Вид на Афон из Кареи
Вершина горы Афон
Отец Григорий родился в славном своей историей городе Миссоло́нги и был одним из отроков, спасённых при героическом миссолонгском прорыве.[15] Его фамилия была Манола́тос, по всей вероятности, предки отца Григория были родом с острова Кефалония. Придя на Святую Афонскую Гору, он стал монахом и священником в Новом скиту, в каливе[16] святого Спиридона Тримифунтского. Видя добродетели отца Григория, насельники Нового скита предложили главенствующему монастырю святого Павла поставить его духовником.[17] Известно, что затем он отправился на поклонение в Иерусалим. Вернувшись из паломничества, отец Григорий какое-то время подвизался в каливе Честного Предтечи в скиту святой Анны.
Приблизительно в середине 1850-х годов отец Григорий ради более высокой духовной жизни переселился в Малый скит святой Анны, где стал подвизаться в каливе Успения Пресвятой Богородицы. Кроме отца Григория в его братстве были ещё двое: иеромонахи Косма и Дамиан.
Устав келии был таков: неопустительное совершение богослужений суточного круга и ежедневная Божественная Литургия. Накануне каждого воскресного дня вместе с отцами соседних келий они совершали всенощное бдение – то в одной, то в другой келии по очереди. В те времена район Малого скита святой Анны был очень бедным, безмолвным и безводным. Но все эти трудности превозмогала ревность отцов к жизни аскетической. Отец Григорий с братией жили за счёт рукоделия: они вязали свитера и носки, а также делали простую деревенскую обувь. Кроме этого, у них был маленький огород, чтобы обеспечивать себя необходимыми овощами.
Отцы жили безмолвной и подвижнической жизнью, не отвлекаясь на лишнее и не занимаясь ненужным. Немногие посетители, осилившие подъём до их каливы, просили отца Григория принять их на исповедь, поскольку распространилась молва о добродетельном и рассудительном духовнике. Как духовник он отличался строгими принципами. Смотря на исповедовавшихся у него монахов сквозь призму подвижничества, отец Григорий был взыскателен, требовал акривии[18] и совершенства. Его отличали духовные сила и ве́дение. Он был настолько строгим постником, что в среду и пятницу никогда не разрешал себе вкусить пищи с растительным маслом, даже на Светлой седмице. Нравом отец Григорий был кроток, очень молчалив, сострадателен, благодать его души сияла и была видна другим. Образование у него было лишь самое элементарное, однако, постоянно читая Священное Писание и аскетические сочинения святых отцов, он приобрёл духовные знания.
Отец Григорий обладал огромным опытом, умел распутывать даже самые сложные духовные случаи, подобно искусному врачу предлагая исповедающимся те или иные духовные лекарства. Кроме этого, старец отличался прозорливостью в различении помыслов и виде́ний братии.
Однажды иеромонах Даниил из каливы Трёх Святителей пришёл к отцу Григорию и открыл на исповеди, что ему было виде́ние святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Он рассказал, как поспешил пасть в ноги Василию Великому, и тот подставил ему для поклонения большой палец ноги. Услышав этот рассказ, старец Григорий распознал бесовскую прелесть: «Да, батюшка мой, большому же бесу ты поклонился! Ты что же думаешь: если бы это и правда был святитель Василий, стал бы он перед тобой ногами своими трясти?»
У отца Григория исповедовался и известный на Святой Афонской Горе безмолвник Каллини́к. Однажды, когда приближался престольный праздник каливы отца Каллиника, он спросил духовника, можно ли на праздничной трапезе предложить пищу с растительным маслом, поскольку престольный праздник выпадал на среду. «Подвижники – они постятся всегда, – ответил отец Григорий. – Престольный ли праздник, не престольный – разницы им никакой». Так, на праздничной трапезе отцы вкушали сухари и варёные овощи без масла.
Послушник отца Каллиника часто ходил в Дафни, относя на почту письма своего старца. Нередко он был вынужден совершать богослужения суточного круга по чёткам в пути, однако мучился помыслом: считается ли это за службу? Вместе со своим старцем они спросили об этом своего духовника отца Григория, и тот задал простой вопрос послушнику:
– Скажи-ка, если бы по дороге в Дафни ты нашёл на тропинке кошелёк и взял его себе, то считалось бы это кражей?
– Конечно, считалось бы! – ответил послушник. – Это было бы грехом и я должен был бы в этом исповедоваться.
– Ну так если недоброе дело, сделанное по пути, считается недобрым и вредит тебе, тот как может не считаться богослужением та служба, которую ты совершил в пути по чёткам? Конечно, она считается службой, и не мучайся помыслами на этот счёт.
Однажды в Иверский монастырь пришёл страшный разбойник – капитан Георгакис. Он требовал причастить его и угрожал в противном случае сжечь монастырь. Отцы не знали что делать и позвали отца Григория. Старец, благодаря своей рассудительности, благодатью Божией успокоил разбойника, и тот, следуя его совету, сначала исповедался, выдержал пост, причастился Святых Христовых Таин, а затем в корне изменил свою жизнь.
Как-то раз в торговый день отец Григорий сидел в Кариес, продавая своё рукоделие. Выглядело это так: разложив на камнях вязаные чулки и свитера, он надвигал на глаза скуфью и, склонив голову, творил молитву Иисусову. В это время мимо проходил сосланный на Святую Гору патриарх Иоаким III. Вид старца, сидящего под навесом усыпальницы, держащего в руке чётки и опустившего взгляд вниз, произвёл на него сильное впечатление, и он спросил, кто это. Узнав, что старец – известный духовник отец Григорий, патриарх обрадовался, подошёл к нему и сказал:
– Отче, что же ты не расхваливаешь своё рукоделие? Оглянись вокруг: может, найдётся какой покупатель?
– Кому моё рукоделие нужно, Ваше Святейшество, тот и сам может ко мне подойти и купить, – ответил отец Григорий, не глядя на патриарха. – К чему же мне самому покупателей-то искать?
– Я подошёл к тебе, отец духовник, не для того, чтобы тебя искушать. Я хочу выбрать день и навестить тебя в твоей каливе, – сказал патриарх.
– Спасибо тебе, Ваше Святейшество, – смиренно ответил отец Григорий, – однако не бери на себя, пожалуйста, такой труд. Каливка моя очень маленькая, потолки в ней низкие-пренизкие, и патриархи в ней не помещаются.
– Что ж, пусть будет маленькая и низкая, – улыбнулся патриарх. – Я пригнусь и помещусь.
– Если бы ты, Ваше Святейшество, умел пригибаться, то был бы сейчас не здесь в ссылке, а сидел бы в Константинополе на высоком троне, – ответил отец Григорий, имея в виду бескомпромиссность и мужество этого великого патриарха.
Честная глава отца Григория
Келья Успения Пресвятой Богородицы, где подвизался отец Григорий
Патриарха привёл в восхищение лаконичный и удачный ответ духовника. Знакомство с отцом Григорием стало важной вехой в жизни Святейшего Патриарха Иоакима. Он действительно посетил старца в Малом скиту святой Анны. Старец стал духовником патриарха, и тот часто приходил к нему для исповеди и духовной беседы. Его Святейшество говорил, что отец Григорий – столп добродетели и монашеского жития. Патриарх подарил братству отца Григория литургические сосуды, церковные книги, а также бытовые предметы: тарелки, кружки и чашки. В те времена монахи жили бедно, и подаренная посуда кочевала из каливы в каливу окрестных скитов – отцы брали её на свои престольные праздники.
Однажды каливу отца Григория посетил епископ, приглашённый возглавить торжественное богослужение на престольном празднике в Великой Лавре. Владыка попросился на исповедь, однако старец, духом видя, что у того есть канонические препятствия к священству, не принимал его, говоря, что тот не окажет ему послушания. Епископ уверил отца Григория, что подчинится его слову, и старец принял его исповедь, после которой сказал, что епископ должен сложить с себя сан. Архиерей смиренно принял благословение духовника, однако переживал, что пригласившая его Великая Лавра в свой престольный праздник, который должен был наступить через несколько дней, останется без архиерейского богослужения. Тогда отец Григорий предложил епископу постриг в великую схиму, после которого, согласно православной традиции, архиерей уже не может литургисать. Владыка принял великий постриг и оставил архиерейство.
Зная добродетельное житие отца Григория, с ним поддерживали связь и отшельники, как свидетельствовал блаженнопочивший игумен монастыря Дионисиат, отец Гавриил. Вот что рассказывал старец Григорий отцу Гавриилу:
«В Великий Четверг я служил Божественную Литургию, в конце которой в крохотный храм моей каливки вошёл юный монах, державший в руке зажжённый фонарь. Он сказал мне:
– Не потребляй все Святые Дары, святый духовниче. Я за тобой. Нужно, чтобы ты пошёл со мной и причастил трёх братьев, которые живут там, выше.
Я не стал задавать лишних вопросов и, взяв Святые Дары, пошёл за ним. Очень скоро, несмотря на мой преклонный возраст и крутой подъём, мы с ним вошли в просторную пещеру, где нас ожидали трое монахов. Они сразу же причастились Святых Тела и Крови Христовых и, поблагодарив меня, смиренно попросили:
– Святый отче! Пожалуйста, приди причастить нас и на будущий год, тоже в Великий Четверг. Только просим тебя никому ничего не говорить о нас.
Естественно, я не дерзнул спросить их ни о чём из того, что видел и слышал, и в сопровождении того же самого юноши стал спускаться по тропинке. Вскоре юноша поцеловал святую дароносицу и сказал, что сейчас вернётся и догонит меня. Оглянувшись через полминуты, я увидел, что он исчез. Всё происшедшее потрясло меня. Однако, храня заповедь таинственных отшельников, я целый год никому ни о чём не рассказывал. А потом произошло вот что. У нас в скиту есть следующая традиция: вечером в Лазареву субботу все отцы приходят в соборный храм скита на всенощное бдение. После бдения, во время традиционного угощения, один из братии сказал:
– Как же низко пало нынешнее монашество! Сегодня уже нет отшельников, какие были раньше…
Тогда, по невниманию, я машинально произнёс:
– И сегодня, благодатию Божией, такие люди есть.
И на вопрос: “Где же?” – я ответил: “Вот здесь, на Эмоне[19]”, – и показал рукой.
На всех отцов произвели впечатление мои слова, но больше меня ни о чём не спрашивали, потому что все устали после всенощного бдения, были измождены постом и готовились расходиться по своим каливам. Пошёл в келию и я, по дороге укоряя себя за то, что проговорился.
И вот в Великий Четверг во время Литургии в моём храме снова появился тот же самый юный монах и сделал мне знак, по которому я понял, чего он хочет. Закончив Божественную Литургию, я положил в дароносицу Святые Дары и пошёл за ним. Вскоре мы пришли в ту же самую пещеру, где были год назад. Отцы нас ждали. Причастившись Святых Христовых Таин, старший сказал мне:
– Зачем же ты, святый духовниче, нарушил нашу заповедь и открыл нас братии?
Я не нашёлся, что ответить, и он продолжил:
– Ну ладно, что же теперь делать… Но за то, что ты проговорился, на будущий год не приходи сюда с Пречистыми Тайнами. Если же ты придёшь, то застанешь нас такими, как будет угодно Всеблагому Богу. И снова просим тебя: не рассказывай о нас никому.
На этот раз я ушёл из их пещеры один. Я был поражён этими необыкновенными людьми и недоумевал: как они могли узнать, что я рассказывал в соборном храме скита? Наконец, я утвердился в мысли, что Бог послал мне встречу со святыми мужами.
В следующем году, взяв с собой только антидор и крещенскую воду, я с огромным трудом добрался до этой пещеры, где нашёл всех трёх старцев мёртвыми. (Четвёртый – юноша, безусловно, был ангелом Господним, который им служил.) Старцы лежали на полу пещеры. Их вид был очень мирен, руки скрещены на груди. Став на колени, я поцеловал их руки и лбы. Их святые мощи были высохшими, из чего я заключил, что они отошли в вечные обители в тот самый день Великого Четверга в прошлом году, после причащения Пречистых Христовых Таин».[20]
В другой раз отец Григорий совершал Божественную Литургию, и самом конце, когда он остался в храме один и собирался потребить Святые Дары, в храме появились семеро подвижников, одетых в лохмотья, но сияющих от божественной благодати. Их сопровождал Свет. Отец Григорий смотрел на них в изумлении.
– Святый духовниче, мы знаем твою жизнь, – сказали они. – Мы живём недалеко, выше тебя в горах, и просим, чтобы ты приходил причащать нас. Единственное требование: никому не рассказывай о нас, иначе больше не увидимся.
Отец Григорий принял это условие, и вот время от времени к нему стали приходить семь «обнажённых-невидимых»[21] подвижников, и он их причащал. Отец Григорий заранее знал, когда придут невидимые старцы, и в те дни не потреблял Пречистые Христовы Тайны, но ожидал их, пребывая в молитве. Старцы входили к нему в каливу через заднюю маленькую дверь. Их внешний вид был дивно благообразен, они шли с преподобническим благоговением, мирными и смиренными шагами, один за другим. Они сияли от благодати аскетической жизни и с умилением причащались Пречистых Тела и Крови Господних. Они всегда были молчаливыми, слегка согбенными в небольшом полупоклоне. Они просили прощения и благодарили духовника, который их причащал. Наученный опытом, отец Григорий уже как следует хранил эту тайну и радовался, что Бог сподобил его послужить этим освященным монахам.
Но однажды к отцу Григорию пришёл на исповедь юный монах, которого душили помыслы. Он дошёл до отчаяния и решил возвратиться в мир, оправдывая себя тем, что, на Святой Афонской Горе якобы иссякла добродетель. Духовник пытался переубедить его, говоря, что это демонское наваждение, что добродетель есть, однако она сокрыта и не бросается в глаза. Юноша просил у старца осязаемых примеров, отказываясь верить его словам. Тогда для того, чтобы спасти душу монаха, духовник открыл ему тайну невидимых старцев. В день, когда должны были прийти семь подвижников, чтобы причаститься, отец Григорий посадил этого юношу в келейку напротив церкви так, чтобы он сам мог тайно увидеть старцев и убедиться в их существовании. Когда подвижники, как обычно, пришли и причастились, последний из них сказал старцу: «Святый духовниче, благодарим тебя, что ты столько лет преподавал нам Пречистые Тайны. Однако ты нарушил наш уговор и открыл нашу тайну. Больше ты нас не увидишь».
Юный монах пришёл в умиление и сокрушение от увиденного. Со слезами и сердечной болью попросил у духовника прощения, решив никуда не уходить со Святой Афонской Горы и подъять подвиг ради спасения своей души. Духовник с горечью ответил ему: «Ты-то получил пользу, а вот я из-за тебя потерял драгоценное сокровище, которое держал вот в этих самых руках».
После этого случая отец Григорий впал в глубокую скорбь из-за того, что потерял общение с равноангельными святыми отшельниками – невидимыми отцами, и, когда пришло время, скончался в 1899 году – на 90-м году своей жизни.
Перед кончиной старец со всеми подробностями рассказал своему братству о невидимых подвижниках, сделав это к утверждению, пользе, назиданию и во славу Божию.
Когда останки отца Григория доставали из могилы,[22] его честная глава имела цвет святых мощей,[23] и многие из присутствующих почувствовали благоухание.
Благословение его и молитвы да будут с нами.
Аминь.
Иеромонах Даниил из келии святого Петра[24] был великим исихастом своего поколения и подражателем преподобного Петра Афонского – первого и величайшего афонского исихаста. Отец Даниил подвизался в том же самом месте, что и преподобный Пётр. Поскольку после кончины отца Даниила прошёл уже почти век, а жизнь его была предельно скрытой, то мы можем представить здесь лишь некоторые факты его аскетической биографии.
Место его рождения и жизнь до того, как он стал монахом, неизвестны. Достоверно, что он принял постриг в келии святого Петра от благоговейного старца и духовника иеромонаха Антония,[25] который, согласно документам из архива Лавры, стал старцем келии 15 сентября 1874 года.[26] Когда отец Даниил достиг высот в монашеских подвигах, его старец рассудил, что он достоин принять благодать священства. Отец Даниил был хиротонисан в Лавре во диакона и пресвитера. После этого до конца своей жизни он ни разу не покинул место своего безмолвия – келию святого Петра.
Иеромонах Даниил был записан старцем келии и духовником 1 апреля 1909 года. По всей вероятности, до этого времени ещё был жив его старец. Он имел следующий устав – каждую ночь совершал всенощное бдение. Он считал грехом, если темнота застанет его в кровати. Старец отдыхал после обеда, а когда смеркалось, начинал своё всенощное бдение. В конце бдения всегда совершал Божественную Литургию, а в святую Четыредесятницу каждый день – Литургию Преждеосвященных Даров. Его Божественные Литургии продолжались часами, поскольку он часто был восхищаем в созерцание и от многого умиления ему было трудно произносить возгласы.
Утром старец немного отдыхал, а днём, надев рясу и куколь,[27] совершал необходимые работы по келии или исповедовал монахов. Он не прерывал своего духовного делания весь день и избегал общения и разговоров с людьми.
Около полудня отец Даниил вкушал свою скудную аскетическую трапезу и уходил в келию для того, чтобы отдохнуть перед бдением. Жизнь его была подвижнической и простой. В келии не было даже стёкол в оконных рамах. Она обогревалась камином и несколькими старыми кирпичными печками. Надо сказать, что в этих высокогорных местах глубина снега зимой превышает два метра.
Келия преподобного Петра Афонского
Однажды некий старец послал своего послушника исповедоваться отцу Даниилу. Послушник подошёл к келии, постучал в дверь и произнёс: «Молитвами святых отец наших…» – однако ответа не последовало. Тогда он заглянул в окошко церкви и увидел, что отец Даниил стоит на коленях под паникадилом в молитве и в огненном пламени. Послушник в ужасе побежал обратно к своему старцу и закричал: «Геронда,[28] духовник горит!» Когда они вместе прибежали в келию святого Петра, то застали там «обычного» отца Даниила – тихого, мирного.
Отец Даниил взял себе послушника, постриг его в монахи и дал ему имя Антоний – в честь своего старца. Однажды послушник заболел и пошёл в Лавру, где остался до выздоровления. Всё это время на Литургиях, которые совершал отец Даниил, пел один из его соседей-монахов. Обычно старец сам совершал входные молитвы и проскомидию. В определённое время приходил этот монах, и они начинали Божественную Литургию. Однажды отец Даниил совершил проскомидию, но брат всё не появлялся, и он понял, что что-то случилось. В огорчении старец молился, не зная, что же ему теперь делать. В это время в церковь вошли три монаха, приложились к иконам, и отец Даниил в радости начал служить Божественную Литургию, а эти трое пели.
Когда Литургия завершилась, отец Даниил, желая разрешить своё недоумение, спросил их, кто они и каким образом оказались ночью в столь пустынном и высокогорном месте. «Мы ктиторы[29] монастыря Ивирон и нас послал Господь», – ответили они и тут же стали невидимы.[30]
Этот облагодатствованный священнодействователь Вышняго помимо всего прочего, преподавал Святые Тайны «обнажённым-невидимым» подвижникам, которые находились в тех пустынных местах.
У отца Даниила многократно бывал и старец Иосиф Исихаст, который жил от него в трёх часах пешего пути. Он приходил вместе со своим сподвижником старцем Арсением помолиться на Божественной Литургии и причаститься Святых Христовых Таин. Старец Иосиф говорил, что из всех подвижников, которых он знал, – а в те времена пустыня изобиловала добродетельными мужами, – отец Даниил был выше многих:
«Был и другой, ещё более удивительный подвижник, у святого Петра Афонского – отец Даниил, подражатель Арсения Великого. Крайне молчаливый, затворник, до конца дней служивший Литургию. Шестьдесят лет он ни на один день не помышлял оставить божественное священнодействие. А в Великий пост во все дни служил Преждеосвященные Литургии. И, не болея до последних дней, скончался в глубокой старости. А Литургия его продолжалась всегда три с половиной или четыре часа, ибо он не мог от умиления произносить возгласы. От слёз перед ним всегда увлажнялась земля. Поэтому он не хотел, чтобы кто-то посторонний находился на его Литургии и видел его делание. Но меня, поскольку я очень горячо его просил, меня он принимал. И каждый раз, когда я ходил к нему, три часа шагая ночью, чтобы предстоять на этом страшном воистину Божественном зрелище, он говорил мне одно или два слова, выйдя из алтаря, и сразу скрывался до следующего дня. Он совершал до конца жизни умную молитву и всенощное бдение. У него я взял устав и нашёл величайшую пользу. Ел он двадцать пять дра́ми[31] хлеба каждый день и весь возносился ввысь на своей Литургии. И пока земля у него под ногами не превращалась в грязь, не заканчивал Литургию».[32]
Старец Иосиф Исихаст вместе со старцем Арсением в благодарность отцу Даниилу помогали в работах по келии, например, строили каменную террасу.
Кроме отца Антония в келии старца Даниила был ещё один послушник – отец Пётр, которого также звали Петракисом. Он был подражателем исихастского образа жизни своего старца и отца Гедеона – человека образованного, впоследствии рукоположенного в иеромонаха.
Послушник старца отец Антоний страдал человекоугодием и перед гостями пытался показать себя добрым послушником. Смиряя его, отец Даниил звал его как маленького: «Антон! Эй, Антон!»
Когда отец Даниил впервые увидел летящий самолёт, он с удивлением воскликнул: «Что это такое? Мир погибнет!»
Почувствовав, что дни его на исходе и конец его приближается, отец Даниил надел рясу и начал ходить по двору своей келии. Он поглядел на небо, потом обвёл взором всё вокруг и, вздохнув, сказал: «О, суета сует, всяческая суета». В тот же самый день, совершив Божественную Литургию, он преставился ко Господу. Старец Даниил отошёл в вечную жизнь мирно, без болезней, исполненный дней, обогащённый добродетелью и божественной благодатью. Это произошло в 1929 году.
Благословение его и молитвы да будут с нами.
Аминь.
Карульский старец отец Филарет родился в 1889 году в предместье Константинополя Ри́сион. Его родителями были Апостолос и Мария Базмаци́дис. Во святом крещении мальчику было дано имя Фотий. По всей видимости, в детстве отец Филарет был научен от своих родителей доброму нраву и получил достаточное образование. Он почувствовал влечение к монашеской жизни, и в возрасте 19 лет оставил своих родителей и родину, придя на Святую Афонскую Гору в монастырь Ставроникита. Это произошло 17 августа 1908 года. В следующем году он стал монахом, и ему было дано имя Филимон. Его старцем был иеродиакон Иеремия. Отец Филимон был пострижен в великую схиму старцем Кириллом Слепым 10 августа 1918 года, и ему было дано новое имя – Филарет, а 8 марта 1919 года он был избран проэстаменом.[33] Первым послушанием отца Филарета было пономарское. В келии он совершал великие подвиги. Желая жить в пустыне как отшельник, он считал особножительный монастырь наиболее пригодной средой для того, чтобы подготовиться к этому.
Иеромонах Хризостом, старый насельник монастыря Ставроникита, рассказывал, что когда он только пришёл в монастырь, старец Филарет окружил его своей заботой и любовью, принимал в своей келии, угощал его. В турке, в которой готовили кофе, отец Филарет варил фасоль ему и себе, а во время этой аскетической трапезы предлагал юному монаху поучение о монашеской жизни из своего многоценного опыта.
Когда отца Хризостома поставили на послушание помощника пономаря, один из проэстаменов дал ему сосуд, в котором было пять ок[34] масла, и строго велел следить, чтобы этого масла хватило на весь год, поскольку, сказал он, больше масла не будет. Естественно, выполнить это требование было невозможно. В недоумении отец Хризостом спросил старца Филарета что делать. Тот с уверенностью ответил, что масла хватит:
– Когда ты наполняешь маслом лейку, то перед тем, как доливать в храмовые лампады, подойди к иконе Пресвятой Богородицы, перекрести лейку и попроси Матерь Божию благословить это масло, – посоветовал отец Филарет.
Так отец Хризостом и поступал ежедневно, и – о чудо! – пяти ок масла хватило на весь год, и даже ещё осталось.
Отец Филарет дал отцу Хризостому и такой совет: если он увидит на море шторм и судно в опасности, то пусть возьмёт лампаду от иконы святителя Николая и выльет это масло в море, чтобы шторм прекратился. Как-то на Страстной седмице отец Хризостом пошёл на море посмотреть, попалась ли рыба в сети. Ставроникита был самым бедным монастырём, и поэтому на Пасху отцы не имели возможности заказать себе яйца, сыр и рыбу. Каждый монах заботился о себе сам. Спустившись к морю, отец Хризостом увидел вдалеке маленький кораблик, который отчаянно боролся с волнами. Вспомнив о совете отца Филарета, он побежал в церковь, взял лампаду от иконы святителя Николая и спустился к пристани. Дул сильный ветер, и на поверхность воды попало лишь несколько капель масла. Несмотря на это, вскоре ветер прекратился и море утихомирилось. Отец Хризостом увидел, что кораблик пошёл к ватопедской пристани. Разгрузив там рыбу, яйца и сыр, кораблик снова вышел в море и прибыл к пристани Ставроникиты. Моряки позвали отцов и спросили их, какого святого они почитают. Услышав, что покровитель монастыря – святитель Николай, они выгрузили на пристань гору пасхальных благословений для отцов в благодарность спасшему их святителю.