Пролог


– Эй, сюда! Сюда, усталый путник! Дороге нет конца, а дело идет ко сну. Загляни к нам, покой ногам дай!

Желтое око тётина[1] вглядывалось в ночь. На небе показалась луна, но тут же скромно спряталась за ширму облаков. Фонарь выхватывал из мрака большие деревянные ворота, широкую тропу и молодого зазывалу. Юноша держал тётин высоко над головой и кричал в окружавшую его темноту:

– Господин, у нас познаешь земное блаженство! Покой для тех, кому небо не по карману. Хорошие комнаты, обилие еды, мимо не проходи! Вино слаще меда, чай душистый и горячий.

Вместо господина, что в воображении зазывалы приближался к воротам, отяжеленный мешками с золотом, уставший и ищущий, где бы преклонить голову, к тропе спускался туман. Его седые клочья покрыли склоны гор, у подножия которых волей богов бил горячий источник. И стоял у целебных вод небольшой рёкан[2], предлагавший благодатную негу онсэнов[3] и спокойный сон.

– Эй, заночуй у нас! – не унимался зазывала.

Он обрядился в кимоно деда и гэта[4] не по размеру двенадцатилетнему мальчишкe. Черные волосы собрал в пучок на макушке, чтобы показать – еще немного, и он действительно станет взрослым, осталось дождаться совершеннолетия и состричь длинные локоны. Ему впервые поручили встречать ночных гостей. Фонарь подпрыгивал от нетерпения юного привратника, которому доверили важное дело. Его не пугал туман – с сентября по май пелена окутывала горы и смешивалась с паром купален.

– Целебный пар впитай про запас! Окунись, исцелись и дальше в путь пустись! Господин, путь далек, зайди на огонек!

– Что ты кричишь в ночь? – одновременно заскрипели ворота и стариковский голос, перебивая заливистые трели мальчишки. – Постояльцев разбудишь. Сегодня никто уже не придет, время позднее. Всех не заманишь.

– Погоди, дедушка, – попросил юноша, не оборачиваясь.

Дед был вездесущим, как туман. И днем и ночью выстукивал он палкой, на которую опирался при ходьбе, свой неровный шаг – проверял дела рёкана.

– Не просто так надрываюсь. Вижу свет фонаря. Жди гостя, готовь место.

Старик подошел к внуку, сощурил подслеповатые глаза, вгляделся в черноту ночного леса. Туман, густо-серый с синим оттенком, полз к воротам, постепенно заполняя лес, скрадывая стволы деревьев и дорогу к рёкану, но вдалеке бледнел, изгоняемый неясным светом.

– И вправду, будто бы свет.

Старик потер глаза и представил гостя на телеге, груженной десятком мешков с золотом. Но смутная тревога легла на его лицо таким же туманом, что подкрадывался к ногам.

– Ты бы шел спать, – сказал он. – Я сам тут управлюсь.

– О, нет, я не устал! – возразил мальчик.

– Может статься, к нам пожалуют особые гости.

– Бабушка предупредила, – заторопился мальчик. – Спросила, готов ли я. Конечно-конечно, оками-сан[5], ответил я. Она согласилась. Ты же не злишься, что я надел твои гэта, дедушка? В них я кажусь выше!

Старик несколько раз кивнул. Фонарь подскочил к небу.

– Эй, путник! Верно, ног под собой не чуешь? Остановись, у нас заночуешь! – завел мальчик радостную песню.

«Какой внучок у нас! – подумал дед, запахивая полы юкаты[6] – Такому не страшно дела передать. Традиции чтит, землю родную любит. Голос громкий, глаз зоркий. Но все же тревожно: в неурочный час вызвался внук у ворот стоять».

Свет приближался. Сомнения развеялись, к ним спешил постоялец. Густеющий туман отступил перед сиянием, к воротам подошел не человек, а скала.

– Это демон! – воскликнул мальчик.

– Нет. – Старик поспешно задвинул его за спину и склонился перед гостем с глубоким почтением.

– Господин.

Мальчик попытался разглядеть могучего человека. Дед склонился еще ниже, не поднимая на гостя взгляда. Самурай возвышался над ним, облаченный в тяжелые доспехи. Козырек шлема отбрасывал тень, маска скрывала лицо, рукоять тати поблескивала на поясе, отражая свет тётина. Фонаря при нем не было.

– Мы рады видеть вас, господин. – Старик откашлялся, чтобы голос звучал как можно приятнее.

Самурай поднял руку в предупредительном жесте. Пропустил вперед тонкую фигуру, завернутую в белый шелк. Она соткалась из окружившего ворота тумана, сияла, окутанная дымкой с головы до ног. Старик еще ниже согнул спину, украдкой показывая внуку на землю. Мальчик распластался в поклоне у ног гостьи.

– Мои покои свободны? – Голос из-под скрывающей лицо вуали напоминал потрескивание поленьев в костре. – Я так устала.

– Кто осмелится занять ваше место, Госпожа? – зачастил старик. – Мы всегда ждем вас, ваш приход – счастье для нас. – Он незаметно толкнул внука.

Юноша подскочил и, не поднимая головы, открыл ворота.

– Давно не навещала вас. – Госпожа прошла вперед. Она не снимала накидки. Шелк ее одеяний нес туман за собой, тропа за воротами затянулась молочной завесой. – Всего год прошел, а кажется, что вечность.

Госпожа знала, куда идти. Старик отправился за ней – убедиться, все ли по вкусу дорогой гостье.

– Ступай спать, юноша. – Голос самурая был подобен раскатам грома. Самурай встал у ворот рёкана. – Покуда Госпожа навещает вас, я на страже.

– Не захочет ли Госпожа чего? – осмелился спросить юноша, глядя на удаляющуюся фигуру женщины. – Я тотчас принесу.

– О Госпоже есть кому заботиться. – Самурай положил огромную ладонь на рукоять меча. – Отчего ты встречаешь нас вместе с дедом? Как поживает твоя бабушка? Здорова ли?

Юноша промолчал. Самурай терпеливо ждал.

– Время считает лучше нас, – заговорил он, когда ответа не последовало, – И всегда знает нужный срок. Отправляйся спать и ни о чем не тревожься.

Мальчик оставил сложенный тётин. Ему больше не хотелось петь, слова застряли в горле. Они боялись вырваться наружу и разбиться о самурая, вставшего у ворот непоколебимой горой. Юноша даже не смог пожелать воину доброй ночи и почти пожалел, что обрядился во взрослое кимоно. Бабушка не говорила, что ночные гости бывают такие страшные. «Хорошо, что я встречал их, а не младший братец. Он бы точно испугался!» – подумал он и побежал в крохотную комнатку возле кухни, где спали мать и младший брат, не знавший ничего о прибытии Госпожи и самурая.

Туман накрыл спящий рёкан, смешался с дыханием горячих источников. Проник в дрему постояльцев, в чуткий сон слуг. Старый хозяин постоялого двора стучал палкой, спускаясь по ступеням.

В номере на третьем этаже Госпожа снимала шелка.