Среди камыша и осоки невдалеке от тропинки находилась большая, высокая куча аметистовых друз. Грани кристаллов сверкали на солнце фиолетовым сиянием, искрами и моим глазам было больно смотреть на этот рукотворный костер. Большей красоты в жизни мне не приводилось встречать. Большие, великолепно ограненные сине- фиолетовые кристаллы росли вместе, они были практически одинаковыми и очень крупными – до восьми сантиметров длиной и почти такими же размерами в основаниях кристаллов. Все они были без трещин, с идеальным качеством для огранки, но гранить их было незачем – они и так, без огранки, смотрелись очень эффектно, и каждая из друз представляла собой произведение искусства. Каждая могла стоить целое состояние, – такие большие и красивые аметистовые друзы я видел только в музеях.
Такое богатство попадает в руки только раз в жизни, и мне очень повезло. Унести их домой я не мог – их было очень много, и чтобы они больше никому не попались на глаза, следовало их сначала спрятать получше, а лишь потом начать перетаскивать их домой. Они были не очень тяжелые, килограмма по два, три и размеры их были почти одинаковые: сантиметров двадцать или тридцать в поперечнике.
Я посмотрел по сторонам, оценивая окружающие места и думая лишь о том, где и как их можно спрятать – в укромное место, поближе к этой куче, чтобы недалеко было тащить. Мне надо было оперативно действовать, иначе за этим занятием меня кто-нибудь заметит и тогда все пропало. Место мне было знакомое – тут раньше я был не один раз, и сразу отмел в сторону выходы гранитных глыб на невысокой горке, которая была в ста метрах от меня. В них можно было спрятать все угодно,– в одной такой маленькой пещерке между гранитными глыбами я хранил махровую простынь и всякую мелочь, вроде сапог, в которых переходил болото. Их было неудобно тащить домой, и я прятал их каждый раз, когда уходил.
Вокруг было большое болото, с редкими тропками рыбаков. По одной из них, самой безопасной и мелкой я проходил на небольшой остров, где росли сосны и был пляж, на котором я купался в июле, когда была такая жара, что спастись от нее можно было только в воде. Воды в болоте было много, и болотные сапоги часто заливало, поэтому я раздевался, надевал на ноги туфли или старые кроссовки, а сейчас для этой цели служили старые зимние сапоги – чтобы стерня камышей и осоки не поранила мне ноги. Тропа через болото была метров триста длиной, потом я снимал их и шел на маленький пляж уже босиком. Вечером, после купания, снова их надевал, а потом прятал до следующего раза.
Таких маленьких пещер было на горке много, и в них было спрятать что угодно. Но до них было далеко – метров триста, и мне надо было найти место поближе. В болото прятать я не хотел – их потом самому было не найти, и оставалось только единственное место – в густой траве, у самого подножия горы.
Я взял несколько аметистовых друз в охапку и отправился вдоль кромки леса. Через метров сто я нашел на окраине соснового леса маленькую длинную полянку, заросшую густой травой и спрятал в нее первые три аметистовых друзы – просто положил их на землю, а сверху положил сорванную траву, которую нарвал еще раньше, по дороге. Рвать траву на этой полянке я не мог – это было неправильным. Любой внимательный человек бы сразу заметил изменения в травяном покрове, и заинтересовался бы этим.
Теперь, когда место было выбрано, я начал как челнок, сновать между кучей аметистовых друз и полянкой. Больше, чем три друзы, я унести не мог – боялся их поцарапать,– от этого их стоимость сразу бы упала в цене. Сейчас каждую друзу можно был продать за пару сотен тысяч рублей, а их было, по моим скромным подсчётам, около ста пятидесяти штук. У кристаллов аметиста была разная твердость – грани были более мягкими, а ребра их, особенно сами головки кристаллов, были тверже, и мне не хотелось, чтобы такие коллекционные образцы были с царапинами.
Я переносил их осторожно, складывал в очередную горку в траве, накрывал сверху травой и шел за следующей друзой. Когда на полянке образовался целый ряд с кучками аметистовых друз, стал выкладывать новый ряд, в метре от предыдущего. В конце, когда перетащил все найденные аметистовые друзы, на полянке было несколько таких рядов. Чтобы все на полянке выглядело, как раньше, сорвал большую рябиновую ветку и пригладил траву, под которой были ряды с кучками драгоценных камней.
До лесной тропинки я шел задом и приглаживал примятую траву, по которой шел к этой маленькой полянке. На тропинке, которая была без травы, только с многочисленными упавшими сосновыми шишками, я выкинул эту уже не нужную рябиновую ветвь, и посмотрел издали на результаты своих трудов.
Все выглядело естественным и нормальным – на следующее утро немного помятая трава встанет, и полянка опять станет прежней, как будто по ней никто и не ходил. Можно с завтрашнего утра их переносить домой, не опасаясь, что на них кто-нибудь наткнется. Хотя здесь я практически никогда и никого не встречал за все время, когда ходил купаться. Но всегда мог какой-нибудь проныра – грибник из коллективного сада отправиться за червивыми сыроежками, надеясь найти здесь красноголовик, или белый гриб, и наткнуться на спрятанные в траве аметисты. Вероятность такого события была ничтожна, и я спокойно отправился домой.
Эти события происходили очень давно, несколько лет назад. Сегодня я ночевал в своей городской квартире, и плохо выспался – в спальне была вполне комнатная температура, градусов двадцать пять градусов, но предыдущей ночью я спал в своем загородном доме, где температура ночью была всего девятнадцать градусов. Там мне спалось под толстым ватным одеялом очень хорошо, без снов и кошмаров.
Я вспомнил свою находку и место, где спрятал аметистовые друзы, и тут же понял, что забыл их перетащить домой – видимо, тогда на меня нахлынули какие-то неотложные дела, и я сначала откладывал, а, в конце концов, забыл об найденных аметистовых друзах. О том, что они должны лежать на том месте, куда я их положил, у меня сомнения не было. Надо было идти за ними. Но сейчас только кончился февраль, снега в лесу было по пояс. Приходиться немного подождать – месяца два, когда снег растает, и тогда можно было отправиться на маленькую полянку, разыскать эти ряды с кучками аметистовых друз и закончить, наконец, это дело.
За завтраком я дал себе в этом клятву, так как не люблю бросать уже начатые, неоконченные дела, но тут же начал вспоминать, куда же я спрятал золотые слитки. Я этого не помнил, и это стало для меня ударом. Весь оставшийся день я мучился, пытался вспомнить, но так и не смог. В моей памяти лишь остались лишь форма этих золотых слитков – они были неправильной формы, напоминали диски, или золотые небольшие кляксы на ярко-зеленой траве. Но куда я их спрятал, об этом моя память молчит. Может, когда-то позже я это вспомню, как сейчас вспомнил про аметистовые друзы? Я на это очень надеюсь.