Часть 1
Новгородская (собкоровская)
Более тесное знакомство с «НГ» произошло через много лет.
В 1997 году поперли меня без выходного пособия из областной газеты «Новгородские ведомости».
Провинился я перед властями (газета принадлежала администрации региона) дважды.
Во-первых, в свободное от работы время издавал свою газетку – автомобильный ежемесячник «Новгородские колеса» (не путать с «колесами» в виде всяких таблеток). И накануне выборов президента в 1996 году в газетке своей рассказал о кандидатах в президенты-1996. Всех похвалил (взяв с партий, конечно же, денежку за рекламу), а о Борисе Николаевиче написал все, что думал, то есть нелицеприятно, мягко говоря (и бесплатно).
Тираж разошелся на ура.
На следующий день после выхода «Колес» полпред президента в Новгородской губернии Михаил Дягилев зло бросил главному редактору «Ведомостей» Владимиру Дмитриеву:
– Ну что, ты понял, какую змею на груди пригрел?
Так моя карьера в новгородской журналистике стала стремительно катиться в пропасть.
А главное, во-вторых, то ли сдуру, то ли со скуки, решил я ровно через год после первого ЧП баллотироваться в депутаты областной Думы. Как независимый, естественно, кандидат.
В 11.00 подал документы на регистрацию в избирком, а в 11.15 (еле успел дойти до редакции) главред меня к себе вызвал:
– Вы что, намерены депутатом стать?
– Да. А разве запрещено?
– Нет, не запрещено. Но вы же намерены попасть в Думу благодаря авторитету нашей газеты?
Авторитета у газеты, естественно, не было.
Однако я ответил Дмитриеву:
– Так ведь и вы, Владимир Николаевич, стали депутатом благодаря газете…
В общем, депутатом я не стал (поделил второе-третье места в гонке), а стал безработным.
Полгода жил на подножном корму. А весной написал статью в «НГ». «Приложил» областную власть и губернатора Михал Михалыча Прусака лично.
Через пару месяцев я уже стал собственным корреспондентом «НГ» в Новгородской и Псковской областях.
А еще через пару месяцев губернатор вызвал к себе главного редактора «Новгородских ведомостей», чтобы вылить последнему на голову пару ночных горшков:
– Дмитриев, ты мудак, что ли?
– Простите, Михал Михалыч, а в чем дело?
– Какого хрена ты Рискина уволил? Сидел бы человек у тебя под колпаком и писал о том, что в Маловишерском районе надои повысились, а в Мошенском снизились… Теперь он с утра до вечера в своей «Независимой газете» нам на федеральном уровне имидж портит…
С Прусаком мы потом помирились. Михал Михалычу нужно отдать должное – как правило, долго зла на журналистов он не держал.
Как-то приложили его крепко в одном издании, так губернатор потом на конференции признался:
– Что делать, сам виноват. Подставился. За языком следить нужно было.
Правда, следить за языком у него не получалось.
Помнится, собрался было Прусак в «Единую Россию». Уже генсовет партии власти должен был рассматривать его кандидатуру. И тут накануне важного решения ляпнул Михалыч, что, мол, «Единая Россия» – это не партия, а какая-то братская могила.
Понятно, что на следующий день в «НГ» появилась следующая филантропия.
Самоубийство Михаила Прусака
Размышление об очищении чести посредством вступления в партию «Единая Россия»
Архилох
А все-таки зря говорят, что нет у нас сейчас ни политики, ни настоящих политиков. Все, дескать, техническое. Под вертикаль власти подстроенное.
Неправда! Не перевелись еще настоящие политики на Руси! Взять новгородского губернатора Михаила Прусака – он политик смелый, отважный, рисковый. Даже где-то отчаянный.
Казалось бы, чем нехороша для губернатора партия «Единая Россия»? Многие давно уже вступили и довольны. И только губернатор Прусак гордо возвышался над партийной суетой, как одинокий утес над волнами бурного моря.
Вступать в ряды не собирался. Даже и не думал.
Да ладно бы просто не думал! Такое, хотя и очень редко, но случается. Губернатор Прусак дальше пошел – называл «Единую Россию» братской могилой. Причем неоднократно.
А тут вдруг приходит с Новгородчины удивительная весть. Написал губернатор Прусак заявление – с просьбой пустить его в эту самую братскую могилу. В смысле принять в «Единую Россию».
И вот что замечательно: заявление свое Михаил Михайлович писал совершенно добровольно! Без всякого внешнего давления или там запугивания.
Вот так, с широко открытыми глазами, без страха и сомнения, вперед своими ногами – и прямиком в братскую могилу!
Акт, согласитесь, достойный не только удивления, но и восхищения. Прямо не новгородский губернатор, а японский самурай в натуральную величину!
На глазах у всего честного народа сделал себе харакири. Живот, можно сказать, располосовал снизу доверху. Для очищения чести, надо полагать, и в знак верности сюзерену.
Кишки, извините, наружу, а губернатор Прусак только улыбается. Мужественно и с достоинством.
Ведь не могла же «Единая Россия» за ничтожный промежуток времени из братской могилы превратиться, допустим, в кузницу демократии. Значит, понимает губернатор Прусак, на что идет. Чем рискует. Какие опасности его подстерегают…
Или же это мертвые хватают живых? За фалды?
На следующий день звонит мне Михал Михалыч.
И таким обиженным тоном:
– Андрей Борисович, как я понимаю, это ваша работа?
– Нет, Михал Михалыч, для этого у нас есть специально обученные люди…
– Ну ладно…
Но чувствую – не поверил. Обиделся. Прав, конечно же, филантропию писал, естественно, не я, но тема-то мною найдена.
Пускай, думаю… Переживем…
А тут не проходит и дня, как на летучке дежурный по номеру Вадим Соловьев (тогда ответственный редактор «Независимого военного обозрения») заявляет:
– Я нашел хорошую тему для филантропии. Прусак заявил, что «Единая Россия» не просто братская могила, а всероссийское кладбище.
Ну, думаю, кранты мне, расстреляют при въезде в родную губернию.
Вечером (когда номер ушел в печать) звоню пресс-секретарю губернатора:
– Наташа, завтра в «НГ» выйдет очередная гнусная филантропия про нашего любимого губернатора. Умоляю, лично передайте ему, что я к ней никакого отношения не имел.
Передала. В общем, реабилитировали меня…
А филантропия хорошей получилась.
Самоубийство Михаила Прусака – 2
Размышление об идеологии политической некрофилии
Архилох
Только я пришел в восторг, глядя на ритуальное самоубийство новгородского губернатора Прусака. Только сравнил его с японским самураем, который посредством публичного вспарывания живота и демонстрации кишок очищает свою честь и присягает на верность сюзерену. Только успел восхититься мужеством человека, без страха и сомнения шагающего в братскую могилу «Единой России», как тут же пришла с Новгородчины новая удивительная весть.
Губернатор Прусак сказал, что «Единая Россия» – уже не просто братская могила, а всероссийское кладбище!
Могила и кладбище, согласитесь, – не совсем одно и то же. Даже если выражаться аллегорически. Ведь кладбище – это не одна могила, а, извините, много разных могил.
И тут мы оказываемся пред дилеммой. А в самом ли деле губернатор Прусак, вступая в ряды «Единой России», совершал акт самоубийства, равняясь на кодекс чести самурая? Или же в губернаторе, как в каждом истинном славянине, возобладали (на время) суицидные настроения?
Потому что одно дело разок шагнуть в могилу. И совсем другое – увязнуть по самые патиссоны в трясине всероссийского кладбища. Унылого, как дурная бесконечность.
В пользу самой пессимистичной версии свидетельствует печальное замечание губернатора Прусака о том, что руководитель региона не может ничего сделать для своих жителей, если не будет предан президенту и не будет членом «Единой России». Более того, губернатор признался, что бросил свою родную Демпартию России из-за ее нелояльности президенту…
Таким образом, губернатор Прусак предстает пред нами во весь рост как идеолог политической некрофилии. Потому что без некрофильских склонностей – скажем прямо! – на кладбище лишний раз не пойдешь. И уж тем более не захочешь стать его постоянным обитателем. Влиться, так сказать, в ряды жмуриков.
Только вообразите: темень, чей-то вой, непонятные огоньки, мертвые с косами… Жуть!
Хотя в политическом плане, конечно, место выигрышное. Не спорю.
Да, чуть не забыл. В «Единую Россию» Прусака приняли только через три месяца. Когда утих шум и «братскую могилу» сравняли с землей.
В августе 1998 года съездил на двадцатилетие выпуска родного Калининградского высшего военно-морского училища. Заодно смотался в Балтийск, к сослуживцам по дивизиону кораблей радиотехнической разведки.
– Ну, мужики, наливайте шила!
– Откуда, батенька? Будем водку пить.
(В «брежние» времена со спиртом на «разведчиках» проблем не было. В море пресной воды было мало, а через десять дней без бани каждому члену экипажа ежедневно было положено пятнадцать граммов спирта на протирку различных частей тела. Экипаж – сто человек. То есть получалось полтора кило спирта. Командир наливал доку не более двухсот граммов. Док делал тампоны и заставлял моряков протираться. Тампоны спиртом пахли, но не горели. В общем, разницу офицеры добросовестно пропивали.)
– А чего так?
– Так корабли теперь новые, на них эти сволочи – конструкторы – опреснители поставили.
– Понятно. Но хоть закуска-то любимая флотская есть, в смысле – тушенка?
– Щас откроем!
Открывают консервы с названием «Люпак». Это такая «тушенка по-голландски». Отрава эта (странная суспензия из сои и крахмала, даже не пахнущая мясом) была в немереном количестве завезена на флот ушлыми тыловиками и должна была заменить отечественную тушенку. Как показал проведенный эксперимент, даже голодный корабельный кот воротил нос от «Люпака».
Когда вернулся, написал об этом статью в «НГ».
Через пару дней звонит начальник пресс-службы Балтийского флота Толя Лобский, с которым некогда служили во флотской газете «Страж Балтики»:
– Сволочь ты, Андрюха!
– Толь, а что случилось?
– Ну, то, что меня выдрали, это ладно. Так командующий флотом собрал военный совет и заставил присутствующих на нем адмиралов и генералов есть этот самый «Люпак».
– И как?
– Жрали без восторга, почти давились.
– И какие претензии ко мне?
– Но в итоге-то сказали, что очень даже вкусно… Так что оклеветал ты флот.
Захожу как-то к одному новгородскому чиновнику:
– Здравствуйте, я Андрей Рискин. Собственный корреспондент «Независимой газеты».
– Я понимаю, что независимой, а называется-то как?