– Ты паршиво выглядишь! Мешки под глазами, руки дрожат. Про прическу я вообще молчу – ужас! – жестко сказала мне подруга Алла. Знакомы мы с ней уже лет двадцать, и Алка считает, что можно не стесняться в выражениях. Я и сама понимала, что нахожусь на грани срыва. С момента моего увольнения из антикварного магазина прошло уже две недели, а я так и не пришла в себя.
Никаких «соплей» Алка не признавала. Сама она, получив образование экономиста, устроилась на работу в крупную американскую компанию финансовым менеджером, вышла замуж за своего босса и на данный момент воспитывала дома двух сыновей-погодков. У меня жизнь сложилась не так гладко. Детство было прекрасное, с любящими родителями, достатком и морем игрушек, вот только закончилось оно слишком быстро.
Я училась в третьем классе, когда отец неожиданно скончался от инфаркта. Мама пережила его всего на полгода. Я попала под опеку к какой-то дальней родственнице, которая умудрилась за пару лет распродать все наше имущество, кроме квартиры, а потом исчезнуть без следа, сдав меня в приют.
Квартира очень пригодилась, когда я вскоре после школы вышла замуж. Вышла, кстати, по большой любви. Муж умел делать деньги, так что лет пять я жила как у Христа за пазухой. Однако, вместе с большими деньгами, как это водится, на горизонте появилась юная нимфа. Этот момент я, каюсь, прохлопала. Какое-то время муж крепился, но нимфа поднажала, и он объявил мне, что встретил большую любовь, то есть нам надо расстаться.
Детей нам бог не послал, и крыть мне было нечем. Да и не стала бы я использовать ребенка для шантажа.
На мои робкие предложения спасти семью муж доступно разъяснил, что я:
а) старая;
б) толстая;
в) надоела ему до зубовного скрежета.
Претензии были несколько преувеличены, но переубедить мужа мне не удалось. «Большая любовь» праздновала победу.
Нимфа оказалась жадной, но умной. Уж не знаю, как ей удалось все провернуть, только в недобрый для меня час, где-то месяц спустя после развода, явился муж и, пряча глаза, сообщил, что купил мне жилье. То есть мне надлежит выселяться из квартиры. Та, которая досталась мне от родителей, давно была продана, еще в тот момент, когда муж начинал свой бизнес – требовался стартовый капитал, – а новая принадлежала моему мужу. Он проявил благородство, лично собрал и перевез мои вещи на теперешнее место жительства, которое на деле оказалось однокомнатной малогабаритной конурой на первом этаже панельной хрущобы, на самой окраине города. Как только я переступила порог своего нового дома, муж немедленно отобрал у меня ключи от прежнего жилья и поспешно отбыл, пряча глаза.
Стоит ли говорить, что в привезенных тюках не оказалось ни одной мало-мальски ценной вещи? Мои драгоценности унаследовала нимфа. Она оказалась небрезгливой, и к ее трофеям добавились две шубы – норка и песец.
От переживаний я здорово похудела, но сами понимаете, муж ко мне не вернулся.
Одна радость – не задержалась и нимфа. Через год она наставила муженьку рога и сбежала с шофером. Но это случилось позже. А сразу после переезда я… собралась умирать. А что прикажете делать? Представляя, как мой дорогой супруг потешается надо мной в объятиях молодой и красивой нахалки, я автоматически начинала рыдать. Но даже в таком состоянии, организму требуется пища. А купить ее было не на что. Муж выделил мне единовременное пособие, но две трети от него ушло на китайский пуховик, так как на дворе стояла зима, а шубы, как я уже говорила, сменили хозяйку. Поскольку я все же не умерла, то оставшаяся треть быстро закончилась.
Потом наступил голод.
Требовалось немедленно найти работу.
Стоит ли говорить, что поиски затянулись? Устроиться по специальности я даже не мечтала. В кармане у меня лежал университетский диплом, но, скажите мне, кому сейчас нужны историки? В мои слегка за тридцать я могла рассчитывать только на место, где требовалась неквалифицированная рабочая сила. Проще говоря, продавцы всех мастей. Но и тут меня никто не ждал с распростертыми объятиями. Я исправно посещала собеседования, но на выходе имела лишь два результата: либо меня отвергали сразу, едва взглянув на мой полновесный пятидесятый размер, либо предлагали зарплату, живя на которую можно было заработать на сорок второй.
Хорошо, что я от природы не комплексую на себе. У меня никогда не было осиной талии, а 90-60-90 получались только в сумме. Мой родитель мне в детстве говорил, что сердца я могу завоевать только делом, а не тем, как я выгляжу. Цитирую: «ты, мол, и сейчас не красавица, а когда вырастешь, еще хуже станешь», конец цитаты. Очень у меня родитель душевный был. Умел словом обогреть. Но польза от всего этого есть, как ни странно. Мне иногда, как всем теткам, хочется задом повилять, пококетничать, но, как правило, мое общение с противоположным полом строилось на другом, в смысле, собственно на общении, то есть на разговорах.
Мой вес упорно колебался около отметки семьдесят плюс-минус пять, но я называла себя исключительно блондинкой во всей полноте жизни. Учитывая то, что цвет моих волос в лучшем случае темно-русый, нетрудно понять, почему подавляющее большинство моих знакомых снисходительно улыбались в ответ на подобное утверждение, и считали меня неисправимой оптимисткой.
В этот раз мне повезло: к Чвокину я попала по знакомству. В игре «в дурака» с Судьбой мне, наконец, выпал маленький козырь. Антону было наплевать на мой вес, а его солидным клиентам это даже нравилось. По их мнению, я выглядела презентабельно, как какой-нибудь антикварный комод.
И вот теперь все закончилось…
– Ты че, мать, сдурела? – донесся Алкин крик со стороны моего совмещенного санузла. Я как будто очнулась и рванула на зов. Алка стояла перед стеклянной подзеркальной полочкой, уперев руки в боки, и негодовала. – Обросла банками, как пень опятами, – возмущалась подруга. – И, главное, все какая-то гадость! Где ты ее только берешь?
– И ничего и не гадость! – Обиделась я. – Очень полезная вещь! Старость – дело стремное. Туда еще добровольно никто не сдавался. А эти кремы борются со старением.
– Мда? – Алла скептически взглянула на меня. – И где эффект? – Она отвинтила крышечку, нюхнула и скривилась. – Ты бы еще скипидаром морду намазала.
– Моя физиономия и мне ее носить. Что хочу, то и мажу. – Я заупрямилась. – Мне морщины не идут!
– Ну и мажь, старая вешалка! Только потом мне не жалуйся, что тебя надули.
– Кому ж мне жаловаться, как не тебе? И я не вешалка. Мне всего тридцать!
Алла ехидно прищурилась:
– В каком году?
– А в каком бы ни было! – азартно парировала я. – Пока полтинник не стукнет, будет тридцать каждый год! У тебя с этим проблемы? У меня были, но больше их нет. Мне даже нравится жить «по ту сторону»!
На самом деле я лгала. Трудно было не заметить среди замужних подруг-ровесниц признаки паники: одна переделала нос, другая – попу, третья увеличила грудь, ну а четвертая надула губы, не в переносном, а в самом буквальном смысле слова – парафином.
Со мной тоже происходили перемены: сегодня все буквально моложе меня, девочкой меня теперь называют исключительно пятидесятилетние, потому что ровесники поголовно ухаживают за старшеклассницами.
Алка вдруг как-то сморщилась, быстро подошла ко мне и крепко обняла. Сначала я ничего не поняла, растерялась, растеряв весь боевой задор, а потом разревелась.
Потом мы запивали слезы крепким чаем. К Алке вернулась ее всегдашняя предприимчивость.
– Значит так! – объявила она. – Что мы имеем? Вся страна торгует поголовно. Нужны продавцы. Желательно – вчерашние школьницы. Школу ты закончила не вчера, и даже не позавчера. Полнота тоже не добавляет тебе шансов. С первым мы ничего поделать не можем. А вот со вторым нужно бороться.
– Да бесполезно все, – отмахнулась я. – Диеты не помогают.
– И не помогут! Нужно зайти с другой стороны.
– С какой? – Я всерьез испугалась.
– Добавим физической нагрузки. Спорт – это сейчас модно! У тебя гантели есть?
– Ну… да, – не слишком уверенно призналась я и смущенно призналась: – Я ими балконную дверь подпираю.
– Вот и отлично! Бери, дорогая попу в руки и бегом в фитнес-центр.
Так я оказалась в спортклубе.
Аллочка, широкая душа, оплатила мне месячный абонемент в группу для начинающих и лично отвезла на первое занятие.
Ничто не предвещало беды. Ритмичная музыка, табунок тетенек разной комплекции, степ-платформы в центре зала, похожие на гробики. Пока отсутствовал тренер, я решила продемонстрировать собравшимся клушам класс. Я тщательно подготовилась, проштудировала парочку Алкиных дамских журналов – раздел «фитнес» – то есть, была в курсе, что перед тренировкой нужно размяться, а потому принялась прыгать на месте, энергично размахивать руками и дрыгать ножкой. Тетеньки глазели на меня уважительно.
Когда появилась тренерша, я уже почти выдохлась, а маленькая накачанная женщина бодро объявила:
– Начали! Кому будет тяжело – передохните!
И началось…
Пять минут – полет нормальный. Оказывается, скакать под музыку – это здорово! И чего я раньше не пришла?
Десять минут. Двадцать теток слева и справа машут ногами и долбят в платформу с упорством универсальных солдат. В ушах уже звенит:
– Мах! Степ! Захлест! Активнее! Еще раз! Не снижаем темпа!
Пятнадцать минут… Я сейчас лопну с брызгами и запачкаю вам спортзал. Или у меня нога на очередном замахе оторвется.
Через двадцать минут велели взять коврики. Слава богу! Хоть полежу. Пресс качать? Да пожалуйста. Главное – чтобы лежа. А то у меня уже физиономия цвета российского флага: местами синяя, местами – красная. Плюс пара белых пятен.
Двадцать две минуты. Верните степ-платформы: я хочу умереть стоя, а не в позе рака-эпилептика!!! Ну не могу я закинуть ноги за голову силой мышц пресса. У меня там нет мышц!!! У меня там завтрак!
– Не халявим! Работаем!
Тихо ненавидя инструкторшу, сползаю на пол. В зеркале передо мной отражаются разноцветные и разнокалиберные попы. Зато физиономии все одного колера – малинового. Выражение лиц соответствующее: антицеллюлитный джихад какой-то.
Новая команда. Простите, но я не могу в такую позу свернуться, у меня ноги растут в противоположном направлении. И так я тоже не могу сделать. В конце концов, это неприлично! Появилось желание отщипнуть кусочек от тренерши и сдать на экспертизу – вдруг это внучатая племянница Терминатора? – ну не может нормальный человек в такие узлы завязываться!
Через полчаса мое тело притворяется дрожащей тряпочкой и отказывается принимать любые положения кроме лежачего.
– Так, девочки, отжимаемся! – не унималась тренерша– терминатор. – Кто коснется грудью платформы – у того грудь красивая!
Я коснулась, но так и осталась лежать. Интересно, это считается или нет?
От усталости я потеряла бдительность, и эта фашистка подкралась ко мне незамеченной. АААА! Я так не сложусь! Я сделана из цельного куска дерева. Стойте, не уходите! Разложите меня обратно немедленно! Нет, сама я не распрямлюсь!
Кто-то добрый собрал меня в кучку и откатил к стенке. Занятие закончилось без меня. Нас ждут через два дня…
– Але, Алла? Приезжай и забери мои останки! – простонала я, кое-как доковыляв до раздевалки.
Если бы я знала, что будет со мной на следующее утро. Оказывается, вчера мне было хорошо! Безболезненно я могла шевелить только глазами. Оооо! Люди, запомните меня молодой и красивой: сейчас я буду вставать и умру в процессе одевания трусов…
Через день я снова лежала на диване с книжкой и бутербродами, раз и навсегда распрощавшаяся со стройностью. Приняв решение не худеть и спокойно стареть, я чувствовала себя Джордано Бруно, но только счастливым Джордано Бруно. Стало вдруг очевидно, что тоска по молодости – это всего лишь тоска по свежести чувств, но вернуть ее с помощью косметики невозможно. Нельзя в пятьдесят лет любить, как в двадцать. А вечная молодость исключает возможность иметь прошлое. Вечная молодость не предполагает воспоминаний. Вы только представьте себе: вместо того, чтобы на пару с мужем добродушно посмеиваться над испепеляющими страстями младшей дочери и вспоминать при этом собственные ошибки молодости; вместо того, чтобы читать внуку книжку перед сном; вместо того, чтобы учить невестку выводить с одежды ягодные пятна, – вместо всех этих радостей, составляющих обаяние зрелости, вы должны с утра до ночи натирать свое тело всевозможными мазями и кремами только ради того, чтобы какой-нибудь знойный болван умолял вас ему отдаться. Фу!
Все это хорошо, но пока в моем распоряжении не было не только внуков, но и мужа. Бутерброды кончились через неделю. Больше того, целый месяц я обивала пороги агентств по трудоустройству, но удача мне так и не улыбнулась. Никто не хотел брать меня на работу. То ли кризис виноват, то ли моя стойкая нелюбовь к физкультуре, то ли паспортные данные, выдающие мой возраст с головой. В какой-то момент я устала бороться с обстоятельствами, но желудок требовал положенную ему порцию еды. И я потащилась на рынок.
Ходить на рынок без денег удовольствие, скажу я вам, то еще. Особенно, в канун Нового года. Прилавки ломятся от всевозможных вкусностей. Слюни текут в три ручья, желудочный сок вырабатывается в усиленном режиме. Стараясь не смотреть по сторонам, я бодро прошагала к овощным рядам, туда, где торговали немногие местные крестьяне. Их товар – это все, что я могла себе позволить.
Искомая картошка продавалась по соседству с бойкой тетенькой, торгующей квашеной капустой. К ней выстроился целый хвост покупателей. Приличная на вид публика в норке и соболях терпеливо переминалась на морозе, шурша целлофановыми пакетами. В моих заиндевевших мозгах шевельнулась какая-то мысль. Несколько минут я пыталась ее идентифицировать, а потом, не дождавшись своей очереди за картошкой, рванула в павильон и на все деньги накупила капусты с морковкой.
Так моя жизнь круто изменилась.
Дело в том, что тетка – та самая, что взяла меня на воспитание, – была очень экономной. Соленья – варенья мы потребляли исключительно ее собственного приготовления. С июня по октябрь она только и делала, что закручивала бесчисленные банки со всем, что в тот или иной момент произрастало в огороде – а хозяйство у нее было огромное. Кое-что передалось и мне. Не то, чтобы я специально запоминала – лет мне было всего-ничего, – но месяц за месяцем процесс невольно отложился в голове и сейчас, через столько лет, я без труда смогла воспроизвести его на собственной кухне.
Наверное, у меня оказалась легкая рука, так как почти сразу на мои соленья нашлись постоянные покупатели. Голод мне больше не грозил. Капусту раскупали быстро, платили, не скупясь. Косящие недобрым глазом старушки-конкурентки скоро ко мне привыкли. И я, наконец, смогла себе купить новые зимние сапоги.
Как-то раз, уже в начале весны я, как обычно, разложила свой товар на самодельном прилавке. Подтянулись покупатели, день потек своим чередом.
В самый разгар торговли я услышала голос, который почему-то привлек мое внимание. Мужчина разговаривал по мобильнику:
– Что с тобой, моя кисонька? – встревожено вопрошал хорошо одетый мужчина невзрачной наружности – Не бойся, никто не собирается морить тебя голодом. Сейчас приготовим яичницу.
Яичница по телефону? Это что-то новенькое. Я навострила уши.
– Согласен, милая, тебе незачем этому учиться, – засюскал тем временем дядечка. – Просто слушай и делай, как я скажу. Возьми мисочку… Где мисочка? На сушилке… Сушилка на кухне… Кухня? Это справа от гостиной. Нашла? Умница. Возьми яйца… Как – где? В холодильнике. Он – у окна. Белый такой, высокий, четырехугольный. На нем «Шарп» написано. Да-да, точно так же, как на твоем плеере… Нашла? Молодец. Возьми три яйца… Я понимаю, что тебе это много, но там еще Наташа. Ей нужно позавтракать… Возьми яйца и разбей в миску, моя хорошая… Что?! Что тебя испугало? Подумаешь, яйцо разбить! Ничего страшного. Разбила… Ай да кисонька, ай да умничка! Скорлупу брось в мусорный ящик… Извини, дорогая! Дернуло же меня за язык! Ты – и мусорный ящик! Брось скорлупу на стол, я потом уберу… Разбила яйца? Все три? Просто нет слов! Теперь посоли… Сколько сыпать? Щепотку… Что такое щепотка? Ну, размером с твой ноготок… Посолила? Отлично. Теперь подойди к газовой плите и зажги ее… ну и что из того, что никогда не зажигала?.. Что ты, зайка моя, если бы это было опасно, я бы тебе не предложил. Ну же, смелей!.. Ну, молодец, ну не ожидал! Теперь ставь сковороду на огонь… Она такая круглая, черного цвета, с деревянной ручкой. Поставила?.. Нет, еще не все. Теперь возьми в холодильнике масло, отрежь кусочек размером с твой французский флакончик от лака и брось в сковороду… Почему я мерзкий тип? Испугалась?.. Такую большую девочку испугало шипенье сковородки? Не может быть… ну хорошо, успокойся… Ты права, я должен был сперва сам зашипеть, но… Ты права, у меня каменное сердце, но… Согласен, я псих ненормальный, с сегодняшнего дня ты не хочешь иметь со мной ничего общего, но…
Мужчина уставился на отчаянно пищащий телефон. Очевидно, на том конце бросили трубку. Мужчина был откровенно некрасив. Даже, я бы сказала, уродлив: прыщавое, на удивление несимметричное лицо, глазки маленькие, как арбузные семечки, да еще косящие. Жидкие волосенки словно приклеены на костлявый череп. Ростом тоже не вышел, узок в плечах, а вот брюшко уже солидное. В какой-то момент наши глаза встретились, и я невольно улыбнулась ему с сочувствием.
– Вот попробуйте капустку. Вкусная, хрустящая. Сплошные витамины. – по инерции завела я.
Мужчина машинально взял с протянутой ложки горсть капусты и отправил в рот. Очередь следила за ним с интересом. Наконец, он прожевал, проглотил, и лицо его разгладилось. Теперь он выглядел почти счастливым. Я не понимала, что происходит. Поэтому спросила осторожно:
– Брать будете?
– Обязательно! Кило, нет, два! Только скажите, вы готовить умеете? – огорошил он меня вопросом.
– Естественно, – растерялась я, привычно зачерпнула полный черпак капусты, сунула ее в пакет, плюхнула пакет на весы, все время чувствуя странное беспокойство. Сумасшедший какой-то. Мне вдруг захотелось, чтобы этот мужчина поскорее ушел, а еще лучше – вообще не появлялся в моей жизни.
Должно быть, то была моя интуиция.
– А знаете что? – спросил незнакомец, протягивая мне деньги в обмен на увесистый пакет с квашеной капустой, – Идите ко мне работать!
– Кем?
– Как кем? Поваром!
Очевидно, на моем лице не отразилось восторга, потому что он вдруг забеспокоился, полез во внутренний карман за ручкой и блокнотом, что-то быстро написал на вырванном листке и сунул мне в руку:
– Вот, возьмите. Там сумма зарплаты и телефон. Если надумаете – позвоните. – Он быстро зашагал к оставленной у обочины иномарке. На ходу обернулся и крикнул: – Только не думайте слишком долго!