Ее глаза будто жили собственной жизнью.
Почти бесцветные, с опущенными вниз уголками, они смотрели в объектив камеры, странным образом одновременно выражая вызов на бой – и капитуляцию.
Женщина не двигалась. Камера тоже была неподвижна. Стена за спиной женщины – фиолетово-коричневая, цвета трехдневного синяка под глазом; диван, на который она забралась с ногами, – серый. Симпатичная, особенно если забыть о явном испуге на лице и в позе. Голова втянута в плечи, сухожилия на шее натянулись, как стальные тросы. Черное платье без рукавов подчеркивает белизну мягких рук. Переосветленные волосы вяло рассыпались по воротнику.
Время шло, ничего не происходило. В других обстоятельствах я отпустил бы шутку насчет того, что вижу один из послевоенных антифильмов Энди Уорхола – бесконечных, статичных видов Эмпайр-стейт-билдинг или съемок спящего человека. Вот только когда видео для просмотра приносит лейтенант из отдела по расследованию убийств, с шутками лучше повременить.
Лейтенант Майло Стёрджис стоял у меня за спиной. Черные волосы взъерошены, примерно в том же состоянии и плащ – дешевая зеленая тряпка, которую уже ничто не спасет. От плаща исходил неожиданно приятный растительный запах. Завтрак Майло, огромное буррито в картонной коробке, в каких отпускают еду навынос, лежал у меня на столе. Нетронутый. Обычно Майло еще с порога устремляется к моему холодильнику, именем закона производит конфискацию всего недостаточно диетического и запивает добычу добрым литром чего там еще найдется. Нынче же утром он прошествовал прямиком в мой кабинет и торжественно загрузил DVD:
– На ваш суд, доктор!
Моя маленькая французская бульдожка Бланш с необычно серьезным видом сидела рядом. Как всегда, она встретила Майло с улыбкой, но почувствовала, что не все в порядке, когда лейтенант не наклонился ее погладить. Я потрепал Бланш по узловатому затылку; она на секунду подняла на меня взгляд и вновь повернулась к монитору.
Губы женщины дрогнули.
– Сейчас начнется!
Снова продолжительное молчание.
– Поторопился, – нехотя признал Майло.
– Меня зовут Элиза Фримен, – заговорила наконец женщина. – Я веду уроки и индивидуальные занятия в Виндзорской подготовительной академии, Брентвуд. – Она переплела пальцы, уронила руки на колени. – Я делаю эту запись, чтобы засвидетельствовать постоянные преследования и унижения, которым подвергаюсь со стороны других учителей Виндзорской подготовительной академии. Для краткости далее я буду называть ее просто Академией.
Глубокий вдох.
– В течение последних двух лет три преподавателя Академии регулярно совершают сексуальные домогательства в мой адрес. Ничем не спровоцированные домогательства, и я уже не нахожу себе места от беспокойства. Их имена… – Она подняла правую руку и вытянула вверх указательный палец. – Энрико Хауэр. Хэ-а-у-э-эр. – Еще один палец вверх. – Джеймс Уинтерторн. – Снова медленный, по буквам, повтор фамилии, потом – третий палец. – Пат Скэггс.
Рука опустилась.
– За два года Энрико Хауэр, Джеймс Уинтерторн и Пат Скэггс превратили мою жизнь в сущий ад своими постоянными преследованиями, для которых я не давала ни малейшего повода. Я записываю это видео на случай, если со мной что-то произойдет, чтобы полиция знала, где искать виновных. Я не знаю, что делать, я окончательно запугана и чувствую себя в западне, из которой нет выхода. Надеюсь, никому и никогда не придется смотреть эту запись, но если все-таки до этого дойдет, я рада, что сделала ее.
Женщина закрыла глаза; губы ее беззвучно шевелились, тело обмякло. Вдруг она снова резко выпрямилась, гордо подняла голову. Во взгляде – вызов, отнюдь не капитуляция. Глядя прямо в камеру, она отрезала:
– Спасибо за внимание!
Синий экран.
– Неплохая завязка для третьесортного кинца, а? – поинтересовался Майло.
– С кинцом ты ко мне не заявился бы… Она убита?
– Все может быть. На данный момент ее тело заморожено.
– Хочешь сказать, лежит в холодильнике у патологоанатома, пока тот занят более неотложными делами?
– Сегодня утром я – сама буквальность, – рассмеялся Майло. – Тело заморожено при помощи сухого льда. Твердой углекислоты. Ее нашли дома в ванне, заполненной сухим льдом.
Я на мгновение попытался представить себе светловолосую женщину в виде мороженого трупа. Картинка мне не слишком понравилась, и я предпочел вернуться к дискуссии в привычной роли мудрого советника.
– Какой-то умник попытался запутать вопрос о времени смерти? Или наоборот – психопат, придумавший новый способ продемонстрировать дело рук своих?
Майло поморщился, словно оба варианта были ему одинаково неприятны. Извлек DVD, положил его обратно в прозрачную пластиковую коробку – не надевая перчаток, поскольку дактилоскопия диска уже была сделана. Никаких отпечатков, кроме «пальчиков» самой Элизы Фримен.
– Ну, и что теперь? – спросил я.
Майло повращал головой, разминая затекшую шею:
– Кофе не найдется? И тостов?