Стулья, табуреты, кушетки, диваны, оттоманки, занятые группами людей, молодых и старых, умудренных и простодушных. Они держат в руках карты: пики, трефы, бубны и черви, их любимые игры – вист, криббидж и брак.[56] Среди отдыхающих в креслах и расхаживающих между столами с мраморными столешницами, сравнительно мыло тех, кто устранились от игры и держат руки в карманах. Возможно, это философы. Но тут и там можно видеть заинтересованные лица людей, читающих небольшую афишу неизвестного автора, составленную в витиеватых выражениях:
ОДА ОБ ПРИЗНАКАХ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО НЕДОВЕРИЯ
ПРОТИВ ВОЛИ ПОДТВЕРЖДЕННОГО
МНОГОЧИСЛЕННЫМИ ОТКАЗАМИ БЕСПРИСТРАСТНЫХ ПОПЫТОК
ЗАВОЕВАТЬ ЧЬЕ-ТО ДОВЕРИЕ
На полу валяются многочисленные экземпляры, как будто разбросанные с воздушного шара. Но природа их происхождения была такова: некий пожилой человек в квакерском облачении тихо прошел через каюту и, на манер железнодорожных книготорговцев, предваряющих свои предложения прямыми или косвенными рекламными объявлениями о будущих томах, молча раздавал брошюры со стихами, которые, большей частью, после мимолетного взгляда были выброшены на пол, как очередная бредовая фантазия бродячего рапсода.
В должное время появляется и румяный мужчина с дорожной шляпой, который, оживленно расхаживая взад-вперед, с любопытством оглядывается по сторонам с видом радостного сродства с происходящими событиями, всей своей сущностью желая передать стремление быть душой общества и словно бы говоря: «Ну вот, ребята, теперь я лично знаком с каждым из вас, потому что мир прекрасен, и наше знакомство тоже прекрасно братья, о да, – и какие мы здесь все прекрасные и счастливые!»
И, как будто он на самом деле пропел эту птичью трель, он панибратски обращается к одному незнакомцу за другим, обмениваясь с ними приятными комментариями.
– Прошу прощения, почему вы здесь? – обратился он к маленькому сухопарому человечку, который выглядел так, словно никогда не обедал.
– Из-за какой-то диковинной поэмы, – последовал ответ. – Той самой, которая разбросана в брошюрах на полу.
– А я и не заметил! Давайте-ка посмотрим, – он подобрал бумажку и посмотрел. – Ну, довольно мило: жалобные откровения, особенно в завязке. «Увы тому, кто не познает меры / Реального доверия и неподдельной веры». Разумеется, можно лишь пожалеть такого несчастливца. Сложено весьма гладко, сэр. В этом есть неподдельный пафос. Но считаете ли вы такие чувства оправданными?
– Интересно, – ответил сухопарый человечек. – Я как раз подумал что это необычная вещь, и едва ли не стыжусь признать, что она подвигла меня на искренние чувства. Прямо сейчас я чувствую, что это искренние и правдивые слова Не помню, чтобы раньше я так расчувствовался. Видите ли, мои чувства притуплены от природы, но этот стих, странным образом, проникает через мое оцепенение вроде проповеди, – которая, оплакивая мою смерть во грехе и позоре, одновременно побуждает меня быть живым и благодетельным человеком.
– Рад это слышать, и надеюсь, что с вами все будет хорошо, как говорят доктора. Но кто распространил эти стихи?
– Не знаю, я пришел недавно.
– Стало быть, он прошел, как ангел, правда? Ладно, вы откровенны и расположены к отдыху; давайте перекинемся в карты.
– Благодарю, но я не играю в карты.
– Тогда бутылка вина?
– Спасибо, я не пью вина.
– Сигары?
– Спасибо, я не курю.
– Тогда, быть может, интересные рассказы?
– По правде говоря, не думаю, что у меня есть истории, достойные пересказа.
– Мне представляется, что искренность всколыхнулась в вас, подобно воде в земле без водяных мельниц. Полно, не лучше ли распечатать карточную колоду? Для начала мы можем играть по-малому, как захотите; лишь бы игра была интересной.
– В самом деле, вы должны извинить меня. Я не верю картам.
– Как, вы не верите картам? Обычным картам? Тогда я вынужден присоединиться к нашей грустной Филомеле[57] и повторить: «Увы тому, кто не познает меры / Реального доверия и неподдельной веры». До свидания!
Фланируя вокруг и останавливаясь поболтать здесь и там, человек с книгой наконец утомился. Он огляделся по сторонам, увидел свободное место на небольшой кушетке и опустился туда. Вскоре, как и его сосед, оказавшийся тем самым добродушным торговцем, он заинтересовался сценой, которая развернулась перед ним. Это была партия в вист, где двое бледных, легкомысленных, невоспитанных юнцов, – один с красным шейным шарфом, другой с зеленым, – противостояли двоим вежливым, степенным, хладнокровным мужчинам средних лет в благочинных черных костюмах профессионального толка; очевидно, респектабельным докторам правоведения.
После недолгого наблюдения за своим соседом добродушный купец наклонился в сторону и прошептал из-за смятой «Оды», которую он держал в руке:
– Сэр, мне не нравится внешность этих юнцов, а вам?
– Мне тоже, – последовал тихий ответ. – Эти цветные шарфы – признак дурного вкуса, по крайней мере, для меня, хотя мои вкусы не обязательны для всех.
– Вы ошибаетесь; я имею в виду двух других, и не манеру одежды, а их физиономии. Признаюсь, мое знакомство с подобными господами ограничивается тем, что я читал в газетах, но эта парочка… они шулеры, не так ли?
– Дорогой сэр, нам не подобает быть придирчивыми критиканами.
– Ваша правда, сэр. Не стоит выискивать недостатки, хотя я немного предубежден в этом смысле; но определенно, эти юноши не могут быть мастерами карточной игры, тогда как их противники выглядят очень внушительно.
– Надеюсь, вы не намекаете, что цветные шейные шарфы настолько бездарны, что обречены на проигрыш, тогда как черные галстуки настолько искусны, что обязательно будут мухлевать? Искаженные, озлобленные представления, мой дорогой сэр; гоните их прочь. Видимо, чтение «Оды», которую вы держите в руке, не пошло вам на пользу. Осмелюсь предположить, что возраст и опыт недостаточно расширили ваш кругозор. Свободное и прогрессивное мышление учит нас относиться к этим картежникам, – в сущности, ко всем, кто собрался здесь, – как к участником большой игры, где каждый играет честно, в меру своих сил, и победа достается каждому из игроков.
– Не могу поверить, что вы так думаете. Игры, где каждый остается в выигрыше, еще не изобретены в этом мире.
– Полно, полно, – говоривший расслабленно откинулся назад и окинул игроков небрежным взглядом. – Проезд оплачен, пищеварение в норме; тревоги, горести и нужда позабыты; когда вы отдыхаете на этой кушетке, распустив поясной ремень, почему бы радостно не предаться своей участи вместо того, чтобы капризно выискивать дыры в благословенных судьбах мироздания?
Выслушав эту речь, добродушный торговец долго и пристально смотрел на собеседника. Потом он провел рукой по лбу и погрузился в раздумье, поначалу тревожное и смущенное, потом более спокойное; наконец, он снова обратился к своему спутнику.
– Я нахожу полезным время от времени выяснять чужие потаенные намерения. Сам не знаю, почему, но некая смутная подозрительность кажется неотделимой от нашего представления о некоторых вещах и определенных людях. Однако, если поделиться этими смутными подозрениями, то обычный разговор с другим человеком может рассеять, или, по меньшей мере, видоизменить их.
– Значит, вы считаете, что я оказал вам добрую услугу? Возможно. Но не благодарите меня, не стоит этого делать. Если мои слова, без задних мыслей произнесенные в ходе непринужденного разговора, послужили тому или иному благу, то это невольное воздействие. Рожковое дерево услащает травяной покров вокруг себя, но в том нет его заслуги; это лишь благотворный инцидент, свойственный его природе. Вы меня понимаете?
Добродушный торговец еще раз внимательно посмотрел на собеседника, и оба снова погрузились в молчание.
Обнаружив, что его учетная книга, то сих пор лежавшая у него на коленях, причиняет ему досадное неудобство, владелец положил ее на кушетку между собой и соседом. При этом открылась надпись на ее корешке, – «Угольная компания Блэк Рапидс», – которую наш добрый торговец, скрупулезно честный, не удосужился бы прочитать, если бы она не бросилась ему в глаза. Внезапно, словно вспомнив о чем-то, незнакомец поднялся на ноги и пошел прочь, в спешке позабыв о своей книге. Обратив на это внимание, добрый торговец сразу же взял ее, поспешил следом и любезно вернул хозяину; при этом он не мог избежать невольного взгляда на корешок с изящной надписью.
– Спасибо, большое спасибо, мой дорогой сэр, – сказал незнакомец, принимая книгу. Он уже собрался пойти дальше, когда торговец заговорил.
– Прошу прощения, но вы каким-то образом связаны с… угольной компанией, о которой я наслышан?
– Мой дорогой сэр, есть много угольных компаний, о которых пишут в газетах, – незнакомец улыбнулся и помедлил с выражением болезненного нетерпения, замаскированного под безучастность.
– Но вы связаны с одной конкретной компанией, – «Блэк Рапидс», разве не так?
– Откуда вы это знаете?
– Ну, сэр… я слышал довольно соблазнительную информацию о вашей компании.
– Тогда прошу назвать вашего информатора, – последовал холодноватый ответ.
– Это… это человек по фамилии Рингмен.
– Не знаю такого. Но, несомненно, о нашей компании знают многие, кого мы не знаем; точно так же один человек может знать другого, но оставаться неизвестным для него. Вы давно знакомы с этим Рингеменом? Полагаю, он ваш старый друг. Но, прошу прощения, я вынужден покинуть вас.
– Постойте, сэр… Акции…
– Акции?
– Да. Это довольно необычно, но я…
– Боже мой, вы же не собираетесь вести серьезные дела со мной? Я даже не был представлен вам в моей официально должности. Эта трансфертная книга, – он поднял книгу и выставил корешок, – откуда вам знать, что она не фальшивая? А поскольку я лично не знаком с вами, как вы можете доверять мне?
– Потому что, если бы вы были другим человеком, а не тем, кому я доверяю, то вы едва бы усомнились в моем доверии, – с понимающей улыбкой заметил торговец.
– Но вы не просмотрели мою книгу.
– Разве это нужно, если я верю надписи на корешке?
– Но вам следует поостеречься. Все может быть источником сомнения.
– Возможно, что касается сомнения, но не знания; ибо как, изучив вашу книгу, я располагал бы более обширными знаниями, чем мне сейчас представляется? Если это подлинная книга, я так и думал; если же нет, я никогда не видел настоящей и не знаю, как она выглядит.
– Я не критикую вашу логику, но восхищаюсь вашим доверием, – и, честно говоря, я добиваюсь его в шутливой манере. Но хватит: давайте подойдем к вон тому столу, и если у вас есть деловое предложение ко мне, в личном или официальном качестве, пожалуйста, осведомите меня об этом.