Подполковник ФСИН Евгений Салуянин позвонил Павлову сразу после того, как тот вышел с территории СИЗО.
– Артем? Привет, не отвлекаю?
– Тебя я всегда рад слышать, Женя. Есть какие-то новости?
– Пробил твоих знакомых, о которых ты вчера говорил, я о «шипах». Как я и думал, из всех, кто сейчас отбывает наказание в зонах, в живых остался только Гоша Вакинский, он же Одессит. Остальные давно на том свете.
– Я, в общем-то, так и предполагал, – отозвался адвокат. – Что ж, будем работать с этим Одесситом.
– В таком случае тебе нужно поторопиться. Мне сообщили, что у него рак обоих легких и ему остались считаные недели. Он все там же, в шакровской колонии. Район Шакрово в Новосибирской области, – уточнил подполковник.
– Понял тебя, – произнес Павлов. – Ты меня здорово выручил, Женя.
– Все нормально, всегда готов помочь.
В трубке раздались короткие гудки, и Артем выключил телефон.
Голова его шла кругом. Он неожиданно вспомнил о словах Кристины насчет детектора лжи.
«А что, это мысль. Только сумасшедший решится на полиграф, зная, что ему есть что скрывать. Значит, Кристина уверена в своей правоте, иначе вряд ли согласилась бы на такой риск. Ведь шанс обмануть детектор лжи практически сведен к нулю».
После того как общая картина стала ясна, Артем недолго думая набрал служебный номер Милещенко.
– Владимир Яковлевич, добрый день, Павлов на связи! Адвокат Ясновой, если забыли.
– Рад вас слышать, – пропыхтел следователь, явно не ожидавший этого звонка. – Как вас забудешь… Что у вас? Осмелюсь предположить, что вы с Ясновой решились на чистосердечное признание и сотрудничество со следствием?
– Вынужден вас огорчить, увы, – ответил адвокат. – Но у меня к вам имеется предложение. Моя подзащитная высказала пожелание о проверке ее показаний на детекторе лжи.
– Еще чего придумали, – проворчал Милещенко. Он помолчал, словно подыскивая аргументированный отказ. – У следствия нет необходимости в проведении подобных исследований.
– Позвольте вам напомнить, если в показаниях участников уголовного процесса имеются противоречия, то, согласно письму прокуратуры Москвы от 2005 года, назначается психофизиологическая экспертиза с применением детектора лжи, – сообщил Артем.
Милещенко никак не отреагировал на слова адвоката.
– Владимир Яковлевич, Яснова сама предложила эту экспертизу, – мягко продолжил Павлов. – Подумайте, какой резон ей идти на этот шаг, если она заведомо вам лжет? Поймите, если вы откажете ей в этом, суд встанет на мою сторону, и, уж поверьте, я все равно добьюсь проведения этого исследования.
– Господин адвокат, вам, надеюсь, известно, что результаты полиграфа не могут являться доказательствами в ходе судебного разбирательства? – спросил Милещенко.
– Прямыми, безусловно, нет. А вот в качестве косвенных они вполне могут сыграть свою роль, особенно при выборе окончательного судебного решения. И вы это тоже знаете. Владимир Яковлевич, мне не совсем понятно, что вас смущает. Наконец, давайте начистоту – разве вы что-то теряете от проведения данной проверки?
Милещенко некоторое время недовольно дышал в трубку, потом бросил:
– Пишите ходатайство. От Ясновой – заявление. И еще. Если мне покажется, что предложенная вами контора – всего лишь несерьезная «шарашка» с улицы, пеняйте на себя, вынесу отказ. Я уж молчу про сертификат и право проводить СПФИ[2].
– Учту, – коротко ответил Павлов, мазнув взглядом по часам. Еще только полдень, а сколько нового он узнал.
Завтра истекают сорок восемь часов, которые отведены органам следствия на сбор доказательств. Если суд сочтет их несостоятельными – Кристина уже через несколько часов будет свободна. Если нет…
Артем даже боялся думать об этом. Он вспомнил ее беспомощный взгляд, ее широко раскрытые глаза, мокрые дорожки от слез на щеках и дал себе слово идти до конца, чтобы освободить Кристину.
Между тем его не оставляла другая идея, и, как ни странно, возникновению этой идеи способствовали не очень-то радужные прогнозы в отношении возможного продления срока содержания под стражей Кристины.
Нужно ехать в Новосибирск. И чем больше Павлов думал об этом, тем больше склонялся к мысли, что эта поездка просто необходима. Даже несмотря на то, что с тех пор прошло почти десять лет.