Энн все еще находилась в том месте, где оказалась пятнадцатью минутами ранее, когда ринулась по коридору и влетела в первую же незапертую дверь. Ей повезло, что это был темный чулан без окон, где Энн успела вслепую нащупать виолончель, три кларнета и, похоже, даже тромбон.
Было в этом некое совпадение. Она вбежала в комнату, куда музыкальные инструменты Смайт-Смитов приходили умирать. И застряла здесь, по крайней мере, пока безумие в коридоре не закончится. До нее доносились громкий визг, нечто вроде рычания и звуки, тошнотворно напоминавшие удары кулака о человеческую плоть.
Она так и не нашла, куда сесть, разве что на пол, так что плюхнулась на холодные, не застланные ковром доски, прислонилась к голому участку стены возле двери и приготовилась пережидать драку. Что бы там ни происходило, Энн не желала в этом участвовать, но, что еще важнее, не желала и близко оказаться там в тот момент, когда драчунов обнаружат. А их точно обнаружат, судя по тому грохоту, который они подняли.
Мужчины. Все они идиоты. До единого.
Хотя там, кажется, была и женщина. Это она визжит! Энн показалось, что она расслышала имя «Дэниел», а потом, кажется, «Маркус», который, насколько она знала, был графом Чаттерисом. С ним она познакомилась в начале вечера. Он явно был увлечен леди Хонорией…
Кстати, если поразмыслить, визжит, видимо, она.
Энн покачала головой. Это не ее дело. Никто не осудит ее за желание остаться в стороне. Никто.
Кто-то ударился в стену прямо за ее спиной, отчего Энн отлетела по полу на добрых два дюйма. Она застонала и закрыла лицо руками. Годы спустя случайно найдут ее высохшую мумию, лежащую поверх тубы рядом с двумя флейтами, образующими знак креста.
Энн покачала головой. Нужно прекратить чтение мелодрам Харриет на ночь. Ее младшая подопечная вообразила себя писателем, а ее истории становились с каждым днем все мрачнее.
Наконец шум ударов в коридоре стих, и мужчины свалились на пол. Она чувствовала это прямо сквозь дверь. Один – прямо позади нее: они сейчас спина к спине и разделяет их только стена. Она слышала тяжелое дыхание мужчин, потом их разговор: короткие, отрывистые предложения. Она не собиралась подслушивать, но что может поделать, если застряла здесь?
И тут она сообразила, что происходит.
Тот мужчина, что целовал ее, – граф Уинстед, старший брат леди Хонории! Она видела его портрет, и следовало бы узнать, кто перед ней. Но она не узнала.
Портрет отличался определенным сходством. Каштановые волосы цвета кофе и прекрасно очерченный рот. Но сходство было неполным. Он был красив, трудно отрицать, но никакой художник не смог бы передать спокойную, элегантную уверенность мужчины, знавшего свое место в этом мире и находившего это место вполне удовлетворительным.
О боже, она попала в переплет! Поцеловала печально известного Дэниела Смайт-Смита. Энн знала о нем все. Как и все. Несколько лет назад он дрался на дуэли, и отец противника изгнал его из страны. Но, очевидно, они заключили нечто вроде перемирия. Леди Плейнсуорт упоминала, что граф наконец возвращается домой, а Харриет передавала Энн все сплетни.
Харриет всегда была рада поделиться новостями.
Но если леди Плейнсуорт узнает, что случилось сегодня вечером… Это будет конец пребывания Энн на посту гувернантки, и не важно, в семье Плейнсуортов или любой другой. Энн с таким трудом устроилась на работу. Никто не наймет ее, если станет известно, что она флиртовала с графом. Заботливые мамаши не допустят в дом гувернанток сомнительных моральных принципов.
И это не ее вина. На этот раз она действительно ни при чем.
Она вздохнула. В коридоре стояла тишина. Неужели они наконец убрались? Она слышала шаги, но было трудно сказать, ушли ли все, замешанные в драке.
Энн выждала еще несколько минут, убедившись, что все стихло, повернула дверную ручку и осторожно ступила в коридор.
– Вот и вы, – сказал он. Второй раз за вечер.
Должно быть, она подпрыгнула на целый фут. Не потому, что лорд Уинстед удивил ее. Скорее, она поразилась тому, что он так долго оставался в коридоре в полной тишине. Она и вправду ничего не слышала.
Но раскрыла она рот вовсе не потому.
– Выглядите кошмарно, – вырвалось у нее. Он был один и по-прежнему сидел на полу, вытянув длинные ноги. Энн в жизни не подумала бы, что человек может выглядеть так неустойчиво, сидя на полу, но была совершенно уверена, что граф упал бы, если бы не прислонился к стене.
Он отсалютовал ей дрожащей рукой.
– Маркус выглядит хуже.
Энн только сейчас заметила его глаз, наливавшийся фиолетовым, и рубашку, залитую кровью. И чья это кровь?
– Не уверена, что такое возможно.
Лорд Уинстед шумно выдохнул:
– Он целовал мою сестру!
Энн ждала продолжения, но он явно считал это достаточным объяснением.
– Э… – пробормотала она, потому что для подобных случаев не существовало руководств по этикету с инструкциями. Наконец она решила, что лучше всего будет справиться о результатах, а не о причинах стычки.
– Все улажено, не так ли?
Он с величественным видом вскинул подбородок:
– Очень скоро влюбленной паре будут приносить поздравления.
– О… да. Это прекрасно.
Она улыбнулась, кивнула и сжала руки перед собой в попытке стоять смирно. Все это ужасно неловко. И что теперь делать с избитым графом? Который только сейчас вернулся после трех лет изгнания? И имел весьма сомнительную репутацию до того, как сбежал из страны.
Не говоря уже обо всех этих поцелуях несколько минут назад.
– Вы знаете мою сестру? – спросил он ужасно усталым голосом. – О, конечно, знаете. Вы играли с ней на сцене.
– Ваша сестра – леди Хонория?
Ей казалось, что прилично будет уточнить.
– Я Уинстед, – кивнул он.
– Да, конечно. Меня уведомили о вашем скором возвращении.
Она смущенно улыбнулась, но чувство неловкости осталось.
– Леди Хонория очень мила и добра. Я счастлива за нее.
– Она кошмарно играет.
– И все же она была лучшей скрипачкой на этой сцене, – абсолютно честно ответила Энн.
Он громко рассмеялся.
– Из вас вышел бы прекрасный дипломат, мисс… – Он помолчал, выждал и подчеркнуто заметил: – Вы так и не назвали своего имени.
Энн поколебалась, потому что всегда колебалась, когда ее допрашивали, но тут же напомнила себе, что граф Уинстед – племянник ее хозяйки. Ей нечего бояться. И к тому же никто не видел их вместе.
– Я мисс Уинтер. Гувернантка ваших кузин.
– Каких именно? Плейнсуортов?
Она кивнула.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– О, бедняжка!
– Стоп! Они прелестны! – запротестовала Энн.
Энн обожала своих подопечных. Харриет, Элизабет и Френсис, возможно, более строптивы, чем большинство молодых девушек, но сердца у них добрые. И они никому не желают зла.
Граф вскинул брови:
– Прелестны – да. Но вот приличное поведение – под большим сомнением.
Тут он был скорее прав, и Энн не смогла сдержать легкой улыбки.
– Уверена, что они уже достаточно повзрослели с тех пор, как вы в последний раз были в их компании, – чопорно ответила она.
Он с сомнением посмотрел на нее и спросил:
– Как получилось, что играли на фортепьяно вы?
– Леди Сара заболела.
– Вот как? – В этих двух словах содержалось целое море значений. – Передайте мои пожелания скорейшего выздоровления.
Энн была совершенно уверена, что леди Сара почувствовала себя лучше в тот момент, когда мать освободила ее от концерта. Но она просто кивнула и сказала, что обязательно передаст. Хотя и не думала этого делать. Никогда и никому она не скажет, что встретилась с графом Уинстедом!
– Ваша семья знает, что вы вернулись? – спросила она, рассматривая его. Он и вправду похож на сестру. Интересно, такие же ли у него глаза – блестящие, бледно-голубые, почти сиреневые? В тусклом освещении коридора невозможно сказать наверняка, не говоря уже о том, что один его глаз распух так, что осталась только щелочка. – Если не считать леди Хонории, конечно, – добавила она.
– Нет еще. – Он глянул в сторону жилой половины дома и поморщился: – Как бы я ни обожал всех несчастных гостей, отважившихся послушать концерт, предпочел бы не столь публичное появление. – Он оглядел себя и вздохнул: – Особенно в таком виде!
– Конечно, нет, – поспешно согласилась Энн. Трудно даже представить, какая бы суматоха поднялась, войди он в зал в крови и синяках.
Дэниел с тихим стоном пошевелился, пробормотал под нос что-то такое, что, как была уверена Энн, ей лучше не слышать.
– Мне нужно идти, – выпалила она. – Ужасно жаль, что так вышло и…
Она велела себе уйти. Правда велела. Каждый уголок ее мозга вопил, требуя прийти в себя и выбраться отсюда, прежде чем кто-то на них наткнется, но она могла думать только об одном: он защищал сестру!
Как можно оставить в беде такого мужчину?
– Позвольте помочь вам, – предложила она вопреки всякому здравому смыслу.
Дэниел слабо улыбнулся.
– Если не возражаете.
Она присела на корточки, чтобы получше рассмотреть его увечья. Ей часто приходилось лечить царапины и порезы, но ни с чем подобным она раньше не сталкивалась.
– Где болит? – спросила она и откашлялась. – Кроме очевидных мест.
– Очевидных?
– Ну… – Она осторожно притронулась к его глазу. – Глаз совсем заплыл. И тут…
Энн показала на левую сторону его челюсти, прежде чем коснуться плеча, видневшегося через прореху в порванной окровавленной рубашке.
– И тут.
– Маркус выглядит хуже, – повторил лорд Уинстед.
– Да, – ответила Энн, сдержав улыбку. – Вы упоминали.
– Это важная деталь.
Он криво ухмыльнулся, поморщился и поднес ладонь к щеке.
– Зубы? – встревожилась она.
– Похоже, все на месте, – промямлил он. Открыл рот, словно для того, чтобы проверить, как работают челюсти, и с очередным стоном закрыл.
– По крайней мере, я так думаю.
– Может, позвать помощь?
Он поднял брови:
– Хотите, чтобы этот кто-то узнал, что вы были здесь наедине со мной?
– О! Конечно нет! Я не подумала!
Уинстед снова улыбнулся этой сухой полуулыбкой, от которой у Энн все переворачивалось внутри.
– Да, я произвожу на женщин подобный эффект.
На ум пришел сразу десяток остроумных ответов, но Энн стиснула зубы.
– Я могла бы помочь вам подняться, – предложила она.
Он склонил голову набок:
– Или вы могли бы посидеть и поговорить со мной.
Она молча уставилась на него.
И снова эта полуулыбка…
– Всего лишь как вариант, – заверил он.
«Не слишком умный», – немедленно подумала Энн. Ради всего святого, они только что целовались! Ей вообще не следует находиться рядом с графом, особенно рядом с Уинстедом, на полу, где будет так легко повернуться к нему и…
– Наверное, нужно принести воды, – выпалила она так быстро, что едва не закашлялась. – У вас есть носовой платок? Вы, конечно, захотите немного привести себя в порядок. У вас есть платок?
Он сунул руку в карман и вытащил смятый квадратик ткани.
– Лучшее итальянское полотно, – устало пояснил он и нахмурился: – По крайней мере, было когда-то.
– Уверена, это идеально подойдет, – заметила Энн, взяв квадратик и сложив его по своему вкусу. Потянулась и промокнула его щеку. – Очень больно?
Он покачал головой.
– Жаль, что воды нет. Кровь уже подсохла.
Она нахмурилась:
– У вас нет бренди? Может, в фляжке?
Джентльмены часто носят с собой фляжки. Ее отец носил. Он редко покидал дом без нее.
Но лорд Уинстед ответил:
– Я не пью спиртного.
Что-то в его тоне напугало ее. Энн подняла глаза, встретилась с ним взглядом, и у нее снова перехватило дыхание. Она и не подозревала, как близко наклонилась к нему.
Ее губы раскрылись. Она хотела…
Слишком многого. Она всегда хотела слишком многого.
Она отстранилась, расстроенная тем, как легко качнулась к нему. Он был мужчиной, улыбавшимся весело и часто. Стоило провести несколько минут в его компании, чтобы это понять. Именно поэтому резкие нотки в его голосе озадачили ее.
– Но вы, возможно, сумеете что-то найти в конце коридора, – сказал он неожиданно, и странные, захватывающие в плен чары были сняты. – Третья дверь направо. Когда-то это был кабинет моего отца.
– В глубине дома?
Казалось бы, совершенно неподходящее место.
– У него два входа. Второй открывается в главный холл. Там сейчас никого не должно быть, но советую держаться настороже, когда войдете.
Энн поднялась на ноги и пошла в указанном направлении. Лунный свет струился в окна, и она легко нашла графин. Захватила его с собой, вышла и плотно прикрыла дверь.
– На полке у окна? – пробормотал лорд Уинстед.
– Да.
Он слегка улыбнулся.
– Некоторые вещи никогда не меняются.
Энн вытащила пробку и приложила к горлышку платок, плеснув на ткань большую порцию бренди. Вокруг мгновенно распространился резкий запах.
– Вам неприятно? – спросила она с внезапной тревогой. – Я имею в виду запах.
На ее предпоследнем месте, до того как она стала работать на Плейнсуортов, дядя молодой подопечной слишком много пил, но потом бросил. Находиться рядом с ним было чудовищно трудно. Его характер стал невыносим, и если он улавливал хотя бы легкий запах алкоголя, вел себя как безумец.
Энн пришлось уйти. По этой и другим причинам.
Но лорд Уинстед только покачал головой:
– Не то чтобы я не могу выпить. Просто предпочитаю не делать этого.
Очевидно, недоумение слишком ярко отразилось на ее лице, потому что он добавил:
– Меня не тянет к спиртному. Я не испытываю к нему ничего, кроме презрения.
– Понимаю, – пробормотала Энн.
Очевидно, у него свои секреты.
– Возможно, будет жечь, – пробормотала она.
– Определенно будет… ой!
– Простите, – вздохнула Энн, легонько проводя платком по царапинам.
– Надеюсь, Маркуса обольют этой чертовой гадостью с головы до ног, – буркнул он.
– Безусловно, если он действительно выглядит хуже вас, – улыбнулась она.
Уинстед недоуменно посмотрел на нее. Постепенно по его лицу расплылась медленная улыбка:
– Я знаю это из самого надежного источника.
Он фыркнул, но Энн не подняла глаз. В этом разговоре было нечто столь интимное… Она наклонилась над его рукой, промывая раны. Энн не знала этого человека. Совсем не знала. И все же не хотела прерывать эти мгновения. «Не потому, что это он», – твердила она себе. Просто… просто она так долго…
Она одинока. И знала это. Невелик сюрприз.
Энн показала на порез на плече и протянула ему платок. Одно дело – его лицо и руки, но коснуться его тела… невозможно.
– Возможно, вам следует…
– О нет, я не стану вас останавливать. Я наслаждаюсь вашим нежным уходом.
– Сарказм вам не идет, – покачала головой Энн.
– Не идет, – весело согласился он. – И никогда не шел. – Наблюдая, как она наливает бренди на платок, он добавил: – Так или иначе, я говорил искренне.
Она не могла позволить себе слишком глубоко раздумывать над этим признанием, поэтому, прежде чем прижать платок к ране, сухо пообещала:
– Это определенно будет щипать.
– Ааааааааааааааа! – пропел он, и она невольно рассмеялась. В точности как бездарный оперный певец или один из шутов в кукольном спектакле про Панча и Джуди!
– Вам следует делать это почаще, – заметил он. – Я имею в виду – смеяться.
– Знаю.
Но это прозвучало грустно, а она не хотела быть грустной и поэтому добавила:
– Но я нечасто пытаю взрослых мужчин.
– В самом деле? – пробормотал он. – А мне казалось, вы делаете это постоянно.
Она воззрилась на него.
– Когда вы входите в комнату, – тихо пояснил он, – даже воздух меняется.
Ее рука застыла в дюйме или около того над его плечом. Она смотрела ему в лицо – ничего не могла с собой поделать – и видела в его глазах желание. Он хотел ее. Хотел, чтобы она подалась вперед и коснулась губами его губ. Это было бы так легко: нужно только качнуться к нему. Она могла бы уверить себя, что не хотела делать ничего подобного. Потеряла равновесие, вот и все.
Но Энн знала также, что это неправильно. Это не ее мир. Он граф, она… Да, она та, кем заставила себя быть. Той, кто не принимает ухаживания графов, особенно тех, у кого за спиной скандальное прошлое.
Когда он появится на людях, на него обрушится водопад всеобщего внимания, и Энн ни за что не хотела быть рядом, когда это произойдет.
– Теперь мне и вправду нужно идти, – объявила она.
– Куда именно?
– Домой. – И поскольку ей казалось, что нужно объясниться, добавила: – Я очень устала. День был долгим и утомительным.
– Я провожу вас.
– Это совершенно необязательно.
Он глянул на нее, оттолкнулся от стены и, морщась, поднялся.
– Как вы собираетесь попасть туда?
«Что за допрос?»
– Пойду пешком.
– В Плейнсуорт-Хаус?
– Это недалеко.
Он хмуро свел брови:
– Но слишком далеко для леди без сопровождения.
– Я гувернантка.
Это, казалось, развеселило его:
– А гувернантка, по-вашему, не леди?
Энн раздраженно вздохнула.
– Мне ничего не грозит. Я в полной безопасности, – заверила она. – Дорога прекрасно освещена. Возможно, вдоль обочины выстроились экипажи.
– И все же легче мне от этого не становится.
До чего же он упрям!
– Для меня честь познакомиться с вами, – твердо сказала она. – Уверена, родным не терпится снова увидеть вас.
Его рука сомкнулась на ее запястье.
Губы Энн раскрылись. Его кожа была теплой, а ее – раскаленной от его прикосновения. В ней вскипело что-то странное и смутно знакомое, и она вдруг потрясенно сообразила, что это возбуждение.
– Конечно, вы понимаете, – пробормотал он, и она почти сдалась. Она хотела этого: та девушка, которой она была когда-то, отчаянно хотела этого, и прошло столько времени с тех пор, как она открыла дверь достаточно широко, чтобы выпустить эту свою сущность.
– Невозможно куда-то идти в таком виде, – отрезала она. Он выглядел так, словно сбежал из тюрьмы. Или, возможно, из ада.
Он пожал плечами.
– Лучше, чтобы меня не узнали.
– Милорд…
– Дэниел, – поправил он.
– Что?! – ахнула она.
– Меня зовут Дэниел.
– Знаю. Но я не собираюсь называть вас по имени.
– Очень жаль. Все же стоило попытаться. Идем же.
Он протянул руку, которую она не взяла.
– Разве нам не пора?
– Я никуда с вами не иду.
Он плутовски улыбнулся. Даже при том, что одна сторона рта распухла и покраснела, выглядел он как дьявол.
– Означает ли это, что вы остаетесь со мной?
– Вас ударили по голове. Это единственное объяснение, – прошипела она.
Он рассмеялся и словно забыл о сказанном:
– У вас есть пальто?
– Да, но я оставила его в репетиционной. Я… не пытайтесь сменить тему!
– Хмммм?
– Я ухожу, – бросила она, подняв руку. – Вы остаетесь.
Но он преградил ей дорогу. Его рука вытянулась в жесткую горизонтальную линию, ладонь уперлась в стену.
– Должно быть, я неясно выразился, – сказал он, и в этот момент она поняла, что недооценивала его. Пусть он беспечен и легкомыслен, но это далеко не все его качества, а прямо сейчас он был на редкость серьезен.
– Есть вещи, относительно которых я не иду на компромисс. Безопасность леди – одна из них, – тихо и очень четко произнес он.
И на этом все. Его нельзя поколебать. Так что, выслушав наставления в том, что они должны оставаться в тени и переулках, где их никто не увидит, Энн позволила ему проводить ее до входа для слуг в Плейнсуорт-Хаус. Он поцеловал ей руку, и она попыталась сделать вид, будто этот жест ей не понравился.
Возможно, ей удалось одурачить его, но не себя.
– Я навещу вас завтра, – пообещал он, все еще сжимая ее пальцы.
«Что?! Нет!»
Энн отдернула руку.
– Вы не можете.
– Разве?
– Не можете! Я гувернантка! Мужчины не имеют права меня навещать, иначе я потеряю должность!
Он улыбнулся, словно мгновенно нашел легкий выход.
– В таком случае я нанесу визит кузинам.
Неужели он совершенно ничего не знает о правилах хорошего тона? Или просто настолько эгоистичен?
– Меня не будет дома, – решительно ответила она.
– Я приеду снова.
– И меня снова не окажется дома.
– Какая банальность! Но кто будет наставлять моих кузин?
– Не я, если вы намекаете на это. Ваша тетя наверняка избавится от меня.
– Даже так? – хмыкнул он. – Звучит более чем мрачно.
– Так и есть.
Господи, она должна заставить его понять! Не важно, кто он и какие вызывает в ней чувства. Волнение вечера… поцелуй… все это так мимолетно.
Главное – иметь крышу над головой. И еду: хлеб с сыром, масло, сахар и все те чудесные вещи, которые она в детстве ела каждый день. И ест сейчас, у Плейнсуортов Энн обрела стабильность, должность и самоуважение.
Она не принимала все это как должное.
Энн посмотрела на лорда Уинстеда. Он пристально наблюдал за ней, словно заглядывая в душу.
Но он не знал ее. Никто не знал. И поэтому, накинув ледяную корректность, как мантию, Энн отняла руку и присела.
– Благодарю за то, что проводили, милорд. Я ценю ваше беспокойство о моей безопасности.
С этими словами она повернулась к нему спиной и вошла в заднюю калитку.
Очутившись внутри, она не сразу смогла все трезво обдумать. Плейнсуорты возвратились только через несколько минут после ее прихода, так что следовало объяснить свой побег с концерта. Взяв перо в руки, она заявила, что хотела немедленно послать записку с объяснениями. Харриет без умолку трещала о волнующих событиях вечера: оказалось, что лорд Чаттерис и леди Хонория действительно помолвлены, причем их застали в крайне интересном положении. А потом вниз сбежали Элизабет и Френсис, потому что никто из них не мог заснуть.
Прошло не меньше двух часов, прежде чем Энн наконец смогла уйти к себе, переодеться в ночную рубашку и заползти в постель. И пройдет еще столько же, прежде чем она хотя бы попытается уснуть.
Сейчас она могла только уставиться в потолок, и думать, и гадать, и шептать:
– Аннелиза Софроуния Шоукросс, – сказала она себе, – во что ты впуталась?!