на будущее, недвусмысленно намекая на внуков).
– Ладно, Макс, я на маникюр, а потом в кафешку с Ленкой и Кристиной. Не скучай там на своём событии, – и Вера, напоследок смерив его пронзительным взглядом, удалилась в свою комнату делать укладку.
Максим удивился, как легко и быстро ему удалось вырваться к ребятам на этот раз. Видимо, за время отпуска они успели надоесть друг другу, и пришла пора опять разъединить их жизни, как это было всегда: каждый сам по себе. Он принял душ, набрызгался дезодорантом и стал одеваться. Дождавшись, когда Вера уйдёт, он сунул в рюкзак три бутылки болгарского бренди и спешно вышел из квартиры, как будто боясь, что жена передумает, вернётся и запрёт его здесь.
Они решили собраться в своём обычном кабаке, который их компания облюбовала ещё лет пять назад. В этот раз состав был прежним: Макс, Васёк, Мишка, Борис и Славик. Для начала решили заказать пивка по пол-литра, а потом уже переходить к более крепким напиткам. Как только пришёл Васёк, стало весело. Смех разносился от их столика по всему заведению, и несколько раз Максим ловил осуждающие взгляды остальных посетителей. Но он не обращал на них внимания. Ему было хорошо – так хорошо, что он даже перестал думать о завтрашней встрече с Егоровым и куче работы, которая, скорее всего, накопилась за время его отпуска. Всё это было неважно, ведь рядом были друзья, готовые в любой момент…
– Мужики, у меня появился тост! – Максим старался перекричать всеобщее веселье. – Давайте за дружбу!
Но никто его не услышал. Тост утонул, не успев родиться. Макс несколько секунд подержал стопку в руках и поставил её на стол, так и не отпив.
– Вот я о том же и говорю, – Борис, как ни в чём ни бывало, продолжал свой монолог, – Дизель в городе убьёт сажевый фильтр, если гонять по трассе время от времени не будешь. А у нас где погоняешь? Пробки сплошняком, вот недавно даже в выходные на трёхе полтора часа проторчал, когда на Ленинградку пытался выехать. Не, только бензин, мужики, уж вы меня извините.
– Ща, чувак, погоди, тут мем классный на ту тему был, – Васёк дотянулся до телефона и стал перелистывать галерею. – Вот, кажется, нашёл. Он поднял глаза и протянул телефон так, чтобы каждый за столиком смог увидеть экран. Все неприлично загоготали, и Максим присоединился к ним, несмотря на то что телефон ему загораживала полупустая бутылка водки, и мем он так и не разглядел.
– Ну, – подытожил Васька, – Давайте за будущее. Чтобы каждому из нас оно принесло что-то новое и неизведанное. За нас, мужики!
Пять стаканов как по команде взлетели в воздух и пять ртов проглотили прозрачную жгучую жидкость. Макс понимал, что ему уже хватит, но остановиться не мог. Его голова почти не соображала, язык не ворочался, а всё тело наполнила покалывающая тяжесть, как будто к каждой руке и ноге прибавили по несколько килограммов.
Когда все стали расходиться, Васёк, по своему обычаю, вызвал такси, проводил Максима домой и поехал к себе, взяв с него обещание вести себя хорошо и обязательно позвонить через пару неделек. Макс ввалился в квартиру и, не раздеваясь, рухнул на диван, не забыв, впрочем, установить будильник на шесть утра. На отпуске можно было теперь поставить жирную точку.
Утром ему, конечно, было плохо, но он старался не подавать виду, чтобы Вера не ехидничала. Но ей, кажется, не было до него никакого дела. Она, как обычно, носилась по комнатам, оставляя за собой хвост из запахов геля для душа, шампуня, крема и дорогих духов. Максим мрачно размешивал в чашке растворимый кофе и разжёвывал таблетку анальгина. За окном стояло пасмурное августовское утро, и по серому небу плыли облака, грозящиеся в любой момент пролиться тяжёлым летним дождём. Макс не решился в таком состоянии ехать на машине. Он бросил в портфель зонтик, карточки, связку ключей и на всякий случай ещё одну таблетку анальгина и вышел из дома. Путь до метро был неблизкий, но пошёл Максу на пользу: в голове немного просветлело, и тупая пульсирующая боль чуть отступила, даже несмотря на духоту в переполненном вагоне. В половине десятого Макс вошёл в офис.
Как же он завидовал Тёме, своему соседу по оупен спейсу, который отсутствовал на рабочем месте и, скорее всего, уже жарился под турецким солнышком. Максу стало одиноко, как собаке, которую владелец привязал у магазина, а сам ушёл внутрь, не предупредив, когда вернётся. Некому было даже пожать руку, ознаменовав начало нового трудового дня. Егоров пришёл в десять, привычным взглядом обвёл свои владения, как-то по-особенному кивнул Максу и удалился в свой аквариум. Макс открыл почту, в которой его уже ждали больше сотни новых сообщений. Надо было приступать к их разбору и сортировке, но он медлил, не зная, с чего начать. Просидев так около получаса, он решил пойти на кухню заварить кофе, но тут затрещал рабочий телефон, высвечивая имя: «Alexey Egorov». «Ну всё, понеслась, – обречённо подумал Макс. – Ждём новых указаний сверху». Он неохотно взял трубку. «Максим, зайди, пожалуйста, на пару минуток», – с притворным дружелюбием проговорил босс. Макса накрыла волна ужаса вперемешку с каким-то омерзением. Егоров редко вызывал кого-то к себе, только по очень важным и особым делам, предпочитая переписку или звонки. В этот раз, видимо, простым отчётом было не отделаться.
– Максим, как отпуск? – разговор начался издалека.
– Нормально, – Макс вертел в руках телефон, который зачем-то захватил с собой.
– Ну вот и хорошо. Или не очень. А ты знаешь, что из-за некорректного отчёта, который ты мне отправил перед отъездом, несколько фур простояли три дня перед заполненным складом? Знаешь, сколько я потерял, то есть, наша компания потеряла, за это время? – Егоров продолжал говорить спокойно, но ладонь его правой руки, лежавшая на столе, начала постепенно сжиматься в кулак. Макс молчал. – Нет, наверное, не знаешь, ведь я обещал не тревожить тебя в отпуске по пустякам. В сущности, пара миллионов – это пустяк для компании, мы их заработали за следующую неделю. Пока ты был в отпуске. Без тебя.
– Алексей, я, правда торопился… Мне надо было…
– Поспешишь, Максим, людей насмешишь, слышал, наверное? В последний год ты, Максим, что-то очень спешишь. И я это замечаю. Знаешь, пока это не стоило мне нескольких миллионов, я закрывал глаза на твои ошибки. Но не в этот раз, Максим. Ты уволен. Дела передашь Сергееву, у тебя две недели. Зайди в кадры, пусть готовят трудовую.
– Как? Почему? Алексей, я больше не… Я буду внимательнее, честно.
– Спасибо, Максим, но я всё решил. Извини, у меня переговоры через десять минут.
– Но куда же я теперь? У меня ипотека, кредит… Дайте ещё один шанс, пожалуйста, я всё понял, я теперь за троих работать буду!
– Максим, девять минут до переговоров. Если понял, то хорошо, на другом месте будешь за троих работать. Может и зарплату за троих будешь получать. Подвинь стул на место, пожалуйста, сейчас люди придут.
Вот тебе и повышение. Выше некуда. Максим сидел и сжимал пальцами виски, в которых с новой силой начала пульсировать похмельная боль. Офисный кондиционер, как сумасшедший, дул ему прямо в спину, как будто хотел на прощание подарить ему ещё и радикулит. Больше не надо было отвечать на письма, делать вид, что очень занят, стараться выслужиться перед начальством, заигрывать с дамочками из бухгалтерии. Надо было только продолжать отдавать половину зарплаты за ипотеку и ещё треть за кредит. Три четверти зарплаты, которой у него теперь не было. «Господи, что я Вере-то скажу? – в ужасе думал Максим. – Что наконец-то нахамил Егорову, и он меня за это выгнал? Нет, не прокатит. За хамство в современных офисах не увольняют, иначе там давно уже никого бы не осталось. По знакомым поспрашивать что ли, ребятам позвонить? Может у кого-то найдётся местечко. Логисты сейчас всем нужны, не пропаду, наверное». Но успокоиться так и не получалось, а голова болела всё сильнее. И Макс решил позорно бежать. Он дождался окончания переговоров у Егорова, набрал его внутренний номер и сообщил, что хотел бы сегодня взять паузу и подумать над сложившейся ситуацией. Егоров разрешил при условии, что за две недели Макс успеет передать все дела Сергееву. Дел особо не было, и на их передачу ушло бы не больше пары часов, поэтому насчёт этого можно было не волноваться. Макс дожевал вторую таблетку анальгина, кинул в портфель телефон и тихо, чтобы не привлекать внимания сослуживцев, прокрался к выходу. На улице как раз начался дождь, и зонтик, который он захватил из дома утром, оказался кстати.
В метро было гораздо меньше народа, чем утром, и на одной из пересадочных станций Максиму даже удалось занять уютное место в начале вагона. Как только он сел, беспокойные мысли с новой силой захватили его разум. «Так, сколько мне заплатят? Отпускные уже прожрали, что-то должно прийти за отработанные две недели, и… Всё? Следующий платёж по долгам через двадцать дней. Надо непременно куда-то устроиться, иначе коллекторы, суд, или как там это бывает? Опель продам, зачем он мне, в сущности, нужен? На метро неплохо ездить и дешевле, к тому же. И удавлюсь. Да, повешусь прямо в гаражах. Эх, если бы можно было продать свою жизнь в счёт долга! Может быть, она стоит хоть половину двушки в спальном районе?»
Макс не стал заходить домой, а направился прямо к своему старому автомобилю. Достав из портфеля ключи от машины, он отпер дверь, в изнеможении упал на переднее сиденье, положил руки на руль, а голову – поверх них. Он понял, что все его нехорошие предчувствия в Болгарии и в самолёте оправдались, и вот он здесь – нищий, жалкий и потерянный, сидит за рулём единственной дорогой для себя вещи, с которой ему вскоре предстоит расстаться. А рядом сидело отчаяние и что-то шептало ему на ухо, что-то про безболезненный уход, который решит все проблемы не только с работой, но и с его бесполезной жизнью. Максим как мог отгонял от себя эти мысли, но знал, что надолго его не хватит. Головная боль теперь усилилась настолько, что в глазах потемнело, а в ушах зазвенели маленькие раздражающие колокольчики. Максим вспомнил, что когда-то кидал в бардачок обезболивающие таблетки и решил в третий раз за день прибегнуть к их помощи. Он потянул на себя дверцу бардачка, как вдруг прямо к нему в руки упала визитка, которую он получил от водителя прижавшего его две недели Мерседеса. Визитка была очень плотная, приятного бежеватого цвета, и до сих пор пахла свечками из Икеи.
И на обратной стороне всё-то же самое, но по-английски.
«Генеральный директор…» – задумался Максим. Он достал из портфеля телефон и ввёл адрес сайта, указанного на карточке. Компания занималась производством и дистрибуцией товаров для слепых и слабовидящих людей и имела филиалы практически по всему миру. «Ну им-то уж точно может понадобиться логист, – подумал Макс. – Ничего же не случится, если я просто позвоню им и спрошу». Он набрал указанный на визитке номер, и его немедленно поприветствовала бодрая безликая музыка, и механический голос сообщил, что он позвонил в компанию «Чистое зрение», и его звонок очень важен для них. Через некоторое время на другом конце линии ему ответил приятный женский голос: «Приёмная Александра Леонардовича Кролла. Чем я могу быть вам полезна?»