На юге России у Черного моря,
Казалось, я счастье свое отыскал,
Но девушка, долго условностям вторя,
Сказала в конце: «Ты – не мой идеал».
И, резко ко мне повернувшись затылком,
Она удалилась в кромешную тьму…
И сникла моя азиатская пылкость…
Ну, чем я негож, до сих пор не пойму.
Я вслед ей кричал исступленно: «Алина,
Постой, дорогая, ну так же нельзя! —
Ведь я человек, а не пыль и не глина,
И есть у меня в этом мире стезя! —
Она привела меня к Черному морю,
К твоим удивительно синим глазам.
Быть может, излишне события шпорю
И что-то сказал вопреки небесам,
Но искренне я полюбил твою душу
И взоры твои, и божественный стан,
И, все предрассудки безумные руша,
Готов увезти тебя в Узбекистан».
Напрасными были усилия страсти
Отвергнутой в корне чистейшей любви…
Есть многие мудрости в Экклезиасте,
Но нет в нем ни слова о буре в крови.
Себя утопить я намерился с горя
И бросился в бездну, простившись с луной,
Но, вытолкнув к берегу, Черное море
Мне жить приказало и быть над волной.
Я высушил брюки, рубашку и тело,
Проветрил рассудок и чувства унял,
И то, что меня так обидно задело,
Само потеряло свой потенциал.
«Пускай, – произнес я в прозренья минуту, —
Тебе не понравился южный певец
И ты подвела его к гибельной смуте,
Но все ж оказался удачным конец.
Алина, пускай ты была беспощадной
И пусть обособленны наши пути,
Я буду счастливым с другой ненаглядной,
И ты свое счастье с другим обрети».