– Ничего, – отвечаю, опустив взгляд на идеальную поверхность стола.
– Ничего? – Ахмед приподнимает одну бровь. – Спрашивай, пока есть возможность, я ведь не всегда такой разговорчивый, как ты успела заметить.
Открыв рот, хочу спросить, что будет дальше, каковы планы моего пребывания здесь, но как раз в этот момент в комнату входит несколько девушек. В руках одной поднос с тарелками, у другой чашки и чайник. Они аккуратно раскладывают все на стол, а когда заканчивают, передо мной стоит тот стейк, что жарил Марко и салат, что крошила я.
– Вика, – задумавшись, не сразу замечаю, что девушки уже ушли, а мы остаемся наедине. – Если я говорю молчать, ты молчишь, если прошу говорить, говоришь, помнишь? Начни, пожалуйста, – притворно ласковым тоном, произносит мужчина.
Киваю, не зная, какие вопросы задавать. Спросить, что дальше буду здесь делать? Сомнения на счет того, что мне скажут, растут внутри с каждой секундой.
– Кем вы работаете?
– Не те ты вопросы задаешь, Вика, – прожевав кусок мяса, отвечает мужчина.
– Других у меня нет, – пожав плечами, следую его примеру и приступаю к еде.
Беру в руки вилку и нож, тщательно нарезаю стейк и запихиваю кусочек в рот. Вкусно, нежно и ароматно. Марко действительно хорошо готовит.
– Ты работала? – интересуется Ахмед.
– Да. Продавцом в магазине неподалеку. Через день приходила на смену. Платили не то, чтобы много, но нормально.
– И куда ты тратила деньги? – он осматривает меня с головы до ног, а после переводит взгляд на мое лицо. – По тебе не скажешь, что ты хорошо одета.
Мне стыдно за свой скромный наряд, но ничего лучше у меня нету. Я никогда не одевалась в брендовых магазинах, не носила наряды от известных модельеров. Всё, что у меня в гардеробе, куплено на распродажах или в небольших магазинчиках у дома. И эти вещи уже давно потеряли свой товарный вид.
– Я отдавала все отцу, у нас были проблемы с деньгами.
Ахмед усмехается и кивает так, будто ему все понятно. Создается ощущение, что он совершенно точно знает об отце больше меня.
– А знаешь, почему у вас были проблемы с деньгами?
Мотаю головой. Еще год назад у отца был бизнес, причем он приносил немалый доход, но буквально полгода назад и я, и мама, узнали, что у отца нет денег, а его компания почти на грани банкротства. Мы узнали это, когда маме потребовалась дорогостоящая операция, а мы просто не смогли ее проплатить. Я и денег тогда не успела собрать, хотя мы обратились в фонды помощи, везде, куда можно было. Собрали тридцать процентов от суммы и узнали, что мама умерла.
– Байрамов игрок, Вика. Он проиграл бизнес, дом, так что ему пришлось переехать в тот барак, в котором вы жили последнее время, а еще деньги… три миллиона долларов это основной его долг, есть и меньше, но другим людям.
– И как он будет их возвращать?
– Я не знаю. Мне вот ты досталась, может другим сына продаст?
Я нервно дергаюсь и поднимаю голову, смотря на Ахмеда. Он невозмутимо продолжает есть, медленно нарезает мясо, аккуратно накалывает его на вилку и отправляет в рот, тщательно пережевывая. Ахмед вынуждает меня задуматься о долгах отца. В том, что он отдаст кому-нибудь Стаса, я сомневаюсь. Сын – самое дорогое, что у него есть, его кровь, плоть. Это я никто в их семье, поэтому меня так легко было отдать, забыв о существовании.
– То есть ты отдавала заработанные деньги отцу. А подрабатывать не пробовала?
– Мне было некогда, нужно было смотреть за домом, готовить еду, все-таки два мужчины нуждались в нормальном питании и…
– Понятно, – он прерывает меня взмахом руки. – Ты была личной домработницей там, – он улыбается. – Рабыня в собственном доме.
От его определения “рабыня” вздрагиваю всем телом. Он прав. Точно так же я думала этим утром. Аппетит куда-то пропадает, несмотря на то, что все довольно вкусно.
– Так ты больше ничего не хочешь спросить? – интересуется Ахмед после ужина.
Пожимаю плечами и беру со стола чашку с чаем. Я хочу спросить, зачем я этому мужчине, но в последний момент передумываю и отпиваю горячий напиток.
– Хорошо, если у тебя нет вопросов, я расскажу немного сам. Мне тридцать пять лет, жены и детей нет и не было, занимаюсь перевозками, это то, что тебе можно знать, – он буквально подчеркивает слово “можно”. – Что касается твоего пребывания здесь и вообще всего… – он останавливается на пару минут. – Не могу сказать, зачем ты здесь и что будешь делать. Я подумаю об этом на досуге, но пока ты остаешься. На неопределенный срок.
– Я буду сидеть в доме? – аккуратно спрашиваю.
– Нет, – отрицает он. – Ты сможешь выходить на территорию, но за ее пределы только с водителем. Завтра представлю тебе его. С отцом, а тем более братом тебе видеться запрещено. По крайней мере пока. Дальше посмотрим.
– То есть… то есть… – я запинаюсь, не зная, как подобрать слова. – Верно ли я поняла, что вы не определились с тем, для чего я тут?
– Вика, – он кладет руки на стол, складывая их одна на другую. – Мне буквально впихнули тебя за три миллиона. Дай мне хотя бы свыкнуться с этой мыслью, – он усмехается. – И еще… постарайся себя вести так, чтобы я не пожалел о таком бартере, иначе Байрамов со своим щенком тут же получат тебя обратно, а я постараюсь выбить деньги.
– Хорошо, – киваю, складывая руки на коленях.
– Идем, покажу тебе твою спальню.
Мужчина поднимается, отодвигает стул и встает из-за стола. Я поспешно следую за ним, делая то же самое. Ахмед ведет меня на второй этаж и сворачивает в один из коридоров, останавливается перед второй дверью и толкает ее, пропуская меня вперед.
Первое, что бросается в глаза, непривычно большая кровать в центре, шкаф-купе с зеркалом по всему периметру, и мягкий ворсистый ковер. Такие, пожалуй, расположены по всему дому, потому что я уже видела их в гостиной и даже на кухне, когда мы с Марко готовили.
– Это твоя комната. Завтрак в девять, постарайся спуститься к нему. Об остальном ты узнаешь завтра.
Возможности что-то ответить мужчина меня лишает, плотно закрывая за собой дверь. Я не слышу щелчка замка, а это означает, что меня не запирают. Видимо, владелец дома уверен в том, что я не сбегу. И он прав. Уходить мне некуда, даже если бы и удалось покинуть охраняемую территорию.