А вот невезучие и списанные из войска сослуживцы в очередной раз оказались как раз не там, где следовало. Хотя это тоже, если рассуждать философски, с какой стороны смотреть. Ведь окажись они еще на плаву совсем крохотный отрезок времени без помощи, им вообще пришлось бы уйти из этой жизни без единого шанса на ее улучшение. А так хоть они и попали к наемным убийцам, пиратам, преступникам, похитителям детей и работорговцам, у них оставались шансы на некоторое улучшение собственной доли. Шансы мизерные, почти не видимые, но! Все-таки они были!
Пока их доставали из воды, Уракбай от бессилия и последнего радостного всплеска эмоций потерял сознание. А когда стал приходить в себя, с благостью ощутил себя живым и мысленно воскликнул с благодарностью к року:
«Все! Отныне обязуюсь вести честную и правильную жизнь! Никаких афер, воровства и шулерства! Никаких вульгарных или нечестивых слов! Никакого обмана! Обещаю!»
Потом открыл глаза, несколько раз дернулся всем телом и изверг из своего рта самые грязные и непристойные ругательства. Потому что увиденный кошмар сразу заставил Дельфина забыть обо всех только что данных обещаниях. Мрачный, сырой и пропитавшийся насквозь омерзительными запахами трюм был до жуткой тесноты заполнен закованными в кандалы пленниками. Разного пола. Причем не только взрослыми, но и подростками, а то и вообще детьми до десятилетнего возраста.
Затянувшееся сквернословие довольно невежливым пинком ноги оборвал сидящий рядом мужчина, давно небритое лицо которого украшало несколько свежих синяков и ссадин разной величины:
– Очнулся? Так чего орать как скир недорезанный? Или хочешь, чтобы охранники к нам спустились для очередного развлечения? – Затем мужчина тяжело вздохнул и добавил: – Хотя им тут уже и развлекаться не с кем: кого могли, избили, кого хотели – изнасиловали, а в последний день только пищу и воду вниз швыряют, носы при этом отворачивая. Да вот, вас сбросили…
Тут только Уракбай вспомнил о своем сослуживце и стал внимательно осматриваться. Заринат сидел от него совсем недалеко, прислонившись спиной к переборке трюма, и со счастливой улыбкой полного идиота сооружал из обрывков ткани и ниток маленькую полотняную куклу. Рядом с ним застыли две детские фигурки: мальчик и девочка во все глаза наблюдали за нехитрым действом внушительного, по их меркам, человека. Ноги и руки бывшего десятника были закованы в цепи, как и у всех остальных взрослых, а из одежды он на себе имел лишь короткие кальсоны. Впрочем, как и Уракбай. Одеть выловленных в море людей пираты не посчитали нужным. Причем торговцы живым товаром использовали при заковке выбранные по размерам цепи так, чтобы вставший на ноги человек мог передвигаться с опущенными до колен руками и только небольшими шагами. И лишь в сидячем положении руки доставали до лица. Некоторые пленники, обремененные состоянием постоянной согбенности вперед, продевали цепи для разнообразия назад и некоторое время лежали, а то и стояли, изогнув позвоночник в другую сторону.
Успокоившись за своего подопечного, Дельфин опять повернул голову к соседу и спросил:
– А где это мы?
– Ха! Да ты сам своими дурными мозгами подумай, – презрительно скривился мужчина, но дальше договорить не успел. Привставший Уракбай, обозленный на всех и вся, резко дернулся вперед, ухватил соседа за длинные волосы и пригнул его голову между своих колен:
– Слышь, ты, Синюшный! Тебе, видимо, мало харю начистили? Так я тебе сейчас добавлю! – прикрикнул он, хотя и почувствовал опять подкрадывающееся бессилие. – Если тебя спрашивают по делу – значит, отвечай и не выделывайся! Небось, вместе в одном дерьме сидим! Понял?
– Да, да, – раздались сиплые утверждения. И как только его отпустили, мужчина испуганно отодвинулся, насколько позволяло пространство. Наверняка он бы и вообще отправился в другое место, но притихшие пленники смотрели на него с явным недоброжелательством, видимо, он уже многих здесь успел если не обидеть, так затеять ненужную конфронтацию. – Ты чего? Я ведь ничего плохого тебе не сделал!
Такие оправдания для Уракбая, выросшего и воспитавшегося в уголовной среде, не проходили:
– За свои слова отвечай! И мои мозги больше не вспоминай плохими словами. А раз тебя спрашивают по-доброму, так и ответь как следует.
– Да не обращай ты на него внимания, – посоветовал какой-то молодой парень, сидящий рядом с Заринатом. – Он тут на всех кидается, потому и ходит как истинный… Синюшный.
Все, кажется, прозвище к мужчине прилипло до конца его жизни. Но на него уже никто не обращал внимания. Началась беседа с новичком:
– А вас где схватили?
– Никто нас не хватал, – попытался сесть удобнее Дельфин. – Плыли себе спокойно по морю целую ночь, никого не трогали, купались, так сказать…
– Ага, – развеселился парень, начиная догадываться о сути купания. – А купаться вас кто заставил?
– Идиоты контрабандисты! – разозлился опять новичок. – Взбрело им в голову, что нам есть дело до их вонючего товара. Прикончить нас хотели, вот и пришлось за борт сигать. Еле ночь на плаву продержались. Уже и тонуть начали, да тут баркас какой-то… Дальше ничего не помню.
– А товарищ твой? Чего такой… хм, странный?
– Болен он. После ранения с тяжелыми ожогами и память, и ум потерял. Еле выжил. Но так как служили вместе, то меня опекуном назначили. Вот мы вместе в Эмран и путешествовали.
– Вон вас как угораздило, – сочувственно кивнул головой заросший по самые глаза лохматой бородой мужчина. – А форма ваша где?
– Попробуй, дядя, всю ночь в набухшей одежде на плаву продержаться…
– Да уж…
– Теперь, может, и вы поделитесь впечатлениями от этого… – Уракбай со вздохом обвел взглядом переполненный трюм, – гиблого места?
– Действительно, гиблое, – подтвердил словоохотливый парень. – Мы сейчас на корабле менсалонийских пиратов. Во время войны Армада крепко их прижала, даже носа в океан высунуть боялись. А сейчас почувствовали слабину, и вновь за старое принялись. Видимо, большая нужда у них там в рабах появилась.
– Что, вот так прямо возле берегов Орды и пиратствуют? – удивился новичок. – Вроде в порту Экана полный порядок царил… относительный, конечно.
– Так ведь эти пираты тоже не дураки, – продолжил рассказчик. – Их несколько главных кораблей прячутся в многочисленных шхерах острова Крот, а более мелкие баркасы устроили себе пристанище на острове Опасный. Вот мелкие группы и собирают наших рыбаков по всему побережью, да нападают на неосторожных купцов. А потом свозят добычу в трюмы больших кораблей и спешно переправляют в Менсалонию. Так что вы, можно сказать, сразу после падения сюда вышли в море. Ждать – тоже мука невыносимая.
– А что известно о нашей дальнейшей судьбе?
Тут уже все стали говорить по очереди, потому что мнений, догадок и подслушанных среди охранников разговоров оказалось бесчисленное множество. Но разность судеб просматривалась для всех не одинаковая. Почти все взрослые продадутся на самом известном рабовладельческом рынке южного континента, который располагался в Ассарии, самом крупном портовом городе Менсалонии. При такой продаже могло повезти: раб порой попадал к довольно хорошему хозяину и мог жить до самой старости, не особо изнемогая от непосильного труда в рабском ошейнике. Но чаще на доброго рабовладельца надеялись напрасно. Большинству доставались лишь плети, мизер еды и две трети суток, проходящие на каторжных работах.
Детей, скорей всего, ожидала еще худшая участь. Если их по хорошей цене не перехватят в Ассарии перекупщики, то сами пираты спешно перегрузят на речные баркасы и повезут в верховья реки Сайги. А там и до Долины Гладиаторов рукой подать. Той самой Долины Развлечений, где из несчастных детей собираются воспитывать не знающих пощады берсерков, которые убивают друг друга на потеху публике. Считалось всемирно известным фактом, что изредка вышколенных гладиаторов, доживших до двадцатилетнего возраста, покупают в свою охрану самые богатые и именитые люди. А уж о воспитанниках, умудрившихся сбежать из Долины Смерти, как ее называли сами гладиаторы, вообще существовали только легенды, изобиловавшие невероятными и явно надуманными подробностями.
Выслушав все эти жуткие домыслы, слухи и мнения, Уракбай совсем пригорюнился. Жизнь, конечно, продолжалась, да только вот кто захочет цепляться за такое кошмарное существование? Правильно, только неполноценный, ничего не соображающий человек. Потому что реальность окружающего пленников кошмара навевала самые печальные мысли о близком, но вряд ли слишком продолжительном будущем.
И как раз в это время раздался осторожный детский смех. Парочка детей, совершенно абстрагировавшись от окружающей обстановки, увлеклись игрой маленькими куклами и теперь играли с изуродованным мужчиной, который все время молчал и довольно-таки страшно улыбался. Но дети есть дети. Что малые, что большие. Они на внешность со временем перестают обращать внимание, лишь на внутренний мир выбранного ими человека. И, пожалуй, только эти трое во всем огромном, но загаженном трюме совершенно не волновались в данный момент о своем будущем.
Некоторое время Дельфин присматривался к непонятным перемещениям грубо сделанных кукол, но потом с удивлением осознал в себе крепнущую уверенность, что из любой тяжелой ситуации обязательно найдется достойный выход. Надо только не сидеть сложа руки, не заниматься самобичеванием, а со всей настойчивостью шевелить мозгами. Поэтому парень воспрянул духом и возобновил разговор с товарищами по несчастью:
– А вот скажите, други, на прогулку нас хоть изредка на палубу будут выводить?
– Ха! – хмыкнуло с сарказмом сразу несколько человек. – Еще чего захотел? Даже отхожее место здесь, вон в том корыте. А выносят из него отходы кувшинами только дети, раз в день.
– М-да… А на тяжелые работы забирают? Ну, там палубу драить, картошку чистить?
– Для очистки палубы у команды юнги есть. А вот с картошки нам порой дают… шелуху! Вареную на морской воде.
– О-о! Как же они свой товар не берегут? Мы так и загнуться можем! – возмутился Уракбай. Но и тут ему сказали только самое неутешительное:
– Пиратам плевать! Обещали нас за три дня доставить в Ассарию. Может, и протянем.
А какая-то женщина, видимо хорошо знакомая с медициной, со вздохом прошептала:
– Главное, чтобы дизентерия нас не свалила…
– Э-э… – опять стал впадать в уныние Дельфин. – Вас послушать, так вообще – скорейшая продажа на плантации раем покажется.
– Да так оно и есть…
– Ладно, тогда начнем думать немного по-другому, – не собирался сдаваться новичок. – Цепи у всех крепкие? Может, хоть у кого-то есть слабые или плохо прокованные звенья? Ну-ка, присмотритесь внимательнее!
Со всех сторон послышалось недовольное ворчание, но большинство пленников все-таки загремели цепями, внимательно рассматривая каждое колечко. Даже слабой искорки надежды в их сердцах не появилось, но почему бы и не заняться хоть каким-нибудь делом. Тем более, когда кто-то умный и активный все пытается решить за тебя. Пусть даже он и выглядит молодым, совершенно неопытным мужчиной.
Но нашлись и недовольные появлением в их среде неформального лидера. Тот самый Синюшный не смог сдержать своего ехидного скепсиса:
– Ну и что это даст? Найдете вы слабое звено, порвете его и освободите, о счастье, целую руку. Или ногу. А дальше?
– Потом постараемся освободить и вторую руку, – нахмурился Уракбай.
– Да? – уже чуть не смеялся украшенный синяками сосед, указывая пальцем на подволок трюма. – Там ведь тоже не дураки собрались, будут потом по одному выпускать из трюма. И что ты им сделаешь с голыми руками? Да хоть с оружием! Сразу в отбивную превратят или ломтями нарежут!
– Ничего. Зато на нашей стороне будет неожиданность, желание сбежать во что бы то ни стало. Вдруг хоть кто-то сбежит.
– Вдруг и сбежит, – согласился сосед. И конкретно посчитал: – Один! А что с остальными будет? Ведь наверняка всех накажут!
Дельфин обвел взглядом товарищей по несчастью, заметив, как все с разной долей скепсиса или надежды смотрят в его сторону, и понял, сейчас все будет зависеть от правильно сказанного слова. И талант опытного оратора и тут пригодился:
– Синюшный, ты наверняка помнишь одну отличную поговорку: если сам ничего не можешь, то постарайся другим не мешать. Так вот… – заметив, что сосед пытается что-то возразить, со всем умением напугать озлобленно рявкнул: – Закрой свою побитую пасть и выслушай до конца! Если ты отказываешься с нами сотрудничать – вольному воля. Но в таком случае и вякнуть не смей на наши обсуждения или предложения. А если одумаешься и согласишься с нашими действиями, то предлагай только нечто конкретное и рассудительное. Понял?
Последний вопрос он задал так тихо и вкрадчиво, что Синюшный сразу почувствовал угрозу появления новых синяков на своем теле и в ответ угрюмо кивнул:
– Понял.
– Вот и отлично! – Уракбай вскинул голову: – А вы все чего затихли? Неужели никто не нашел слабое колечко?
От самой дальней стены отозвался плохо различимый в полутьме мужчина:
– Кажется, здесь я нащупал один зазор. Но все равно кольцо слишком толстое, без лома не разогнешь.
– Это тебя пусть не волнует, – самонадеянно ответил Уракбай, присматриваясь к продолжающему играться куклами Заринату. – Возможно, что лом и не понадобится. Давай-ка продвигайся ближе к свету, посмотрим.
Хождения по трюму оказались делом довольно проблематичным. Но вскоре все заинтересованные собрались в самом светлом месте: под открытым люком, забранным толстенной решеткой. Все-таки пиратам не было смысла заставлять пленников задыхаться без доступа свежего воздуха, когда на море нет большого шторма. Пока рассматривали первое слабое звено, появилось еще два кандидата на некое послабление, в том числе и женщина. Когда ее спросили, для чего ей освобождаться от цепей, она решительно ответила:
– Меня отец и братья частенько с собой на охоту брали, так что лишь бы в руки схватить нечто увесистое, а там я и медведя завалю. Злости у меня хватит.
Затейщик самой попытки сопротивления рассмотрел женщину внимательнее и согласно кивнул головой: в предстоящем деле пригодится помощь любого человека. Стали мудрить и рассматривать кольца более тщательно. Конечно, если бы в трюме имелся тяжелый, добротный меч или, в идеале, молот с зубилом, то все вопросы были бы вскоре сняты, а так приходилось рассчитывать лишь на нечеловеческую силу одного человека. Для минимальной помощи в трюме не нашлось ни единого предмета, кроме глубокого, выдолбленного в цельном стволе дерева корыта для отходов жизнедеятельности. Его и ворочать не стали. Ну и чего хватало с избытком, так это прелой соломы, полусгнивших кусков парусины и некоторого хлама, могущего претендовать на старую, расползающуюся по швам одежду.
Вот именно для удобства приложения усилий Уракбай постарался использовать простые тряпки. Вначале он удобно разместил Зарината в самом выгодном месте трюма. Хотя и пришлось его для этого мягко оторвать от кукол и пообещать новое развлечение. Потом тщательно и очень умело перебинтовал руки товарища обрывками тряпок, оберегая пальцы и те части ладони, на которые придется основная нагрузка при разжиме звеньев. Ну и в завершение Дельфин личным примером стал показывать, что и как надо разогнуть:
– Вот, смотри! Надо разогнуть вот так. Понял? У меня не получается, я – слабый. Здесь нужна твоя сила, Зар – сильный! Зар – очень сильный!
Наконец до обезображенного ожогами силача дошло, что от него требует опекун, и он с поразительной скоростью, одним движением разогнул требуемое кольцо. Лиха беда начало: два остальных звена с дефектами тоже поддались довольно быстро. Но ведь один элемент конструкции не решал проблему освобождения человека. Тем более что самое центральное кольцо, на котором сходились цепи с ног и рук, вообще было бесполезно пытаться раскрыть из-за его неимоверной толщины и прочности. Зато теперь у пленников оказалось три куска прочного прута, которые они получили путем длительного и упорного вначале разжима в щелях между балками, а потом и окончательного выпрямления с помощью свитых в жгут останков парусины. Теперь, вкладывая получившиеся штыри во внутренний зазор кольца, можно было приложить большие усилия на его обработанное ковкой соединение. И усилия прилагались. Причем самые максимальные, на которые только способны человеческие руки. А ведь те самые руки тоже имеют свой предел прочности. И они не могут работать вечно. Через какое-то время Заринат выдохся. Вернее, пальцы ему перестали повиноваться. И он только с каким-то отчаянием спрашивал:
– Заринат сильный? – пришлось после этого опекуну еще долго и настойчиво успокаивать своего сослуживца.
В конечном счете из ярма цепей удалось освободиться шестерым пленникам. Четверым мужчинам и двум женщинам. Да общими усилиями в течение всего следующего дня удалось освободить ноги Зарината. В предстоящем плане побега уже только это послабление могло сыграть решающую роль. Ну а затем стали разрабатывать окончательный план всего мероприятия.
По воспоминаниям пленников и рассказам детей, коих заставляли выносить кувшины, у Дельфина сложилось четкое представление как о самом корабле, так и о всей команде. Экипаж пиратского корабля после всех подсчетов не превышал пятидесяти человек. Если учитывать, что в трюме только крепких и готовых сражаться за свою свободу мужчин насчитывалось сто пятьдесят два человека, то шансы имелись довольно неплохие. Следовало только ударить одновременно и с четко обозначенных позиций.
Вся сложность состояла в том, что под открытое небо будущих рабов станут выводить только в порту, когда на пирс будет спущен трап. А следовательно, с берега может подоспеть вооруженная помощь и свести на нет все усилия готовящихся к побегу пленников. Следовало рассчитать каждый шаг, последовательность выхода и движение каждого участника. Причем сделать это для нескольких возможных вариантов.
За основу принимали следующий. В первой группе выходят те люди с цепями, которые в своих полусогнутых позициях смогут совершить только два действия: оттолкнуть охрану в сторону и сбросить трап, соединяющий корабль с берегом. Во второй партии идут те, кто освободился от цепей. Во главе с Уракбаем и его «телохранителем». То есть самые боевые силы, которые и должны завладеть первым оружием и применить его по назначению. А назначения было два: часть употребить для дальнейшего захвата корабля, а часть передать идущим сзади освобожденным от цепей женщинам. Тем ставилась только одна задача: как можно быстрей отыскать удобное место на палубе и начать рубить цепи остальных товарищей по несчастью.
Всем остальным рвущимся на свободу людям вменялось хватать все, что подвернется в руки, и простой массой просто изолировать очаги сопротивления, поджидая вооруженного вмешательства. По возможности, следовало как можно скорей рубить швартовые, отталкиваться баграми от пирса или от берега (ведь никто не знал конкретно, куда их доставят), ставить паруса и уходить в открытое море.
План, конечно, изобиловал многими недостатками и явными недоработками, но все-таки подавляющим большинством голосов был принят. Никому из людей не хотелось лишать себя последнего шанса призрачной свободы и умереть на чужбине с презренным ярмом раба на шее.
Продумали довольно ловко и сам момент выхода на палубу под яркое сияние Занваля. Ведь пираты могут сразу заметить раскрытые звенья цепей и поднять тревогу преждевременно. Чтобы этого не случилось, все места неправильных соединений обвязали тряпочками подобного цвета и пропитали тем самым переваренным картофелем, которым их кормили. Те колечки, которые распрямили в штыри, заменили полностью сделанными муляжами из соломы и тряпочек. Получилось очень правдиво, и, если не щупать руками, могло пройти. Наибольшие проблемы оказались с теми кольцами, которые приковывали ноги Зарината. Как его опекун ни старался, так и не удалось обучить неразумного сослуживца по определенной команде вынимать нужные звенья. Выход подсказал один из товарищей по несчастью:
– Раз он у нас основная ударная сила, то давайте я и мой дружок будем идти с ним рядом. А по должному сигналу сразу падем на колени и быстро освободим ему ноги.
Предложение встретили с одобрением. И стали с огромными переживаниями ждать томительно подходящего срока.
Действительно, на третий день корабль приблизился к берегу. Стал интенсивно маневрировать, меняя галсы, а затем послышались и команды швартовки. Приближающееся к сумеркам время тоже благоприятствовало, Занваль уже коснулся поверхности океана. Задерживаться с разгрузкой пираты тоже не собирались. Раскрыли большие носовые створки на носу корабля, и вниз понеслись визгливые команды боцмана:
– Дети пока пусть остаются внизу! Остальные – на выход! И поторапливайтесь! После вас, свиней, еще корабль сутки драить придется!
Старались выходить кучно, держась вплотную друг к дружке. Делая вид, что ослеплены ярким светом и помогают друг другу. И подобный строй оказался пленникам как нельзя на руку. Дельфин, идущий чуть сзади своего подопечного, уже успел отлично осмотреться и приготовиться дать команду атаки, когда первые товарищи по несчастью приблизились к трапу.
Как оказалось, пирс был очень низкий, вровень с водой, что могло весьма облегчить отсечение помощи пиратам со стороны берега, где находилось несколько десятков самого разнообразного люда: от простых воинов и рыцарей в полном облачении до людей явно купеческого сословия. Между ними мелькали и с десяток прислужников с рабскими ошейниками. Дальше виднелись просторные предместья и масса многочисленных портовых лабазов. То есть скорей всего рабов, которых из-за непритязательного вида и неприятного запаха привезли не в самый центр Ассарии, а на самый край огромного, по слухам, порта.
Первый этап плана проходил как нельзя лучше. Самих пиратов на корабле и вдоль неровного строя будущих рабов виднелось относительно мало, всего человек двадцать. Поэтому идущие самыми первыми пленники приступили к своим, заранее оговоренным функциям. Идущий впереди мужчина, довольно грузного и большого телосложения, закачался и со стоном рухнул прямо перед трапом. Идущие за ним сразу жалобно запричитали и поторопились поднять своего товарища со словами:
– Он вообще никакую качку не переносит! Все три дня пластом лежал и вот, как только про берег услышал, первым понесся. Сейчас мы его поднимем, сейчас!
Вся суть этой задумки заключалась в попытках тщательно примериться к трапу для его быстрого сброса. Ну и накопить определенные силы у себя в тылах. Ведь чем большее количество пленников скопится на палубе, тем больший урон они смогут нанести пиратам. Все складывалось преотлично.
Да вот только никто не видел, как в следующей за главными зачинщиками волне на палубу поднялся тот самый недовольный, вечно спорящий Синюшный. Чуть шагнув в сторону и закрываясь спиной от трюма, он довольно живо и образно изобразил мимически на своем лице близстоящему боцману все подноготную ситуации. А когда пират еще и глаза округлил от недоверия, предатель довольно отчетливо передал под звон цепей всего одну-единственную фразу:
– Сейчас они будут бежать…
Опытному торговцу живым товаром хватило лишь быстрого взгляда по всей шеренге, чтобы осознать всю опасность ситуации. В следующий момент он уже пятился от шеренги закованных людей, выставив впереди себя меч и вопя во все горло своим пронзительным, визгливым голосом:
– Побег!!! Все к оружию!
Буквально за момент до этого присевшие на колени добровольцы вынули мешающие звенья в цепях Зарината, а его опекун Уракбай сел на корточки, поднял руку, указывая на пиратов, и повелительно стал наговаривать:
– Зар – это враги! Враги! – и одновременно с криком боцмана скомандовал: – Убей их всех!
Обожженный и изуродованный сослуживец резко выпрямился и без всякого раздумья или сомнений бросился на пиратов. Его примеру последовали и все остальные пленники. Но вот самый важный момент неожиданности был потерян. Пираты тоже оказались настоящими зверями в абордажной рубке. Ко всему они успели отскочить назад, довольно грамотно перестроиться, занять удобные для сопротивления позиции и без особого труда отбили первый, самый результативный по задумкам удар. И на деле все получилось плачевно. В большинстве случаев пираты вообще старались бить бросившихся на них людей плоской частью своих мечей и попросту оглушали согнувшихся в оковах. Те, кто был раскован, тоже особого успеха не добились, хотя и успели захватить кое-какое оружие. Один был убит, двое изрядно ранены. Обе женщины оказались не у дел, и только одна из них успела на короткое время обрести свободу: стремительно перебежала к наружному борту и сиганула в воду. Ее общими усилиями, привлекши людей на берегу, выловили минут через двадцать.
Большинство будущих рабов так и не успело выскочить на палубу и вмешаться в схватку по той причине, что два матроса, расположенных на носовой надстройке, налегли на ворота, и сложная система противовесов сразу опрокинула створки раздвижной палубы над трюмом. От удара несколько человек тоже получили тяжкие увечья.
Наибольшего успеха в общей попытке к побегу добился Заринат. Он, словно непобедимый монстр, прошелся до конца всего самого борта, сбрасывая за борт всех, кто попадался у него на пути. Удар меча или любого другого оружия он мастерски принимал на свои цепи, а потом великолепным броском отправлял очередного пирата за пределы корабля. К счастью для тех самых пострадавших пиратов, их при этом не ломало, высота падения до дощатого настила пирса составляла всего три метра. Так что все остались живы и относительно невредимы.
Зато потом очень не повезло самому Заринату. От его удара цепями выскочившие из нижних кубриков пираты раздались в стороны, вместе с тем самым большим злополучным центральным кольцом попали в щель крепления аварийной шлюпки. Да там на какое-то время застряли. Пока могучий телохранитель бестолково дергался, пытаясь сообразить, кто или что его держит, враги окружили его со всех сторон и тяжелым ударом меча по затылку повергли в беспамятство.
Уракбаю в этом смысле повезло немного больше. Его не оглушили, не покалечили, да и вообще не нанесли даже единственной царапины. Его просто чуть не затоптали. Идущий впереди в атаку товарищ по несчастью получил оглушающий удар и рухнул прямо под ноги Дельфина. Перепрыгнуть преграду не удалось, падение получилось нелепым, и попытка как можно скорее встать затянулась. Да в этот момент и спешащие за ним пленники навалились на него сверху: кто, споткнувшись, как и он, а кто оглушенный мечами и алебардами.
В итоге неудачного побега: два трупа среди пленников, один среди экипажа корабля и самое худшее: разъяренная злоба как самих пиратов, так и людей, их встречающих. Хотя больше всего эта злоба сказалась как раз на том, кто и оказал пиратам наибольшую услугу. Ползущий по палубе Синюшный, извиваясь, приблизился к тяжело дышащему боцману и подхалимски напомнил:
– Это ведь я вам помог! Это ведь я предупредил…
Но, видимо, плохо соображающий пират не смог адекватно оценить всю «широту» поступка скованного человека. А может, просто и сам в душе ненавидел предателей. Потому что со всего маха заехал своим сапогом под ребра Синюшного. Того даже отбросило на добрых полтора метра. Да еще и проклятие ему вслед сорвалось из уст боцмана:
– Чтоб вы все издохли! Тьфу!