Раздался громкий плеск, Никита провалился в лужу чуть ли не по щиколотку и зашипел, ругаясь сквозь зубы. Высокий полусапог армейского образца мог бы выдержать испытание и посерьезнее, но от разнесшегося по тоннелю звука Никиту передернуло. Он даже обернулся с четкой мыслью бежать обратно. Даже стало интересно, что сказал бы Дим, поступи он именно так.
Некоторое время Никита смотрел на черную дыру позади. Там тоже могло оказаться небезопасно, но внутренний голос буквально орал, что идти дальше – смерти подобно. Все лучше – только не вперед.
Никита сделал два неуверенных шага обратно, но потом мотнул головой и продолжил путь, коря себя на чем свет стоит. Как объяснить неожиданно завладевшую им паранойю – было неясно. Да, ему здесь не нравилось, но не до истерики же.
«Что со мной происходит, в конце концов? – думал он и не находил ответа. Пусть он никогда не обладал отвагой и излишним любопытством, но и трусом не являлся. – Нервы в последнее время ни к черту, раз в знакомое до мельчайших подробностей, изученное, словно второй дом, убежище я пробираюсь, будто на вражескую территорию».
Под убеждениями, размышлениями и обещаниями того, что все обойдется, страх притупился, но не отступил совсем, зато Никита наконец-то разозлился: на Дима, устроившего их логово в столь пугающем месте, на себя, на Зону, зачем-то захватившую Москву, и на жизнь вообще. Причем злиться на последнюю казалось глупее всего, поскольку ничего менять Никита не хотел – притерпелся. Да и устраивало его практически все.
Наконец он дошагал до металлической двери. Она гарантированно оказалась заперта, рядом жужжал исправный распознаватель отпечатков пальцев с коробочкой клавиш, подсвеченных красными и зелеными лампочками. Случись что-нибудь плохое, горела бы однотонная оранжевая подсветка.
Однажды их уже пытались взломать: какая-то местечковая банда – ничего неординарного, местная шелупонь, гопники. Самому старшему из них оказалось едва за двадцать. Наиболее молодой член банды только-только отпраздновал девятилетие. Они решили, будто за дверью скрывается офис, а в нем – немалые деньги. Прибежали с битами, погромили муляжи камер и распознаватель, но внутрь не проникли.
Конечно, убежищем мог заинтересоваться некто более умный и влиятельный, подговоривший малышню совершить налет, но на этот случай Дим разработал несколько планов эвакуации и обороны и уж точно дал бы Никите знать. Нет. Однозначно никто посторонний в убежище не проникал. Во всяком случае, через дверь.
На этой мысли Никита усмехнулся.
– А как еще? Не из унитаза же вылез, – проговорил он вслух и, постучав по двери, добавил: – Дим, это я, пока шел, всякие страшилки навыдумывал, не обращай внимания.
Ответом служила тишина, но она не настораживала. Дим терпеть не мог трепаться ни по телефону, ни по скайпу, ни по домофону, ни еще как-нибудь удаленно, вот в живую – сколько угодно.
Никита приложил к полоске сканера большой палец, набирая другой рукой комбинацию из шестнадцати цифр. Подтверждение отпечатка и код должны были поступить в компьютер одновременно, иначе попытка не засчитывалась, и приходилось ждать три минуты, прежде чем повторить.
– Все-таки ты чертов параноик, Дим, – прошептал Никита, гипнотизируя красную лампочку, подсвечивающую клавишу с изображением ключа. – Что не так? Вот что я снова не так сделал, а?
Словно вняв его словам, лампочка потухла. Раздался характерный щелчок – это открылся основной замок. Еще через пару секунд послышались более глухие звуки – отпирались вспомогательные запоры.
– Аллилуйя, – вздохнул Никита, открывая дверь и шагая через порог. Он хотел прибавить еще какую-нибудь фразу, подходящую случаю, но застыл, глядя на лежащее практически под ногами тело. В том, что Дим мертв, он не сомневался ни минуты: раненые люди, находящиеся без сознания, так же как и животные, не бывают настолько расслабленными, в них все равно присутствует жизнь, мышечный тонус, и только трупы более всего напоминают брошенных тряпичных кукол или мешки, набитые ватой.
Первые мгновения Никита ничего не чувствовал, потом в нос ударил отвратительный запах. Во время физической кончины все мышцы тела расслабляются, и те, о которых не принято упоминать, – тоже. Дим лежал ничком в луже собственной крови, кажущейся неестественно алой, слишком яркой, вызывающей, и в собственных же нечистотах.
Никита стоял столбом и не мог шагнуть ни вперед, ни назад. Его слишком потряс сам факт чужой смерти. Он даже не мог понять, убили ли Дима, или он умер сам. Если кровь, то убили, наверное, не мог же он так неудачно упасть на нож, да и не разбрасывали они по полу оружие и острые предметы. Но если все же имело место убийство, то как же преступник проник в убежище? Допустим, Дим самостоятельно впустил его, но он ведь должен был после этого запереть дверь…
На этом Никиту посетила мысль о том, что он совершенно не о том думает. Еще через мгновение – другая: размышляет как раз в верном направлении, ведь убийца вполне мог спрятаться здесь и ждать его прихода. Никита даже мог поклясться, будто слышал какой-то звук, который не нашлось времени опознать. Звук пугал его до чертиков. Краем глаза Никита уловил какую-то тень и в следующий момент уже обнаружил себя посреди тоннеля.
Он не мог вспомнить, как отступал, вывалился за порог, закрыл дверь за собой или оставил открытой нараспашку. Эхо звенело и грохотало в ушах, воздух царапал горло, ноги подгибались, но Никита не позволял себе останавливаться. Он все пытался понять в общем шуме, один ли бежит, или его кто-то преследует. Сделать это не выходило, а обернуться он попросту не решался.
А ведь он знал, предчувствовал, ощутил ту самую «чуйку», о которой не раз говорил Дим… Дим, чье тело валялось на полу расслабленной кучей плоти. Что ж он сам не предвидел-то!.. Чертов параноик, сапожник без сапог.
Никита выбежал во двор – самый обыкновенный и безлюдный, как назло, будто вымерший, – понесся вдоль длиннющей пятиэтажки, ища вход в арку. Арка продолжительностью от силы в десяток шагов вела на широкую улицу – не проспект, но машины проезжали по ней регулярно даже глухими ночами. Никита не особенно надеялся на помощь какого-нибудь случайного водителя, которому он кинется под колеса, но рассчитывал избавиться от преследователя, если он, конечно, еще не оставил попыток добраться до него.
«Все. Не могу больше, – подумал Никита через несколько секунд. Ноги уже не просто болели, а подкашивались, из горла вырывались хрипы, – сейчас собственные легкие выкашляю».
Тем не менее он продолжал бежать, пока не запнулся о неровность в асфальте и не растянулся во весь рост, до крови рассадив ладони и колени.
«По закону жанра я должен бы вывихнуть ногу, – снова подумал он, тотчас вскакивая, – и оглянуться».
С ногой оказалось все в порядке, но обернуться Никита все же себе позволил.
Двор по-прежнему оставался безлюдным. Совсем. Метрах в пятидесяти темнел вход в тоннель. Никита уже перевел дух, когда из него вышел человек в черной бесформенной хламиде. Обозвать одежду иначе просто не получалось. Она одновременно напоминала плащ вроде тех, какие любят показывать в фильмах про якобы средневековье, походила на рясу священнослужителя и, что совершенно привело Никиту в замешательство, на пончо индейцев. Убийца вряд ли смог бы добраться до него быстро, но по позвоночнику пробежал холодок, а сердце екнуло и застыло где-то в левой пятке, несмотря на недавний быстрый бег.
Преступник смотрел прямо на него, стоял и сверлил тяжелым взглядом. Лицо его скрывала птичья маска наподобие тех, что носили лекари в Венеции во время разгула чумы: отдающая темным металлическим блеском, с узкими прорезями для глаз и вытянутым птичьим клювом. Убийца поднял руку и указал на Никиту скрюченным указательным пальцем.
«Он до меня не доберется», – промелькнуло в голове, но обуявший ужас оказался сильнее. Никита развернулся и побежал дальше, оглядываться он больше не собирался, задавшись единственной целью: отыскать эту чертову арку, покинуть наконец двор и не вспоминать о нем никогда.
Арка обнаружилась совершенно внезапно, просто стена дома вдруг оборвалась. Никита еще успел ей обрадоваться, по инерции шагая с тротуара под колеса въезжающего во двор автомобиля.
Удар получился не слишком сильным, Никита растянулся на капоте и некоторое время не мог прийти в себя. Смутно отметил, что налетел не на черный «Мерседес», а на родную полицейскую «Тойоту», за царапанье которой его хотя бы не поставят на счетчик.
«Какие дурацкие мысли лезут в голову», – успел подумать он, когда из автомобиля выскочили патрульные и, ловко скрутив ему руки за спиной, защелкнули наручники.
При попытке представиться Никита удостоился удара под дых и надолго замолчал в силу естественных причин – пробовал отдышаться. За это время его отлепили от капота и кинули на заднее сиденье, соблюдая абсолютную тишину. Называться полицейские не сочли нужным, из чего Никита заключил, что его похищают.
«Хотели бы, убили сразу», – решил он, мгновенно успокоившись.
В чистом и теплом салоне приятно пахло дорогим ароматизатором. Похитители не имели отношения к убившему Дима маньяку, а значит, в их обществе можно рассчитывать на какую-никакую безопасность. Относительно же их намерений Никита решил поразмышлять позже. Если людей хватают на улице ни с того ни с сего и везут в неизвестном направлении, кому-то они нужны, и рано или поздно получится узнать, зачем именно.
Велюровое сиденье неприятно терлось о щеку, Никита изловчился и сел, постаравшись не слишком облокачиваться на скованные за спиной руки. Водитель бросил на него острый взгляд через зеркало заднего вида, но ничего не сказал. Его напарник даже не обернулся. Похитители не думали, будто пленник в состоянии совершить какое-нибудь безумство вроде разбивания стекла и выпрыгивания из машины на полном ходу, и их совершенно не волновало, запомнит ли Никита дорогу. Хотели бы скрыть, засунули бы в багажник, в конце концов!
Полицейский, сидящий на пассажирском сиденье, включил радио, и Никита окончательно убедился: к правоохранительным органам похитители не имеют никакого отношения. Радиоволну не прерывал хрип радиостанций и сообщения диспетчера, никто не вызывал патрульных на связь.
– В Подольске девятнадцать часов. Новости, – произнесла ведущая поставленным музыкальным голосом.
«Тойота» выехала на Симферопольское шоссе и влилась в довольно плотный поток легковых автомобилей, мини-вэнов, микроавтобусов и фур. Водитель щелкнул тумблером, расположенным у коробки передач, включая сирену. Никита скривился, но благоразумно промолчал и уставился в окно.
Вначале он старался запоминать дорогу, отмечал в памяти дорожные указатели, потом плюнул и прикрыл глаза. Никита никогда не подумал бы, будто заснет в полнейшей неизвестности, едва пережив сильнейшее потрясение, да вдобавок под вой полицейской сирены, но именно это и сделал. То, как водитель усмехнулся, бросив на него еще один пристальный взгляд в зеркало заднего вида, он уже не видел.
– Видать, совесть-то чиста, – тихо произнес тот, кто сидел на пассажирском сиденье.
– Либо он так считает, – ответил водитель.