– Наша роза, возросшая среди шипов, – говорит Леви Бэнрок и обнимает меня за талию, привлекая к своей высокой, спортивно сложенной фигуре. Я улыбаюсь на камеру, и известный фотограф из «Сан» делает несколько снимков. Я стою между Леви справа от меня, мэром и местными индейскими вождями слева от меня.
– Пожалуйста, встаньте немного ближе друг к другу, – просит фотограф. – Мне хочется запечатлеть фреску Рэйчел позади вас.
Он имеет в виду огромную стилизованную картину с моим изображением на стенной панели между высокими окнами Тандерберд-Лодж. Из окон открывается головокружительный вид на лыжные трассы, сбегающие вниз по склонам к городку в долине, далеко внизу.
На картине я облачена в гоночный костюм со шлемом. Я штурмую трассу гигантского слалома, которая принесла мне золото на Туринской Олимпиаде. До того, как я провалила следующие соревнования. До того, как все закончилось.
Мне повезло выжить, когда меня прикатили домой в инвалидном кресле после нескольких хирургических операций в Европе, и я старалась храбро улыбаться с золотой медалью на шее от предыдущих соревнований, когда фотографы обступили меня в международном аэропорту Ванкувера. Их падшая девятнадцатилетняя героиня. Мне понадобилось два года, чтобы снова научиться ходить. Это мое здешнее наследие: золотая медаль и рухнувшие надежды. И все из-за Джеба. Незадолго до начала вторых соревнований репортер спросил меня о его приговоре и о той роли, которую я сыграла в его тюремном заключении. Боль от измены Джеба и от моей собственной вины глубоко врезалась в мое сознание. Я утратила сосредоточенность уже перед стартовыми воротами.
Я рывком возвращаюсь к настоящему и моргаю, когда срабатывает вспышка. Мне не по себе; три дня назад я услышала в новостях, что Джеба отпустили на свободу. С тех пор я нахожусь в подвешенном состоянии. Я хочу только одного: покончить с перерезыванием финишных ленточек. Я хочу вернуться к Куинн. Мне известно, что Джеб не знает о ней, но глубоко внутри я не могу избавиться от дурного предчувствия. Но мне нужно работать. Быть матерью-одиночкой, спасать газету от банкротства и выбираться из финансовой ямы, куда меня загоняют налоги на недвижимость.
Моя спортивная слава и позиция издательницы «Сноу-Крик Лидер» обеспечили приглашение на торжественное мероприятие по открытию трассы и первому вояжу на новенькой канатной гондоле «от вершины к вершине» над расселиной между Медвежьей горой и Маунт-Баррен на другой стороне. Среди почетных гостей на церемонии присутствуют член местного парламента и министр туризма. Мой штатный фотограф Холли Шерман делает групповые снимки людей, позирующих перед красной ленточкой, натянутой поперек стеклянных дверей, которые ведут на посадочную платформу. По обе стороны от ленточки стоят полицейские в парадных мундирах, включая стетсоновские шляпы с широкими полями, галифе, высокие сапоги из коричневой кожи со шпорами и штатное оружие в кобурах на офицерской портупее. Их наряд – дань уважения Канадской конной полиции. И еще один способ для привлечения туристов в Сноу-Крик.
Джефф, один из моих репортеров, болтает с кудрявой блондинкой. Когда она поворачивает голову, по моей спине пробегает зловещий холодок. Это Пайпер Смит, местный экстрасенс, и мне непонятно, почему она получила приглашение.
Пайпер впервые приехала в Сноу-Крик пять лет назад для съемок документальной драмы «Пропавшие девушки» в телешоу CBC «Настоящее преступление». Потом она вернулась в Сноу-Крик и вышла замуж за сводного брата Мэрили, с которым познакомилась во время съемок. Я всегда чувствовала себя неуютно в ее присутствии. Возможно, потому, что она как будто видела меня насквозь, когда пыталась расспрашивать меня о Джебе несколько лет назад. Передо мной оживают первые кадры документальной драмы: актриса в образе Эми босиком идет по железнодорожному пути, а вокруг падает снег. Ее волосы слиплись от крови, лицо призрачно-белое, глаза похожи на черные дыры. Это сделал Джеб, а теперь его выпустили из тюрьмы. Мои руки покрываются гусиной кожей. Я растираю их и наблюдаю за Пайпер.
– Он не вернется сюда, – произносит голос возле моего уха.
Я вздрагиваю.
– Боже мой, Леви, ты напугал меня.
Он тоже смотрит на Пайпер.
– Каждый раз, когда я вижу ее, то думаю об этой вступительной сцене.
Я сглатываю слюну.
– Понимаю. Но почему ты так уверен, что он не вернется?
Он облизывает губы, по-прежнему не отрывая взгляда от Пайпер в толпе гостей.
– Он не такой дурак, чтобы подписать себе смертный приговор. Что ему может понадобиться здесь?
– Но ты думаешь об этом, иначе не стал бы говорить.
Леви поворачивается и несколько секунд смотрит на меня. Мне не нравится нервозность в его глазах. Вместе со мной, Трэем и тремя другими одноклассниками мы дали свидетельские показания против Джеба. Обвинительный приговор был вынесен почти исключительно на основе этих показаний.
– Что, если он захочет отомстить? – говорю я.
– Он не осмелится пойти на такой риск. Если Джеб Каллен сунет нос в этот городок, его схватят и четвертуют на месте. Он должен знать об этом.
Я набираю в грудь побольше воздуха и киваю.
– Эй, все будет хорошо, – весело говорит Леви и берет меня за руку. Зеленые глаза сияют его фирменной улыбкой. – Пошли, уже наступает время для речей, и нужно покончить с этим цирком. – Однако он медлит. – Мы все готовы помочь тебе, Рэйчел. Ты можешь звонить любому из нас, в любое время.
– Что ж, это утешает. Но с одной стороны, ты говоришь, что он не вернется сюда, а с другой – думаешь, что он может явиться за мной?
– Этого не случится. – Он обнимает меня за плечи и легонько подталкивает к помосту. Я смотрю, как Леви и его брат-близнец Рэнд поднимаются на маленькую импровизированную сцену и встают рядом со своим отцом. Хол «Скала» Бэнрок берет микрофон и благодарит всех за прибытие. Он произносит речь о геркулесовых подвигах строителей канатной трассы «от вершины к вершине» и о том, что теперь сюда повалят туристы со всего света – как зимой, так и летом, – которые обеспечат небывалый рост экономики города и провинции в целом. За стеклянной стеной от пола до потолка у него за спиной хлопают на горном ветру флаги многочисленных стран.
Ему бы лучше поторопиться с этой речью, или ветер станет слишком сильным для канатной переправы. Я смотрю на часы. Теперь я уже не просто нервничаю; мысли о Джебе наполняют меня неопределенной тревогой. Леви только ухудшил положение, когда старался успокоить меня.
Я снова гляжу на флаги в попытке отвлечься, а потом мой взгляд смещается вверх, к неприступному гранитному монолиту Хрустального пика. Белые кварцевые полосы, пересекающие крутой склон, искрятся на солнце. Под этим световым углом ясно видны тросы и металлические лестницы via ferrata[2]. Я думаю о моем деде Яакко, финском иммигранте и скалолазе старой школы, который рассказывал мне о строительстве via ferrata в Доломитовых горах Италии для облегчения переброски войск через Альпы во время Первой мировой войны. Система via ferrata на Хрустальной горе была его идеей, и Бэнрок-старший ухватился за нее.
Когда Яакко поселился в этой долине, он объединился со «Скалой» – дюжим скалолазом, недавно приехавшим из Австралии. Вместе они начали мастерить первые горнолыжные трассы на склонах Медвежьей горы. Они каждый день поднимались наверх, работали голыми руками, топорами и цепной пилой, и в конце концов создали зимнюю зону отдыха в канадской глуши.
Потом «Скала» монетизировал их усилия, получив от государства земельные права, и основал «Бир Маунтин Ски Энтерпрайзес» наряду с Корпорацией по строительству недвижимости в Сноу-Крик, которая теперь специализируется на курортной недвижимости по всему миру. Если кого-то можно назвать королем Сноу-Крик, то им, несомненно, является «Скала» Бэнрок. Он пережил трех жен и большинство своих сверстников, а его потомки населяют этот городок и во многих отношениях управляют им.
С другой стороны, мой дед основал газету «Сноу-Крик Лидер». Если Бэнрок занимался финансовым убийством конкурентов, то Яакко кое-как сводил концы с концами, занимаясь более эзотерическими вещами: философией, литературой и экологией. Правдой. Яакко передал газету моему отцу Сеппо, а сейчас она перешла ко мне. Мне пришлось быстро усвоить азы этого бизнеса; компания находилась на грани краха после долгой борьбы моего отца с раковой опухолью. Но Хол Бэнрок вошел в долю и выкупил 49 % бизнеса. Теперь моей задачей были поиски возможности удержать газету на плаву после наступления цифровой эры, которая убивала печатную прессу. Наряду с появлением Куинн прошлый год был для меня испытанием огнем и медными трубами. Сегодня у меня возникло гнетущее чувство, что все далеко не закончилось.
Леви берет микрофон у отца, и мое внимание снова возвращается к братьям Бэнрок. Леви и Рэнд сделаны как под копирку, и оба похожи на молодого «Скалу» Бэнрока. Как и их отец, они вымахали до шести футов и двух дюймов. Оба имеют поразительные зеленые глаза и тугие вихры песочно-бурых волос. Леви работает менеджером горных операций; он женат и имеет двухлетнего малыша. Рэнд недавно был назначен гендиректором Корпорации по строительству недвижимости в Сноу-Крик. Он холост, бесшабашен и живет как плейбой. Подозреваю, Рэнд предпочел бы иметь работу Леви, но карты сдает их отец.
Я снова смотрю на часы: без пятнадцати два. У меня начинает кружиться голова.
Речи закончены, ленточка перерезана. Следуют бурные аплодисменты, и местный детский хор заводит песню. В моем кармане вибрирует мобильный телефон. Я проверяю номер; звонят из моего офиса. Я перевожу вызов на голосовую почту, они смогут несколько часов обойтись без меня. На смену хору приходит музыкальный дуэт с дредами и гитарами, выдающий местную версию горного фанк-фолка. Официанты разносят подносы с напитками и закусками. Щелкают камеры, снова работают вспышки. Я нахожусь в первой группе проходящих за двери, чтобы подняться на борт гондолы.
Фотограф следует за мной.
Кабина наполняется до полной вместимости, в основном журналистами. Здесь есть сидячие места на двенадцать человек у окон и шесть стоячих мест. Леви предпочитает стоять. Дверь закрывается, звенит колокольчик. Гигантские шестерни поворачиваются вокруг оси, и кабина приходит в движение.
Я ощущаю мягкий толчок под дых, когда мы стартуем с утеса и оказываемся в воздухе. В кабину сразу же ударяет порыв ветра, и люди обмениваются взглядами.
– На какую силу ветра рассчитана эта кабина? – спрашивает кто-то из корреспондентов CBC.
– Это самый ветрозащищенный из наших подъемников, – с непринужденной улыбкой отвечает Леви. – Гондола рассчитана на порывы ветра скоростью до восьмидесяти километров час. Но если скорость ветра превышает максимальную, существует автоматическая остановка, которую при необходимости можно разблокировать вручную.
Люди умолкают, когда осознают масштаб местности, расстилающейся вокруг нас. Удерживаемые лишь тросами и причальными башнями, мы движемся вперед с тихим электронным жужжанием. В центральной части кабины есть стеклянное дно, через которое мы видим далекие вершины величественных дугласовых елей, сосен и лыжные трассы. Оленей. Когда мы пересекаем отвесную расщелину водосброса Кайбер-Крик, внизу появляются бурлящие бело-зеленые воды Брайдл-Фоллс. Отсюда вода кажется кружевом, разбросанным по блестящему черному граниту. У меня что-то сжимается в груди, когда я вспоминаю то лето, когда мы с Джебом отправились в пеший поход к этому водопаду. Мы нашли ледяную пещеру за водяной завесой и забрались туда.
– Это определенно дает новую перспективу, – тихо произносит репортер из «Сан».
Леви кивает.
– Эти виды сами по себе будут привлекать посетителей. Летом эта гондола будет служить мостом для круговых пешеходных экскурсий. Зимой для лыжников откроется доступ на новые склоны и трассы на Маунт-Баррен.
Он указывает на красную подвесную кабину, которая медленно приближается по тросам с другой стороны.
– Всего двадцать кабин, по одному отправлению через каждую минуту. Общее время поездки между причальными платформами на Медвежьей и Маунт-Баррен составляет примерно пятнадцать минут. За это время кабина преодолевает расстояние в 4,4 километра, или 2,73 мили.
– Канатная дорога между плечами гигантов, – произносит женщина с радиостанции, которая смотрит на бесконечные дальние пики.
Пустая кабина проходит мимо нас, пока мы приближаемся к массивной стальной башне.
В нескольких тысячах футов внизу, в долине под нами, раскинулись разноцветные городские крыши. Кайбер-Крик похож на подвижную ртутную ленту, которая змеится через городок. Оттуда грунтовая дорога серпантином вьется по склонам Маунт-Баррен. Еще выше желтые машины застыли, как механические динозавры посреди леса. Леви указывает на них.
– Мы прокладывали подъемные маршруты на южных склонах, но были вынуждены приостановить работу из-за засухи и угрозы пожара. Любая искра от работающих механизмов может привести к катастрофическим последствиям. Мы надеемся возобновить операции после перемены погоды.
Медведица с двумя медвежатами медленно бредет внизу, направляясь вдоль русла к населенной долине. Засуха почти погубила урожай ягод на высоких склонах, и это увеличило риск столкновений между медведями и людьми, поскольку косолапые отчаялись набрать нужный вес для спячки. Я делаю мысленную пометку внести эту тему в список сюжетов «Лидера» на будущей неделе вместе с напоминанием о чрезвычайной опасности лесных пожаров.
– Вон та горнолыжная трасса называется «Золото Рэйчел», – Леви указывает пальцем, бросает взгляд в мою сторону и улыбается. – Она названа в честь нашей городской знаменитости Рэйчел Салонен, после того как она привезла домой золотую медаль для сборной Канады.
Все поворачиваются посмотреть на меня. Я краснею, улыбаюсь и киваю. Телефон в моем кармане снова вибрирует, и я снова испытываю необъяснимую тревогу.
– Как вы думаете, засуха отложит открытие горнолыжного сезона? – спрашивает один из репортеров CBC.
– Мы уверены, что на следующей неделе погода переменится, и когда пройдут дожди, то на верхних склонах образуется снеговой покров, – отвечает Леви. – Долгосрочный прогноз тоже предвещает целую серию грозовых фронтов.
Он выдает свою фирменную улыбку.
– Как насчет молний? – спрашивает репортер, глядя на вершину другой огромной башни, пока мы тихо проезжаем мимо.
– У нас есть громоотводы, но в случае возникновения грозового очага мы вручную отключаем аппаратуру.
Над долиной кружит вертолет. Взгляды репортеров обращаются к Леви, и он предупреждает следующий вопрос.
– Можно не беспокоиться о столкновении воздушных судов с системой тросов. У нас есть современная система для предотвращения столкновений, которая пользуется радаром для оповещения любого воздушного транспорта в регионе. Стробоскопические лампы и громкие шумы на всех радиочастотах также предупреждают пилотов, которые пролетают поблизости.
– А что случится, если произойдет катастрофический отказ систем, и люди окажутся запертыми в кабинах?
Леви добродушно смеется.
– Эх вы, журналисты! Я вам рассказываю о росте туризма, толчке для экономики, о том, что мы одними из первых в мире провели канатную трассу между двумя горами, а вы хотите слышать только о катастрофах.
По кабине пробегают смешки.
Почти как по указанию суфлера, в борт гондолы ударяет мощный порыв ветра. Раздается аханье и нервный смех. Мой телефон жужжит и на этот раз подсказывает, что пришло текстовое сообщение.
Я достаю телефон из кармана куртки. Это сообщение от Брэнди, няни Куинн. Мой пульс непроизвольно учащается. Брэнди знает, что сегодня днем я вернусь поздно из-за открытия этой канатной трассы. Я поднимаю голову; мы приближаемся к дальнему терминалу. Сейчас половина третьего, в это время Брэнди забирает Куинн из школы. Я поворачиваюсь спиной к остальным и открываю сообщение.
«Позвони, пожалуйста. Нужно поговорить».
Я печатаю ответ.
«Сейчас я на гондоле, вместе с прессой. Позвоню сразу, как причалим».
Новое сообщение приходит почти мгновенно.
«У Куинн в школе произошел инцидент. Она в порядке, но директор хочет поговорить с тобой и не отпускает ее до твоего приезда».
Мне становится тошно от беспокойства. Наша гондола входит в здание терминала; огромные красные шестерни гладко поворачиваются, зубья переключаются на другой трос и встают на замок. Кабина мягко стукается о борт причальной платформы и замедляет ход до полной остановки, потом двери автоматически открываются. Я проталкиваюсь вперед и спешу прочь от толпы. Нахожу укромный уголок, ныряю туда и набираю номер Брэнди.
– Брэнди, что происходит? – Я прижимаю ладонь к другому уху, чтобы отрезать шум механизмов и голоса журналистов, выходящих наружу.
– На ленче Куинн подралась с четырьмя девочками, но физически она в порядке. Учителя пытались звонить тебе на работу, потом на твой мобильный. Они позвонили мне, но я все утро была на курсах лазания по канату. Им нужно поговорить с тобой, Рэйчел. Они удерживают Куинн в школе до твоего приезда. – Небольшая пауза. – Думаю, они позвонили в полицию.
– С какой стати?
– Там что-то насчет мужчины, который шастал вокруг школы.
Подступает паника. Я думаю о Джебе, о его освобождении.
– Где ты сейчас?
– Стою возле школы. – Она колеблется и добавляет: – Куинн даже не хочет видеть меня. Ее отвели в комнату медсестры.
– Буду так скоро, как только смогу, – говорю я. – Ты скажешь им, что я в пути?
Брэнди соглашается, и я отключаю звонок. Я уже решаю в уме логистическое уравнение о наиболее быстром способе спуска с горы. До начала сезона кресельные подъемники со стороны Маунт-Баррен не работают. Обратная поездка в Тандерберд-Лодж на гондоле займет пятнадцать минут. Оттуда еще полчаса спуска на кресельном подъемнике в долину.
Я подхожу к Леви, который разговаривает с группой журналистов у терминала. Прошу его на минутку отойти в сторону и говорю:
– У моей племянницы неприятности в школе. Мне нужно срочно спуститься в город.
– Гондола тронется в обратный путь через двадцать минут, после обзорной экскурсии по…
– Мне нужно сделать это немедленно.
– Рэйчел, я не могу… – Он умолкает, когда видит выражение моего лица, потом спрашивает: – Какие-то неприятности? С Куинн все в порядке?
– Физически да, но… – Мой взгляд неожиданно падает на мотовездеход, припаркованный у строительного навеса. Я могу спуститься по грунтовой дороге с этой стороны. Так будет быстрее. – Я могу позаимствовать этот транспорт?
Он хмурится. Я вижу, как он мысленно просчитывает риск и страховые ограничения в том случае, если посторонний человек попадет в аварию на вездеходе компании. Его взгляд быстро скользит по моему телу, отмечая короткую юбку, колготки, сапоги до колена. Уголок его рта кривится в одобрительной улыбке.
– В этой одежде?
– Леви, ты знаешь, что я умею водить такие вездеходы. Мне нужно быть в городе.
Он колеблется, потом говорит:
– Один из моих ребят отвезет тебя. Пошли.
Он берет меня под руку и отводит к металлической надворной постройке из рифленого железа. Там он берет запасной шлем, передает мне и просит молодого сотрудника по имени Гарт довезти меня вниз.
– У нас нет запасных защитных очков, – говорит он, когда я натягиваю шлем на густые волосы.
– Ничего, обойдусь. – Я усаживаюсь на заднее место, и юбка высоко задирается на бедрах.
– Нормально, Рэйч? – спрашивает Леви. – Может, я подыщу для тебя комбинезон или еще что-то?
– Все отлично, спасибо. Я у тебя в долгу, Леви.
Я хлопаю водителя по плечу, и он заводит двигатель. Мы устремляемся вниз по грунтовому серпантину; тонкая ледниковая пыль серым облаком клубится за нами. Я щурюсь в пыли, ветер выдавливает слезы из глаз и размазывает по щекам. Внезапно мне не хватает Трэя. Я ощущаю пустоту в сердце. Мне было приятно играть в команде, иметь человека, которому можно позвонить, на которого можно опереться. Даже после полугода житья с Куинн я понятия не имею, как обращаться с ней. Это ее угрюмое присутствие, постоянное напоминание о Джебе до предела напрягли наши отношения, пока Трэй не предложил взять паузу. Эта размолвка стала постоянной.
«Мерзавец, тебе не хватило духу остаться рядом и помочь мне пережить это…»
Но глубоко внутри я понимаю, что сама сделала продолжение нашей связи невозможным. Куинн все изменила. И теперь ясно, что это еще не закончилось.
Желтые автобусы подъезжали к школьной автостоянке, выпуская в воздух белые облачка выхлопных газов в ожидании загрузки. Температура быстро падала, солнце уже заходило за горные вершины. Джеб оставил свой мотоцикл за рядом горных ясеней с гроздьями красных ягод. Отсюда он мог наблюдать за входом в школу, оставаясь невидимым. Он выключил двигатель, но не стал снимать шлем.
Он должен был уехать, отправиться в долину Вулф-Ривер и проверить свой старый дом до наступления темноты, но не мог этого сделать, поскольку Куинн по-прежнему оставалась в здании школы и, возможно, находилась в беде. Теперь будут последствия – возможно, даже вызовут полицию.
Вид собственной дочери, внезапно сорвавшейся на драку, оставил у него тяжелое впечатление. Был ли ее буйный характер следствием ее происхождения или обстоятельств? Могло ли все сложиться иначе в другой обстановке? С этими мыслями пришло нечто новое: родительская вина, чувство ответственности. Он знал, что такое быть чужаком в школе. Ему казалось, что всему виной внешние обстоятельства жизни Куинн. И это лишь подстегивало его желание доказать свою невиновность, поскольку он не мог позволить, чтобы его дочь хотя бы на мгновение решила, что она является плодом насилия, ребенком убийцы. Чтобы подвергнуться остракизму и быть изгнанной из общества. Он хорошо понимал, что, когда ребенок привыкает к своему ярлыку, бывает почти невозможно отделаться от этого.
Прозвучал школьный звонок, двойные двери распахнулись, и дети с криками и смехом устремились наружу. Родители подъезжали и отъезжали на автомобилях. Школьные автобусы наполнялись и отчаливали со стоянки.
Старый, побитый голубой «Форд» выехал на стоянку. За рулем сидела женщина с ярко-рыжими волосами, незнакомая Джебу. Она ждала в машине, не выключая двигатель. Вскоре площадка опустела, автомобили разъехались. Никаких признаков Куинн. Женщина наконец выключила двигатель, вышла из автомобиля и направилась к входу. Огненно-рыжие волосы опускались почти до ее талии. Она носила джинсы, пуховой жилет и туристические ботинки.
Прошло еще двадцать минут, прежде чем рыжая женщина вышла из школы. Она немного постояла снаружи с растерянным видом. Потом отошла в тенистый угол и позвонила кому-то по мобильному телефону. Не получив ответа, она раздосадованно вздохнула. Потом набрала текстовое сообщение и стала ходить взад-вперед, поглядывая то на часы, то на дверь школы. Внезапно она остановилась и ответила на звонок.
Она повернулась спиной и наклонила голову, беседуя с кем-то. Потом выключила телефон, провела пальцами по гриве густых волос и снова посмотрела на школу. Наконец, она уехала.
Прошел еще час. Стало холоднее, и свет приобрел лиловый оттенок. Световое время с каждым днем укорачивалось на четыре минуты, когда земная ось наклонялась дальше от солнца.
Учителя начали расходиться, и на стоянке почти не осталось автомобилей.
Когда свет потускнел, а холодный ветер задул сильнее, питаемый нисходящими воздушными потоками с горных склонов, на мостовой закружилась палая листва. Патрульный автомобиль вырулил на стоянку и остановился у входа. Оттуда вышла женщина в мундире, поправила табельное оружие на поясе и вошла внутрь.
Значит, они вызвали полицию. Скорее всего, из-за него. Джеб стиснул зубы.
Он нарушил свое решение не приближаться к дочери. Ему понадобилась только искра со стороны этих малолетних хулиганок, чтобы воспламенить его, а теперь он навлек на нее неприятности. Самое последнее, что он хотел видеть в качестве связующего звена между собой и Куинн. Пока он не докажет свою невиновность.
Пока он не выяснит, почему эти четверо парней лгали друг другу и давали ложные показания в суде.
Пока он не узнает правду.
Через несколько минут из прохладных сумерек начала подкрадываться темнота. Джеб был только рад, что оставил на себе шлем и перчатки. Высоко пролетел с тихим гоготом гусиный клин. Одинокие путники, отбывающие в теплые края.
Двери школы снова распахнулись. Наружу вышла блондинка в сопровождении двух светловолосых девочек. Одна из девочек прижимала к носу гигиеническую салфетку. Через несколько секунд за ними последовали лысеющий мужчина и стройная брюнетка, которые держали за руки еще двух светловолосых девочек. Мужчина и женщина обменялись несколькими фразами и препроводили детей в джип «Хаммер» и «Форд Эсколейд».
Автомобили уехали.
Через две минуты из школы вышла женщина в полицейской форме. Она помедлила у двери, осматривая автостоянку, а потом неспешно направилась по травянистому пригорку к бейсбольному полю и трибунам.
Она остановилась на гребне пригорка, где учительница увидела Джеба, и посмотрела на деревья, где он стоял раньше. Потом повернулась и зашагала к своему автомобилю. Джеб не сомневался, что она собиралась объехать вокруг школы и посмотреть, опросить ближайших соседей насчет высокого темноволосого незнакомца в кожаной куртке – человека, который проник на школьную территорию и прикасался к девочкам.
Напряжение не оставляло его. Часы начали обратный отсчет. Игра началась. Он не собирался начинать именно так или так скоро.
Женщина-полицейский отъехала от школы, повернула направо и направилась к жилым домам, огибавшим бейсбольное поле. Настала тишина, прерываемая лишь биением веревки и карабинов о металлический флагшток, хлопаньем флага. Джеб посмотрел на часы. Уже почти четыре часа, и становилось темно, но Куинн еще не вышла.
До него внезапно донесся звук приближавшегося автомобиля. Серый «Додж-Рэм» круто повернул на автостоянку, и покрышки взвизгнули, когда водитель обогнул поворот и подъехал прямо к школьному входу, где запрещалось ставить машины.
Дверь со стороны водителя распахнулась, и появились длинные ноги в сапогах, обтянутые колготками бедра и короткая юбка. Каштановые волосы взметнулись над головой женщины, когда ветер подхватил их. Джеб вздрогнул, как от удара током.
Рэйчел.
Он застыл с гулко бьющимся сердцем, пока смотрел, как она протягивает руку за коричневой курткой на заднем сиденье. Она набросила куртку на плечи и поспешила к школе, на ходу убирая ключи в карман. Джеб обратил внимание, что она слегка прихрамывает – видимо, после того падения на трассе, которое заставило ее уйти из спорта. Он сглотнул, но во рту было сухо, как в пустыне.
Распахнув двухстворчатую дверь обеими руками, Рейчел исчезла в школе.
Он читал о том происшествии в газетах. Она приближалась к финишу, когда вышла на подъем под неправильным углом и потеряла равновесие в воздухе во время прыжка. Она упала на плотно спрессованный снег и покатилась по склону в вихре мелькающих лыж и лыжных палок. Край одной лыжи зацепился за оранжевое ограждение трассы, и ей вывернуло ногу отдельно от тела. Когда она остановилась, темно-красная кровь уже расплывалась на белом снегу, и зрители замерли в потрясенном молчании, пока санитары бежали к неподвижному телу и вызывали спасательный вертолет.
Мощный поток адреналина хлынул в кровь Джеба, пока он смотрел на двери, за которыми скрылась Рэйчел. Реакция была настолько мощной и первобытной, что он задрожал всем телом. Он каждую ночь видел во сне эту женщину. Женщину, которая была его самым близким другом. Единственную женщину, которую он любил, любил до сих пор. Женщину, которая теперь была недоступна для него. Тем не менее она заботилась о его ребенке. Она приехала сюда, чтобы заступиться за Куинн. Что за ирония судьбы!
Теперь он никак не мог покинуть свой наблюдательный пункт. Он должен был увидеть, как Рэйчел выйдет наружу вместе с Куинн. Он должен был снова увидеть их обеих.