Глава седьмая, посвященная знакомству с человеком без набора букв, встрече с неведомым и паранормальной резьбе по дереву

Группа людей в тяжелых скафандрах медленно продвигалась вдоль стены. Они держались за веревку, привязанную к поясу массивного человека, шедшего первым. Тяжелые, как утюги, подошвы с грохотом опускались на пол, и пыль взмывала вертикально вверх, как дым в безветренную погоду. Встроенные в шлемы фонари, делавшие людей похожими на огромные елочные игрушки, освещали мокрые от пота бледные лица с вытаращенными от напряжения глазами. Каждый шаг отдавался шумом, которым мог бы похвастаться не всякий отряд доисторической конницы, но люди, оглушенные собственным пыхтением, не слышали этого.

Впереди показался округлый темный проем.

– Оно, – шепнул в передатчик человек, который шел первым, и поспешно прикрутил яркость фонаря до минимума. Остальная группа тоже последовательно погасла, как гирлянда, когда заканчивается праздник.

Они сгрудились у проема, в который никто не решался шагнуть первым. В коридоре было не так страшно, то тут, то там периодически мигало аварийное освещение, и, что самое главное – коридор был простым и понятным творением рук человеческих, просто очень старым и давно заброшенным. Дальше их ждала густая чужая тьма, никогда еще, возможно, не скрывавшая в себе потомков Адама и Евы.

Наконец маленькая, кругленькая женщина, которая все время плелась в хвосте и вообще, невзирая на скафандр, выглядела прирожденным бухгалтером, выступила вперед и дрожащим голосом пискнула:

– Я пойду.

Мужчины мгновенно потупили глаза, продемонстрировав присущую самцам человека солидарность, которая в особо трудные моменты жизни переходит в синхронность. Потом предводитель группы решился:

– Шагнем все вместе. Одновременно.

Однако дальнейшие измерения показали, что все шестеро в проем не помещаются. Ситуация осложнялась.

– Хорошо. – Массивный человек попытался утереть со лба пот и чуть не разбил тяжелой перчаткой стекло шлема. – Первым иду я. Вы ждете десять секунд, потом идет Афродита, – он кивнул храброй бухгалтерше. – А потом… потом сами разберетесь. Если что-то случится, я дерну за веревку.

Тяжелые шлемы согласно закачались. Человек поправил на поясе веревку, несколько раз шумно выдохнул и, высоко подняв ногу, переступил воображаемый порог, за которым ждало неведомое.

Практически в тот же самый момент, когда его подошва коснулась пола, вспыхнул ослепительный свет, все помещение загудело и задрожало, пол внезапно стал потолком, и человек в ужасе увидел, что под его растопыренными пальцами и все еще ноющими от удара коленями разверзлась черная бесконечность Вселенной. Он стоял на четвереньках посреди космоса.

– Вы сдурели, что ли?! – громовым басом спросило неведомое.


Селес выскочил на полянку, нырнул под густую листву какого-то кустарника и начал шепотом считать до ста. Пульс постепенно пришел в норму, заныли царапины от веток, сбитые ступни и раздавленная неуклюжим солдатом рука. Позвав Алису и убедившись, что она куда-то пропала, неочеловек внимательно изучил крюк. Крови он не увидел. Металл пах древесными соками, травой и собственно металлом. К ручке прилипла половинка аккуратно разрубленной мухи. Кроме нее, жертв, очевидно, не было. Селес тщательно вытер оружие листьями и, воровато оглядевшись по сторонам, попытался его покрутить.

– Помогите!

Странно, но от этого истошного вопля не разверзлись небеса, не дрогнула земля, и даже голова Селеса каким-то чудом уцелела, хотя он явственно слышал треск собственной лобной кости. Крюк куда-то улетел, зрение, осязание и слух последовательно выключились и снова включились. Он увидел прямо перед своим носом большие, похожие на деревья стебли травы и половинку мухи, в которой можно было разглядеть разноцветные внутренности.

– Ты чего орешь? – оторопело спросил он у мухи.

– Помогите!!! Селес! Кто-нибудь! Спасите! Селес, чтоб тебя! На меня напали!!!

– Успокойся. Кто напал? Сколько кораблей?

– Это не корабли, это гуманоиды! Залезли внутрь, и я не могу их выгнать! Они не вытряхиваются! Они по мне ходят! Их много!

– Чем вооружены?

– Ни… ничем. Но в скафандрах, и жутко гремят!

– Спроси, кто они.

– Люди!

– Это они сказали?

– Нет, это мне видно!

– Сколько их?

– Полная кабина! Пя… Шестеро.

– Ты до сих пор на станции?

– А где мне еще быть? Думал, посплю хоть.

– Они что, люк взломали?

– Нет, он открыт был, кабина проветривалась…

Селес с тоской посмотрел на муху, явно ища у нее сочувствия, потом перевел взгляд на небо.

– Корабль, это люди с таможни. Насколько я знаю, они безобидны.

– Чудесно! И что мне с ними делать?!

– Не знаю… поговори с ними. Попроси уйти, только вежливо.

– То есть ты ничего предпринимать не будешь?

– Корабль, я на планете. Внизу. Далеко. Можешь спросить, есть ли среди них человек по имени Петерен, и передать ему от меня привет.

– То есть тебе плевать, что меня могут похитить или разобрать на запчасти, да?

Этого гневного вопроса Селес уже не слышал. Прямо у него над головой внезапно возникло мерцающее чудовище цвета только что освежеванной туши. Оно парило чуть ниже верхушек деревьев и тянуло к земле длинные, как у медузы, отростки-щупальца. Больше всего оно и напоминало медузу, только вместо тела у него был пульсирующий розоватый мозг, по поверхности которого ползали многочисленные глаза на стебельках. Причем ползали они не бессистемно, а водили хороводы вокруг кроваво-красного, совершенно человеческого рта с желтоватыми резцами. Таким же плотоядно чавкающим ртом оканчивалось каждое щупальце. Летающий кошмар издал нечленораздельный рев и проворно снизился, зубы клацнули у самого лица Селеса.

– Под ноги смотри! – Из-за деревьев выскочила темная фигура и повалила инопланетного гостя на землю.

Тот, не привыкший беззаботно поворачиваться к опасности спиной, попытался поднять голову, но Алиса с силой впечатала его лицо в траву.

– Не вздумай ускоряться… – шипела она. – Хуже будет! Не смотри… Не смот-ри!

Наконец ее хватка ослабла, и Селес, выплюнув стебельки и грязь, шепотом спросил:

– Что это было?

Алиса широким жестом показала наверх. Там покачивались верхушки деревьев, а в небе все еще вспухала божественная цветная капуста. Исполненная ртов тварь бесследно исчезла.

– Ничего не было, – не терпящим возражений тоном сказала Алиса. – Ты просто не туда посмотрел.

– Было, – тоскливо заупрямился Селес.

– Хорошо, уговорил, было. Но если ты не станешь упираться и ускоряться, я проведу тебя в другую плоскость, там нет ни единого мозгозуба.

– Это называется мозгозуб? Вы с ними воюете?

– Точно и совершенно верно.

– А ты можешь провести меня к лифту?

– Наш лифт уже захватили мозгозубы, они каждый раз так делают. – Алиса взглянула на инопланетянина с жалостью. – Ты вообще выбрал для визита крайне неудачную плоскость…

А ведь он подумал, что выбраться со странной планеты может оказаться непросто, еще до того, как его затолкали в капсулу орбитального лифта. Но тогда отказываться было как-то неудобно.

– Я повидал многие планеты. Везде все по-разному. Но у меня никогда не было такого явного ощущения…

– …что что-то не так. – Она хмыкнула и лихо сбила каску набекрень, чтобы почесать голову. – С тех пор, как себя помню, я каждую секунду чувствую, что… хочешь, твои мысли прочитаю? Что все вокруг – декорация, с помощью которой кто-то пытается нас обдурить. Ты ведь об этом?

Селес кивнул.

– Все эти плоскости… Наша планета делится на плоскости. И в каждой свои странности, свои законы, которые никто не может толком объяснить, но все делают вид, будто так и нужно. Удивляются еще – а как же иначе, а как ты хотела? На самом деле все они, конечно, врут… Я слишком много слышала, слишком много узнала, чтобы хоть кому-нибудь верить. Все люди здесь так заврались, что уже сами себе верят! Хотя, может, их гипнотизируют каким-нибудь излучением… потому я и ношу каску, от излучения, вот до чего я уже свихнулась, понимаешь? Ты улетишь так же, как прилетел, а я живу здесь, и умру здесь, и даже, вот зуб даю, никогда не докопаюсь до первопричины… – Она вздохнула и передернула плечами. – Так давай ты хотя бы из уважения к моей тяжелой доле перестанешь по-дурацки недоумевать и пойдешь наконец со мной?

Алиса бодрилась изо всех сил, даже улыбалась во всю ширь, только глаза блестели, набухая слезами. Селес скорее почувствовал, чем понял, что к ее доле, какой бы она ни была, действительно следует проявить уважение.

– Хорошо, – он отряхнулся и доверчиво протянул руку. – Идем.


Мокрые, поцарапанные и продрогшие, они выбрались на опушку леса и устало привалились к огромному дереву. Алиса припала к фляжке, звонко стукнувшись о горлышко зубами. Селес покосился на фляжку и печально икнул.

Впереди маячил голубовато-молочный свет, в нем проглядывали два оранжевых огонька. Через некоторое время неочеловек понял, что это окна маленького домика, стоящего среди поля, залитого фосфоресцирующим туманом. Дом и довольно большой участок вокруг него были обнесены забором. Сонно покачивались деревья в саду. Где-то рядом уютно ухала сова. Селес подумал, что если это другая плоскость, то она нравится ему гораздо больше.

Они спустились с пригорка на пустынную проселочную дорогу, и она привела их к забору, увитому иссохшим плющом. В воздухе пахло теми ночными цветами, которые есть на каждой обжитой планете, но мало кто знает об их существовании. Они раскрывают нежные белесые лепестки только в полной темноте, потому что им нужно сперва убедиться, что их никто не видит.

К забору подбежало небольшое животное и начало громко кричать. После короткого замешательства Селес вспомнил, что это называется собакой.

– Подожди меня тут, – Алиса просунула руку между прутьями калитки и отодвинула щеколду. – Он не любит чужих.

– А зубо… мозго…

– В этой плоскости их нет. Можешь спокойно смотреть вверх.

Прохрустел гравий, потом в темноте возник светящийся прямоугольник открытой двери и тут же исчез. Какое-то время Селес от нечего делать разглядывал забор – он был слишком низким и хлипким, чтобы служить надежной защитой от чужаков, которых здесь вроде бы не жаловали. Из дома никто не выходил, и неочеловек решил немного прогуляться. Он медленно побрел вдоль забора, слегка пошатываясь от в очередной раз ударившего в голову алкоголя. По другую сторону ограды за ним неотступно следовала собака, сверкая маленькими красноватыми глазками и изредка издавая такой звук, как будто внутри у нее что-то закипало.

Позади дома стояло древнее транспортное средство, похожее на сплюснутый со всех сторон маленький вездеход. Никогда не видевшему старые земные автомобили Селесу машина показалась игрушечной, но он не мог отрицать, что она очень хорошо вписывается в пейзаж. Потом в заборе внезапно образовались наполовину распахнутые ворота, перекошенные от старости. Оммо заглянул внутрь и увидел множество темных столбиков, тонущих в молочно-белом тумане. Даже не предполагая, что это могло бы быть, он, подталкиваемый любопытством и самогоном, решил посмотреть поближе.

Небольшие темные конструкции, которые Селес поначалу принял за столбики, имели, как оказалось, самую разнообразную форму. Это были скульптуры в форме маленьких человечков и крестов, прямоугольные плиты и просто небольшие деревянные палки, воткнутые в землю и увенчанные табличками с какими-то надписями. Ну конечно, человеческое захоронение, только более традиционное, чем то, что он видел на орбитальном додекаэдре. От одного воспоминания Селеса передернуло. Он попытался прочесть ближайшую надпись, но значки были слишком мелкими. Подойдя ближе, Селес налетел на незаметную в тумане низенькую ограду, окружавшую крест с табличкой. Вместе с треском он уловил отчетливый недовольный вздох – даже языком, как будто от досады, прищелкнули, – и выпрямился, удивленно оглядываясь. Вокруг никого не было. Шепотом выругавшись, Селес попытался вернуть поваленную секцию ограды в прежнее положение. Вздох повторился, и у его ног, прямо под крестом, зашевелилась земля.

Неочеловек не успел познакомиться с местной фауной – за исключением мелких лупоглазых существ, бессчетное количество которых раздавил во время бегства из военного лагеря. Он оставил ограду в покое и стал осторожно раскапывать землю, чтобы помочь зверьку вылезти. Под слоем дерна обнаружилась норка, которая явно вела в более обширную полость. Селес расширил ее края, и тут из-под земли хищно выметнулся остов человеческой руки – грязный, почти лишенный плоти, с длинными кривыми ногтями. Рука начала деловито ощупывать края норы, причем два ногтя тут же отвалились и остались лежать на земле. Спустя мгновение она вцепилась в сапог инопланетного гостя, а из-под земли послышался неразборчивый, но торжествующий возглас.

– Селес! – позвала из сырого тумана Алиса. – Сел… Куда ты пошел?

Оммо попытался высвободить сапог, но рука держала крепко, поэтому он, брезгливо морщась и вполголоса бормоча извинения, с силой спихнул ее носком другого сапога и случайно оторвал неизвестному подземному жителю палец. Палец проворным червячком пополз прочь. Селес поймал его и с новой порцией извинений попытался приставить на прежнее место. Но рука схватила отвалившийся фрагмент и юркнула обратно в могилу, откуда донесся жалобный стон.

– Я не хотел, – сказал неочеловек. – Я просто…

Из норы ему в лицо швырнули комком затхло пахнущей грязи.

– Селес, тебе кто разрешил шляться по кладбищу?

По купам деревьев перед домом запрыгал луч фонаря. Селес пошел на него, врезался в забор, забрел в мокрые колючие кусты, продрался через них и вышел к крыльцу дома, на котором стояли Алиса и незнакомый бородатый старик.

– Здравствуйте, – сказал Селес.

Старик приветливо кивнул в ответ, сад и дом качнулись в такт, внутренности инопланетного гостя издали такой зловещий рык, что собака с визгом умчалась в темноту. Селес успел схватиться рукой за стену, и его вырвало.

– Самогон, – на всякий случай пояснил он хозяину дома.

В животе резало так, будто Селес наглотался стекла, а не жгучей жидкости из фляжки. Он снова скрючился, царапая ногтями стену.

– Не волнуйтесь, я его сейчас внутрь затащу, – бодро заявила Алиса.


– Потрясающе… – Петерен опять попытался утереть со лба обильный пот и опять чуть не разбил запотевшее стекло шлема. Его лицо сияло от счастья, как толстая бледная луна в ясную ночь.

– Да снимайте уже его, – прогудел корабль.

– Тут можно дышать?

Корабль на всякий случай проверил показатели. В плотно набитой людьми кабине было жарковато, но в целом все соответствовало норме.

– Можно.

– Потрясающе…

Люди зашевелились, стараясь дотянуться до шлемов, но свободного пространства было слишком мало для того, чтобы поднять руки. Кто-то уронил перчатку, а бухгалтерша Афродита и ее сосед звонко стукнулись шлемами и дружно вскрикнули, увидев на них трещины.

Корабль критически изучал происходящее. Еще никогда на его борту не присутствовали в таком количестве крупные и на редкость неуклюжие люди. Охватившая его поначалу паника не просто прошла – он вычеркнул этот позорный момент слабости из памяти и теперь был преисполнен чувства собственного достоинства.

– Вас слишком много, – сообщил он людям. – Станет гораздо удобнее, если хотя бы половина отсюда выйдет. А лучше все.

Отважные исследователи неведомого послушно потянулись наружу, а Петерен уже у самого люка остановился, справедливо заподозрив, что корабль намерен избавиться от них и сбежать.

– Значит, вы обладаете разумом? – уточнил он.

– Ну, – нетерпеливо подтвердил корабль.

– И вы живой?

– Ну.

Петерен нажал кнопку под подбородком и с громким чпокающим звуком снял шлем. Он не сразу решился сделать вдох и несколько секунд стоял неподвижно, надув щеки и выпучив глаза. Наконец он со свистом втянул ноздрями воздух, подержал его в легких, как веселящий дым, и с сожалением вернул обратно.

– Но это невозможно, – продолжил он. – По всем признакам вы созданы искусственно!

– И что? – немного растерялся корабль.

– Значит, вы обладаете искусственным интеллектом, и вы – не живой!

Корабль недовольно загудел. Петерен тем временем открыл клапаны, выбрался из скафандра, который так и остался стоять, прислоненный к стене, и жестом поманил к себе двух других обитателей станции.

– Бумагу и ручку, – шепотом потребовал он. – Сейчас же.

– У меня есть личность, – сказал корабль, успевший изучить все имевшиеся в энциклопедии определения живого и разумного. – По шиарийским нормам этого достаточно, чтобы считаться живым существом.

– А по чело…

– А мне чихать.

Петерен растерянно замолчал. Он полагал, что негуманоидная форма жизни при первом контакте будет выражаться более торжественно. Тут ему в руки сунули блокнотик и карандаш, на незаточенном конце которого сидел пластмассовый гномик с очень удивленными глазами.

«Я бы на его месте тоже удивился», – рассеянно подумал Петерен и отметил, что необычайные приключения нисколько не мешают ему размышлять о совершенно прозаических и незначительных вещах. Надо упомянуть в мемуарах эту отстраненность, экзистенциальную отчужденность среди неведомого и потрясающего, подумал Петерен. Он быстро проставил на бумаге номера вопросов и поднял голову к потолку:

– Не могли бы вы заполнить анкету?


В доме все было пропитано совершенно особым запахом – так пахнут сильно подержанные грузовые контейнеры, стенки которых расслоились от старости, а внутри завелись сорные грибомыши. На полу высились груды самых разнообразных вещей: книг – начиная от бумажных и заканчивая мини-читалками прямого доступа, – посуды, игрушек, одежды (Алиса восторженно запищала, вытаскивая под тусклый свет лампочки что-то кружевное), коммуникаторов, пакетов, проводов, отражателей, глушителей, ускорителей и каких-то безымянных штуковин. Между горами хлама были проложены чисто выметенные дорожки, придававшие комнатному ландшафту сходство с хитроумно устроенным садом. Самая широкая дорожка вела от двери к столу, заваленному проволокой, микросхемами, загадочными деталями и инструментами, напоминавшими пыточные орудия. Одно извилистое ответвление шло к приоткрытой двери – судя по всему, на кухню, – по другому можно было добраться до железной кровати на высоких ножках, а третья дорожка уходила в самый темный угол, к лестнице на второй этаж, ступеньки которой тоже были завалены вещами. То тут, то там мелькал победно поднятый собачий хвост – животное проскользнуло вслед за всеми в дом и теперь носилось среди хлама, путалось под ногами и демонстрировало живейший интерес к происходящему.

Загрузка...