За окном шел снег. Валил крупными хлопьями, с северной стороны белил стволы растущих под окнами деревьев. Проехал маленький трактор, смахнул снег с тротуара, тот тут же снова покрылся белым слоем.
Не хотелось ничего. Утром Наташа с удовольствием поработала, букет на холсте проступал яркими пятнами, казался только что сорванным. Картина получалась неплохая.
Желание работать пропало сразу, мгновенно. Наташа еще водила по холсту кистью, но рука уже не хотела слушаться. Сунув кисть в растворитель, она подошла к окну и долго стояла, глядя на пушистый снег.
В комнате стало совсем темно. Наташа нехотя задернула занавеску, включила свет, прислушалась.
Прислушивалась она с самого утра. Сначала с радостью, потом с тоской. Несколько раз лифт останавливался на их этаже, но соседняя дверь не хлопала, а в ее квартиру никто не звонил.
Конечно, она очень на себя злилась и очень себя ругала, но прислушиваться не переставала. Иногда даже подходила к входной двери и замирала перед глазком.
Газ под чайником она включила, в очередной раз отойдя от двери. Надо было хоть что-нибудь перекусить, но аппетита не было совсем.
Заваривать нормальный чай было лень, и она бросила в чашку пакетик.
Звонок в дверь раздался, когда рука легла на ручку чайника.
Наташа замерла, отпустила чайник и, медленно выйдя в прихожую, распахнула дверь.
Семен стоял, привалившись боком к стене.
Наташа держалась за ручку двери и молча на него смотрела. Меховую кепку он снял и держал в руке, на лбу проступали заметные залысины.
Она отпустила дверь и отступила назад – проходи. Он на секунду замялся, наступил на придверный коврик и протянул к ней руки. На этот раз его губы показались не обветренными, а мягкими и прохладными.
– У меня один выходной день – воскресенье, – объяснил Семен, усаживаясь на табуретку и разуваясь. – По субботам я тоже работаю.
– Я тебя ждала, – этого не надо было говорить, но она сказала.
– Теперь ты будешь ждать меня всегда, – серьезно заверил он, глядя на Наташу снизу вверх.
А потом засмеялся, и Наташа засмеялась тоже.
На кухню он отправился без приглашения, уселся за стол и жалобно попросил:
– Поесть что-нибудь дашь? С утра ничего не ел.
– Дам, – кивнула Наташа.
Не зря она еще утром натушила кастрюлю мяса. Такое жаркое, как у мамы, не получилось, но пахло вкусно.
– Ух ты! – восхитился Семен, когда она поставила перед ним тарелку. – Сама готовила?
– Сама, – подтвердила она. – У меня прислуги нет.
Он поймал ее руку и поцеловал.
– Хочешь, найму тебе домработницу? – Глаза у него смеялись, но говорил он серьезно. – Я нормально зарабатываю.
– Не хочу, – проворчала Наташа.
Она тоже ничего не ела с самого утра, но себе мяса с картошкой положила немного. Женщина не должна быть обжорой.
– Вчера приходила Антонина Александровна…
Семен махнул рукой – приходила и приходила. Не стоит обращать внимания.
– Кто она тебе?
– Больная, – удивился он и, подумав, кивнул. – Подруга.
– Так больная или подруга? – уточнила Наташа. – Или больная подруга?
– Мои больные – мои друзья. – Он отодвинул пустую тарелку. – Спасибо. Чаю.
Наташа поднялась, потянулась к чайнику.
Семен поймал ее за талию и встал.
– Не надо чаю, – передумал он. – Одевайся, поедем ко мне. Мне нужно вывести собаку.
Борода щекотала щеку. Он целовал лоб, глаза. Тюлевая занавеска не была задернута полностью, и Наташа равнодушно подумала, что их видно из дома напротив. Она потянулась подбородком вверх, Семен поймал ее губы. Больше она не думала ни о чем. Наверное, у нее случилось временное помешательство.