Общий враг - читать онлайн

1. Миротворец

“Да, сейчас бы уже летели домой, – подумал с горечью капитан Уильям Клейтон. – Нет, ну как же все-таки не повезло…” Теперь он уже почти раскаивался в том, что пять лет назад в порыве благородства решил взвалить на экспедицию двойную ношу. Предварительная информация обо всех мертвых мирах этой системы была собрана довольно быстро, а Энигма… Ну, ее можно изучать до бесконечности. Тут не то, что десяти лет – десяти веков не хватит. Она ведь так же неисчерпаема, как Земля.

Отражая плавное вращение тора с жилыми отсеками, за стеклом прямоугольного иллюминатора исчезала и появлялась планета-гигант, сорок девятым спутником которой стал “Птолемей”. Эту планету, похожую на Юпитер, но с широкими, почти как у Сатурна, кольцами, обнаружили по доплеровскому смещению линий в спектре ее звезды в начале XXI века, когда у человечества не было никакой возможности послать сюда даже автоматический зонд. Энигму нашли немного позднее с помощью орбитального телескопа. А первый корабль отправился к ней лишь через пятьсот лет. “Птолемей” был вторым. Он ничем не отличался от “Гиппарха”, и прибыть к цели должен был всего на месяц позже. Это было разумное решение – запустить сразу два одинаковых звездолета, и оно целиком оправдало себя. В условленном месте “Гиппарха” не оказалось, на связь он тоже не вышел. Оставалась призрачная надежда на то, что некая авария случилась уже после того, как он погасил субсветовую скорость, и экипажу удалось высадиться на одну из планет или на какой-нибудь спутник. Отчаянные поиски продолжались несколько месяцев. Тщательному осмотру подверглись даже все мало-мальски крупные астероиды. В конце концов, следы разумной деятельности и в самом деле были найдены, но оставили их, как выяснилось, не люди, а некие пришельцы, посетившие Энигму как минимум двадцать миллионов лет назад. После этого стало ясно, что искать дальше бессмысленно. Для “Гиппарха” потерпеть катастрофу в пределах звездной системы, двигаясь на безопасной скорости, было бы слишком большим везением. Гораздо вероятнее, что это случилось бы на пути длиной в сто десять световых лет. Отказ защитного поля – и корабль мгновенно превращается в облако плазмы. Да мало ли что еще могло произойти… В общем-то, это была чистейшая авантюра – достигнув всего нескольких ближайших звезд, посылать пятьдесят человек в такую даль, из которой даже Солнце нельзя увидеть невооруженным глазом. Но слишком уж велико было желание узнать, что происходит на этой планете, так неправдоподобно похожей на Землю. Как когда-то Марс, Энигма не давала покоя и распаляла воображение. Сколько она породила надежд! И все они сбылись. Может быть, потеря экипажа одного корабля – не такая уж и большая плата за обретение такого чуда?

Клейтон достал из деревянного ящичка сигару, обрезал ее конец и неторопливо раскурил. Нечасто он мог позволить себе это удовольствие – запас сигар был рассчитан на пять лет, но после продления срока пребывания здесь вдвое пришлось расходовать их крайне экономно. Втянув в себя изрядную порцию дыма, он выпустил кольцо, которое оказалось слишком неустойчивым и рассеялось, не пролетев и метра. Поморщившись, Клейтон повторил попытку. Вот теперь кольцо получилось идеальное – казалось даже, что его можно ухватить рукой и повертеть на пальце. Оно долетело до середины отсека. Чтобы закрепить успех, Клейтон отправил за ним целую вереницу таких же гладких колечек. Смешно, наверное, но это всегда поднимало его самооценку. Ведь кроме него, пускать дымовые кольца не умел ни один человек на корабле. Просто ни у кого больше не было такого редкого хобби, как курение.

Выкурив сигару до половины, Клейтон посмотрел в окно, за которым в очередной раз проносилась Атлантида. Эта огромная планета всегда вызывала у него отвращение. Ее клокочущая атмосфера с волнообразными полосами разноцветных облаков напоминала какую-то омерзительную органическую субстанцию, тлетворную и агрессивную. И почему Зинат решила, что это самое удобное место во всей системе? Вполне можно было бы обосноваться и где-нибудь поближе к Энигме. Диаметр “Птолемея” всего триста метров, и автоматические аппараты инопланетян его все равно не заметили бы.

В этот момент – ни раньше и ни позже, открылась дверь и в отсек вошла научный руководитель экспедиции Зинат Корвар. “Легка на помине”, – подумал Клейтон слегка раздраженно. Доктор Корвар терпеть не могла табачный дым, поэтому сигару пока придется погасить и отложить в сторону. Но, может, это отчасти и к лучшему – вместо одного сеанса курения получится целых два, хотя и укороченных.

– Извини, что помешала, – слегка смутившись, сказала Зинат.

Клейтон усмехнулся – все почему-то считали, что курение для него не просто приятное развлечение, а нечто вроде медитации, и мешать ему ни в коем случае нельзя.

– Ничего, ничего, – ответил он, туша сигару в пепельнице, – потом докурю.

Зинат села напротив него. Клейтон уже понял, что разговор будет серьезный. Эта маленького роста, склонная к полноте женщина, всегда носившая длинные волосы, отличалась редким оптимизмом. Уныние, тоска и отчаяние были абсолютно чужды ее жизнерадостной натуре. Но сейчас она была не похожа на саму себя. Вернее, похожа на ту, какой она была в те дни, когда умирали последние надежды отыскать оставшихся в живых людей с “Гиппарха”.

Помолчав, она сказала с натянутой улыбкой:

– Ты как Христофор Колумб во время его первого посещения Америки. Тот тоже начал курить и приучил к этому остальных.

– А что? – ответил Клейтон. – Может быть, все повторится. Я ведь вернусь знаменитым, и кто-то, возможно, захочет мне подражать. Курение снова войдет в моду…

Ему вдруг расхотелось говорить об этом. Веселого тут было мало, да и на благополучное возвращение он уже не очень надеялся. Сюда-то экспедиция кое-как добралась, потеряв половину состава, а на то, чтобы проделать обратный путь, везения может и не хватить. И, скорее всего, действительно не хватит.

– Что случилось? – спросил он.

– Пока еще, к счастью, ничего фатального, – вздохнув, ответила Зинат, – но эти наши юные друзья вызывают у меня все большее беспокойство.

– Плохо себя ведут?

Зинат погладила кончиками пальцев лежавший на краю стола металлический цилиндр диаметром с тарелку и высотой всего пять сантиметров. Эта вещь была найдена в развалинах древней инопланетной базы на одном из спутников Атлантиды. Кое-кто считал, что это некий сложный научный прибор, но почему бы этой штуке ни оказаться и чем-то вовсе безобидным – например, устройством для прослушивания музыкальных записей, или каким-нибудь кухонным аппаратом? В конце концов, ведь не наукой же единой жили эти существа…

– Просто ужасно. Честно говоря, я не знаю, что делать. Они повторяют все наши глупости, причем в десятикратно увеличенном масштабе, и если так пойдет и дальше, через несколько лет от них ничего не останется. Это просто какая-то планета самоубийц. Они все ненормальные.

Ее рука плавно соскользнула сначала с цилиндра, а потом и со стола. В этом замедленном движении чувствовалась усталая безнадежность.

– Троянцы сбросили на партизан маломощную ядерную бомбу, – сказала Зинат, – и, по всей видимости, не собираются на этом останавливаться.

– Ничего себе! – поразился Клейтон. – Да, плохо, плохо…

Это известие и в самом деле потрясло его. Хотя о том, что троянцы готовы использовать в этом аналоге Вьетнамской войны тактическое ядерное оружие, известно было давно, казалось почти невозможным, чтобы они настолько потеряли благоразумие.

– Есть информация о жертвах? – спросил он и тут же подумал, что вместо слова “жертвы” правильнее было бы использовать слово “потери”.

– Информации пока нет, – ответила Зинат, – но жертвы, конечно, должны быть. Теперь я даже представить не могу, какова будет реакция Ахайи. Среди погибших наверняка было много их советников.

– Ну, не станут же они наносить удар по самой Трое, – сказал Клейтон уверенно. – Да и по троянским войскам в этой стране тоже, скорее всего, побоятся. Может, пронесет?

– Не знаю, – вздохнула Зинат. – Совсем не уверена…

– Ладно, – улыбнулся Клейтон, – не бери в голову. Ну, будет очередной кризис, а такое и раньше случалось. В большой войне никто не заинтересован. Да и холодная война не сможет продолжаться вечно. Где-нибудь появится Великий Реформатор, который, в конце концов, развалит свою страну. Ну, а спустя десятилетия от имперского истощения рухнет и вторая страна.

– Здесь это вряд ли произойдет, – с горечью ответила Зинат. – Советский Союз выдохся, поддерживая военный паритет, потому что у него была неэффективная экономика и слабые союзники. Плюс крайне специфические проблемы, обусловленные генезисом этой страны, ее политическим устройством и ее местом в мире. А наши Ахайя и Троя равны так, словно их сделали по одному шаблону. Они могут продолжать гонку вооружений еще очень долго. Да, конечно – ничто не вечно. Но вечность тут и не требуется. Еще один кризис, подобный нынешнему. Еще одно ложное срабатывание системы предупреждения о ракетном нападении… И всё. На память об их былом существовании останутся только тени Хиросимы.

– Тогда, – сказал Клейтон, – надо просто спуститься туда и вправить мозги их лидерам. Твои люди, наверное, с этим справятся?

– Это бессмысленно, – ответила Зинат. – Не в лидерах дело. Ну, вправим мы им мозги. А как мы отменим законы геополитики? Как мы заставим ахейцев и троянцев забыть века истории, когда их страны воевали, а во время перемирий без конца гадили друг другу исподтишка? И что нам делать с военщиной и хозяевами корпораций, делающих оружие?

– Да, – вздохнул Клейтон, – сложная ситуация… А что, если нам вмешаться в открытую?

– Нет, это исключено.

– Ну, я же не имею в виду высадки в столицах и выступления по телевидению. Можно было бы устроить им какое-нибудь знамение, послание от их бога. Они ведь, кажется, весьма верующие?

Зинат с недоумением посмотрела на капитана.

– О чем ты говоришь?

– Ладно, – ответил Клейтон, рассмеявшись, – шучу, конечно. Но получается, что мы совершенно бессильны?

– Нет, не совершенно. У меня есть абсолютно реальный план, хотя осуществить его будет нелегко.

– Любопытно, – сказал Клейтон, с интересом на нее посмотрев. – И что это за план?

– Мы должны разместить в окрестностях планеты систему противоракетной обороны, которая будет задействована в случае начала войны. С ее помощью мы уничтожим все ракеты, которые запустят Ахайя и Троя. Хотя их можно и не уничтожать, а, например, вывести на орбиту, или даже отправить в дальний космос – чтобы избежать радиационного загрязнение поверхности.

– Лихо, – ответил Клейтон, покачав головой. – Но ведь это тоже будет вмешательство, да еще какое.

– Да, но альтернативой будет полная ликвидация разумной жизни на планете, так что приходится выбирать меньшее зло.

Клейтон задумался. События на Энигме и в самом деле требовали принятия каких-то решительных мер, но предложение Зинат было слишком уж прямолинейным и, кроме того, сильно отдавало паникой.

– А так ли уж все это нужно? – спросил он. – Ядерная война уничтожит только две страны из ста с лишним. Ну, если добавить их союзников, то стран таких будет около двадцати. В них проживает от силы четверть населения планеты. Даже ядерная зима не уничтожит все человечество. Не хотелось бы, конечно, проверять это на опыте, но, мне кажется, они выживут, и лет через сто все восстановят. Может, вместо космических перехватчиков нам следует создать… ну, скажем, устройства для скорейшей очистки атмосферы?

– До необходимости очистки атмосферы лучше дело не доводить, – ответила Зинат с шутливой гиперсерьезностью.

– Хорошо, – ответил Клейтон. – Особых технических трудностей я здесь не вижу – кроме одной.

– Обеспечение скрытности элементов системы? – спросила Зинат.

– Да. Впрочем, у нас есть еще пять лет. Что-нибудь придумаем. Меня, правда, смущает один нюанс. Когда мы улетим, система должна будет работать автономно. Следующая экспедиция прибудет сюда еще очень не скоро. А если случится какая-то авария?

– Я думаю, ее можно будет сделать достаточно надежной. А в самом крайнем случае несколько человек могут остаться здесь, чтобы следить за ней.

– Ты думаешь, найдутся добровольцы? – с удивлением спросил Клейтон.

– Один, по крайней мере, точно найдется, – ответила Зинат.

Ясно было, кого она имела в виду. Клейтон вспомнил, что среди ее предков были шахиды-смертники, взрывавшие себя на улицах израильских городов. Видимо, от них Зинат и передалась через много поколений готовность к добровольному мученичеству.

– Перестань, – с досадой сказал капитан. – Одной тебе все равно будет не справиться. К тому же от одиночества ты можешь сойти с ума и натворить бед.

– Ну, во-первых, я не буду в полном одиночестве, – ответила Зинат. – Жители Энигмы не дадут мне скучать. А во-вторых, кто-то обязательно захочет остаться со мной. И таких может оказаться довольно много.

– Ладно, – ответил Клейтон. – Я подумаю и уже завтра сообщу тебе свое решение.

Зинат встала.

– Опять летишь на Смысл Жизни? – спросил Клейтон.

– Да, – ответила Зинат. – Это лучшее место на свете. Я там просто душой отдыхаю.

Клейтон кивнул с нейтральным выражением лица… Когда Зинат ушла, он заново раскурил свою сигару. Да, проклятые троянцы хватили через край… Конечно, интересно было бы увидеть своими глазами настоящую ядерную войну, а особенно то, что будет происходить после нее, но лучше и в самом деле попытаться как-нибудь предотвратить эту катастрофу. Клейтон представил себе, как удивятся троянские и ахейские генералы, когда увидят, что их ракеты под действием какой-то неведомой силы устремляются прочь от планеты и обрушиваются, например, на один из ее спутников. Если на его поверхности взрывать по одной боеголовке в секунду, то грандиозное световое шоу продлится несколько часов. С помощью этих взрывов можно было бы передать воюющим сторонам и какое-нибудь послание, зашифрованное в двоичном коде. Туда же, в дальний космос, можно отправить и бомбардировщики – предварительно вынудив катапультироваться пилотов… Технически это организовать и в самом деле нетрудно. А главное – будет чем заняться в ближайшие годы. Надоела эта бесконечная рутина…

Клейтон докурил сигару и, забыв о том, что на сегодня лимит исчерпан, тут же взял другую. Выпустив несколько колец, он прищурился, пытаясь разглядеть сквозь клубы дыма хотя бы приблизительный облик этой грандиозной Системы спасения. Для него, как инженера, задача была весьма интересной. Пожалуй, решить ее будет сложнее, чем ему показалось с первого взгляда, но тем лучше…

За окном на фоне вращающегося звездного неба пролетел аппарат, увозящий научного руководителя. Зинат, как всегда, отправилась в дальний путь одна. Смелая все-таки женщина…

Клейтон вернулся мыслями к Системе спасения. Что-то подобное американцы начали создавать в конце двадцатого века, но вскоре бросили из-за технических трудностей и окончания холодной войны. Потом, много позднее, полноценная стратегическая ПРО с элементами космического базирования все же была создана. Но вряд ли тот стародавний опыт чем-то поможет здесь и сейчас. Все надо придумывать заново… Клейтон уже начал вдаваться в детали, как вдруг ему пришла в голову потрясающая мысль. Противоракетная оборона сразу стала ненужной. Клейтон быстро произвел предварительные расчеты и с ликованием убедился, что все может получиться как нельзя лучше. Неугомонные троянцы и ахейцы перестанут тратить силы на борьбу друг с другом – у них найдутся дела поважнее. Только примет ли этот новый план Зинат? Впрочем, судя по тому, как скверно идут дела на Энигме, уговаривать ее особо не придется. А если и придется – ну что ж, она ведь из тех людей, которые понимают аргументы. Ведь это все так просто, так очевидно…

Смысл Жизни, внешний спутник Энигмы, напоминал заурядный астероид с максимальным диаметром сто пятнадцать километров. Собственно, когда-то он и был таковым, о чем напоминала его вытянутая орбита с большим наклонением к экватору планеты. Клейтон завис над его северным “полушарием” и внимательно всмотрелся в участок поверхности вблизи линии терминатора, между двумя небольшими кратерами, пытаясь невооруженным глазом увидеть челнок научного руководителя экспедиции. С этого аванпоста Зинат наблюдала за тем, что делалось на Энигме. Конечно, прямой необходимости в ее личном присутствии не было, но она хотела быть как можно ближе к месту событий. Челнок был так далеко, что заметить его удалось только по длинной, как стрелка солнечных часов, тени. Клейтон перешел на ручное управление и через десять минут лихо посадил свой аппарат рядом с “осью” этой “стрелки”.

– Ты как раз вовремя, – сказала Зинат, отвернувшись от мониторов. – Присаживайся…

В маленьком челноке, приспособленном под временную базу, было тесновато, но за огромным пультом Клейтон разместился с комфортом.

– Да, – сказал он, легонько похлопав подлокотники, – здесь, наверное, чувствуешь себя повелителем мира.

– Бывает, хотя и редко…

Помолчав, Зинат смущенно добавила:

– Я так привыкла следить за их делами, что уже не могу без этого обойтись. Когда я нахожусь на “Птолемее”, меня неудержимо тянет сюда.

– Понимаю, – ответил Клейтон. – У тебя развилась Энигма-зависимость.

– Наверное, – улыбнулась Зинат.

– Покажи-ка мне что-нибудь интересное. Войну, например.

– На войне-то как раз ничего интересного нет. Ахейцы только еще приходят в себя, а троянцы ждут, что они будут после этого делать. На месте взрыва до сих пор горит лес.

На главном мониторе появилась картинка, передаваемая с борта атмосферного микрозонда. Там, где взорвалась полуторакилотонная бомба, образовалось черное пятно – словно сигару потушили о зеленую скатерть. Оно все еще дымилось. В этом хаосе из поваленных и обугленных стволов совершенно затерялись остатки партизанской базы и трупы самих партизан.

– Погибло примерно триста человек, – сказала Зинат. – Не знаю, правда, сколько среди них было ахейцев.

– Может, их там и не было? – предположил Клейтон.

Зинат сделала мощный “наезд”, и капитан увидел сожженный и разбитый вдребезги летательный аппарат, валявшийся колесами вверх.

– Это их вертолет, – объяснила Зинат. – Машина была большая и комфортабельная. На таких обычно перевозят чиновников высокого ранга. Если троянцам было все известно, то я просто удивляюсь их дерзости.

– А какая, собственно, разница – уничтожить этот вертолет атомной бомбой или обычной фугаской? К тому же ахейцы знали, что троянцы постараются их ликвидировать при первой же возможности. Война есть война. Никакой особой дерзости я тут не вижу…

Клейтон повернулся к Зинат и, пристально на нее посмотрев, спросил:

– А на чьей ты стороне?

– Ни на чьей, – ответила она, пожав плечами. – Мне неприятны и те, и другие.

– Лукавишь, – усмехнулся Клейтон. – Такое беспристрастие даже богам не свойственно, а ты-то ведь человек, и притом весьма и весьма темпераментный.

Зинат слегка покраснела.

– Ну, если честно, у меня действительно не всегда получается соблюдать нейтралитет. Обычно я начинаю сочувствовать тому, кто проигрывает. В данный момент я больше на стороне ахейцев, хотя, повторяю, в этом конфликте хороши обе стороны.

Она напряженно помолчала, и, вздохнув, призналась до конца:

– Иногда мне даже хочется как-то повлиять на события, помочь кому-нибудь, или, наоборот, помешать. Я вполне могла бы устроить так, чтобы эта бомба не взорвалась, и никто бы ничего не заметил… Кстати, взгляни-ка сюда…

На мониторе появился Мистериум – внутренний спутник Энигмы, по размерам примерно равный Луне. Он совершал один оборот вокруг планеты ровно за ее сутки и, таким образом, был виден лишь из одного полушария. Обделенными оказались несколько десятков стран, но зато жители всего остального мира могли каждую ночь наслаждаться поистине феерическим зрелищем, поскольку из-за крайней близости Мистериума его угловой диаметр почти в десять раз превосходил угловой диаметр Луны в земных небесах, и на его диске можно было без всяких биноклей и подзорных труб разглядеть множество деталей. Конечно, это могло быть и чистой случайностью – ведь есть же в самой Солнечной системе аналогичная двойная планета Плутон, самый большой спутник которой тоже “висит” на стационаре. Но почему бы ни предположить, что орбиту Мистериума скорректировали пришельцы, посетившие Энигму двадцать миллионов лет назад? На борту “Птолемея” эта гипотеза была невероятно популярна…

Поверхность селеноида становилась все ближе, кратеры разбегались по сторонам, и, наконец, капитан увидел ахейскую базу. До нее было прямо-таки рукой подать, хотя съемка велась с расстояния в пять тысяч километров. На стартовой площадке стоял серебристый цилиндр космического корабля. Из него выгружали какие-то громоздкие и непрочные на вид конструкции.

– А вот куда все это отвозят, – сказала Зинат.

От космодрома отходила длинная прямая колея, оставленная колесами грузовых платформ. Она вела к месту, которое можно было бы назвать “долиной антенн” – их здесь было несколько десятков. Большинство представляли собой параболоиды всевозможных размеров, но были и антенные решетки, и даже похожие на домики с односкатной крышей рупорно-параболические антенны.

– Год назад их было меньше, – удивился Клейтон.

– Да, – подтвердила Зинат. – После того, как правительство снизило тарифы на перевозки, коммерсанты стали проявлять больший интерес к Мистериуму. Но все равно две трети этих антенн принадлежат государству. Недавно в строй была введена новая система военной связи. И готовится еще кое-что…

Она не стала уточнять, что именно, и переключила камеру микрозонда на базу троянцев, расположенную всего в пятидесяти километрах. Трое повезло меньше, чем Ахайе – Мистериум был виден едва ли с десятой части ее территории, причем у самого горизонта. Использовать его в мирных целях не было никакой возможности, поэтому искусственных спутников эта страна вынуждена была запускать гораздо больше. Но зато Мистериум был идеальным местом для слежения за Ахайей, поэтому троянская база почти целиком принадлежала военным. Здесь имелось свое подобие “долины антенн”, хотя антенн на ее территории имелось всего несколько. Они были просто гигантских размеров и предназначались для радиоэлектронной разведки. Рядом с базой на высоко поднятых платформах стояли инфракрасные телескопы раннего предупреждения, которым придавали характерный вид огромные противосолнечные бленды.

– Они могут отслеживать ракетные факелы на фоне планеты, – разъяснила Зинат. – А вот это уже посерьезнее…

Взору Клейтона предстала строительная площадка, загроможденная медленно движущимися землеройными машинами. Рядом заканчивался монтаж колоссального подъемного крана. Повсюду сновали крошечные фигурки в скафандрах – Клейтон насчитал их около двадцати.

– Что они такое строят? – спросил он с беспокойством.

– Здесь будет крепость, оснащенная боевыми лазерами. Ими можно будет сбивать ахейские ракеты еще на взлете. Ну и, разумеется, ничто не помешает наносить удары и по наземным целям. На этот проект ежегодно уходит примерно десятая часть всего бюджета министерства обороны Трои.

– Но это просто глупо, – ответил Клейтон. – Ахейцам не составит никакого труда уничтожить эту базу, или, по крайней мере, привести ее оружие в полную негодность. Я даже знаю, как это сделать легче всего…

– Троянцы прекрасно это понимают, – ответила Зинат. – Они ведь не глупее ахейцев и не глупее нас с тобой.

– Тогда зачем они выбрасывают столько денег на ветер?

– Ну, не совсем на ветер. Осуществляя этот проект, они уже получили полезный результат в виде новых технологий, хотя это, конечно, не главное. Вопросы престижа тоже не следует сбрасывать со счетов, хотя и это тоже не главное. А главное – это то, что крепость, почти бесполезная с военной точки зрения, будет оказывать мощное психологическое давление на противника, лишит его уверенности в себе и, может быть, заставит пойти на какие-нибудь политические уступки.

– Сильно сомневаюсь, – ответил Клейтон, покачав головой. – Они рискуют просто разбалансировать ситуацию и накликать войну раньше времени. Да и ахейцы, наверное, не сидят сложа руки и готовят адекватный ответ.

– Разумеется, – подтвердила Зинат. – Правда, их лазерные крепости будут двигаться по орбите. Это не очень удобно, и к тому же делает их более уязвимыми. А для их нейтрализации троянцы уже разрабатывают специальные спутники, которые будут висеть рядом, чтобы в случае чего не дать им сделать ни одного выстрела. Эдакие противолодочные корабли космоса…

– Да, – вздохнул Клейтон. – Дело дрянь.

И поспешно уточнил:

– Я имею в виду, на глобальном уровне.

Зинат утвердительно кивнула. Клейтон присмотрелся к ней и понял, что она, пожалуй, даже довольна. Нет, не тем, конечно, что ахейцы и троянцы готовы вцепиться друг другу в горло, а тем, что такие грандиозные события происходят под ее неусыпным наблюдением и даже как бы под контролем. Она уже считала этот мир своим, и его невероятная сложность вызывала у нее прилив гордости.

На мониторе появилась новая картинка. Клейтон увидел большой многоколесный вездеход с герметической кабиной. Он быстро двигался, раскачиваясь и поднимая тучи пыли. На его борту красовался символ Трои. Клейтон вопросительно посмотрел на Зинат.

– Он направляется к базе ахейцев, – ответила она, – и минут через десять должен достичь ее.

– Зачем? Их приглашали?

– Нет. База ведь почти военная. То, что сейчас произойдет – это обыкновенная провокация. Они хотят проверить, насколько крепки нервы у ахейцев. Такое уже не раз бывало раньше.

– А что они сделают, когда достигнут базы?

– Вероятно, то же, что и всегда – просто станут ездить вокруг нее, держа ахейцев в напряжении, а потом уедут. Или ахейцы вытолкают их со своей территории.

– Эти троянцы уже вконец обнаглели, – сказал Клейтон, поморщившись. – Пожалуй, я начинаю принимать сторону ахейцев.

– И совершенно напрасно, – ответила Зинат. – Поверь – ахейцы и троянцы друг друга стоят. Просто сегодня подошла очередь последних.

Она повернула к обескураженному Клейтону свое кресло и, сложив руки на груди, задала давно ожидаемый вопрос:

– Итак, на чем мы вчера остановились?

Клейтон немного замялся. На фоне этого совершенно реального мира с его настоящим трагизмом, план, который он придумал, показался вдруг почти нелепым и даже гротескным. Впрочем, если что, всегда можно будет представить его как шутку.

– Я всегда считал, что тебя не зря назначили на эту должность, – сказал Клейтон. – И твой план просто великолепен, но…

Капитану нестерпимо захотелось встать и продолжить этот разговор, прохаживаясь туда-сюда, но из-за крайней тесноты это было бы весьма затруднительно, даже если бы здесь имелась подходящая сила тяжести.

– Тут требуется что-то другое… Надо сделать войну невозможной. Немыслимой. Ненужной. Короче, мы должны сделать Ахайю и Трою друзьями и союзниками. А стать таковыми они, очевидно, смогли бы только перед лицом какой-то смертельной угрозы. Таковой могла бы стать, например, угроза инопланетного вторжения.

На лице Зинат появилось величайшее удивление.

– Неужели ты предлагаешь сымитировать нападение на Энигму?

– Нет, – поморщился Клейтон. – Я же говорю, что это только пример. Просто он приходит на ум самым первым. Правда, выбор подходящих глобальных угроз невелик. Источником их во всех случаях должен являться некий общий враг, одинаково опасный и для Ахайи, и для Трои.

– Ясно, ясно, – быстро сказала Зинат. – Нужно выбрать какое-нибудь достаточно большое и достаточно нейтральное государство, равноудаленное от Ахайи и Трои во всех смыслах – даже географически, передать ему некоторые наши технологии и сделать из него опасного соперника этим двум странам? Руководство этой страны будет под нашим контролем, и начать войну мы ему не позволим, а от нападения извне они легко сумеют защититься. Так?

– Это тоже возможно, – сказал Клейтон, – хотя мне такое в голову не приходило. Да и равновесие в таком трехполюсном мире будет не очень стабильным. Нет, источник угрозы должен быть за пределами Энигмы. Почему бы ни взять на эту роль какой-нибудь астероид? Если размеры его будут достаточно велики, то от его падения не поздоровится всем. Ахайя и Троя просто вынуждены будут объединить усилия в борьбе с этой опасностью, после чего холодная война прекратится сама собой.

Зинат задумалась. Вездеход на экране мчался вперед, словно призывая ее думать быстрее.

– Ну, допустим, – сказала она с сомнением. – А что будет после того, как угроза столкновения исчезнет? Холодная война возобновится?

– Наверное, да, – ответил Клейтон. – Но, может быть, и нет. Это зависит от многих факторов. Хотя несколько лет разрядки – тоже неплохо. По крайней мере, в истории этих двух стран будет пример сотрудничества, на который смогут ссылаться будущие реформаторы.

Он помолчал и, улыбнувшись, добавил:

– От твоего проекта я тоже не отказываюсь. Будем осуществлять его параллельно, для подстраховки… Они остановились!

Троянский вездеход стоял на месте, вокруг него еще оседала поднятая колесами пыль. Зинат выглядела слегка озадаченной.

– Странно, – сказала она. – До ахейской базы еще больше трети пути. Посмотрим, что они говорят…

На экране появилась распечатка переговоров экипажа со своей базой. Сигнал был кодированный, но компьютеры “Птолемея” без труда справились с его расшифровкой.

– У них случилась авария, – сказала Зинат с облегчением. – Теперь им надо ждать второй вездеход, чтобы он увез их на буксире.

– Эх, какая жалость! – сказал Клейтон с притворным сожалением. – Так хотелось посмотреть, чья возьмет… Слушай, а это точно авария? Не может это быть… ну, скажем так, превентивным ударом ахейцев? Слишком уж к месту и ко времени это случилось.

– Нет, что ты – технологии не позволяют.

– Тогда, может, они сами что-нибудь там сломали, чтобы не выполнять это задание?

– Тоже едва ли, – ответила Зинат, правда, с меньшей уверенностью. – Машину ведь будут тщательно осматривать, и все может вскрыться. Тогда уж лучше прямо отказаться выполнять задание – наказание за это вряд ли будет более строгим.

Клейтон подумал, что кроме этих двух, могла быть и еще одна причина. Зинат столько времени провела здесь в одиночестве, будучи неподконтрольной никому на свете, и кто его знает, чем она тут занималась… На ее месте любой, наверное, хоть раз поддался бы искушению изменить к лучшему что-нибудь там, “внизу”. Он хотел сказать об этом, но передумал – не хотелось заставлять ее лгать. Да и какая разница, что за сила воспрепятствовала осуществлению безрассудных троянских замыслов. Если вездеход остановился по приказу Зинат – ну что ж, можно рассматривать это как прелюдию к предстоящему вскоре гораздо более серьезному вмешательству во внутренние дела раздираемой на части суверенной планеты…

Доктор Корвар с довольным видом вошла в отсек капитана, держа в руке металлический чемоданчик для документов. Клейтон, докуривавший уже четвертую сигару за день, облегченно вздохнул – наконец-то мучительное ожидание завершилось.

– Как дела, Зинат? – спросил он, протянув руку с сигарой к пепельнице.

– Все в порядке, – ответила с усмешкой научный руководитель, и слегка картинным жестом рассеяла дым возле своего лица. – Мы же в таких делах профессионалы. Хотя, если честно, достать все это было нелегко. И опасности мои люди подвергались изрядной.

– Ладно, ладно, – сказал капитан. – Для твоих коммандос не составило бы труда стащить ядерный чемоданчик премьер-министра Трои.

– Это было бы гораздо проще, – возразила Зинат.

Она положил чемоданчик на стол, и открыла его. Тот оказался буквально битком набит разной печатной продукцией. Зинат достала большую, но довольно тонкую книгу, мягкая обложка которой была оформлена в сдержанном академическом стиле – одно название на белом фоне.

– Ежегодный каталог малых планет, выпускаемый астрономическим союзом Ахайи, последнее издание, – сказала она с гордостью.

Клейтон взял эту книгу и неторопливо пролистал. Там оказались сплошные таблицы.

– Сколько их тут? – задумчиво спросил он.

– Около четырех тысяч, – ответила Зинат. – А это троянский аналог.

Она передала капитану еще одну книгу с очень похожими таблицами, но в твердой обложке, украшенной рисунком. Сразу бросалось в глаза, что алфавит в этих двух странах был один и тот же, да и чуть ли не каждое третье слово совпадало. Ахайя и Троя действительно имели много общего…

– Когда вышли эти книги? – спросил Клейтон.

Зинат взяла их и заглянула в выходные данные.

– Ахейская – в январе, троянская – в апреле.

– Сейчас август, – вздохнул Клейтон. – За это время они могли наоткрывать еще бог знает сколько астероидов.

Зинат протянула ему целую кипу астрономических журналов.

– Вот здесь самая последняя информация.

Клейтон стал просматривать их один за другим. Места, где сообщалось об открытии новых астероидов, были отмечены закладками. В одном из журналов он наткнулся на большую статью, судя по иллюстрациям, посвященную поискам инопланетного разума.

– Черт, здорово, – сказал он, покачав головой. – Надо будет все это перевести.

Закрыв, наконец, последний журнал, он с горечью добавил:

– Но это тоже неоперативный источник. Информация тут примерно двухмесячной давности, а нам желательно получать ее в реальном масштабе времени.

– Ты требуешь слишком многого, – ответила Зинат слегка возмущенно. – Оперативнее не получится. Вот если бы на этой планете было что-то вроде нашего старого Интернета, тогда другое дело. Но у них такого еще нет, и появится, дай бог, лет через десять.

– Но можно же взять под контроль телефоны и телефаксы главных специалистов по малым планетам. Можно подслушивающие устройства установить во всех обсерваториях, в конце концов.

– Это было бы очень трудно сделать, – ответила Зинат, покачав головой. – Да и зачем? Вся информация о вновь открытых астероидах и кометах стекается в одно место – Бюро малых планет Международного астрономического союза. У них там есть архив – вероятно, на магнитных лентах, или просто на бумаге, в картонных папках.

– Ну, так в чем же дело? – обрадовался Клейтон. – Поставьте “жучок” в нужный телефон, или подкупите секретаря.

– А где взять деньги? – спросила слегка ошеломленная Зинат.

– Ну, не миллиарды же он потребует за свои услуги. Небольшую сумму, я думаю, можно достать. Украдите ее, в конце концов.

Тут Клейтон не выдержал и рассмеялся.

– Да, представляю себе, как это будет выглядеть! Глубокой ночью инопланетяне останавливают на загородном шоссе автомобиль и вместо установления контакта, или, допустим, проведения медицинского осмотра, начинают вымогать у водителя деньги. Бедняга потом обращается со своим рассказом во все газеты, но ему никто не верит, потому что настоящие пришельцы не стали бы заниматься такими делами… Нет, это не пойдет. Лучше ограбить инкассаторский автомобиль. Или вытащить деньги из банкомата. Они у них, кажется, уже появились.

– Что ж, попытаемся, – почесав нос, неуверенно ответила Зинат. – Идея здравая… А что с этими книгами и журналами?

– Как что? Доставлять, и как можно быстрее. Материал тут большой, для работы с ним понадобится специальный человек. Кстати, есть у них издания уфологической тематики?

– Пока вроде бы нет, но, вероятно, когда-нибудь появятся.

– Постарайся, чтобы они не появились как можно дольше. Хотя почитать их было бы занятно…

Колоссальная, но очень легкая и изящная конструкция двигательного модуля придавала Пискиперу неожиданно воинственный вид. Без нее он был самым что ни на есть завалящим железо-никелевым астероидом, очертания которого с первого раза совершенно не запоминались. Зато с этой пристройкой, похожей то ли на хвостовое оперение, то ли на антенну радара, он казался титанической боевой машиной, замаскированной под малую планету. Сдернуть разрисованный кратерами серый чехол в три квадратных километра – и дух захватит от мощи и великолепия звездного “крейсера”, способного вдребезги разнести любого противника, который отыскался бы в этой захолустной планетной системе. Собственно, это и было оружие: хитроумная система коррекции траектории превратила обыкновенный кусок руды в скоростной высокоточный снаряд, примерно равный по взрывной силе всем вместе взятым ядерным боеголовкам Ахайи и Трои. Если обитатели Энигмы не сумеют вовремя столкнуть его с пути, то этим придется заняться команде “Птолемея” – ведь нельзя же допустить, чтобы астероид и в самом деле упал, погубив сотни миллионов невинных душ.

Грандиозный труд был почти завершен, и теперь нужно было отделить модуль, двигатели которого в течение долгих трех лет воздействовали на кувыркающуюся глыбу, медленно, но неуклонно изменяя ее орбиту. Чтобы было удобно следить за расстыковкой, Клейтон отлетел на своем аппарате примерно на пятьсот метров, и принялся в тысячный раз разглядывать детали рельефа Пискипера, которые давным-давно обрели названия, подчас весьма ироничные. Конечно, углистый хондрит с Энигмы был бы менее заметен, но и управлять им было бы труднее, а грубая техника инопланетян могла вообще развалить его на куски. Вреда эти рыхлые обломки принесли бы не намного меньше, чем один большой монолит. Отлавливать же их и уводить на безопасные траектории – дело долгое, пришлось бы взрывать…

Масса подсоединенной к астероиду конструкции составляла около пятисот тонн. Изготовить такую штуку где-нибудь между Землей и Луной – раз плюнуть, но здесь это потребовало немалого труда и долгого времени. Электроэнергия и рабочее тело для двигателей поступали с летящей рядом платформы, на которую установили один из генераторов, снятых с “Птолемея”. Пришлось, конечно, поломать голову над тем, чтобы связанные воедино кабель и гибкий трубопровод не намотались на астероид, а платформа не попадала под реактивную струю, но механически связать два искусственных объекта оказалось все же проще, чем организовать беспроводную передачу энергии и подвозку рабочего тела маленькими порциями.

Зинат осталась у себя на Смысле Жизни, хотя Клейтон настойчиво приглашал ее посмотреть на то, как Пискиперу будет придан последний толчок. Впрочем, в телескопы ей все будет видно и оттуда, а заодно можно будет оценить скрытность операции.

Клейтон два раза облетел вокруг Пискипера, снижаясь иногда метров до пятидесяти, и остался доволен: все эти годы работы велись так аккуратно, что поверхность астероида осталась девственной. Наследили только у “ног” модуля, на пятачке размером с четверть гектара, а за пределами этой истоптанной площадки о присутствии землян не напоминало ничего. Эти предосторожности могли оказаться напрасными, если бы астрономы Энигмы все-таки обнаружили астероид, но, к счастью, такой катастрофы не случилось. И в ближайшие сутки, скорее всего, уже не случится.

Капитан вновь отвел свою капсулу на полкилометра и стал ждать. Модуль по-прежнему стоял прямо и казался намертво пристыкованным к небесному телу, но на самом деле он уже едва держался – его основание было почти освобождено. Через несколько минут включились маневровые двигатели, и исполнившая свое предназначение конструкция отделилась от Пискипера и отправилась в автономный полет, похожая на удивительный дискообразный корабль. Она была больше не нужна, но все-таки Клейтон решил ее сохранить, отведя на окраину системы – туда, где инопланетяне не найдут ее и через сотни лет.

От основания модуля на поверхности астероида остались шесть симметрично расположенных неглубоких отверстий. Для того чтобы убрать их, существовал лишь один способ. В миллионе километров отсюда уже устремился к цели обтесанный до полной сферичности пятиметровый каменный шар с разгонно-корректирующим блоком. На скорости несколько километров в секунду этот снаряд врежется в Пискипер, образовав кратер на том месте, где раньше стоял модуль. Поверхность астероида вновь примет естественный вид, и никто не догадается, какая сила направила его по роковому пути.

“Надеюсь, вы справитесь с этой проблемой”, – мысленно обратился Клейтон к энигмийцам и, круто развернув аппарат, полетел обратно на “Птолемей”…

2. Ктулху

Маленький “Снупер” беззвучно вошел в атмосферу Энигмы, не встретив никакого сопротивления, как будто воздушной оболочки вокруг планеты не существовало. И замерцавшее вокруг аппарата холодное сияние ничуть не походило на раскаленную добела плазму, в ореоле которой с трудом пробиваются к поверхности метеориты и возвращаемые отсеки примитивных космических кораблей. На высоте примерно в километр Ситара Алонсо резко притормозила и перешла в горизонтальный полет.

Внизу простиралась необъятная равнина, покрытая толстым слоем сверкающего на солнце снега. Ее пересекали уходящие в бесконечность автомобильные дороги и витиеватые русла скованных льдом речушек. В какой-то момент дорог стало больше, и немного в стороне промелькнула окраина города. Целый год за него шли бои, поэтому в нем не осталось ни одного целого здания. Он казался безжалостно растоптанным.

На мониторе вспыхнул предупредительный сигнал, и, оглянувшись, Ситара увидела летящий параллельным курсом заостренный предмет. Он был еще далеко, но и с такого расстояния можно было отчетливо разглядеть сильно скошенный назад киль и блестящий каплевидный фонарь пилотской кабины. Хотя опасность была минимальной, Ситара ощутила сильное волнение. Не очень-то приятно чувствовать себя мишенью. Впрочем, пилот истребителя наверняка был взволнован еще сильнее. Ситара не стала тянуть время, чтобы узнать, какое оружие он применит против нее, и просто прибавила скорости. Самолет словно ветром сдуло – он отстал мгновенно и безнадежно. В дальнейшем было еще несколько подобных встреч, и каждый раз Ситара решительно уклонялась от неравного боя.

Наконец, впереди показалась линия фронта, протянувшаяся на восемьсот километров. Последние несколько лет она оставалась почти неподвижной. Между двумя одинаково измученными армиями шла вялая позиционная борьба. Время от времени одна из сторон пыталась организовать наступление, которое неизменно – и очень быстро, захлебывалось. Стоявшие за спиной этих второразрядных нефтяных стран Ахайя и Троя могли длить эту войну бесконечно – вернее, до тех пор, пока у их вассалов не иссякнут людские ресурсы.

– Каспер, как дела? – спросила Ситара. Она боялась, что ответа не последует, но Каспер Фланаган ответил мгновенно:

– Отлично! Вокруг происходит так много интересного – тебе надо это видеть…

Голос его звучал вполне оптимистично. Впрочем, он ведь знал, что помощь вот-вот прибудет.

– Ладно, – бросила Ситара, – держись – я скоро там буду…

Она снизилась до высоты двести метров и уменьшила скорость. Сидящие в окопных траншеях солдаты в белых маскировочных комбинезонах с изумлением пялились на диковинный бесшумный аппарат, пролетавший над их головами. Дважды “Снупер” попытались обстрелять из ПЗРК, и один раз – из зенитного пулемета, установленного на гусеничной машине.

Царившее на передовой спокойствие, сопровождаемое деловитыми спорадическими перестрелками, нарушалось лишь в одном месте. Подлетев ближе, Ситара увидела, что здесь кипит настоящий бой. На тесном пятачке сошлись в схватке несколько сотен пехотинцев. Около десятка вертолетов висели в морозном воздухе, щедро поливая огнем своих и чужих. Из подбитого дымящегося танка с трудом вылезали обожженные, окровавленные танкисты. В эпицентре этого маленького, но оглушительно грохочущего ада лежал на снегу точный двойник “Снупера”. Корпус “Мустанга” был изуродован прямым попаданием не то снаряда, не то ракеты. Аппарат не мог взлететь, и над его пилотом нависла угроза пленения.

– Каспер, я уже здесь! – крикнула Ситара. – Сейчас я тебя подцеплю. О, черт!

В нее летели с разных сторон целых две ракеты, выпущенные с вертолетов. Когда они пересекли двадцатипятиметровую зону безопасности, автоматически сработала система защиты, превратив их в огонь и обломки.

– Твоя кабина сохранила герметичность? – спросила Ситара, установив свой “Снупер” над крышей “Мустанга”.

– Да, – ответил Фланаган.

– Прекрасно. Тогда – в космос!

Отбив еще одну ракетную атаку, Ситара подхватила “Мустанг” силовым полем и направила тандем вертикально вверх. Примерно через минуту они оказались вне пределов досягаемости оружия оставшихся далеко внизу армий. Теперь угроза могла исходить лишь от бесчисленных боевых платформ, круживших вокруг Энигмы, да крепостей на Мистериуме и Смысле Жизни. Все пространство под двумя лунами просвечивалось радарами и простреливалось лазерами, ускорителями элементарных частиц, электромагнитными пушками и ракетами-перехватчиками. Разумеется, против “Снупера” эти штучки были практически бесполезны, однако Ситара позволила себе расслабиться лишь тогда, когда отсчет расстояния до планеты пошел на миллионы километров. Только теперь она заметила, какая тишина вокруг – до этого ей все казалось, что где-то рядом по-прежнему гремят сотни стволов и рубят воздух вертолетные лопасти.

– Спасибо тебе, – сказал Фланаган смущенно. – И прости, что так получилось.

– Извинения принимаются, – ответила довольная Ситара ледяным тоном. – Но этого мало. Полагалось бы еще взять с тебя клятву не подлетать к Энигме ближе, чем на десять ее радиусов.

– Нет, Сита, это совершенно неприемлемо. Я должен всегда находиться рядом с планетой, потому что на “Хаббле” все воспринимается по-другому. Не зря ведь Зинат Корвар дневала и ночевала на своем челноке, почти не заглядывая на “Птолемей”.

– Она вела наблюдения со Смысла Жизни, крайне редко опускаясь на саму Энигму.

– Времена были другие. Сейчас Смысл Жизни занят, и мне ничего не остается, кроме как прижиматься к поверхности.

– И вот к чему это привело…

– Я в этом не виноват! Если бы система защиты не вышла из строя, ничего бы не случилось. И в самое пекло я, кстати, не совался – меня подбили на высоте семь с половиной километров. Зенитные ракеты у этих троянских лизоблюдов, конечно, хороши – ничего не скажешь…

– И как это тебя угораздило упасть прямо на линии фронта?

– А куда же мне было падать, если я висел прямо над ней?

Ситара улыбнулась и, отбросив показную суровость, спросила:

– Страшно было?

– Поволноваться, конечно, пришлось. Просто чудо, что я уцелел в этой мясорубке. К тому же у меня в голове все время крутился тот дурацкий поддельный фильм про вскрытие инопланетянина. Очень не хотелось попасть на экран в таком виде – с распиленным черепом и распахнутой грудной клеткой.

За те полтора часа, что продолжался перелет, Фланаган еще многое успел рассказать о своем приключении на Энигме. Он так и остался в кабине “Мустанга”, который из-за повреждений не мог состыковаться со “Снупером”. Устраивать же трюк с переходом через открытый космос большого резона не было.

Звездный корабль четвертого поколения “Хаббл” прятался от обитателей Энигмы в лучах местного солнца, обращаясь вокруг него по орбите радиусом всего двадцать миллионов километров. Эту нестерпимо жаркую зону лишь изредка посещали автоматические аппараты, изучавшие светило, так что риск попасться кому-нибудь на глаза был невелик. Корабль постоянно находился в тени, создаваемой простейшим экраном в виде плоского диска. С этим сияющим отражателем он выглядел точь-в-точь как фотонные звездолеты на рисунках в старинных книгах.

Примерно в ста метрах от него тандем распался. Подхваченный силовым полем, катер Фланагана исчез в шлюзовой камере, а вслед за ним туда юркнул – уже без помощи причального манипулятора-невидимки – аппарат Ситары.

Весело спрыгнув на металлический пол ангара и с наслаждением потянувшись, Фланаган отошел от “Мустанга”, чтобы осмотреть место попадания ракеты. Выражение радости моментально исчезло с его потрясенного лица. Похоже, он только сейчас понял до конца, каковы были истинные масштабы повреждений. Одна треть катера исчезла, оторванная мощнейшим взрывом, и только по невероятной случайности его кабина уцелела.

– Крепко ему досталось, – сказала вставшая рядом Ситара, покачав головой.

Снова подойдя к катеру, Фланаган долго и очень внимательно разглядывал образовавшуюся в его корпусе яму, обрамленную лепестками скрученного металла. Иногда он что-то там ощупывал, вызывая недоумение у наблюдавшей за ним Ситары.

– Ты что-то ищешь? – спросила она, приблизившись.

– Уже нашел, – радостно сказал Фланаган и, подергав за какую-то железку, громко позвал:

– Эй, Гектор! Подойди сюда.

Огромный многорукий робот, служивший техником ангара, подойти был не в состоянии, поскольку не имел ног – он величественно приплыл по воздуху, скользя в десяти сантиметрах от пола.

– Достань-ка мне вот эту штуку, – сказал Фланаган и, показав, что именно доставать, отошел в сторону.

Гектор без лишних вопросов протянул к загадочному предмету манипулятор. Раздался негромкий скрежет, катер качнулся от рывка, и робот отдал Фланагану почти треугольный металлический обломок, похожий на кусок какой-то трубы. На его выпуклой стороне сохранилась белая краска, поверх которой были нанесены буквы энигмийского алфавита.

– Это фрагмент ракеты, которая меня сбила, – объяснил Фланаган, осторожно поворачивая в руках этот зазубренный стальной черепок. – Сохраню-ка я его на память.

Он передал остаток ракеты капитану.

– Тяжелый, – задумчиво сказала Ситара, взвесив находку на ладони. – А что теперь делать с обломками самого “Мустанга”? Они, конечно, должны быть разбросаны по большой территории и отчасти сгореть, но хотя бы некоторые из них все равно могут найти.

– Пускай находят, – отмахнулся Фланаган. – Мы уже достаточно засветились, так что обнаружение каких-то обломков ничего не изменит. Да и в любом случае нам их не собрать все до единого. Пойдем…

Забрав у немного ошеломленной Ситары свой сувенир, он шагнул к выходу…

Она просматривала эти старые видеозаписи уже далеко не впервые, но они всё еще вызывали волнение. Запечатленное там казалось теперь почти нереальным. Короткая – меньше десяти лет, эпоха Великого перемирия была случайным эпизодом, не вытекавшим логически из предыдущих событий. И особых надежд на то, что подобное повторится, быть не могло – ведь новая угроза для всей планеты в виде гигантского астероида возникла бы еще очень не скоро. А что, кроме общей опасности, могло бы вновь хоть на некоторое время сблизить враждующие сверхдержавы? По всей вероятности, ничего. Так полагали многие на Энигме – так думали и на “Хаббле”.

Ситара вновь увидела, как огромное каменное ядро ударило в место установки платформы с двигателями, и мощная вспышка на мгновение увеличила яркость Пискипера в десятки раз. Тщательно выверенный толчок еще немного подправил измененную траекторию астероида, окончательно соединив ее с планетой, которую требовалось умиротворить. Выбитый из километровой глыбы фонтан раскаленной пыли рассеялся очень быстро, открыв глубокую воронку нового кратера.

– Обратный отсчет пошел, – сказал с усмешкой капитан “Птолемея” Клейтон, демонстративно взглянув на часы. – Торопитесь, ребята – времени у вас мало…

Инопланетяне заметили астероид лишь через полгода, когда он промчался мимо Энигмы, обещав вернуться довольно скоро – и уже навсегда. Правда, их астрономы определили вероятность столкновения не совсем точно – лишь в девяносто девять целых и две десятых процента, но хватило и этого. Один шанс на благополучный исход из ста двадцати никого не устроил. Вскоре ахейцы и троянцы решили объединить усилия в борьбе с этим необыкновенным общим врагом.

Пропустив несколько лет бешеной штурмовщины, Ситара включила запись события, венчавшего беспримерный труд.

На экране возник троянский экваториальный космодром. Одну из его стартовых площадок занимала ракета высотой с небоскреб. На таких обычно выводили в космос корабли, летящие к Мистериуму, но сейчас под ее головным обтекателем был совсем иной, гораздо более ценный груз.

У основания ракеты собралась многотысячная толпа, перед которой на возвышении стояли правители двух сверхдержав. Съемку проводило, конечно же, местное телевидение.

Каждый из премьер-министров произнес речь, после чего они обменялись металлическими символами своих стран, копии которых были тут же привинчены к корпусу первой ступени.

Старт состоялся на следующий день. Хорошо понимая историческое значение этого события, энигмийцы постарались запечатлеть его как можно более тщательно. Полет огромного носителя снимали мощные телескопы и рокеткамы. Первый блок межпланетного корабля вышел на орбиту и медленно развернул антенны и солнечные батареи. В последующие месяцы к нему присоединились другие, потом на космоплане прибыл экипаж… Работы на самом астероиде продолжались около года. Ситара включила повтор самых интересных эпизодов. Первая высадка на астероид… Швартовка корабля… Установка первого двигательного модуля… В свободное от работы время космонавты развлекались тем, что устраивали гонки вокруг астероида на самодельных электромобилях, снабженных прижимными ракетными двигателями. Этих аппаратов было два – ахейский и троянский, и счет после нескольких десятков заездов был примерно равным – с небольшим преимуществом ахейцев. Во время одной из гонок случился опасный инцидент: у троянской машины взорвался движок, и ее со скоростью сорок километров в час вышвырнуло в космос. Спасательная операция увенчалась успехом, пилота вернули вместе с его “болидом”, но гонки прекратились на целый месяц…

Плазменные двигатели, покрывшие значительную часть поверхности астероида, сначала остановили его медленное вращение вокруг оси, а потом откорректировали его орбиту. Он пролетел мимо Энигмы, хотя и на очень малом расстоянии. В момент наибольшего сближения его вполне могли поразить средства стратегической ПРО обеих сверхдержав, не нанеся ему, впрочем, особого вреда. Были даже планы сделать его третьим естественным спутником планеты, но от них отказались – по финансовым соображениям. Доставка с Энигмы тысяч тонн топлива стоила дорого. Однако вся созданная на астероиде инфраструктура находилась в исправном состоянии, так что вернуться к осуществлению того старого проекта можно было в любое время – если бы между Ахайей и Троей удалось возобновить сотрудничество. Но вот с этим-то как раз были проблемы.

Собственно, отношения между двумя странами начали портиться еще до того, как двигатели на астероиде завершили свою работу. Альянс вечных противников стал выдыхаться по мере отклонения траектории Пискипера от Энигмы. Это напоминало то, как по мере ослабления нацистской Германии все больше трещало по швам боевое братство союзников по антигитлеровской коалиции. Потом общая угроза исчезла – и мир поразительно быстро вернулся к старым временам холодной войны. Торжественная встреча участников спасательной экспедиции стала последним напоминанием о былой идиллии. Возобновилась приостановленная было гонка вооружений. Отчасти положение стало даже хуже, чем до Великого перемирия. Развернутые для борьбы с астероидом производственные мощности нельзя было просто так взять и закрыть на замок до какой-нибудь следующей оказии, поэтому им, разумеется, очень быстро нашли новое применение, после чего милитаризация ближнего космоса пошла вперед семимильными шагами. Военные базы появились даже на Смысле Жизни, а на Мистериуме начали размещать ядерное оружие. Возможно, во всем этом и была некая романтика грандиозных космических проектов (подобных тем, что в изобилии разрабатывались и на Земле в первые годы космической эры), но точно не было никакого смысла, так как это не прибавило безопасности ни одной из враждебных сторон. Скорее, наоборот: непомерная сложность боевых систем, следствием которой стало огромное количество отказов и ложных тревог, только усиливала риск случайного начала войны.

Словом, к моменту прибытия “Хаббла” мир Энигмы, как и во времена “Птолемея” сорок лет назад, стоял на краю гибели, и отходить от этого края по доброй воле явно не собирался.

Глубоко задумавшаяся Ситара не сразу отреагировала на настойчивый сигнал интеркома.

– Наши наблюдатели только что сделали поразительное открытие, – судя по голосу, Фланаган сам еще не успел оправиться от потрясения. – Думаю, тебе нужно это увидеть. Кажется, у туземцев дела даже хуже, чем мы думали.

– Хорошо, – ответила Ситара и, выключив видео, отправилась к капитану.

Взволнованный Фланаган нетерпеливо поджидал ее в ситуационном центре, куда стекалась информация от всех источников, разбросанных по планетной системе. Это были и зонды, и пилотируемые аппараты, и приборы на самом звездолете. И, разумеется, здесь принимали радиосигналы, излучаемые техносферой Энигмы. В архивы попадало буквально всё – и телеметрическая информация с ракет, совершающих испытательные полеты, и записи развлекательных программ, и переговоры альпинистов, покоряющих очередную вершину…

– Произошло то, чего просто не могло быть, – сказал Фланаган. – Смотри…

На большом экране появились немного несоосные кольца планетарных орбит. Где-то в промежутке между седьмым и восьмым по счету вдруг появилась яркая точка. Она начала двигаться по направлению к центральной звезде, оставляя за собой огненно-красную линию.

– На расстоянии примерно в два миллиарда километров мы обнаружили комету, – говорил Фланаган. – Сейчас она приближается к солнцу.

Похолодевшая Ситара уже начала догадываться, что за этим последует – и не ошиблась. Точка пересекла орбиты внешних планет и, набрав скорость, врезалась прямо в Энигму.

– Это произойдет через шесть лет, – сказал Фланаган.

– Невероятно, – произнесла Ситара почти шепотом. – Тут нет никакой ошибки?

То, что она увидела, было всего лишь мультиком, и поверить, что эти нарисованные линии верно отражают реальность, было почти невозможно.

– Ошибка исключена, – ответил Фланаган. – Диаметр этой кометы примерно пять километров – всего вдвое меньше, чем у того астероида, который, как когда-то считалось, погубил динозавров.

– И отвести эту комету будет гораздо труднее, чем Пискипер…

– Разумеется. Этот чокнутый Клейтон и его такие же чокнутые друзья выбрали весьма небольшой астероид с прямым движением, орбита которого была почти в плоскости эклиптики. А у этого гиганта движение обратное. Скорость столкновения составит примерно пятьдесят километров в секунду. Оборудование для коррекции траектории надо забрасывать на комету уже сейчас, но она слишком далеко. А когда она подойдет ближе, будет уже поздно.

Фланаган посмотрел на капитана взглядом, в котором читалось затаенное торжество зловещего пророка.

– Но ведь со времен Пискипера прошло много лет, – неуверенно ответила Ситара. – Они многому научились, и возможностей у них теперь стало больше.

– Тоже, конечно, верно, – вздохнул Фланаган. – По крайней мере, свои химические ракеты для полетов на Бангер и Манфред они довели до совершенства. И установили флаги на других планетах. Все-таки холодная война – замечательный катализатор прогресса.

Помолчав, он добавил:

– Мы отправили к комете зонд номер четыре, который был к ней ближе всего. Дня через три он долетит до нее, и мы увидим, как она выглядит вблизи. А заодно и сможем точно рассчитать, в какое место на Энигме она ударит. Хотя, в принципе, это не имеет никакого значения, так как не поздоровится всем. Катастрофа будет глобальной.

Капитан отвернулась от экрана и впервые за все это время внимательно посмотрела на научного руководителя экспедиции. Он как будто надышался чистым кислородом. “А ведь здорово, черт возьми!” – именно это было написано на его раскрасневшемся от возбуждения лице. Наверное, точно так же он выглядел, когда сидел в подбитом “Мустанге” и наблюдал за феерическим сражением, которое бушевало вокруг. Хоть он и называл своих предшественников “чокнутыми”, но сам-то едва ли уступал им по степени “чокнутости”. Или правильнее было бы назвать это просто смелостью и страстью к приключениям?

– А мы сами можем оттолкнуть эту комету? – спросила Ситара. – Просто она еще на таком расстоянии, что толчок понадобился бы совсем небольшой.

– Мы проработаем этот вариант, – ответил Фланаган, помедлив. – Хотя…

Он потер подбородок, и в глазах его появилась хитрая усмешка.

– А может, это все отчасти и к лучшему? – спросил он. – Пискипер хоть и временно, но все же примирил Ахайю и Трою. Этой комете вполне по силам сделать то же самое.

– А что потом? – спросила Ситара. – Все опять вернется на круги своя?

– Наверняка, – усмехнулся Фланаган. – Но, тем не менее, местное человечество получит еще один незабываемый урок.

– И сколько же таких уроков еще понадобится, чтобы они окончательно образумились? – спросила Ситара.

Это был почти риторический вопрос, и Фланаган только слегка пожал плечами…

Два миллиарда километров были в четырнадцать раз больше ста сорока миллионов, и на пористую и темную, как древесный уголь, внешнюю корку пока еще бесхвостой кометы падал свет, в двести раз менее яркий, чем тот, что озарял Энигму. Неудивительно, что тамошние астрономы до сих пор ничего не заметили и не подняли тревогу. В конце двадцатого века комету Галлея обнаружили всего за три с половиной года до ее прохождения через афелий, да и то только потому, что точно знали, где искать. Хотя она была даже чуть ближе к телескопам, чем Ктулху, да и по размерам превосходила его втрое. Название апокалипсической комете дал ее первооткрыватель, молодой астрофизик, не захотевший назвать ее своим именем. Это было, безусловно, куда лучше, чем предлагавшийся кое-кем блеклый и лишенный фантазии вариант с Пискипером-2. Впрочем, как ни назови это вырвавшееся из бездны древнее чудовище, его траектория и способность устроить на планете-цели грандиозный погром оставались неизменными…

Каспер Фланаган и Ситара Алонсо медленно летели метрах в двадцати от поверхности кометы. Их бесформенные, жутковатые тени скользили по малочисленным кратерам и причудливым изгибам сложного рельефа. Только так – своими тенями, они и могли прикоснуться к этому небесному телу. Рано или поздно сюда прилетят космические корабли энигмийцев, и любые следы землян будут почти наверняка обнаружены. Конечно, площадь Ктулху в сотни раз больше, чем у Пискипера, и шансы на то, что случайный отпечаток ноги или след пробоотборника попадутся на глаза инопланетянам, соответственно, во столько же раз меньше, но рисковать все-таки не стоило.

Время от времени Фланаган, заметивший внизу что-либо интересное, входил в крутое пике и опускался почти к самой корке, а Ситара терпеливо ожидала, пока он удовлетворит свое любопытство.

– У энигмийцев кометы тоже были вестниками несчастий? – спросила она после того, как ее спутник совершил очередной спуск.

– Да, – подтвердил Фланаган. – Человечеству Энигмы были свойственны те же предрассудки, что и нам. Даже и сейчас у них многие верят в то, что кометы могут оказывать мистическое влияние на события повседневной жизни.

– И теперь в кои-то веки их вера получит хотя бы одно неоспоримое доказательство…

– Если только они окажутся бессильными предотвратить столкновение.

– В таком случае предотвратим его мы!

Фланаган молчал так долго, что Ситара подумала, будто он вообще не ответит. Но он все же ответил:

– Тогда надо предотвратить его сейчас – потому что через шесть лет не получится. Технически это, конечно, будет возможно, однако мы выдадим себя с головой.

Помолчав, он добавил:

– Что, впрочем, будет не такой уж большой платой за сохранение разумной жизни на планете… Но я бы не торопился. У нас еще есть время в запасе. По моим прикидкам, год или два. Это то время, в течение которого мы сможем откорректировать орбиту Ктулху с минимальным риском засветиться.

– У нас-то время есть, – согласилась Ситара. – А у энигмийцев?

– У них его действительно мало. Эту комету они могут обнаружить сегодня, а могут и через три года. Поэтому я хочу навести их на след.

– Как это можно сделать? – спросила Ситара со смешком. – Послать какому-нибудь астроному анонимное письмо с предупреждением?

– А почему бы и нет? Вполне возможный, хотя и не самый лучший, вариант.

– И какой же вариант будет наилучшим?

– При котором никакого письма не будет. Пусть, например, этому астроному приснится вещий сон, сопровождаемый яркими картинами всемирной катастрофы.

– А если он не верит в вещие сны?

– Тогда этот сон приснится ему еще раз, а потом еще раз – и так до тех пор, пока он не захочет проверить, есть ли в нем какой-то смысл.

– У тебя уже есть подходящая кандидатура?

– Есть несколько. Сейчас думаю, кто из них больше подходит.

Ситара вздохнула, почувствовав легкую зависть. Интересными все-таки делами приходится заниматься этим научникам. По сравнению с их лихими “спецоперациями” и аналитическими изощрениями монотонный труд экипажа корабля выглядел скучной рутиной. Бортинженеры и пилоты просто поддерживали в исправном состоянии системы “Хаббла”, дожидаясь не скорого еще отправления в обратный путь, когда им вновь придется задействовать свое искусство полетов в межзвездном пространстве. Обслуживающий персонал академии наук, да и только… Впрочем, и экипаж, и “пассажиры” звездолета отдавали должное друг другу, и никогда между ними не возникало никаких трений по поводу того, кто важнее в экспедиции.

– Эта комета уже много раз посещала окрестности Энигмы, – добавил вдруг Фланаган, оглянувшись. – И последний раз это было примерно восемьсот лет назад. Жаль, что так давно.

– Жаль? – удивленно переспросила Ситара.

– Ну, да, – с досадой подтвердил Фланаган. – Астрономия была еще слабой, угломерные инструменты никуда не годились, закон тяготения не открыли… А ведь случись это сотни две лет назад, могли бы рассчитать ее траекторию и предсказать столкновение.

– Двести лет ожидания конца света, – задумчиво проговорила Ситара. – Наверное, это нанесло бы сильный отпечаток на всю их культуру.

– Несомненно. Все произведения искусства были бы пронизаны предчувствием будущей катастрофы, а философия наверняка имела бы характер самый упаднический. Эта эпоха декаданса продолжалась бы до тех пор, пока труды пионеров космоса не дали бы человечеству надежду на будущее.

Они перелетели через невысокий холм и увидели свой корабль, который узким поплавком висел над северным полюсом кометы, отбрасывая короткую тень. До него было еще далеко – около километра. Старый “Птолемей” выглядел бы с такого расстояния куда более внушительно, однако и суперкомпактный “Хаббл” смотрелся весьма неплохо. Ни один из энигмийских межпланетных кораблей не мог тягаться с ним размерами.

На борту звездолета открылись створки квадратного люка, после чего из ярко освещенного ангара медленно вылетел катер.

– Это группа Хансена, – сказал Фланаган. – Летят на Энигму. А попутно заглянут на Атлантиду.

– А почему только на одном катере? – спросила Ситара.

После того случая со своим падением Фланаган приказал, чтобы катера летали только парами.

– На спутниках Атлантиды энигмийцев нет, и подстраховка не нужна, – ответил научный руководитель. – А к тому времени, как они прибудут на Энигму, их догонит второй катер, который сейчас занят.

Люк ангара закрылся. Крошечный вагончик летел под небольшим углом к поверхности и вот-вот должен был начать разгон, чтобы через несколько суток прибыть к единственному газовому гиганту этой системы.

И вдруг на горизонте что-то ослепительно вспыхнуло. Ситара зажмурилась и ощутила на лице жар, как от пламени взрыва. Открыв глаза, она увидела гигантский газовый вихрь, яростно извергавшийся в небо. Этот вихрь был таким плотным, что звездолет исчез – от него остались только тускло мерцавшие сигнальные огни. Фланаган вскрикнул и, кувыркаясь, умчался прочь. Резко развернувшись, Ситара устремилась за ним. По темной поверхности кометы словно пробегали гигантские волны – это вырывавшиеся из ледяных недр сгустки водяного пара и тучи обломков неровно затмевали солнечный свет. Отбросив пока мысли о том, что случилось (взрыв атомной бомбы? вулкан?), Ситара врубила движки своего скафандра на полную мощность и вскоре догнала Фланагана, который, описав пологую параболу, медленно падал вниз. Она ухватила его, когда до поверхности оставалось всего несколько метров, остановила беспорядочное вращение и потянула вверх.

Фланаган был жив. Обломок, ударивший его в грудь, не пробил силовую оболочку скафандра.

– Как ты? – спросила Ситара.

– Ты опять меня спасла, – растерянно ответил вышедший из шока Фланаган, осторожно щупая поврежденное место. – Но ничего – мы еще поквитаемся…

– Двигатели работают?

– Да, но управлять ими я не могу. Пульт разбит.

– Ладно – дотащу тебя сама. Ты здесь очень легкий.

Руки у Ситары тряслись, но Фланагана она держала крепко. Они поднялись на несколько сотен метров – как раз на такой высоте висел корабль. Его по-прежнему было плохо видно, так как извержение продолжалось – пусть и не с такой силой, как в самом начале. Небо затянула белесая пелена испарений.

– Немов! – позвала Ситара вахтенного. – Отведи корабль в сторону! Выведи его из этой струи.

– А где катер Хансена? – с тревогой спросил Фланаган. – Они летели прямо над местом взрыва.

– Его, наверное, не видно за этой завесой, – неуверенно ответила Ситара, стараясь отыскать взглядом исчезнувший аппарат.

Фланаган попытался вызвать Хансена, но тот не ответил. Причиной этого могла быть неисправность передатчика, но огромная мощность взрыва заставляла подозревать самое худшее. Защитное поле экипаж катера наверняка не включал, поскольку здесь оно было вроде бы ни к чему, а энергии для его создания требовалась уйма.

Звездный корабль медленно сдвинулся с места и покинул опасную зону. На его корпусе остался грязный налет, из-за которого корабль выглядел закопченным. Долетев до люка шлюзовой камеры, Алонсо и Фланаган в последний раз с отчаянной надеждой осмотрели небо, где пропал злополучный катер, и вернулись на борт…

Уродливая ледяная глыба кометного ядра уже не дымилась. Внезапно пробудившись и выбросив несколько миллионов тонн пара, который окутал ее мутным облаком, она вновь погрузилась в сон.

Фланаган вздохнул и, отвернувшись от окна, сказал:

– Мы произвели соответствующие расчеты. Взрыв, разумеется, передал комете небольшой импульс…

Он сделал паузу.

– И что? – спросила Ситара, у которой захватило дыхание.

– Мощности этого выброса хватило, чтобы уничтожить катер Хансена, но траекторию кометы он изменил не сильно. Теперь она должна пролететь примерно в двадцати тысячах километров от поверхности Энигмы.

– Получается, что столкновения не будет? – обрадовалась Ситара.

– Я бы не торопился утверждать такое, – уклончиво ответил Фланаган. – Наши расчеты точны, однако комета – это не астероид. Когда она близко к солнцу, извержения постоянно сбивают ее с курса. А двадцать тысячи километров – слишком узкий зазор. Но даже если она и не врежется в Энигму, последствия такого близкого пролета будут катастрофическими. Ядро кометы окружено роем обломков, который основательно прочистит пространство вокруг Энигмы. Все спутники и все орбитальные станции будут уничтожены или выведены из строя. То же касается и большинства баз на Мистериуме и Смысле Жизни. Обломки побольше могут войти в атмосферу планеты и взорваться, подобно Тунгусскому телу. Таких обломков может оказаться не один и не два. Словом, величина даже и такого ущерба будет вполне соизмерима с величиной затрат на спасательную экспедицию. Поэтому на месте энигмийцев я бы как можно скорее приступил к ее организации.

– Но для этого они должны открыть эту комету…

– Они ее уже открыли.

Увидев на лице капитана безмерное удивление, Фланаган добавил, чуть улыбнувшись:

– Мне только что об этом сообщили. Взрыв создал вокруг кометы облако, которое увеличило ее яркость. Не намного, правда – всего на две-три звездных величины, однако хватило и этого. Теперь они, разумеется, будут держать ее под прицелом постоянно… В конце двадцатого века подобное случилось с кометой Галлея. Правда, она не приближалась, а удалялась. Такой же примерно взрыв, вызванный выделением внутренней энергии, произошел, когда она была за орбитой Сатурна. Яркость ее возросла, и это позволило наблюдать за ней дольше, чем предполагалось.

Ситара почувствовала, как ее захлестывает радость, близкая к эйфории.

– Представляю, какая там сейчас поднимется паника! – воскликнула она.

– Уже поднимается, – ответил Фланаган. – К сожалению, в тайне это открытие сохранить не удалось.

Ситара встала и подошла к окну. Висевшая в полусотне километров Ктулху выглядела тусклым извилистым месяцем. Воронку от недавнего взрыва не было видно. Ситара представила, как со стороны солнца, ставшего заметно ярче, сюда прилетают один за другим корабли энигмийцев… За оставшиеся считанные годы инопланетяне вряд ли успеют создать что-то новое, поэтому выглядеть их флот будет наверняка до боли знакомо. Айсберг покроется ажурными конструкциями из металла и пластика, которые превратят его в управляемый объект. А потом начнется медленный, миллиметр за миллиметром, увод оживающей кометы в сторону. Все же далеко ее отвести не успеют, поэтому обитателей планеты ждет феерическое зрелище, а их спутники и лунные базы все равно жестоко пострадают. Хотя расстраиваться по этому поводу нечего – ведь большинство из них все равно не стоило бы запускать и монтировать. Можно будет только поблагодарить Ктулху за столь быструю и совершенно бесплатную демилитаризацию ближнего космоса…

– Уверен, что они справятся, – сказал Фланаган, вставший рядом.

– Конечно, справятся, – ответила Ситара. – Другого выхода у них нет. Но я им все-таки не завидую…

3. Сын таксиста

– Одиэй – зайди ко мне сегодня, – с натугой выдавил из себя Ампо Ампуэльт и немедленно положил трубку, словно боясь, что ему начнут задавать разные неудобные вопросы.

Одиэй Одайо, профессор Арпиганского технологического университета и директор Космической лаборатории, сразу почувствовал тревогу. Тон у ректора был какой-то странный. Не к добру это… Впрочем, день сегодня выдался из тех, когда разнообразные неприятности сбиваются в пробку, словно автомобили на перекрестке, и делают жизнь сущим кошмаром. Сначала он обжегся кипятком, когда разбил стакан с утренним чаем. Событие, само по себе незначительное, задало тон этому несчастливому понедельнику. Вскоре в одном из цехов Лаборатории, где проводили динамические испытания, загорелся распределительный щит. Сотрудник, пытавшийся погасить огонь, схватил впопыхах не тот огнетушитель и получил удар током через пенную струю. До смерти его не убило, но комиссию теперь все равно придется создавать, и результаты расследования наверняка окажутся роковыми сразу для нескольких начальников. А после полудня пришло известие, что телекомпания “Видео ТВ” прекращает работу над почти готовым сериалом “Путь к звездам”, и расторгает контракт. Это был удар похлеще электрического… Казалось бы – хватит на сегодня, однако высшие силы на этом не остановились и сделали Одиэю еще одну пакость, выведя из строя компьютер в его кабинете. А теперь, как апофеоз всего, еще этот звонок Ампуэльта…

Молодой техник, вызванный для ремонта, уселся в кожаное директорское кресло и принялся неторопливо постукивать по клавиатуре. Вид у него был крайне важный и отчасти даже самодовольный. Еще бы – завладеть хотя бы на время компьютером почти легендарного Одайо, который, молчаливо признав верховенство узкого специалиста, скромно примостился в сторонке, став похожим на рядового посетителя. На мониторе мелькали надписи и картинки… Одиэй заметил жадное любопытство в глазах этого парня. Хоть последний и работал в университете, однако главу Космической лаборатории знал, как и большинство жителей страны, в основном лишь по телевизионным выступлениям. Может быть, он думал, что в этом компьютере, как в продолжении внутреннего мира Одиэя, хранятся, помимо скучных документов и стандартных прикладных программ, какие-то удивительные вещи. Что ни файл – то радиопослание к инопланетянам или экзотический пейзаж предполагаемого внефараллийского мира. Жаль, что нельзя ознакомиться с содержимым жесткого диска более тщательно…

– Кстати, в вашем компьютере сгорел вентилятор, – сказал техник.

– Да? – опешил Одиэй. – А впрочем, он в последнее время и вправду как-то странно гудел.

– Давно это началось?

– Гудение? Не знаю… Месяц, а может, два назад.

Электронщик только покачал головой – дескать, ну вы даете, господин профессор… Потом он достал из чемоданчика отвертку и открыл системный блок.

– Его можно починить? – слегка растерянно спросил Одиэй.

– Я поставлю новый, – ответил техник. – И еще придется переустановить операционку.

– И надолго вы лишите меня компьютера?

– Сегодня уже не успеть, – ответил техник, посмотрев на часы, – поэтому вы получите его завтра в первой половине дня.

После этого он ушел, забрав компьютер с собой. Одиэй почувствовал недовольство и даже легкую обиду, хотя объективных причин для этого не было никаких. Рабочий день у электронщика уже заканчивался, так что все правильно…

Теперь надо было сходить к ректору. Предчувствуя, что ничего хорошего тот ему не скажет, Одиэй долго оттягивал визит, занимаясь текущими делами. В конце концов, точного времени Ампуэльт не назначил. Но настал момент, когда оттягивать дальше стало нельзя. Одиэй медленно и аккуратно разложил по местам все бумаги, полностью очистив рабочее пространство стола. Потом оглянулся вокруг в поисках причины еще хоть немного задержаться. Так, так… Цветы не политы. Он взял стоявшую на подоконнике почти полную бутылку, вода в которой за день должна была полностью дехлорироваться, и обильно, с большим запасом, полил высохшую почву в горшках. Ну, вот – теперь уж точно всё. Пора идти.

По прямой между ним и далеким кабинетом Ампуэльта было примерно триста метров, но с коридорами, которые соединяли между собой все здания университета, выходило не меньше пятисот. Любой новичок заблудился бы в этих лабиринтах. Одиэй новичком не был, но иногда все же предпочитал совершать переходы по улице – так получалось быстрее. Неудивительно, что сейчас он пошел именно коридорами. Торопиться ему не хотелось.

Проходя через фойе главного корпуса, он задержался у доски с объявлениями, а потом еще остановился поговорить на житейские темы с деканом физического факультета. Разговор затянулся минут на десять, после чего они расстались, и Одиэй пошел дальше. Время от времени он выделял из толпы студентов тех, которые учились у него. Таковых ему встретилось немного – двое или трое, но почтительно здоровались с ним все – и шедшие навстречу, и обгонявшие. Следствие всемирной известности… В иное время это было бы просто приятно, а сейчас еще и добавляло уверенности перед предстоящей встречей, которая – он это остро предчувствовал, будет нелегкой. День, полный неудач, должен был увенчаться соответствующим финалом. Что это будет? Разнос за тот несчастный случай? Или что-то посерьезнее?

Ампо Ампуэльт был один в своем огромном кабинете, на стене которого, неизвестно для чего, висела необъятных размеров политическая карта мира. На ней были выделены Литуранское королевство и Теллемунская империя, окруженные, словно кораблями эскорта, своими протекторатами, сателлитами и союзниками разных порядков. Обе “авианосные группы” обладали примерно равными потенциалами, так что предугадать результаты гипотетического боя между ними было бы затруднительно.

С противоположной стены на эту карту взирали король и премьер-министр. Портрет номинального правителя был несколько больше по размерам. Именно с этого портрета изображение Алдайна IV было перенесено на введенную недавно новую купюру достоинством в двести эмо.

Поздоровавшись с деканом, Одиэй сел. Помолчав, Ампуэльт сказал:

– Мне сообщили о происшествии в Космической лаборатории. Прискорбный случай… Впрочем, это к делу не относится. Я позвал тебя, чтобы поблагодарить за многолетнюю безупречную работу в стенах нашего университета, и сообщить о том, что… В общем, о том, что с первого числа твоя работа здесь завершена. Приказ я уже подписал. Вот, можешь ознакомиться.

Не ожидавший такого Одиэй все же сумел сохранить внешнее спокойствие.

– Могу я узнать причины? – спросил он, заглянув для проформы в бумагу. – Я имею в виду, истинные.

Слегка смутившийся Ампуэльт машинально взял в руки точилку для карандашей, потом отложил ее и сказал:

– Ты их и сам знаешь. Лифт является одной из них, но далеко не единственной.

– Мог бы для приличия придумать что-нибудь другое, – ответил Одиэй с презрительной усмешкой. – Недостаток квалификации или что-нибудь еще… А то как-то уж слишком цинично получается.

– Ну, почему же цинично? Любая страна имеет право защищать себя от внутренних угроз.

Одиэй понял, что дискутировать бесполезно. Решение принято, и принято отнюдь не Ампуэльтом. И все же, не удержавшись, он язвительно сказал:

– Эх, Ампо… И охота тебе марать грязью свою репутацию. История ведь все равно воздаст тебе по заслугам. И тебе, и тем негодяям, перед которыми ты лизоблюдствуешь.

Одиэй кивнул в сторону портретов.

– Ты слишком уж много возомнил о себе, – ответил Ампуэльт, сделав вид, будто эти слова его совершенно не тронули. – Не думаю, что твоя роль в истории настолько значительна, чтобы мне стоило беспокоиться о том, что скажут по поводу всего этого наши потомки.

– По-моему, это ты возомнил обо мне. Ты ведь сказал, что моя скромная персона представляет смертельную угрозу для всего нашего государства. Поверь, мое честолюбие удовлетворилось бы и меньшим.

– Дела сдашь своему заместителю Лиамтору, – проговорил Ампуэльт, не глядя на Одиэя. – У меня всё.

Одиэй встал и, не сказав ни слова, вышел.

Возвращался он по улице. Его слегка пошатывало. Где-то на середине пути он даже присел на скамейку, чтобы отдышаться и хоть немного прийти в себя. Да, финал этого дня превзошел все ожидания…

Войдя в свой кабинет, он остановился возле стола, за которым провел столько аудиенций и совещаний, и простоял так несколько минут. Его вдруг охватило пронизывающее чувство одиночества. Даже высказать все, что он думает об Ампуэльте, некому – секретарша в увольнении, а Лиамтор в Лаборатории.

Да, завтра же придет тот парень с отремонтированным компьютером. Впрочем, это уже заботы Лина – как и все остальное. Хотя кое-что придется сделать самому. Память компьютера почистить, убрать все сугубо личные файлы, коих там накопилось уже на полсотни гигабайт. Ну, и это тоже выкинуть…

Одиэй подошел к модели космического лифта, которая стояла в углу, напоминая то ли фантастическое растение, то ли какой-то замысловатый физический прибор. Сам лифт представлял собой довольно толстый металлический стержень в пластмассовой оболочке, вертикально укрепленный на глобусе Фараллии. Сверху на этот стержень был нанизан маленький глобус Анемара. Лифт, разумеется, был невероятно утрирован: если уменьшить его диаметр в той же пропорции, что и длину, он стал бы невидимым.

Идея соединить некоей транспортной магистралью два столь близких небесных тела возникла давным-давно – об этом еще сто с лишним лет назад написал в одном из своих романов Гимуэрр Гиалар, который тоже не был здесь пионером. Однако до появления углеродных нанотрубок все проекты космического лифта оставались не более чем инженерными фантазиями. Теперь, когда проблема подходящего материала почти решена, к строительству колоссальной башни можно было бы приступить лет через десять после начала работ, но… Одного взгляда на глобус Фараллии было достаточно, чтобы понять, какие трудности, помимо чисто технических, могут воспрепятствовать осуществлению этого проекта.

Точка, над которой испокон веков неподвижно висел Анемар, находилась на территории Теллемунской империи, и ничего поделать с этим было нельзя. Теллемунцы, кстати, весьма гордились доставшейся им привилегией видеть главное ночное светило прямо в зените. Недаром же Анемар украшал герб их страны. Многие литуранцы поэтому опасались, что в случае постройки лифта у Теллемуна появится возможность шантажировать Литуранию угрозами ограничить или вовсе ликвидировать ее доступ к этой транспортной артерии. Предложение строить лифт именно там казалось им самым настоящим предательством. Одиэй уже устал объяснять, что никакого смысла блокировать доступ к основанию башни у теллемунцев не будет, поскольку литуранцы в ответ могли бы точно так же заблокировать им доступ к другому концу. Ведь Анемар-то не является территорией Теллемунской империи! Нехотя соглашаясь с этим аргументом, противники лифта начинали говорить о его ненужности, поскольку три четверти всех полетов к Анемару совершались для снабжения военных баз, а возить на лифте военные грузы будет, ясное дело, невозможно. Да и вообще, с нынешним относительно скромным грузопотоком Фараллия-космос-Фараллия неплохо справляются и ракеты, так что вертикальную “железную дорогу” будет просто нечем загрузить.

На это Одиэй отвечал, что космический грузопоток столь невелик именно потому, что ракеты не позволяют сделать его больше, но он сразу вырастет, когда появится на порядок более экономичное транспортное средство. В доказательство он приводил свой любимый пример из давней истории. Когда изобрели печатный станок, многие полагали, что идея выпускать книги большими тиражами бессмысленна, поскольку для них не найдется столько покупателей. Но когда книг стало много, они упали в цене, и спрос на них увеличился. Нечто подобное обязательно произойдет и сейчас. Доходы от одного только массового космического туризма составят миллиарды эмо в год. А что касается невозможности использовать лифт в военных целях, то Одиэй не видел здесь ничего страшного. Более того, он рассматривал этот грандиозный проект как средство сблизить два великих народа, заставить их перейти от конфронтации к сотрудничеству. Да, Королевство и Империя станут зависимы друг от друга в гораздо большей степени, чем сейчас, но именно это послужит гарантией того, что их отношения не зайдут в тупик очередного глобального кризиса. Космические тревоги 3077 и 3119 годов показали, что Литурания и Теллемун способны забыть на время о своих разногласиях перед лицом общей угрозы. Почему, спрашивается, они не смогут сделать это ради общего блага?

“Да вот потому! – со злостью сказал себе Одиэй. – Идеалист я хренов. Не будет этого никогда”.

Ему захотелось вырвать стержень с Анемаром из глобуса планеты, изломать его и выкинуть на помойку. Но, поразмыслив, он решил этого не делать. Пусть уж макет останется в университете. На память…

Приехав домой, Одиэй сразу понял по лицу жены, что случилось нечто неприятное. “И здесь проблемы”, – подумал он, однако спрашивать ни о чем не стал…

– Нам нужно серьезно поговорить, – сказала Ханта, медленно прикрыв дверь столовой, и села напротив Одиэя, который заканчивал ужин.

– Давай поговорим, – угрюмо ответил Одиэй.

Ханта долго молчала, словно собираясь с духом.

– Не тяни резину – выкладывай, – сказал Одиэй. – Меня сегодня уволили, так что все остальное я и подавно переживу.

– Как уволили? – растерянно спросила Ханта.

– Очень просто – взяли да уволили. Одним росчерком пера. Я больше не профессор Арпиганского института и не директор Космической лаборатории.

Ханта нервно поправила волосы на виске. Видно было, что она потрясена до глубины души этой дикой новостью.

– За что? – спросила она.

– За призывы к сотрудничеству с теллемунцами. Это считается у нас подрывной деятельностью.

– Подожди, подожди… Но ведь нельзя же уволить человека только за это! Ты должен подать на них в суд.

– Я это, разумеется, сделаю, – ответил Одиэй, утвердительно кивнув, – но шансов выиграть у меня практически нет. Так только, для очистки совести…

Он отодвинул от себя пустую чашку и вытер губы салфеткой.

– Абсурд какой-то, – произнесла Ханта, покачав головой. – Ведь тебя же знают во всем мире!

– Ну, и что? – ответил Одиэй, пожав плечами. – И не таких увольняли, и даже сажали. Неприкосновенным у нас является только его величество Алдайн IV.

– Нет, но… Так все равно нельзя. Ты слишком заметная фигура. Твое увольнение наделает много шума. Зачем им поднимать такой грандиозный скандал?

– А кто его будет поднимать? Диссидентские издания? Кто их услышит… Конечно, теллемунская пресса встанет за меня горой – и мне это будет не очень-то приятно. Не хочу быть поводом для нападок на Литуранию как таковую. Но что поделать – сами виноваты…

Помолчав, он добавил:

– Съемки фильма, кстати, тоже отменили – по случайному совпадению, именно сегодня.

– И это тоже? Господи…

– Да ладно – переживем. Уйду в частный бизнес – там на мои убеждения смотреть не будут. Или писателем сделаюсь… А о чем ты хотела поговорить?

– Да так… Все это ерунда…

Глубоко вздохнув, Ханта встала и собралась уйти, но Одиэй сказал:

– Я ведь вижу, что что-то случилось. Не надо от меня ничего скрывать.

Поколебавшись немного, Ханта вернулась на место и сказала:

– Это связано с Эгни.

– Что там опять? – насторожился Одиэй. – Неужто контрольную по физике завалил?

– Он… В общем, он подрался с каким-то парнем из другого класса.

– Удачно?

– Досталось обоим, – резко ответила Ханта, возмущенная, как видно, таким чисто спортивным интересом.

– Ну, что ж… В конце концов, такое случается иногда. Мне кажется, особо беспокоиться нечего. Или он все-таки сильно пострадал?

– Тот парень сказал, что его отец – то есть ты, предатель и теллемунский шпион. Ну, Эгни и врезал ему.

Одиэй почувствовал, как ком подкатил к горлу. Его сын дрался за него… Маленький мальчик незаметно вырос – и стал правильным человеком.

– Где он? – спросил Одиэй, не заметив, что голос его опустился почти до шепота.

– Сидит в своей комнате.

Одиэй буквально вскочил и рванулся к выходу, но Ханта, вставшая у него на пути, изо всех сил толкнула его в грудь обеими руками.

– Подожди! – сказала она почти с ненавистью.

– Мне надо его видеть!

– Так больше не может продолжаться! Это будет повторяться снова и снова. А потом и до демонстраций возле нашего дома дойдет. Нам будут угрожать по телефону, шины прокалывать. Ты ведь знаешь, как это делается. В конце концов, нас взорвут или подожгут. Я боюсь!

Ханта вот-вот готова была разрыдаться в истерике.

– И что ты мне предлагаешь? – спросил Одиэй. – В прямом эфире покаяться? Призвать к войне с Теллемуном? Поцеловать портрет Алдайна, стоя на площади?

– Я знаю, что ты не будешь этого делать, – ответила Ханта, вытирая слезы и пытаясь успокоиться. – Поэтому…

Она виновато взглянула на мужа и, быстро отвернувшись, тихо и с трудом проговорила:

– Нам надо расстаться. Разъехаться. Эгни я возьму с собой. Прости, что говорю это в такую минуту, когда тебе и так тяжело, но выхода нет.

“Вот она – последняя неприятность”, – подумал Одиэй. Ему вдруг стало смешно, и он рассмеялся нервным, неестественным смехом.

– Ханта, – сказал он, проведя по щеке рукой, словно стараясь разгладить, убрать эту корчившую лицо улыбку. – Ты не права. Это, в конце концов, единичный случай. Тот парень – он просто кретин. К тому же он получил за свои слова, и больше такого не скажет.

– Найдутся другие, – ответила Ханта.

Одиэй понял, что спорить с ней сейчас бесполезно. Надо подождать, когда у нее пройдет потрясение.

– Ну, вот тогда и решим, что делать.

Ханта больше не стояла у него на пути. Одиэй подошел к двери в комнату сына и, прежде чем повернуть ручку, негромко постучался.

Эгни лежал на кровати, повернувшись на правый бок, и о чем-то сосредоточенно думал. Возможно, перед его внутренним взором вновь и вновь прокручивалась “видеозапись” той драки. Вздрогнув, Одиэй увидел, что один глаз у него подбит.

Прикрыв за собой дверь, Одиэй сел на краешек кровати и просидел так, наверное, с полминуты, не зная, как начать разговор.

– Как зовут того парня, с которым ты дрался? – спросил он, наконец.

– Тау, – нехотя ответил Эгни.

– А с чего он вообще заговорил об этом? Вы поссорились?

– Да.

Помолчав, Эгни добавил:

– Мы играли в паал. Он нарушил правила. Мы начали спорить…

– И он выложил свой последний аргумент, – кивнул Одиэй. – Сволочь…

– Ничего – нос я ему все-таки разбил, – сказал Эгни с гордостью.

– Молодец. С такими только так и надо… Но неужели он сказал это всерьез? Неужели он и вправду считает меня шпионом?

– Тупица он, вот и все.

– Да, – вздохнул Одиэй. – И сколько еще таких на свете…

Он оглядел комнату. Она была буквально завалена моделями космических кораблей и боевых роботов из киноэпопеи “Пираты Галактики”. На одной из полок, рядом с пластмассовыми фигурками забавных инопланетных монстров, стояла заключенная в рамку фотография Лемуса Лебара – с его собственноручной подписью. Заполучить столь ценный раритет было не так-то просто – Эгни выиграл его в одном посвященном сериалу конкурсе.

Одиэю тоже нравилась знаменитая космическая сага – он хорошо помнил, как тридцать лет назад сбежал с уроков, чтобы посмотреть первую серию, где звездолеты изображались с помощью моделек, а Лебар был еще совсем юным. Но все же Одиэй никогда не был отъявленным фанатом этого фильма, и временами подтрунивал над сыном, у которого наследственное влечение ко всему, что связано с космосом, приняло такую вот, несколько патологическую, форму. И ладно бы у него снесло крышу только от самих “Пиратов Галактики”! Это, в конце концов, не столь уж редкое явление. Но с некоторых пор Эгни начал проявлять лихорадочный интерес к ядерному оружию и всевозможным средствам его доставки. В его комнате появились модели бомбардировщиков и крылатых ракет, а видеотека пополнилась фильмами о ядерной войне и постъядерном мире. Объяснялось это просто: в одной из последних серий “Пиратов Галактики” проскользнуло упоминание о том, что звездные королевства были основаны фараллийцами, которые бежали со своей планеты, пережившей ядерную катастрофу. Сделав небольшое насилие над здравым смыслом, можно было сказать, что именно Бомба породила тот чудесный мир, в котором действовали харизматические герои “Пиратов”. И когда Эгни видел на экране грибовидные облака и сметаемые взрывной волной небоскребы, его воображение рисовало ему пока еще отдаленные во времени и в пространстве панорамы великих звездных столиц и картины грандиозных космических битв. Нет – он, конечно же, понимал, что все это ерунда, и никакие звездолеты с переселенцами не поднимутся с обезлюдевшей Фараллии. Но представлять себе такое было интересно…

– В нашей жизни, вероятно, скоро произойдут кое-какие перемены, – сказал Одиэй. – Сегодня меня вызвал к себе ректор и сказал, что универ больше не нуждается в моих услугах… В общем, с поедельника я безработный.

– За что тебя уволили? – спросил сын, резко поднявшись.

Одиэй рассказал ему то, что уже рассказывал Ханте, добавив некоторые подробности.

– Можешь передать своему Тау, что шпионить мне теперь будет негде и не за кем.

Эгни подавленно молчал, переваривая услышанное. Потом глухо, сквозь зубы, процедил:

– Вот уроды… И что ты будешь делать?

– Сначала подам на них в суд, а потом… Не знаю. Есть вероятность, что меня восстановят. А если нет – плевать. Не пропаду и без этого.

– Ты-то не пропадешь, – вздохнул Эгни. – А твои проекты?

– Ну, Лин доведет их до конца.

– А поиски внефараллийских цивилизаций?

Одиэй усмехнулся, вспомнив, как неделю назад они долго, часа два, разговаривали на эту тему. Эгни сокрушался по поводу того, что освоение дальнего космоса будет очень скучным процессом. Никогда люди не встретят на других планетах того, что было так красочно описано фантастами, и никогда не испытают тех приключений, которые выпало испытать героям фильмов и книг. И попытки связаться с инопланетянами по радио тоже бессмысленны. Они либо слишком далеко, либо разминулись с нами на десятки, а то и сотни миллионов лет. Одиэй был несколько удивлен таким пессимизмом поклонника “Пиратов Галактики”, хотя, конечно, рассуждал Эгни совершенно правильно…

– Чтобы их искать, вовсе не обязательно работать в универе. К моим прямым обязанностям это все равно не имело никакого отношения.

Эгни сел рядом с отцом. Они оба долго молчали. Потом Одиэй спросил:

– А этот Тау… Он угомонится?

– Не угомонится – еще получит, – резко ответил Эгни.

Одиэй ободряюще похлопал его по плечу и, чувствуя себя почему-то страшно неловко, сказал:

– Мама просто смерть как перепугалась. Думает, это только начало.

– Знаю.

– Даже хочет уехать с тобой куда-нибудь.

– Она говорила… Только никуда я не поеду. Пусть уезжает, если боится, а я останусь с тобой.

– Спасибо, Эг… Но, может быть, она и права – хотя бы отчасти. Я и в самом деле подвергаю вас риску.

– Папа, не говори так! – сказал Эгни с обидой. – Дело не в этом. Я ведь все вижу. Вы без конца ругаетесь, а раньше этого не было. Почему вы не можете жить нормально, как все?

Одиэй опустил голову, словно подсудимый, которому зачитывают приговор. Ему было невыносимо стыдно. Наверное, они с Хантой и вправду зашли слишком далеко в своем тупом эгоизме и бессмысленной неуступчивости. Дальше так продолжаться не может – надо или окончательно разводиться, или, стиснув зубы, делать вид, будто все в порядке, чтобы не травмировать ребенка.

– Что я могу сказать? – устало сказал Одиэй. – Все так сложно… Мне, поверь, и самому это надоело.

– Ты еще любишь маму? – спросил Эгни.

“Ну, зачем, зачем он все это спрашивает?” – в отчаянии подумал Одиэй.

– Да при чем здесь это? Любишь – не любишь… Постоянные конфликты – это еще не признак нелюбви. Можно любить человека и одновременно мучить его. Просто мы слишком долго вместе. И, видимо, немного устали друг от друга. Такое часто случается. Нашей любви нужно второе дыхание.

Эгни молчал, вдумываясь в эти слова. Опасаясь новых неприятных вопросов, Одиэй поспешил покинуть его.

Войдя к себе в кабинет, он сел за стол и, глядя на проплывающих по экрану компьютера виртуальных рыбок, оцепенел. События уходящего дня, воспринимавшиеся до этого как вереница отдельных провалов, сливались теперь в одну грандиозную катастрофу. На душе было такое адское месиво, что хотелось застонать и провалиться сквозь землю.

На фоне этого мрака вдруг сверкнула, как молния, простая и ясная мысль о самоубийстве. Одиэй откинулся на спинку кресла и начал прикидывать, каковы могут быть плюсы и минусы у столь радикального выхода из положения. Покончить со всеми проблемами одним махом – это выглядело довольно заманчиво. Одиэй не был религиозным человеком, и его совершенно не беспокоили обещанные церковью загробные кары за добровольное лишение себя жизни. Беспокоила его, как и всех, сама перспектива ухода в предполагаемое небытие. В принципе, человек умирает каждый день – вернее, каждую ночь. Недаром же сон порой называют маленькой смертью. Но после сна просыпаешься – в этом все дело…

Одиэй вспомнил о многочисленных попытках доказать существование загробной жизни. Некоторые из предлагаемых доказательств выглядели более-менее убедительно. Может, там и впрямь что-то есть… Вот только трудно было представить, чем можно заниматься на том свете в течение многих тысяч, а потом и миллионов лет. Но даже если бессмертным душам и не придется проводить вечность в полном безделье… Человек, проживший миллион лет – это казалось чем-то абсурдным. Как он сможет удержать в памяти такую бездну воспоминаний? И чем для него станет, в конце концов, эпоха его фараллийского бытия? Ничтожным эпизодом, не имеющим почти никакого значения?

Эта мысль придала Одиэю бодрости. Да, всё на свете – суета сует, и какая разница, когда придет конец – сейчас, или тридцать лет спустя… Потом он будет с улыбкой вспоминать эти колебания, как сейчас он с улыбкой вспоминает свои терзания по поводу полученной в третьем классе плохой оценки.

Одиэй вдруг словно очнулся и почувствовал ужас. Ему показалось, что мысль о самоубийстве вот-вот окончательно овладеет им и, полностью подавив волю, заставит его встать на табуретку и затянуть петлю на шее. Нет, черт возьми! Это не выход. Он должен жить – хотя бы для Эгни. И должен попытаться нанести всей этой мрази ответный удар. Чтобы не было стыдно ни перед самим собой, ни перед предками.

Да – эти проклятые предки вечно требуют от него слишком многого. Сейчас Одиэй думал о них почти с ненавистью. По-настоящему великим из этих аристократов был только Урту Урапал, живший при Палпусе Двенадцатом. Одиэй посмотрел на его портрет, висевший на стене. Князь Урапал, занимавший тогда пост государственного секретаря, был изображен при полном параде – его великолепный мундир украшали все ордена, какие только имелись в стране. Долгое время этот человек был фактическим правителем Литурании, манипулируя тупым и безвольным королем словно перчаточной куклой. После кончины государя Урапал попытался посадить на трон своего ставленника, но проиграл придворной группировке маркиза Тельзимара. Лишенного всех званий и почти всего имущества Урапала сослали на далекий остров в Западном океане. Но до острова опальный князь так и не доплыл – умер в пути. Умер, скорее всего, не своей смертью, хотя прямых доказательств тому и нет.

Трудно сказать, насколько по заслугам он получил. Даже Одиэй не мог определиться в своем отношении к этому историческому персонажу. В предке ему импонировали ум, смелость и отчаянное везение. Но все эти достоинства перекрывались колоссальными недостатками. Князь отличался жестокостью, вероломством и лицемерием. А уж о его алчности и тщеславии ходили легенды. Так что баланс, наверное, получался все-таки отрицательным.

Но, во всяком случае, Урапал был очень яркой и интересной личностью – в отличие от его ничтожных потомков, среди которых выделялся разве что Кампру Калифус. Да и тот остался в истории лишь потому, что чуть не убил на дуэли величайшего литуранского поэта Кадо Кампиэля. Одиэй сильно недолюбливал этого своего родственника. Гонора и пьяной удали у Калифуса было хоть отбавляй, а ума, и особенно благородства – не больше, чем у карманного воришки. Хотя… Как-то раз, проиграв последние деньги, он собрался было податься в пираты, но, в конце концов, не захотел позорить свой княжеский титул – единственное, что у него еще оставалось. Похвально, конечно, но лучше бы он тогда засунул поглубже свое аристократическое чистоплюйство. После Урапала княжеский титул уже трудно было бы чем-то замарать. Да и кому какое дело сейчас до всех этих титулов и прочих пережитков феодализма? А вот иметь среди предков настоящего пирата было бы здорово!

Остальные представители вконец обедневшего рода не стоили упоминания. Были среди них мелкие чиновники, мелкие бизнесмены, мелкие инженеришки… Все только мелкие, мелкие, мелкие… Природа, породив такого колосса, как Урту Урапал, решила, видимо, как следует отдохнуть на его потомках.

А потом вдруг появился он – Одиэй Одайо. Это было просто удивительно, и выглядело так, будто с их обесславленного рода сняли, наконец, проклятие вечной ничтожности. Хотя произошло это не сразу. Отец Одиэя был простым таксистом, и в большое будущее своего сына никогда не верил. Радовался, конечно, что тот учится в школе на “отлично”, но к его увлечению астрономией относился прохладно. “Великим ученым тебе все равно не быть, – наставительно говорил он, – поэтому шел бы ты лучше в инженеры. По крайней мере, будешь иметь хороший заработок и прочное положение”. Почему он был так уверен, что в науке Одиэю ничего не светит – непонятно. Хотя так уж сильно осуждать его за слепоту, наверное, не стоило. Ему, простому человеку, сыну и внуку таких же простых людей, и в самом деле трудно было поверить, что кто-то из потомков Урту Урапала сможет громко заявить о себе.

Все же, наперекор его воле, Одиэй поступил на отделение астрономии физического факультета. Отцу пришлось смириться – а через год он умер, так и не увидев, чего достиг его сын.

Одиэй занялся поиском и исследованием экзопланет, и добился на этом поприще больших успехов. Однако широкую известность ему принесли научно-популярные книги и телевизионные выступления. Он стал настоящей телезвездой и, наверное, самым знаменитым ученым современности. Отдельные коллеги, правда, относились к нему с неприязнью, считая, что прославился он благодаря импозантной внешности и актерским данным, а вовсе не благодаря научным заслугам. Отчасти Одиэй признавал правоту этих завистников – каких-то грандиозных открытий за ним и вправду не числилось. Должность директора Космической лаборатории была скорее административной – ну, в лучшем случае, инженерной (мечта папы все-таки осуществилась, хоть и замысловатым путем). Данные с маленьких межпланетных станций, которые Лаборатория в изобилии изготавливала и запускала, использовались другими – ведь нельзя объять необъятное… Все это так. Но ведь кроме великих ученых нужны и великие пропагандисты науки. И что же плохого в том, что Одиэю удалось немного потеснить на телевизионных экранах (и даже на страницах бульварной прессы) скандально известных певцов и актеров?

Одиэй посмотрел на полку, где стояла “Серебряная антенна” – премия, которую он недавно получил за свой цикл телепередач “Вселенная”. Воспоминание о былом триумфе согрело душу и пробудило мысли о новых захватывающих планах. Сводить счеты с жизнью расхотелось окончательно…

4. Третье вторжение

В последующие дни не происходило ничего особенно интересного. Одиэй, как и прежде, каждый день ездил в университет, но уже только для того, чтобы передать дела и обрубить все концы.

Параллельно он готовился к судебному процессу, который должен был состояться через две недели. Разумеется, если решение об увольнении принималось на самом верху, ждать справедливости от суда не имело никакого смысла. Но Одиэй все же не хотел сдаваться без борьбы. И ради предков, конечно, тоже, но в основном ради Космической лаборатории и космического лифта.

Получив свое, Тау предпочел не нарываться на новые неприятности. Последователей у него также не нашлось. Пережив кратковременный приступ паники, Ханта слегка успокоилась и уже не говорила о срочном отъезде.

Из-за того, что увольнение освободило его от множества повседневных забот, Одиэю начало казаться, что вокруг стало как-то очень спокойно и тихо – словно выключился гудевший круглые сутки прямо под ухом промышленный вентилятор. Правда, выглядело это зловещим затишьем перед бурей – а бурей, конечно же, станет суд. Одиэй и представить себе не мог, какое событие на самом деле перевернет всю его жизнь – причем в самом скором времени…

Как-то утром, настроив газонокосилку-робота и собираясь вернуться в дом, Одиэй вдруг вспомнил, что еще не заглядывал сегодня в почтовый ящик. Идти до него было неохота, тем более что никаких писем Одиэй не ждал. Газеты он не выписывал, а журналы получал на почте. Что там может быть? Какой-нибудь рекламный буклет, не содержащий, как всегда, никакой полезной информации? Все же Одиэй нехотя подошел к ящику, висевшему на столбе рядом с калиткой, и, открыв его, обнаружил, к своему удивлению, довольно толстый пакет. “Вот так всегда, – подумал Одиэй. – Сюрпризы случаются, когда меньше всего их ожидаешь”. Повертев пакет в руках, он удивился еще больше, ибо не увидел на нем ни марок, ни печатей – только надпись: “Одиэю Одайо. Очень важно!” и внизу надпись: “Трюм Тренулар, Энулемия”. Странно… Зачем этому всемирно известному человеку отправлять ему какое-то странное послание? Невольно вспомнились слова Ханты насчет того, что скоро их дом попытаются взорвать. Может, это и в самом деле бомба? Оглянувшись на газонокосилку, которая с легким жужжанием ехала вдоль забора, оставляя за собой полосу короткой, идеально выровненной травы, Одиэй осторожно пощупал пакет, пытаясь определить, что в нем могло находиться. Судя по всему, внутри была пачка бумажных листов, проложенных для несминаемости картонкой. Нет, вряд ли это бомба. Хотя, конечно, отправитель мог насыпать туда какой-нибудь химической или бактериологической дряни…

Одиэю вдруг стало противно от своей трусости. Захлопнув с раздражением ящик, он вошел в дом, разрезал пакет ножницами и вытряхнул его содержимое на стол. Кроме внушительного по объему текста с какими-то схемами и графиками, послание содержало примерно десяток пронумерованных цветных фотографий. На некоторых из них различались расплывчатые контуры предположительно инопланетных летательных аппаратов, изредка появлявшихся в небесах Фараллии накануне Космической тревоги 3077 года. “Ну, вот – и он туда же, – разочарованно подумал Одиэй. – Как будто мало мне всяких сумасшедших энтузиастов-контактеров”. Он терпеть не мог эту публику, которая своими сенсационными статьями и бредовыми книжонками только компрометировала проблему поиска внефараллийского разума.

Впрочем, автор послания, возможно, и не имел намерения обратить Одиэя в свою веру. Во-первых, он не мог не знать, что это невозможно, а во-вторых… Почему этот человек не воспользовался электронной почтой? Может, он опасался, что ее могут взломать, и письмо прочитает кто-то другой? Да и обычной почте он доверял ничуть не больше. “Так у него еще и паранойя?” – подумал с усмешкой Одиэй, но письмо все-таки решил прочитать – из чистого любопытства. Интересно же, чего от него все-таки хочет сам Трюм Тренулар…

“Уважаемый Одиэй!

Это послание я не мог доверить почте, поскольку вероятность того, что вся приходящая на Ваше имя корреспонденция просматривается Королевской службой безопасности, весьма высока, а сведения, которые здесь содержатся, ни в коем случае не должны оказаться там. По этой же причине я не стал прибегать к электронным носителям информации. Должен признаться, что, отправив Вам этот текст, я подверг Вас серьезной опасности. Поэтому настоятельно прошу принять все меры, чтобы никто, кроме Вас, не прочитал его.

Сначала небольшое предисловие.

В 3077 году случилось событие, названное позднее Первой космической тревогой. Астрономы обнаружили небольшой астероид, угрожающий столкновением с Фараллией. Столкновение, как известно, удалось предотвратить совместными усилиями Литуранского королевства и Теллемунской империи. Не сомневаюсь, что подробности проекта “Перехват” Вам хорошо известны. Равно как не сомневаюсь и в том, что Ваше внимание тоже привлекли некоторые странности, связанные с астероидом Вагус. Об этих странностях написано уже много, поэтому напомню о них лишь вкратце.