2

София почти бежала за Артемом, ставя его в известность:

– Разрешил. Да-да, разрешил. Мало того, Ким Денисович предложил мне поработать этим… как его… м-м-м… в пресс-службе, вот! Мое образование позволяет, правда, зарплата маленькая, но я согласилась.

– А как же твой книжный магазин? – бросил Артем на ходу.

– Хм! Я ушла оттуда перед Новым годом. Не понимаю, чем ты недоволен?

Он остановился, руки поставил на бедра и чуть не съел Софию:

– Ты мне будешь мешать.

– Чем?

– Присутствием! – рявкнул Артем, затем пошел дальше. София не ожидала, что он окажется несговорчивее начальников.

– А я довольна! Даже не предполагала, что так повезет, – не отставала от него она. Наконец применила тактику бабушки Марго – лесть: – Артем, ты же не злой, почему хочешь таковым казаться? Я думала, мы друзья…

– Ну, вот что, подруга, – снова остановился он. – Начальник разрешил? Вот и не приставай ко мне. Но учти: раз ты из пресс-службы, будь добра, ни звука не произноси, обращайся по форме.

– По какой форме? – захлопала глазами София.

– Капитан мое звание, так и обращайся.

– Тут никто не обращается по форме…

– А для тебя особые привилегии.

– Ну ладно, буду…

– Есть. Надо говорить: есть, товарищ капитан.

– Издеваешься?

– Немножко, чтобы служба медом не казалась, – ухмыльнулся Артем. – Тебе дай волю, ты тут все с ног на голову поставишь.

– Ну и плохого же ты обо мне мнения!

– Просто я помню, какая ты инициативная.

Ой, сколько напора, сколько иголок – с чего бы это? Может, причина совсем в другом? Иначе как объяснить перепады? То он рад видеть Софию, то не хочет ее присутствия и злится. На кого злится? Не на себя ли?

– Чего ты улыбаешься? – процедил Артем.

– Юпитер сердится, значит, он не прав, – резюмировала София. – Артем… э… товарищ капитан, работа с тобой мне поможет, я же полный дуб. Сама не знаю, как первый роман получился. Ким Денисович с начальником и то вошли в положение, а ты… Пожалуйста, Артем, не будь занудой!

А деваться-то ему некуда, он ведь тоже подчиненный. София побежала оформляться на работу.

К концу дня она просмотрела фото с места нахождения первого трупа, который обнаружили в кювете, а также подробно изучила отпечаток каблука и нечеткий след ступни. Что удивительно, других следов вокруг трупа не имелось, словно неизвестная персона спустилась с неба и встала на одну ногу, каблук которой погрузился по самое основание в подмерзшую землю – снега неделю назад не было. Разумеется, след – от женского сапога на шпильке, но кому он принадлежал – случайной женщине или сообщнице?

К вечеру стали известны результаты вскрытия второго трупа. Перед убийством он выпил и неплохо поел, а вот рука, проткнувшая его горло и горло мужчины-предшественника, действительно, скорей всего одна. Эксперт подчеркнул особенности смертельного ранения – удар нанесен снизу вверх и чуточку вбок. Отсюда можно предположить, что убийца был ниже ростом и находился в момент удара справа от жертвы, как и в первом случае. А самое главное – оба удара нанесла слабая рука, следовательно, это либо мужчина хлипкого телосложения, либо… женщина. Правда, с мотивами полная неясность, но это пока, как надеялись.

Личность второго убитого установили быстро: Зимовец Герман Олегович, сорок лет, преподаватель института, женат, отец двоих детей – сведения дали в институте по телефону, также сообщили домашний адрес.

София успела все, даже составить подборку для городских газет о происшествиях – три квартирных кражи (одну раскрыли за час, ибо грабителем оказался сосед-пьяница), одно разбойное нападение и мелкие хулиганства. Решено было дать фото первого убитого на телеканалы, возможно, его опознают, увидев на экране телевизора, ведь заявлений о пропаже мужчины ни в одно отделение не поступало, а родных найти надо. Так и пролетел день, София вышла на улицу, ее встретила ночь, хотя еще вечер. Вдруг перед ней затормозил автомобиль, открылась дверца.

– Садись, подружка.

София упала на сиденье, сняла капюшон и мотнула головой, растрепав волосы, – так она эффектней выглядит. Артем резко тронул авто с места, спросив:

– Как тебе первый рабочий день?

– Устала зверски. Но мне нравится. А ты, товарищ капитан, отошел от недавней злости?

– В неформальной обстановке можешь обращаться ко мне по имени, – разрешил он, посмеиваясь.

– Благодарю за снисхождение. Каждый день будешь отвозить меня домой?

– Это зависит от твоего поведения.

– Ого! – хохотнула София. – Мрачные у меня перспективы. Боюсь, угодить тебе не сумею. Артем, как будешь искать убийцу? Это же невозможно.

– Ну, я не один работаю. А искать будем… как бог на душу положит. – Он покосился на нее и усмехнулся, увидев удивленно распахнутые глаза. – Не веришь? А так и будет. В нашем деле удача играет большую роль. Первое – завтра поговорю с женой Зимовца.

– А можно я немножко тебе помешаю своим присутствием?

– У тебя своей работы полно.

– На самом деле немного, справлюсь. Так можно?

– Лучше потом расскажу.

– Почему ты не хочешь сделать мне маленькое одолжение? Между прочим, я тебе жизнь спасла…

– Я тебе тоже.

– Тем более. Мы же почти родственники.

– Ха! Родственница нашлась! Ладно, поедешь со мной, но с начальством сама договаривайся.

– Запросто! Артем, ты чудо. Спасибо за доставку.

Она открыла дверцу, поставила одну ногу на тротуар…

– София…

– Да? – обернулась она. Артем протянул ей перчатки. – А я про них забыла… (Она ухватила перчатки, но он не отдавал.) Что-нибудь еще?

– Знаешь, милиция не место для таких, как ты.

– Для каких таких?

Артем сморщился, показывая ей тяжелый мыслительный процесс, который шел в его голове, наконец улыбнулся:

– Не смогу объяснить, я ж не литератор.

– Значит, сам не знаешь. Пока.

Борьки не было дома, София, скинув шубку, кинулась к компьютеру. Она напишет шедевр… ну, если не шедевр, то увлекательное чтиво, главное – воображение разбужено.

Новый роман

«Сонная тишина опутала город. Ни одной живой души, лишь скрип колес нарушал покой. Вдоль улиц высвечивались фонарные столбы.

Она! Сердце Елагина дрогнуло, разгоняя вскипевшую кровь по жилам. Он узнал ее со спины, хотя никогда прежде не видел.

По пустынной мостовой шла женщина в синем жакете с опушкой из меха и в красной юбке, которая в световых пятнах фонарей отливала темным. С ее шляпы на спину струились два длинных черных страусовых пера, вздрагивавших в такт шагам, как нечто живое. Она неторопливо шла по нескончаемо длинной улице, шла бесшумно, исчезая в темноте, когда проходила световое пятно, и вновь возникая, подходя к следующему фонарю.

В ее поступи чувствовалась уверенность, будто она царица города, вышедшая проверить, крепко ли он спит.

А вокруг никого – она и глубокая, полная безмятежного покоя ночь. Ночь конца октября, подернутая туманом, сырая и темная. Ночь, она и Елагин Афанасий Емельянович, потомственный купец, пустившийся на поиски неуловимой, окутанной легендами незнакомки. Вот уже две недели почти каждую ночь он искал ее – и нашел.

– За ней! – приказал Елагин извозчику.

Вдруг под следующим фонарем она не появилась. Извозчик придержал лошадь, Елагин соскочил на землю и заозирался, мечась по улице. Куда она подевалась? Была – и не стало…


Маргарита Аристарховна, оттанцевав польку, чуть задыхаясь, подлетела к мужу, который с высоты своего роста недовольно покосился на нее. Статский советник граф Ростовцев Николай Андреевич, тридцати восьми лет от роду, был поистине величествен, аристократ от кончиков волос до кончиков ботинок. Красивый, элегантный и строгий, он всегда держался с завидной уверенностью, не позволяя себе суеты ни в чем.

Зато жена – полная противоположность: непоседлива, эмоциональна, что никак не соответствовало ее положению. Она хороша собой – миниатюрная, с девичьей фигурой, с великолепными зеленоватыми глазами и каштановыми волосами, но… Глядя на нее, можно подумать, будто она юная девица – из тех, кто всячески протестует против традиций. За семь лет супружества она утомила его непредсказуемостью, это не женщина, а вулкан – никак не остепенится. Она забывала, что уже немолода – двадцати пяти лет от роду, носилась, будто юная особа, примерно, как в этот вечер на балу. Не так давно она вернулась из имения брата, где провела все лето с сыном, вернулась неузнаваемой – задумчивой, тихой. Николай Андреевич обрадовался, видя в жене перемену, и предположил, что на нее благотворно повлиял старший брат. Но стоило ей попасть на бал… Да на лице Марго ясно обозначено, чем заняты ее мысли, – куда это годится? Она даже танцевала, не скрывая удовольствия, получаемого от танцев, чем и вызвала недовольство мужа. Воспитывать жену бесполезно: последует вспышка гнева с ее стороны, затем ссора. Он не любитель потрясений, однако выговор непременно сделает, когда они приедут домой.

– Николя, ты говорил с Виссарионом Фомичом?

Ну вот, в глупенькую головку жены пришла новая безрассудная идея, вызвав чуть ли не нервный тик у Николая Андреевича.

– Марго, ты хочешь поднять нас на смех?

Он сказал это, придав голосу шутливый оттенок, но, по сути, налагал запрет на причуду жены. Но Марго запретить что бы то ни было – легче луну достать с неба. Она из упрямства будет добиваться цели, и это раздражало. И точно: вздернула остренький нос, зеленые глаза потемнели – они-с изволили разгневаться.

– Я тебя никогда ни о чем не прошу, – заговорила она опасным тоном, сулившим выяснение отношений, разумеется, дома. Неожиданно Марго заносчиво усмехнулась: – В таком случае просто представь меня ему. (Муж нахмурился.) Представь, – требовательно повторила она.

– Изволь, дорогая, – процедил он, предлагая руку. Все, терпение окончательно лопнуло, но Николай Андреевич не подал вида.

Виссарион Фомич – начальник сыскной полиции, туда-то и мечтала проникнуть Марго. Приближаясь к Зыбину, она подавила волнение, в уме выстраивая тактику своего поведения. Она собиралась поставить его в положение, когда он в силу своего воспитания не сможет отказать.

Шестидесятилетний Виссарион Фомич – невысокий, очень тучный человек с мясистым и крупным носом, маленькими глазами, густыми бровями и толстыми губами. Редкие седые бакенбарды, достающие до плеч, как и выступающий живот, делали его смешным – эдакий сказочный гномик. Однако гномик, по слухам, бывал зол и груб, ругался при подчиненных, как извозчик. Тем не менее он славился умом и пользовался уважением.

– Позвольте вам представить, Виссарион Фомич, мою жену Маргариту Аристарховну, – сказал Ростовцев.

Толстые губы Зыбина расползлись в улыбке, он поцеловал ручку даме и заворковал басовитым голосом:

– Весьма польщен, ваше сиятельство.

– Ах, Виссарион Фомич, давно мечтала с вами познакомиться. – Марго взяла его под руку и увлекла на променад по залу, сделав незаметный знак рукой мужу: мол, свободен. – Я столько слышала о вашем умении, о вашей находчивости, смелости и уме, что засомневалась: неужто все эти достоинства уживаются в одном человеке?

– Эдак я распухну от важности да и лопну, – пошутил он. При всем при том слова молодой женщины согрели ему душу.

О, лесть – чудотворнейшая вещь, главное, чтобы не была она фальшивой и произносилась вовремя. Марго умела пользоваться лестью, преподнося ее с искренностью и к месту. Она поставила задачу произвести хорошее впечатление на Зыбина, иначе он откажет. Рожденный в начале столетия, это был человек старой закваски, не принимавший новшеств стремительно летящего века. Например, не благоволил к женскому полу, рвущемуся к равноправию, а в его доме, по слухам, царил домострой во всей красе Средневековья. С ним следовало держать ухо востро и ни в коем случае не настроить его против себя, в то же время нельзя уронить и своего достоинства. Марго спросила:

– Скажите, Виссарион Фомич, сыскное дело слишком трудное?

– Хм, – слегка пожал он плечами. – По-разному случается. Бывает, дело кажется наипростейшим, а тратишь на него месяцы. А бывает, в три дня находим преступника-с.

– Вы находите, – уточнила она, опять польстив ему.

– Под моим началом, ваше сиятельство, много людей трудится, все они, так или иначе, мне помогают.

– Не скромничайте, вы стали легендой. (Он все же покраснел от удовольствия.) А что, в городе много ли совершается преступлений?

– Пока затишье, – кратко ответил он. – Так, мелкие кражи да всякие негодяи бомбами кидаются.

– М-да, бомбы – это ужасно, – озабоченно вздохнула Марго. – Недавно возле нас взорвалась извозчичья коляска.

– Знаю-с, один негодяй смастерил бомбу, вез ее на извозчике, а она возьми да и взорвись. Повезло тому, кому эта бомба предназначалась.

– А нельзя ли взглянуть одним глазком, как вы работаете, сударь? – пошла в открытую Марго.

Он приостановился и посмотрел на нее, не скрывая изумления, затем сказал уже другим тоном, более официальным:

– Весьма странный интерес, ваше сиятельство.

И совсем не странный. У брата в имении она столкнулась с редкой историей, связанной с убийствами, казалось бы мистическими. Местная полиция с ног сбилась, а Марго сначала из любопытства вмешалась, потом увлеклась, а после остановиться уже не могла, так как и брат оказался в опасности, можно сказать, она одна раскрыла чудовищные преступления. Об этом муж не знал, она не посвятила его. Но, вновь столкнувшись со скукой и днями, как капли воды похожими друг на друга, она надумала хотя бы понаблюдать, как трудятся в следствии. Ей нужно было занять себя, потому что имелась еще одна причина, о ней Марго старалась не думать, очень старалась.

– Возможно, странный, – задумчиво произнесла она. – Но так хочется посмотреть на необычных людей, которые живут без славы, а дело делают огромное, нужное.

– Неужто вам нечем заняться?

– Ну, разумеется, есть, – мило улыбнулась она. – Наряды, драгоценности, сплетни. Чем не занятия?

– Фортепьяно, – подсказал он, не уловив иронии в ее словах, или прикинулся, будто не уловил.

– Стало быть, вы мне отказываете? – Она умела поставить собеседника в затруднительное положение.

Марго явно испортила Зыбину настроение, он, находясь перед выбором – отказать или удовлетворить каприз, насупился, выпятил вперед толстые губы. Жене статского советника отказать нелегко, про себя он посетовал, что мужья распустили жен, вот те и суют остренькие носики в чужой огород. Пожалуй, следует отказать, но учтиво, с прелюдией:

– Отчего же, сударыня…

– Благодарю вас! – слишком живо отреагировала Марго, раскусив его тактический ход, который он не успел осуществить. – Вы удивительный человек. Нынче не всякий отнесется с уважением к интересам дамы, а вы… вы другое дело.

Опять лесть. И он раскусил ее, потому что уже не распух от удовольствия, а прибегнул к запугиванию:

– Однако, ваше сиятельство, вы, паче чаяния, в обморок упадете, коль увидите, к примеру, кровь. А трупы так и вовсе безобразные встречаются, после ночами даже приставам снятся.

Кого напугать решил – Марго?

– У меня нет привычки падать в обмороки, да и трупов я не боюсь, – не оправдала она его надежд. – Значит, договорились, Виссарион Фомич? Едва случится тяжкое преступление, вы тотчас пошлите за мной. Не волнуйтесь, я только в сторонке постою да погляжу, вам не помешаю.

– Добро, сударыня, – недобро нахмурился он.


Ростовцев удалился в комнату отдыха, где находились одни мужчины, которые тоже любили посплетничать не менее женщин, однако называли это «беседой в узком кругу». Круг, действительно, был узок, по чистой случайности в комнате отдыха собрались приятели Ростовцева в очень незначительном числе – трое. Возраста примерно все одного, кроме Баенздорфа, который был старше лет на пятнадцать, а то и более. Войдя, Николай Андреевич услышал последние фразы, произнесенные Белевым:

– А привлекает загадка. Она почти неуловима, таинственна и далека.

– О чем речь, господа? – полюбопытствовал Ростовцев.

– Вы разве не слышали о таинственной незнакомке, взбудоражившей мужчин? – ответил вопросом на вопрос самый молодой – тридцатилетний Казарский.

– Не слышал, – сказал Ростовцев, опускаясь в кресло.

– В городе объявилась женщина, кто она – никто не знает, – говорил Белев, притом глаза его блестели азартом, как за ломберным столом. – Гуляет по улицам ночами, и, представь, ее можно взять на ночь.

– Ах, так это уличная девка! – презрительно бросил Ростовцев.

– Не скажи, – протянул сорокалетний отец семейства Белев, отличавшийся тихим голосом, тихим характером и тихими манерами. – Она не уличная девка, она уличная богиня. Один мой знакомый провел с нею ночь и говорит, что ничего подобного с ним в жизни не случалось. Пардон, мы здесь в тесном кругу, оттого позволю себе говорить откровенно. Она… – Он еще понизил голос, перейдя на полушепот. – Она не просто отдается, словно дешевая девка, она любит в это мгновение и страстно желает мужчину. Представь, что из этого следует.

– Ловко и умно разыгрывает страсть, – отнесся скептически к восторженным словам Ростовцев. – Деньги берет?

– Берет, – кивнул Белев. – Но не каждого одаривает собою.

– Что значит – не каждого? – спросил Ростовцев.

– Не со всяким пойдет, лишь с тем, кто ей по нраву придется. – Пренебрежительный ответ принадлежал Баенздорфу. Кажется, он тоже не увлекся слухами о девице легкого поведения.

– Да-с, господа, не с каждым, – подтвердил Белев и мечтательно продолжил: – Думаю, возраст играет в ее выборе роль. Она изысканна, трепетна, с упругим молодым телом. Почти не говорит, а коль говорит, то шепотом. Не велит зажигать огня, все происходит в темноте, но, господа, эта женщина знает толк в любви.

– Помилуй, может, она дурнушка, – захихикал Баенздорф. – Оттого и любит темноту, чтобы никто не увидал, как она безобразна.

– Ошибаетесь, – с жаром, что вовсе не соответствовало его репутации тихони, возразил Белев. Так на то и поговорка: в тихом омуте черти водятся. – У нее нежное лицо, губы, что лепестки, руки, словно…

– Ты, друг мой, знаком с ней? – ехидно спросил Баенздорф.

Ростовцев спрятал усмешку за наклоном головы, но его усмешка предназначалась Баенздорфу, которому осталось лишь вспоминать о сладком грехе, оттого он исходил желчью.

– Нет! – воскликнул Белев, а все пришли к выводу, что он успел отведать разврата. – Мой знакомый рассказывал, я всего лишь передаю его впечатления.

– Где ж она бывает? – задумчиво произнес Казарский, будто собирался немедленно кинуться на поиски девицы.

– Отыскать ее весьма затруднительно. Мой знакомый охотился за нею три недели, – ответил Белев со вздохом сожаления. – Но был вознагражден сполна. Говорит, дама горяча, а фантазии ее безграничны. Вы меня понимаете?

– Будет вам об уличной гризетке весь вечер толковать.

Ростовцев огляделся по сторонам. В дальнем углу, в кресле, закрытый тенью, сидел еще один мужчина – Долгополов. Николай Андреевич не был дружен с ним, а тут такая интимная тема, которую прилично обсуждать лишь с приятелями, да и то не со всеми. Долгополов продолжил тоном женоненавистника:

– В домах терпимости подобных женщин не перечесть. Эта отлична лишь тем, что умна. Как завлечь мужчин? Создать ореол загадочности, скрываться в темноте, тем самым притягивать даже господ, чтобы они платили ей больше, нежели в публичных домах. Загадки стоят денег.

Ростовцев хотел встать и уйти, но тему сменили. Николай Андреевич заметил, что дух прежнего разговора остался, так как присутствующих отличала рассеянность, будто мыслями они находились где-то на улице.


Тем временем Марго, оттанцевав с юным кавалером, который приглашал ее уж четвертый раз и порядком надоел дурацкими комплиментами, нашла повод от него избавиться. Увидев Долгополову, извинилась перед ним и подплыла к ней:

– Добрый вечер, Прасковья Ильинична.

– Ах, это вы, Маргарита Аристарховна, – улыбнулась та.

От наблюдательной Марго не ускользнуло, что Долгополова грустна, и это на балу! Когда-то она слыла первой красавицей и довольно долго удерживала корону. По ней сходили с ума, из-за нее стрелялись, но она была преданна мужу, который, женившись на ней, вытащил ее из нищеты. Ранее Прасковью Ильиничну отличал веселый нрав, а порочных связей за ней не числилось, как бы сплетники ни старались ее уличить. Не присущая Долгополовой грусть удивила Марго, хотя чему удивляться? Прасковье Ильиничне сорок два, считай, старуха, хотя она и сохранила красоту, на свои года не выглядела, да только в этом возрасте все одно – не до веселья.

– Отчего вы грустны? – спросила Марго.

– Разве? – Женщина сменила маску на более светлую. – Я немного задумалась.

– О чем же?

– О том, как скоротечно время. Кажется, еще вчера я блистала на балах, а нынче… Ах, время, жестокое время.

Она остановила взгляд на нынешней первой красавице – Нагоровой. Так смотрят матери на выросших детей – с печалью и нежностью. Статная, юная и прекрасная Нагорова танцевала в центре зала, но от нее веяло царственной прохладой и надменностью, она знала себе цену и собралась в Петербург, где женихи более высокого полета.

– Хороша, глаз не отвести, – произнесла Марго.

– Хороша, – без зависти согласилась Прасковья Ильинична и перевела взгляд на нее. – Вы, Маргарита Аристарховна, ничуть не хуже, к тому же в вас есть шарм, а без этого красота наполнена пустотой.

– Благодарю вас.

– Не стоит, я не комплимент сказала, а правду.

Их общество разбавили две дамы, одну из них – Вики Галицкую – Прасковья Ильинична по неизвестным причинам не жаловала. Показать свое отношение – верх неприличия, Долгополова и не показывала, была сама приветливость, но Марго почувствовала, как она натянулась, когда та подошла.

– Как вам бал? – спросила Вики. – По мне, так скука смертная.

– Да что же ты хотела, голубушка? – приподняла плечи ее спутница, заурядная во всех отношениях. – Это всего лишь бал, заранее известно, что тут будет. Вот в Петербурге…

– Поглядите, как Нагорова плывет, – перебила ее Галицкая. – Горда! Ходят слухи, будто из-за нее застрелился один поручик. По мне, так слух распустила ее маменька, чтобы вокруг дочери разговоров была уйма.

– Скажу по секрету, – заговорила шепотом ее спутница, – она глупа без меры… Так говорят.

– Неужели? – рассмеялась Марго, подозревая, что глупа не одна Нагорова. – Глупость при ее приданом не столь страшна.

– Верно, – рассмеялась и Долгополова.

Бал закончился под утро. Николай Андреевич по приезде домой начал было пенять жене за неуемное веселье и приставания к Виссариону Фомичу, да Марго, фыркнув, улеглась на край кровати и повернулась к нему спиной.


Два дня спустя Виссарион Фомич, придя на службу, только-только умостил тучный зад в кресло, которое стало мало, оттого причиняло неудобства, как вдруг сообщили: найден труп мужчины. Зыбин такие дела не пропускал, самолично ездил на место происшествия, когда же дело не представлялось сложным, поручал его подчиненным.

Он с трудом вытащил зад из кресла – подлокотники будто не пускали – и отдышался. Отчего-то втискиваться в него проще, чем выбираться, особенно при подчиненных и посетителях нехорошо вставать с натугой. Надо бы давно новое купить, в список необходимых приобретений кресло внесено, да начальство денег никак не давало. Идя к двери, он вспомнил о просьбе графини Ростовцевой на балу, а также о данном слове и, вернувшись к столу, написал записку: «Ваше сиятельство, случай подоспел, убит неизвестный господин…» Написав адрес и подписавшись, он сложил записку, ворча под нос:

– Нате вам, ваше сиятельство, труп-с, коль вас это занимает. А я с удовольствием погляжу, как вы в обмороке будете валяться.

Записку отдал писарю, тот живо убежал, молодой потому что. А Виссарион Фомич стар. Всякий сопляк, мечтавший занять его место, так или иначе напоминал ему о сединах. Дудки! Никуда он не уйдет, есть еще порох в пороховницах! Зыбин накинул шинель и отдал приказ караульному позвать извозчика.

Марго примчалась в тот момент, когда он сходил на землю, опираясь о борта коляски. Увидев графиню, он недовольно скривился, но поприветствовал ее:

– Мое почтение, ваше сиятельство. Быстро вы управились.

Марго поздоровалась, но руку для поцелуя не подала, пусть он знает, что здесь она не графиня и не женщина, здесь она такая же, как все. И пусть привыкает к ней. Раз позволил попасть на место преступления, то теперь никакими силами не удалит ее от себя. Их встретил полицейский и провел в обычный двухэтажный дом, разделенный на квартиры, где проживали мещане.

Поднялись по узкой лестнице, вошли в комнату, там находились еще двое полицейских и две женщины. Марго решила не путаться под ногами, не раздражать лишний раз Зыбина, встала у двери и принялась наблюдать.

– Ваше высокоблагородие… – Полицейский вытянулся, собираясь доложить обстановку, и жестом указал на женщин. Но Зыбин оборвал его:

– Опосля! Ну-с, где труп-то? – И покосился на Ростовцеву.

Ох, не любитель он всяких обмороков с истериками, слез и прочих женских фокусов! Однако ее сиятельство стояла и смотрела на кровать. Не падала. А еще графиня! Виссарион Фомич недовольно поджал губы и зашаркал к трупу.

Мужчина лежал поперек кровати, свесив ноги, и был полуодет – в брюках и наполовину застегнутой рубашке…»

Загрузка...