Ныне каждый в стране знает Сергокалу,
Где родился герой в предначертанный день,
Чтобы множить добро и противиться злу;
Внешне был он, как все, но вот духом – кремень.
Хладнокровно смотрел своей смерти в лицо,
Не позволив подмять офицерскую честь.
Возгордился народ земляком-храбрецом,
Но поникшую мать обожгла эта весть.
Не до гордости ей, если сын убиен:
Сердце рвется в груди, и стенает душа,
И питается плач скорбным сумраком стен,
Словно воздух поит без конца черемша.
Причитает она, безутешная мать,
Как убийца посмел ее сына казнить —
Не волчица ж его родила убивать,
Он же пил молоко из груди, а не сыть.
«Отчего он таким кровожадным вдруг стал?
Если корни одни, если вера одна,
Почему же он так зверски в брата стрелял?», —
Вопрошает в слезах Всеблагого она.
Ей не радостны дни, да и ночи – не вред,
Словно в трансе живет от зари до зари,
Оживляясь на скрип: «Это ты, Магомед?», —
Но в ответ за окном промолчат купыри.
Поседевшая прядь и безжизненный взгляд,
Пустота все плотней наполняет судьбу…
Но ей внуки собой говорят: «Кумсият,
Отмени, отмени на улыбки табу.
Перестань горевать, улыбнись, хала неш,