– С той, человече, куда прёшь?! – преградил путь друзьям бородатый стражник в остроконечном шлеме и кольчуге, грозно покачнув алебардой. – Не видишь, что ли, тут у нас досмотр всех пеших и конных? А ну, марш в общую очередь, где простолюдины да купцы положенное время отстаивают. Без очереди велено пропускать только людей боярского да княжеского роду-племени. А вы, кстати, какого будете?
Конструкторы переглянулись и пожали плечами.
– Инженерно-технического, – тут же придумал Междупальцев и приосанился, – ты, служивый, сам не видишь, что ли?
Стражник в замешательстве почесал бороду и неуверенно пробормотал:
– Леший вас разберёт, кто вы такие. В последнее время столько люда непонятного звания туда-сюда шастает, что уже ворота от всех желающих трещат, а голова тем более. Ладно, так и быть, пропущу без очереди, шибко титулы у вас мудрёные. Заморские вы люди, видать. Только, чур, не проговоритесь, что я вас без очереди пропустил, если в полицию нравов попадёте…
– Это ещё почему? – удивился Хорохорин.
– Одежда на вас непривычная. Словно вас из общественной бани прогнали, а штаны в залог оставили… Куда хоть путь держите?
– К царю Додону.
– К самому царю-батюшке?! Так он вас, бесштанных, и примет! И по какому же такому делу?
Хорохорин хотел было возмутиться пристрастному и наглому допросу стражника, но Междупальцев его опередил:
– По государственному и не терпящему отлагательств!
Мужик молча пожевал конец уса и вдруг потребовал:
– Ну-ка, предъявите свои головы!
– Это ещё зачем? Разве так не видно?
– Делайте, как говорю, а то раздумаю пропускать, – стражник, видно, разозлился окончательно и даже попытался плашмя алебардой оттолкнуть наседавшего на него Хорохорина. – Инструкцию нарушать никому не дозволено, даже иностранным послам. На то она и инструкция. Не пущу в противном случае, и весь сказ!
Конструкторы переглянулись, недоумённо пожали плечами, но шеи послушно вытянули и даже повертели головами из стороны в сторону. Стражник что-то прикинул в уме, зажал два пальца и произнёс:
– Итак, две головы на два туловища. Всё сходится. Можете проходить, не задерживайте движение.
– В чём всё-таки дело? – подёргал его за рукав кафтана Хорохорин. – Для чего головы считаете? Объясни, дружок, мы люди не местные, не знаем ваших законов.
– Так вы совсем-совсем ничего не знаете? – Страж с любопытством посмотрел на конструкторов, опять что-то прикинул в уме и с трудом проговорил, словно выдавал под пыткой страшную государственную тайну. – Змея Горыныча ловим, лиходея окаянного. Совсем в последнее время распоясался – спасу от него никакого нет…
Чувствовалось, что мужику осточертело весь день стоять на солнцепёке у ворот и заниматься одной и той же опостылевшей проверкой, ругаться с недовольными, при этом непрерывно цитируя вызубренную наизусть секретную инструкцию. Немного поколебавшись, он без сожаления приставил алебарду к стене и, уже не обращая внимания на ломящихся без досмотра людей, принялся рассказывать. Но потом всё-таки прикрыл ворота на амбарный замок, чтобы никто к ним даже не подходил и не мешал беседе. Вдобавок извлёк из-за голенища сапога потёртую табличку «Закрыто на санитарную обработку» и водрузил поверх замка.
– Вы, братцы, в наших краях, чувствую, впервые и ничего не знаете… Испокон веков с этим супостатом, Змеем Горынычем, у нас существовал джентльменский договор о ненападении. Он жил своей змеиной жизнью, мы – своей. Даже телеканалы разные смотрели. Мы – больше такие, на которых сериалы про любовь и приключения с хорошими концами, а он – всякие ужастики и фильмы – прости господи! – про вампиров кровавых. Видно, оно со временем и сыграло с ним злую шутку. Все три его головы словно разума лишились. Стал змеюка регулярно требовать от нашего стольного града по молодой, нецелованной девке якобы на трапезу, но главное – в качестве доказательства его собственной независимости от нашего города. И не какую-нибудь первую попавшуюся, которую замуж никто не берёт, а самую что ни на есть красавицу, чтобы была лицом попригожей да фигурой повыпуклей. Чуть ли не смотрины каждый раз устраивал охальник, будто ему не всё равно, кого есть. А может, и ещё что-нибудь похуже с ней вытворял, только мы того не ведали. От этого отморозка что угодно можно ожидать… Мы, естественно, давай возмущаться, мол, как в наш просвещённый век такое изуверство допускать? А он в ответ, дескать, плохо вы собственную историю помните, потому что при наших дедах да прадедах его змеев предок всегда с города дань брал не презренными деньгами, а красивыми девушками. Традиция такая, понимаешь ли, а к традициям надо относиться бережно, и, Боже упаси, их нарушать. Иначе самобытность свою утратим и станем такими, как все остальные народы, на которые, по обыкновению, свысока поглядываем… И чтобы мы сильно не возмущались и не взывали с протестами к мировой общественности, этот Змей подлый заявил, что долго шутки шутить не собирается – или город в скором времени спалит и людей изведёт, или ещё какую-нибудь пакость похлеще учинит. А что – фантазии у него на такое хватит. Ничего не поделаешь – стали выдавать мы ему по девке. Благо их у нас переизбыток, а женихов на всех не хватает. Так и жили некоторое время в относительном мире и согласии, пока он, охальник этакий, новую гадость не учудил. Как-то раз поутру мы проснулись и глядим: все девки, которых ему в последнее время отправляли на съедение, живыми и невредимыми в город вернулись. Люди говорили, что они и раньше возвращались, но никто на это особого внимания не обращал, а тут всем скопом и в одно время. Нам бы радоваться и судьбу благодарить, что девушки живы-здоровы, ан нет, всё пошло шиворот-навыворот. Как бы точнее сказать – вернувшиеся оказались малость не такими, какими были раньше. Подпорченные, что ли. Всё у них на месте – руки, ноги, голова, выпуклости… и всё равно что-то не так. Стоило им лишь появиться на улицах, как сразу по городу всякие безобразия стали твориться: добропорядочные горожане свои семьи принялись бросать и к этим весёлым девицам перебираться на постой, кутить с ними напропалую, спускать в кабаках трудовые накопления, заработанные за долгие годы, и прочие излишества учинять. А прибывшие дамочки рады стараться – честным людям головы морочат, детишек при живых-то отцах сиротинушками оставляют, работать не желают, зато день-деньской своими патефонами-магнитофонами рок-музыкой тишину и покой нарушают. А этой музыкой жуткой их Змей Горыныч щедро одарил, мол, несите в массы новую культуру – визги и рёв непотребный, чтобы неокрепшую мозгами молодёжь баламутить да авторитет наших исконных музыкальных авторитетов подрывать. С тех пор житья не стало – сидят эти вульгарные красотки с утра до вечера на лавочках, семечки лузгают и за собой не убирают, про царя-батюшку нашего Додона сплетни кулуарные распространяют, и даже табачище зловонное, которым сам Змей Горыныч до поры до времени в одиночку баловался, массово пропагандируют. А ведь подобным безобразием наши благовоспитанные матери и жёны отродясь не грешили…
– Ну, такими вещами никого сегодня не удивишь, – присвистнул Междупальцев, – наши дамы вашим по табачной части ещё фору дадут!
Стражник недоумённо посмотрел на него и продолжал:
– А Змею Горынычу словно и этого лиха мало, заявил как-то во всеуслышание, что отныне молодые да нецелованные девки его больше не устраивают, а должны мы ему лишь опытных замужних женщин поставлять. И ещё непременное условие: чтобы были посварливей да поязыкастей. Скучно ему, видите ли, с ласковыми да пригожими скромницами, и не о чем с ними говорить, а вот повидавшие виды тётки – для него самое оно. Мы развели руками и давай змеюку стыдить, мол, такого договора между нами никогда не было, а он ни в какую. Вынь да положь то, что заказываю, а то я, если вы не забыли, в гневе рассудок теряю, а значит, могу город, как грозился, спалить и… далее по списку. Бросились мы искать сварливых да языкастых – и тут совсем кошмар начался. Все мужики наперебой предлагают своих жён, дескать, берите мою – не прогадаете, да и женщины друг на дружку с удовольствием пальцем указывают, соседок пытаются оговорить да Змею сбагрить. Короче, с ног мы сбились, смута пошла среди населения, мужики за топоры и вилы хвататься начали, в интернете стали всякую чушь нести о том, что наш Додон ничего не предпринимает, только царские харчи зазря проедает, а может, и втайне радуется этакой неестественной убыли населения. То есть пора пролетарскую революцию учинять и временное правительство сперва выбирать, а потом скидывать… Но наиболее разумные и дальновидные предлагали всем обществом идти на поклон к Змею Горынычу и челом бить, чтобы тот подобру-поздорову заканчивал беспредел и не смущал всенародную нравственность своими необоснованными требованиями. Стоило бы тебе, мол, трёхголовому, своим тройным умишком пораскинуть: возраст у тебя давно не юношеский, пора остепениться. Какой ты пример подрастающему поколению подаёшь? Чему оно, глядя на твои выходки, научится? И вообще, Змей свет Горыныч, хватит тебе в холостяках ходить, женился бы ты хотя бы на ближайшие лет двести-триста – у нас тут вон сколько невест на выданье, одна другой краше. Хочешь, купеческую дочь тебе подберём али боярскую с хорошим приданым. А потом такую свадьбу всем миром справим, какой сам царь Додон для своих дочерей не справлял. Пожелаешь, так Баскова или Элтона Джона выпишем, чтобы развлекали, пока публика пировать будет… Идея-то в целом хорошая, да только побоялись люди взять и пойти всем миром к Змею. Как до конкретного дела дошло, так сразу все разбежались, особенно те, которые поначалу громче всех горло драли. Самоотводы брать начали. И ведь было чего опасаться – не понравится какой-нибудь пункт в челобитной этому вурдалаку – моментом испепелит просителей и ноздрёй не поведёт. Даром, что у него их шесть на три головы. И из каждой дым даже при хорошем расположении духа курится…
– Это, брат, всё понятно, – прервал горестные словоизлияния Хорохорин, – нелегко вам с таким соседом жить рядом… Но скажи, для чего вы всё-таки у людей на входе в город головы пересчитываете?
– Как для чего – опасаемся, чтобы Змей Горыныч тайком за ворота не пробрался. Мы ему уже почти год как бойкот объявили и молодух не поставляем. Определённо он сейчас осерчал, змеюка ненасытный. Того и смотри, лютовать примется.
– Разве по внешнему виду не ясно, Змей ты или человек? – усмехнулся Междупальцев.
– Ясно-то оно ясно, но кто сегодня может со стопроцентной гарантией утверждать, человек он на самом деле или змей какой-нибудь? – неожиданно философски выдал стражник. – Вот ты, например, точно знаешь, кто ты есть? Может, ты и есть самый натуральный змей, только в чужую личину влез и за иностранца себя выдаёшь!
Тут бы в самый раз Междупальцеву пространно пофилософствовать на одну из самых любимых своих тем – о природе человеческой подлости и двуличности, но ситуация, в которой оказались друзья, отнюдь не располагала к пространным рассуждениям. Да и фортуну искушать не следовало – вдруг этот мужик с алебардой разозлится и передумает пускать их в город.
– Скажи, дружок, только откровенно, – отодвинул плечом болтливого коллегу Хорохорин, – ты нас не разыгрываешь? Этот самый Змей Горыныч существует в действительности? Сам-то ты его видел? Разве этого гада не придумали в старину для того, чтобы держать народ в страхе и детишек пугать?
Презрительно усмехнувшись, стражник поправил съехавший на бок шлем:
– Ты ему сам попадись в зубы, а потом побеседуем, придуманный он или нет!
– Понял, – кивнул Хорохорин. – А вот ещё на вопрос ответь: правда, что Горыныч может принимать человеческое обличие, или вы стережёте ворота только для острастки населения?
– Вот темнота! – счастливо загоготал мужик. – Для острастки лишь подмётки на сапоги прибивают маленькими гвоздиками. А со Змеем Горынычем шутки плохи. Хотя о многом, что ему в последнее время приписывают, он и сам наверняка не ведает. Но слухи о наших действиях до него как-то доходят, вот он и лютует… А насчёт голов старики рассказывали, будто раз в сто лет принимает он человеческое обличие, вот только от трёх голов никак избавиться не может. В том-то и фокус-покус. Этим змеюка и отличается от нас с вами. Потому, в целях общественной безопасности и порядка, начальник нашей царской охранки распорядился проверять количество голов у каждого, кто приходит в город, невзирая на лица. Даже инструкцию на пяти свитках сочинили. А раз уж есть инструкция, то хоть ты тресни, но голову на проверку предъяви. Даже я, когда выхожу за ворота, а потом возвращаюсь, сам у себя головы пересчитываю. Вдруг я уже не я… Порядок должен быть соблюдён во всём. Разве на вашей родине, чужеземцы, не так?
– Но это же абсурд! – попробовал слабо возмутиться Междупальцев, однако Хорохорин потащил его за руку.
– Наше дело маленькое, – крикнул им вдогонку стражник и подхватил свою алебарду, – начальство велит по инструкции поступать, мы и поступаем. Не обессудьте.
Он долго смотрел ясными и честными глазами верного служаки вслед странным посетителям, потом до конца распахнул ворота, сунул табличку за голенище сапога и скомандовал толпящимся людям:
– А ну-ка, расступись и постройся друг за другом, чтобы каждого я мог видеть, и головы приготовить к подсчёту…