Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…
Бьют дождинки по щекам впалым,
Для вселенной двадцать лет – мало.
Даже не был я знаком с парнем,
Обещавшим: «Я вернусь, мама…»
Деревня Минашино, Красноярский край.
Деревушка затерялась среди глухой тайги. Куда ни глянь – лес, лес, лес… Кое-где крохотные островки вспаханного поля. Да десяток добротных деревянных изб, с сараюшками, непременным атрибутом – баньками, крепкими срубами колодцев. Сельсовета нет. Только на самом высоком доме развевается красный флаг да снизу полотнище «Даешь пятилетку за три года!»
Здесь живет артель охотников. Своеобразный народ. Тихий, замкнутый, малоразговорчивый. Но рукастый. Все, что сделано в деревне, – мужики сами, своими крепкими, ловкими, совсем не мозолистыми руками сотворили. Чаще даже без единого гвоздя. Где его нынче взять? Ехать за сто с лишним верст на ярмарку? Так не наездишься, здесь дел хватает. Вот и приходится мужикам проявлять смекалку.
Советская власть сюда пришла поздно. Уже после 20-х годов. Пытались экспроприировать у артельных людей выделанные шкурки соболей, куниц, ласк, лисиц, белок, бобров – пушнину. А еще не виданные доселе шкуры белых медведей. Но встретили их мужики не очень ласково – у всех ружья, да не абы какие, а немецкие да английские, отлично пристрелянные. Патронов – немеряно. И свое добро просто так они никому не хотели отдавать. Бились насмерть. После этого было принято соглашение – Советы получают ежегодно определенное количество пушнины, но никогда не вмешиваются в работу артели охотников. Вот так и жили – каждый сам по себе. И всех все устраивало.
Семьи охотников жили здесь же, в деревне. Детей рожали не много, одного-двух на семью, если мальчики. А девочек, тех сразу отдавали на воспитание дальним родственникам. Конечно, навещали, приезжали с подарками, забирали погостить на лето. Но особо не привечали.
И жил в этой деревушке знатный охотник Иван. Высокий, с рыжими кудрями и бородой, крепкий, сильный. Белку бил в глаз и с левой, и с правой руки, и даже с закрытыми глазами. Одна печаль была у него с женой Марьюшкой – не дал Бог детушек. Как-то раз поехал Иван с артельщиками на ярмарку, по реке, на плоту. Двое суток добирались. Прикупились: муки, зерна, материи разной в подарок, посуды, кое-что из обувки. Утром должны были отплывать. Глядь – Ивана нет. Бросились искать. А тут и он бежит, в руках что-то несет, не разглядишь. Быстренько вскочил на плот и машет – давай, мужики, быстренько, отчаливаем. И только отойдя от ярмарки на приличное расстояние, распаковал он свой узел, который бережно держал в руках. Артельщики и ахнули. На руках у Ивана крепко спала чумазая, в рваной, грязной одежде, в дырявых лаптях девчушка. На вид лет пяти-шести.
– Да откуда ж ты такое чудо отхватил? А ну как кто искать начнет?
– Не волнуйтесь, братцы! Я ее из цыганского табора увел, что рядом с ярмаркой стоял. А эта девочка побиралась там. Сразу ее приметил. Хлеба дал, квасу. Смотрю – а она светленькая, русоволосая. Глазенки – как бездонное небо синие. А худющая… В чем только душа теплится. Я с ней перебросился парой-тройкой слов. И прикипел. Понял, что не смогу уехать, бросив ее в цыганском таборе. Кем она там вырастет – воровкой? А мы с Марьюшкой ее воспитаем как родную. Обучу я ее своему ремеслу.
Помолчал, опустив голову.
– Одобряете или нет мой поступок?
– Хорошо али плохо ты поступил – жизнь покажет. Только отродясь у нас не было женщин-охотниц. Да, видно, судьба тебе уготовила такой подарок. Так тому и быть!
Жена Ивана с трепетом и радостью приняла девчушку в семью. Выкупала, приодела в новый сарафан, на ножки примерила сапожки из овечьей шкурки – и ахнула! До чего малышка хороша!
Нарекли девочку Настей – Настеной, Настюшкой. Вот и ладно.
Смышленая выросла дочь. И матери по хозяйству помогать успевала, и с отцом на охоту ходила. Скоро в деревне не было равных ей стрелков. Больше всех приносила Настя из леса добычи. Ни одну шкурку не испортила. В лес всегда ходила или одна, или с отцом. Секреты свои в охотничьем деле никому не рассказывала, не делилась. Одевалась в основном в мужскую одежду – рубаху да брюки. Так сподручнее было ходить в лесу, лазать по деревьям, поджидая добычу, спать на земле, подложив еловых веток, нести добычу домой, не цепляя подолом сарафана ветки кустарников и поваленных деревьев.
Деревушка хоть и в тайге пряталась, но молва о чудо-девице-охотнице далеко разошлась. Многие молодцы хотели увидеть воочию принцессу тайги, да больно дорога далека, да и не сидит она на месте, все время в разъездах.
Вернувшись из тайги с очередной партией пушнины, Настасья увидела возле своей избы странного старичка. В тулупе, в шапке-ушанке, больших серых валенках. Прыгает с ноги на ногу, стучит варежками друг о друга, нос прячет за воротник.
– Дедушка, вы к кому? Смотрю, замерзли очень. Прошу вас, пойдемте в избу, у печки согреетесь, чайку попьем.
Дедушка не стал противиться и довольно резво засеменил в избу. Настенька зашла следом.
– Мама, у нас гости!
– Да знаю я, доченька, знаю. Этот гость тебя уже третий день дожидается. В избе сидеть не хочет, все на улице тебя ждет.
Настя удивленно посмотрела на гостя и вдруг громко расхохоталась. Дедушка на поверку оказался молодым статным юношей. Он, робея и стесняясь, переминался у печки, грея замерзшие ноги.
– Давай-давай к столу! В ногах правды нет!
А на столе уже дымилась картошка, розовое сальце с мороза блестело капельками воды, хрустящая маринованная капустка со свеклой из погреба призывно манила попробовать ее. Хозяйка аккуратно отрезала ломти свежеиспеченного хлеба.
– А где батя?
– Так вы разминулись с ним. Он на дальнюю заимку пошел. Теперь дня через четыре вернется.
За столом шел неспешный разговор. Незнакомца звали Василий. Он аж из Калужской губернии сюда добирался. Долго, трудно. Почему зимой? Да работы в это время года поменьше в доме. Урожай убран, сено запасено, амбары от зерна ломятся, год хороший был. Зачем сюда приехал? Да на хозяйку тайги посмотреть. А вдруг брешут?
Тут уже и хозяйка дома, и охотница расхохотались.
– Да с чего ты взял, что я – хозяйка тайги? Ну, охочусь, да, много пушнины заготавливаю. Но ведь это мой хлеб. Как потопаешь – так и полопаешь. Вот как у нас говорят.
– А ты это, говорливая. Тебе палец в рот не клади. Вот такая мне жена и нужна.
Все разом умолкли и удивленно посмотрели друг на друга.
– Ты это чего? Какой замуж? Мне всего-то 16 годков. И кто тебе сказал, что я согласна?
Василий встал с лавки. Поклонился.
– Разрешите мне дождаться хозяина. Свататься я хочу. Домой не вернусь без Настеньки.
Прошла неделя. Василий без дела не сидел. Помогал в хлеву со скотом: убирал, воду носил, кормил. За лошадьми ухаживал. Учился шкурки выделывать, штопал валенки. Никакой работы не чурался. Рукастый парень оказался. И Настенька на него стала с интересом поглядывать.
Когда вернулся отец с охоты, молодые уже понравились друг другу. Василий попросил у хозяина отдать за него Настеньку.
– Да как же так-то? Без благословения твоих родителей? Не гоже это, не по-людски.
– Да родители мои согласны. Старенькие они уже. У нас хозяйство большое. Рук не хватает. Четверо моих братьев уже женаты, своими семьями живут. А я младший – значит, мне и досматривать родителей.
– А что, наша дочь согласна замуж идти?
– А вот мы у нее сейчас и спросим. Настюша, подь сюда!
Из-за занавески, зардевшись, вышла дочь, теребя косу руками, низко опустив голову.
– Согласна ли ты быть женой Василия?
– Да… – еле слышно прошептала охотница.
– Мать! Неси икону! Так и быть, будет наша Настасья мужней женой!
…Обратно, на родину Василия, молодые добирались на хороших, добротных санях, запряженных двумя лошадьми, везли приданое – одежду, посуду, Настины ружья со всей амуницией и много шкурок зверья разного. А еще – хороший мешочек золота. Это завсегда в хозяйстве пригодится.
Родители мужа встретили Настю настороженно. Долго разглядывали и что-то хмыкали себе под нос. Невестка младшего сына их разочаровала: невысокого росточка, худенькая (какая из нее работница-то?), не робкого десятка – вона как с вызовом смотрит, такая пресмыкаться и ходить тише воды, ниже травы не будет. Того и гляди, покрикивать начнет. Нет, не такую они ждали помощницу в дом. Глазища-то какие! Так и полыхают! Ох, хлебнет с ней Василий горюшка!
А невестка и впрямь с норовом оказалась. Себя в обиду не давала, не огрызалась, но делала все не так, как хотелось свекрови.
Привез муж Настеньку из глухой тайги в Калужскую губернию. Большое село. Народу много. Детей в каждой избе хватает. Огороды у всех немаленькие. С утра до вечера на них пропадает вся семья – то прополка, то жуков убрать надо. Мужики сено косят, рыбу ловят. В каждом дворе свое хозяйство – живность разная. Вот и в семье мужа чего только нет: три коровы, две козы, лошадь, кур и уток хватает. А свекор еще и пчел в ближайшем лесу держит. Там его вотчина. С утра до вечера пропадает на пасеке.
Насте все это интересно. Она в тайге больше заготовкой шкур занималась, охотилась, травы да коренья разные собирала, вместе с матушкой и снадобья варила. Где в тайге лекаря найти? Самим надо знать и уметь, как рану подлечить, какой лист приложить, какую ягоду съесть можно и не отравиться. А здесь пришлось новую науку постигать – за огородом ухаживать да за живностью.
Через год Настасья сына родила. Как радовался Василий! Жену обнимал, миловал и целовал. Сыночка назвали Алешей – Алексей Васильевич. Хороший рос мальчонка – крепкий, смышленый, любознательный. Но пришла беда – отворяй ворота. Где-то Василий простудился. Поначалу кашлять стал – так, легонечко. А потом все больше и дольше. Одышка появилась, слабость. Уговаривала его Настенька к ее родителям поехать – там травы известные, настои, снадобья матушка сделает. Вылечит зятя. Но родители Василия ни в какую – нет, и все. Пущай дома лежит. И попа в дом потихоньку ото всех приглашали, и к местной знахарке возили – ничего не помогло. В начале осени Василий помер. Как Настенька за ним убивалась… И вот тогда она себе слово дала – заберет сына и к своим родителям вернется! Негоже ей, нелюбимой и не обласканной свекром и свекровью, у них в прислуге оставаться.
Решила – да беда одна не ходит. Мор в деревне пошел. Один за одним стали от какой-то болезни помирать коровы, козы, лошади, а за ними и птица домашняя. Одним огородом сыт не будешь. И Настасья, никому не говоря, в один из дней просто исчезла из хаты. Родители мужа проснулись поутру от того, что Алешенька сидит на кроватке и плачет навзрыд. А мамки-то нет. Где сноха?
Осерчала свекровь. Криком кричит, ругается. День нет, два, неделю… Все село судачит, что сноха Полунинская сбежала да сына бросила.
А через две недели Настенька объявилась. Как раз первый снежок выпал. Вышла свекровь поутру во двор – глядь, кто-то по огороду идет и что-то за собой тащит. Видно, что-то тяжелое. Пригляделась – ба! да это ж невестка пропавшая! Еле идет, но поклажу тянет. Бросилась свекровь в избу, мужа подняла да бегом к Насте. А та увидела их, остановилась и так медленно стала заваливаться вбок – выбилась из сил. А сзади, на импровизированных санях – и зайцы, и утки, и даже кабанчик небольшой, подстреленные. А сверху шкурки выделанные лежат горкой.
Подхватили Настасью, принесли в дом. А она машет – туда, в лес, на пасеку идите. Там еще разная живность подстреленная лежит. Надо забрать, а то волки за ней по следу шли, сожрут все.
Отдохнувшая, бодрая, Настя рассказала, что ушла на охоту. Да, не предупредила, сына оставила на родителей. Но по-другому нельзя было, они бы ее не пустили.
Всю осень и зиму Настя ходила на охоту, снабжала семью мясом и шкурками, которые очень хорошо продавались на ярмарках. И семья благодаря этому выжила. Зауважали после этого родители мужа Настеньку. А по весне Настасья вместе с двухлетним сыном отправилась обратно на родину. Неуютно ей было в чужой стороне без мужа любимого.
Родители-то как рады были, что дочка вернулась! Да не одна, а с внучком. Бабушка занялась воспитанием внука, а дочь с отцом продолжили заниматься охотой. Все бы хорошо, да здоровье отца пошатнулось. Годы брали свое. И тогда Настя приняла решение – брать с собой на охоту Алешеньку, постепенно учить выживать в тайге, быть терпеливым, собранным, внимательным. Он уже хорошо разбирался в марках охотничьих ружей, собирал-разбирал их с закрытыми глазами. И к своим семи годам даже неплохо научился стрелять из дедушкиного ружья. Огорчало только то, что в их артели не было школы. Настя сама не училась в школе, но грамоту знала да и считать умела. В охотничьем деле без этого никак. На ярмарке враз обдурят при продаже шкур.
По весне, когда охотничий сезон пошел на убыль, Настасья собралась в деревню, где была школа. Поговорила с ее директором насчет сына. Присмотрела домик в деревне для родителей, и в начале лета все семейство перебралось на новой место.
Поначалу тяжело привыкали Иван да Мария к новому месту. Все казалось чужим: и дом не тот, и соседи чудные, и порядки в деревне отличные от артельских. Но потихоньку жизнь налаживалась. Алеша пошел в школу. А Настенька стала жить на два дома: артель охотничью не бросила и к родителям часто приезжала. На школьных каникулах забирала сына в тайгу, учила разным премудростям: как выслеживать добычу, терпеливо сидя в засаде; как выжить на охотничьей заимке в лютую зиму; как правильно самому разделать добычу, засолить и спрятать мясо так, чтобы волки, лисы да медведи не нашли; как ловить, солить, коптить и сушить рыбу в тайге; как выделывать и где хранить шкурки с ценным мехом… Да всего и не перечислишь.
Время летит быстро…
Июнь 1941 года. В доме Ивана суматоха. Внук Алешенька заканчивает школу. Сегодня, 21 июня, выпускной бал. Сначала директор выступит с напутственным словом, вручение аттестатов (у внука золотая медаль, школу окончил с отличием), потом накроют столы в спортзале, а дальше – танцы…
По такому случаю Настя с сыном съездила в город – купили Алеше его первый костюм, белую рубашку с галстуком.
– Ма-ам… Ну что это такое… – Алексей смотрит на себя в зеркало и не узнает. Симпатичный высокий молодой человек отражается в глубине зеркала.
– Что не так, родной? Себя испугался?
Настасья смеется в голос, поправляет сыну галстук, рукой приглаживает непослушные вихры волос.
– Айда в парикмахерскую. Человека из тебя будем делать!
Домой мать и сын приезжают довольные покупками. И бабушке с дедушкой гостинцев привезли: тонкую шерстяную шаль с кистями маме и светло-голубую рубашку с брюками отцу. Все примеряют обновки, радуются. А Настеньке взгрустнулось. Вот бы Василий сейчас порадовался, глядя на сына. Эвон какой статный да ладный вырос парнишка. Скромный, целеустремленный, начитанный. А охотник какой славный! Белке в глаз попадает в полете с первого выстрела! Сын хочет уехать из деревни поступать в институт, в саму Москву нацелился – на ветеринара учиться. Как жизнь-то распорядилась, глядь…
Вот и отгуляли выпускной… Под утро молодежь под гармошку разошлась по домам.
И тут как гром средь ясного неба. Из репродуктора, что висит на столбе в центре деревни, вместо веселых воскресных песен раздалось:
– От Советского информбюро! Сегодня, 22 июня 1941 года, немецкие войска нарушили границу Советского Союза и напали на города Брест…
Толпа бежала к репродуктору, а в воздухе уже витало – война! Люди сначала слушали молча, а потом все разом загомонили, закричали, женщины заплакали… Мужчины молча крутили цигарки и почему-то шепотом говорили: «Вот едрить твою в корень! Немчура поганая. Все-таки война!» Диктор все говорил и говорил, повторяя информацию. А народ метался, не зная, что делать.
– Сынок! Вставай! Война!!! Слышишь меня?
– А? Что?
– Война, говорю… Горе-то какое…
Настя робко присела на край табурета, вытирая уголком платка катившиеся слезы.
Алешка подскочил с печи. Дед с бабкой еще не пришли с улицы, они с соседями обсуждали услышанную новость.
Объявили всеобщую мобилизацию. В каждой семье, где имелись мужчины призывного возраста, переполох. Еще никто не понимал, какая она будет, эта война. Далеко ли враг вторгся на территорию нашей Родины? Скоро закончится или надо брать и теплые вещи?
– Мама, деда! – закричал Алеша, вбегая в избу, – я записался добровольцем! Завтра всех отправляют в райцентр, а оттуда поездом – на фронт!
Бабушка громко охнула и стала медленно сползать по стенке.
– Как же так, сынок? Ты ж у нас один?
– Ба, не волнуйся! У нас все мальчишки класса записались на фронт!
– Да тебе ж только 17!
– Это ерунда! Главное – взяли! Я еду!
Довольный внук не понимал, почему в доме вдруг стало так тихо…
– Ек-макарек! – дед громко, со всего размаху стукнул по столу, – а ну, бабы, быстро все на стол! Внука будем провожать! Он у нас герой! Не стал прятаться за мамкину юбку – мол, мал еще!
Женщины засуетились, забегали.
Утром пятнадцать подвод с новобранцами и провожающими отбыли в райцентр. На перроне суматоха. Не поймешь – кого провожают, кто провожающий. Там навзрыд рыдают, рядом стоят нервно курят самосад и молча обнимают новобранцев, в углу несмело тренькает гармонь и чей-то тоненький голосок пытается завести грустную песню. Алексею в сотый раз повторяют, что положили ему с собой в вещмешок, что надо съесть в первую очередь, какие теплые вещи, чтобы не потерял, обязательно прислал адрес, куда писать письма… Алешка слушает вполуха. Ему интересно, что и как происходит на перроне. Он усиленно машет головой в разные стороны. И тут вдруг мама: «Сынок! Лешенька! Положи в нагрудный карман. Это крестик твой нательный деревянный да кусочек шкурки медвежьей – оберег. На нем наши знаки родовые. Ты смотри, никому не показывай. Носи с собой везде, слышишь меня?»
Алексей вдруг увидел мамин встревоженный взгляд, бабушкины дрожащие руки, обнимающие его, деда влажные от набегающих слез глаза…
– Мама, я вернусь! Слышишь? Я обязательно вернусь!
И тут протяжный крик:
– По ва-го-нам!!!
Пару секунд тишина и …еще громче запричитали бабы. Уже не стесняясь ревут в голос. А новобранцы отмахиваются от последних объятий, поцелуев и рвутся к вагонам. Состав начинает движение… И вот уже женщины, бабушки, дедушки, ребятня бегут вдоль поезда, все кричат, машут руками, платками. А новобранцы вытягивают шеи и пытаются запомнить такие любимые лица родных…
Начались тяжелые военные будни. Женщины заменили мужчин – сели на трактора, научились пахать землю, сеять, растить, собирать, молотить зерно. Вспомнили, как прясть пряжу, ткать полотно, шить белье для фронта. Валяли валенки, вязали и шили из кожи теплые варежки, шапки, шарфы. А еще старались заготовить как можно больше пушнины. Шкурки ценились очень высоко.
Настя буквально жила в тайге. Появлялась домой, чтобы помыться да поспать несколько часов. Она занималась заготовкой пушнины, мяса диких кабанов, оленей. Глаза от недосыпа ввалились, кожа огрубела от постоянного нахождения на воздухе в любую погоду, одежда на женщине болталась, как белье на вешалке. Но Настя трудилась как одержимая.
Наступил 1943 год. Зима выдалась свирепой, даже лютой. Таких промозглых ветродуев не помнили даже старожилы. Снежная крупа буквально валила с ног. Зверье попряталось в норки, дупла деревьев, закопалось в снег, пережидая непогоду. Настасья дома с родителями пряла пряжу. Ждала, когда же утихнет свистящий, пронизывающий ветер, чтобы выйти на свою основную работу.
В окошко сильно постучали. Один раз, второй. Сердце женщины гулко забилось в предчувствии беды. Так мог стучаться только один человек – почтальон.
Матушка, подслеповато щурясь, вышла в сени.
Настя не ошиблась. В избу вслед за Марьей ввалился покрытый инеем, замерзший, укутанный в тулуп по самые глаза почтальон. Сняв колом стоящие рукавицы, он скрюченными пальцами полез в сумку. Молча, долго, очень долго, как показалось молодой женщине, что-то настойчиво искал. Наконец, не глядя Насте в глаза, протянул ей конверт и рывком стянул меховую шапку.
– Вот, – глухо промолвил почтальон и, не дожидаясь приглашения, присел на лавку.
Анастасия, уже умом понимая, что беда пришла в дом, охнула, аккуратно двумя пальцами взяла конверт, подписанный чужим почерком, и с мольбой посмотрела на отца.
– Читай… Это, наверное, от Алешеньки…
Почтальон еще ниже опустил голову. Марья стала пятиться к печке, боясь зайтись в крике. Она тоже почувствовала беду, которая, как хозяйка, не стесняясь, вошла к ним в дом.
– Мама, не могу, – сиплым голосом еле слышно прошептала Настасья.
Дед Иван взял конверт из дрожащей руки дочери, развернул и начал тихо читать.
– Ваш сын, лейтенант Алексей Васильевич… пал смертью храбрых в боях под разъездом Обнинским Калужской области. Место захоронения не известно.
Дальше Настя уже не слышала. В чем есть, она выбежала из избы и понеслась вдоль улицы. И ветер – до этого неиствующий, злой, колючий, ослепляющий – вдруг угомонился. Он, как побитая собака, аккуратно, тихонько, мелкими шажками бежал позади Настеньки. И тихонько подвывал. Горе – оно везде горе. Природа тоже это чувствует.
Вконец окоченевшая, женщина из последних сил добрела до заимки. Там упала на лавку и закрыла глаза. Слез не было. Только лютая злость, ненависть к тем, кто насовсем забрал от нее ее единственную кровиночку, сына Алешеньку. И тут Анастасия закричала в голос. Это была боль. Материнская боль. Оглушительный звук метался по всей избе, рикошетом отскакивал от промерзших стен и возвращался обратно. В этом крике смешалось все: ярость, сожаление, дикое желание голыми руками удавить всех фашистов и безутешная, безграничная любовь к убитому сыночку.
Родители нашли дочь на заимке без сознания.
Утрату, гибель сына и внука семья перенесла стойко. Настя через два дня отправилась в райцентр. За спиной у нее висел вещмешок с необходимыми вещами, а в глазах плескалась решимость бить фрицев. Анастасия была зачислена в школу снайперов.
Войну она закончила в Берлине. Вся грудь в орденах и медалях. Три ранения, серьезных. Но после госпиталей Анастасия Ивановна вновь возвращалась в строй, в свой родной полк.
Вернувшись в родное село, нашла свой заколоченный крест-накрест досками дом. Никто не ждал, не выходил на крыльцо встречать. Рядом с Анастасией Ивановной стояли трое ребятишек и прижимались к ней, как могли, испуганно оглядываясь.
– Бабы, смотрите! Настасья вернулась!
Соседка выскочила из ворот и со слезами бросилась к стоящей у нежилой избы женщине с детворой.
– Твои, что ли?
– Теперь мои! Самые родные!
Из других изб стали подходить сельчане. Все говорили разом, громко, оглядывали Настю и пытались погладить малышей.
– Худые-то какие. Что ж ты их, не кормишь, что ли?
– Да из лагеря они. Над ними фашисты опыты ставили. Вот теперь мои. Два брата и сестренка.
Толпа враз утихла.
– Люди! Да как же это? Да разве ж можно так над детьми-то?
Бабы подхватили на руки детей, Настю под локотки и повели в соседский дом.
– Ты не волнуйся, доченька! Откормим! Всех поднимем на ноги. Всем миром поможем.
Женщины все разом неожиданно разошлись, но уже через несколько минут вернулись. Принесли одежду детям, обувку, а еще накрывали стол для всех: домашние яйца, сало, квашеная прошлогодняя капуста, духмяный румяный хлеб, зеленый лук. Вот уже и горячая рассыпчатая картошка подоспела.
Ребятню умыли, первым делом накормили и уложили всех троих спать на печи. А Настя все разговаривала и разговаривала с односельчанами.
– Родители твои, Анастасия, царствие им Небесное, как только ты ушла на фронт – так и преставились. Разом померли. Так рядом их и похоронили. Завтра сходим на кладбище. Поговоришь со своими. А за избу не беспокойся. Мужики, кто с войны вернулись, быстро тебе дом в порядок приведут. И баньку, и сарай поправят. Про живность не беспокойся. Деревня вона какая большая. Соберем тебе хозяйство, чтоб было чем ребятню кормить.
– А ты чем собираешься заниматься-то?
– Да я лучше всего стрелять-то и умею. Только кому я теперь ребятню оставлю? За ними присмотр нужен. Уйду я в тайгу – а как ребята справляться будут?
– Не думай про это, Анастасия Ивановна. Женщины все по очереди с твоими детишками нянькаться будут. Помогать друг другу надобно. Во как!
На том и порешили. Тимофей – 8 лет, Мирон – 6 лет, Танюшка – 4 годика в одночасье стали родными для всей деревни.
…Прошло время. Тимофей, Мирон и Танюшка подросли, окрепли. В школу пошли. Во всем стали помогать матери (Анастасию стали называть мамой). И воды в дом натаскают, и за скотиной ухаживают, и на огороде лихо управляются. В избе на видном месте висит большая фотография Алеши. Дети знают, что это их старший брат. Мама про него много рассказывала.
В 1965 году Анастасия Ивановна вместе с детьми приехала в город Обнинск. Ей очень хотелось посмотреть места, где воевал ее старший сын. Был составлен маршрут по местам кровопролитных боев за освобождение Обнинска. Но сначала было решено сходить в местный музей. Больше всего Анастасию заинтересовали материалы, посвященные событиям Великой Отечественной войны. Она подолгу стояла перед экспонатами, собранными на полях сражений. Было желание потрогать каждую находку руками, ощутить холод металла. Перед глазами женщины вставали отрывки ее войны, ее трофеев, лица погибших однополчан.
– Может, воды? – участливо спросила сотрудница музея, протягивая ей стакан.
– Да, спасибо! У меня сын здесь погиб. Совсем еще мальчишка…
– А вы видели артефакты, которые нашли юные поисковики на местах сражений? Вот истинно подлинные и по-настоящему ценные образцы предметов, найденных при раскопках. Пойдемте со мной. Этот стенд еще окончательно не готов, но вам я его покажу…
Анастасия на ватных ногах двинулась следом. В голове пульсировала только одна мысль – сейчас, вот именно здесь она найдет то, что успокоит ее душу и сердце. После чего она перестанет каждую ночь просыпаться в холодном поту и скрежетать зубами.
– Сюда, пожалуйста, к этому столу. Здесь еще нет витрины, все лежит в открытом доступе…
Экскурсовод не успела договорить, как женщина рванулась к столу и …замерла. Взгляд метался от одного экспоната к другому: вот пробитая каска; простреленная и залитая кровью гимнастерка; вот выцветшая фотокарточка на комсомольском билете; письмо, не дописанное перед боем.
И вдруг! Гулко, набатом застучало сердце, перехватило дыхание, глаза застлала пелена слез и крупные капли упали на экспонаты.
– Сынок!!! – выдохнула Анастасия Ивановна, – вот я и нашла тебя…
Женщина медленно опустилась на колени. Дрожащей рукой взяла со стола деревянный крестик, поцеловала его и перевернула. На обороте было выцарапано слово «Бог». А рядом лежал кусочек шкурки медведя. Посередине – пулевое отверстие. А на тыльной стороне когда-то белыми, полуистлевшими нитками было вышито солнце и уже совсем не видные другие обереги.
Тимофей, Мирон и Татьянка тихо стояли в стороне, боясь потревожить маму.
А она баюкала в руках вещи сына, которые лично отдала ему на перроне перед отправкой на фронт, и что-то ласковое шептала им. Слезы безмолвно катились по щекам, но женщина ничего не замечала. Это был разговор матери и сына, которого она ждала столько лет с войны, несмотря на похоронку.
– Алешенька! Я нашла тебя! Родной мой, любимый… Я здесь. Я с тобой.
Сотрудники музея аккуратно, тихо вывели всех посетителей из музея и позвонили руководителю поискового отряда, нашедшего эти экспонаты. Игорь Степанович приехал сразу. Он вошел в зал. Подошел к стоящей на коленях женщине и вложил ей в руки целую охапку алых гвоздик.
Анастасия Ивановна от неожиданности резко встала. У нее закружилась голова, и Игорь Степанович крепко схватил ее за руку.
– Пойдемте, я покажу вам могилу сына.
Поисковый отряд Обнинска собирал военные трофеи, личные вещи солдат, предметы быта тех, кто героически сражался за освобождение города. А останки найденных воинов были перенесены и захоронены в городе, в братской могиле. На месте захоронения был установлен памятник – большой камень, на котором было выгравировано: «Спите спокойно. Ваш подвиг не забыт». Именно на этом месте в 2020 году будет установлена инсталляция «Журавли». В память о мужестве всех безымянных солдат, погибших на той далекой войне. Ведь именно журавли спасают души солдат, унося их ввысь, где нет боли и горечи, страданий и мучений…
Именно сюда, к этому памятнику, ежегодно станет приезжать Анастасия Ивановна с детьми. А когда наступит срок уйти вместе с журавлями в небо и Настеньке, то Тимофей, Мирон и Татьяна продолжат семейную традицию.
Теперь уже они со своими семьями, детьми, внуками чтят память тех, кто не вернулся с той, такой далекой и близкой, войны. Память народную нельзя истребить. Нельзя забыть тех, кто отдал свою жизнь во имя нашего мирного неба.
Справка об объекте
Инсталляция «Летят журавли»,
Россия, г. Обнинск,
между домами №12 и 14 по проспекту Ленина
В наукограде, между домами №12 и 14 по проспекту Ленина, открыли инсталляцию «Журавли», подаренную городу ГК «Росатом». Памятник представляет собой сделанные из композитов пятиконечные звезды, которые постепенно превращаются в силуэты летящих журавлей. Как сообщает пресс-служба администрации Обнинска, композицию установили на месте бывшего захоронения солдат времен Великой Отечественной войны.
Этот мемориал был открыт в 2020 году и приурочен к 75-й годовщине Великой Победы.
Это звезды героев, поднимающиеся в небо и постепенно превращающиеся в клин улетающих в небо птиц. Памятник безымянным защитникам нашей Родины. Красные воинские звезды, символизирующие души павших воинов…
Никто не забыт. Ничто не забыто.
Здесь были захоронены останки 21 воина. На сегодняшний день они перенесены на территорию мемориального комплекса «Вечный огонь».
Источник: http://www.admobninsk.ru/news/2020/10/30/news_20108.html