Вода всегда привлекала человека, будь то лужа – результат дождя или таяния снега, веселый ручеек, широкая река или море-океан.
Наблюдая за поведением детей, спешащих из школы домой, отмечаешь их желание обязательно, независимо от того, какая обувь на ногах, пробежать по луже, пошлепать по воде, обрызгивая себя и друзей, измерить глубину.
Смотришь на озорников и вспоминаешь свое далекое послевоенное детство.
Первые лужи на улицах Нарьян-Мара появлялись в конце апреля. Через какое-то время эти лужи превращались в небольшие озера, измерить глубину которых хотелось каждому из нас. А также переехать на санках. Особым шиком было переехать лужу на санях, изготовленных из выгнутой соответствующим образом металлической трубы, по образцам саней, используемых при гонках на собачьих упряжках.
Такие сани делали из трубы длиной четыре-шесть метров – кто какую имел. Сначала трубу плавно сгибали пополам, чтобы получить удлиненную букву U. Затем укладывали ее на твердую ровную поверхность, двое вставали на трубу на расстоянии одной трети длины от изгиба, а еще двое брались за концы трубы и начинали загибать так, чтобы две трети каждой половины трубы привести в вертикальное положение. После этого общими усилиями продолжали гнуть их до тех пор, пока угол между поверхностью и трубами не составлял 45–60 градусов. В результате получали сани из двух полозьев: труб и средней части трубы (буквы U) – ручки над ними.
Держась за эту ручку, владелец саней вставал одной ногой на полоз, а другой приводил сани в движение, отталкиваясь от снега или льда. Можно было, толкая сани перед собой, разбежаться, после чего лечь животом на ручку-поперечину и, задрав ноги вверх, катиться.
Таким же образом катались на них с горок и переезжали лужи, не замочив ног, при условии, что сани не остановятся посреди лужи. Бывало, что полозья неожиданно наталкивались на какое-нибудь препятствие. Тогда сани опрокидывались вперед, и катальщик продолжал движение по луже на животе, окунув свой нос в ледяную воду. Такими препятствиями частенько бывали вмерзшие в снег кругляши конского навоза, так как основным видом транспорта в городе были лошадиные упряжки.
Дети, что постарше, на санях из труб возили воду с городского колодца, подвешивая к рукоятке-поперечине на крючки из толстой проволоки пару ведер.
Ещё больше развлечений и приключений детям младшего школьного возраста приносило весеннее половодье. Самое большое из них случилось весной 1952 года. Вся центральная часть города оказалась под водой, в том числе и улица Выучейского, на которой мы жили. Когда вода залила двор сельхозтехникума, всех лошадей и коров завели на первый этаж дома.
Взрослым было не до нас. Поэтому мы с Игорем Хатанзейским, жившим над нами, сколотили из досок и дверей плот и поплыли на нём по двору техникума. В какой-то момент Игорь поскользнулся и бултыхнулся в ледяную воду. Старше меня на два года, он был щуплым и на голову ниже ростом. Уйти на дно ему не дал полушубок, раскрывшийся веером. Игорь отправился в свободное плавание, поддерживаемый полушубком. В это время на крыльце дома стоял его старший брат Борис, который очень плохо видел. Поэтому, услышав крик «Помогите!» от младшего брата, он ответил флегматично: «Смотри – утонешь, домой не приходи», и ушёл в дом. Игоря спас завхоз техникума Андриян Носов.
Наводнение в Нарьян-Маре в 1952 году
У Игоря был еще один брат, Витольд, вернувшийся с Отечественной войны по контузии. Он возглавлял школу «Юный техник», где мы с Игорем принимали участие в изготовлении огромных воздушных змеев из красной материи, планеров и даже самолетов с моторчиками, которые запускали в небо Первого Мая.
Приобретя опыт в строительстве, после неудачного плавания на плоту, мы решили к следующей весне изготовить лодку из доски-вагонки, которой во дворе техникума были целые штабеля. Лодку построили с плоским дном. Чтобы легче её было таскать до воды и обратно, мы приделали ей киль из толстой доски. Все дырки и щели проконопатили и даже просмолили лодку. Когда в весеннее половодье вода подошла вплотную к нашему дому, мы решили свою лодку испытать и поплыли на ней по улице в сторону Кармановского болота. Но, к своему великому огорчению, попались на глаза строгому дяде из местных начальников, который дал команду нас вернуть, пока не утопли, а лодку пустить на дрова.
Зимы в послевоенные годы стояли суровые. Реки и озёра порой покрывались льдом в начале октября, а снег выпадал значительно позже. Первым делом после школьных занятий детвора бежала на ближайшее озеро – проверить толщину льда. Проверяли её с помощью тяжёлого камня или обломка кирпича. Если от подброшенного вверх и вдаль камня на льду не оставалось дырок и трещин – значит, уже можно осторожно выходить на лёд. А дня через два-три по глади озёр уже катались все от мала до велика. Бывало, что кто-нибудь из детей проваливался под лёд, но не могу вспомнить ни одного трагического происшествия со смертельным исходом.
Наиболее памятный случай произошёл с одним из младших сыновей банщика городской бани. Парнишка был, как тогда говорили, сорвиголова. Катаясь на санках с крутого берега протоки, проходившей от морского порта к бане, он на скорости провалился в промоину, ушёл под лёд и умудрился в двух метрах от места, где нырнул, головой пробить лёд и выбраться на берег. При этом санки и один валенок утонули, за что отец в порыве гнева его чуть не убил. Жили они очень бедно, а валенки были совсем новые, только что купленные.
Когда мне было двенадцать-тринадцать лет, с приходом зимы я с нетерпением ожидал момента, когда лёд окрепнет настолько, что по нему на коньках можно будет скататься в Тельвиску, в гости к дяде Исаю. Однажды при возвращении из Тельвиски мои коньки вдруг прорезали лёд, и я головой вперёд нырнул в промоину, образованную протокой, вытекающей из Казённого озера в Городецкий шар. Немного придя в себя от спазмов, сковавших всё тело, я попытался выбраться, но это не удавалось. Лёд был очень скользким, да к тому же под моей тяжестью обламывался. На моё счастье случилось это на глазах учеников Тельвисочной школы-интерната, катавшихся поблизости. Они попробовали приблизиться ко мне, но лёд начинал трещать. Тогда они легли на него и задом наперёд поползли, придерживая друг друга за коньки. С помощью образованной цепочки из тел ребята вытащили меня из промоины.
Спасатели помогли мне вылить воду из валенок, к которым были прикручены веревками коньки, отжать носки, тужурку, шапку и вачеги (рабочие суконные рукавицы, обшитые замшей). После этого я решил не возвращаться в Тельвиску, а катиться домой в Нарьян-Мар, до которого было еще четыре километра. Приехав в обледеневшей одежде домой, я, опасаясь нахлобучки от матери, еще какое-то время не решался вой ти, выжидая, не выйдет ли она во двор, чтобы незаметно для нее прошмыгнуть и переодеться.