Алена
Получается, не судьба…
Мама говорит, что в семнадцать все влюбляются и думают, что это последний раз в жизни и что никогда больше таких чувств ни к кому не возникнет. Я не думаю так, конечно. Но я правда влюбилась, кажется…
Сережа мне с первого дня практики в их команде понравился. Он не такой, как все. Достаточно скромный, не наглый по сравнению с другими. А еще он всегда мне улыбался так искренне и открыто, что на губах цвела ответная улыбка, которую я не могла спрятать.
Парни из команды постоянно говорили, что Сережа в меня влюблен. Смеялись, что у него при виде меня слюни капают, особенно Савельев, он у них старший, вроде детей тренирует. Он никогда в выражениях не стеснялся и даже при самом Сереже не забывал упомянуть свои догадки.
Мне все говорили это. Парни из команды, Юрий Владимирович, командный врач, который и помогал мне с практикой. А еще Оля, новый тренер команды по физической подготовке.
Только один Сережа все время молчал…
Он ни разу не сказал, что я ему нравлюсь. Смотрел постоянно, улыбался так, словно симпатия и правда есть, но молчал все время! Мужчины обычно ведь не скрывают такое, да? Или только наглые могут с порога заявлять о своих чувствах и намерениях?
Я до последнего ждала, что он признается мне. Потому что если бы сказал, что я ему нравлюсь, то я бы сразу ответила взаимностью. Потому что он мне – очень. Но сделать первый шаг так страшно! А вдруг отверг бы? Выставил дурой? Сказал бы, что я все себе надумала…
Но Сережа молчал. Первый месяц, второй, третий… Я глупо верила в то, что он признается, когда я скажу, что мне придется уехать. Думала, скажет, что я ему нравлюсь, испугается потерять, попросит остаться.
И я бы осталась. Несмотря на то, что мне всего семнадцать и что родители были бы против. В этом городе у нас квартира, которую мы не стали продавать, я бы уговорила их оставить меня жить в ней, я уверена! Я работаю и сама обеспечиваю себя, помогаю ставить капельницы и уколы на дому, подрабатывая в больнице, получаю за практику в команде. Я бы справилась. Уговорила бы родителей и справилась, мы могли бы придумать что-то… Если бы он только намекнул. Если бы только сказал, что ему это нужно.
Но Сережа молчал. А я уже неделю ругалась с родителями и просила не забирать меня в новый город. И когда Сережа ничего не ответил мне, я сразу написала маме, что вечером буду собирать вещи.
И вот я стою на вокзале, в руках чемодан, а в сердце колючая боль.
Рядом мама с таким же чемоданом, а папа поехал на машине со всеми остальными вещами. Тут ехать-то… Часа четыре всего, соседний город. Но он крупнее нашего, там перспектив больше, а еще можно перевестись в более крутой вуз. Этим и был аргументирован наш переезд: чтобы я выучилась, получила достойное образование. Как будто я не знаю, что уезжаем мы из-за работы родителей, а не из-за волнения о моем обучении.
Сжимаю ручку чемодана и смотрю по сторонам, так глупо, наверное, надеясь, что Сережа залетит сейчас на вокзал и, как в фильмах, бросится ко мне с поцелуями и просьбами никуда не уезжать. Правда жду, высматриваю его в каждом прохожем, перестаю дышать на каждом хоть немного похожем внешне мужчине. Так глупо надеюсь на то, что и вправду ему нравлюсь и все разговоры были не просто так.
Но надежды так и остаются неисполненными.
Сережа не приходит, не обнимает меня, не просит остаться. Он… даже не звонит.
Проходит десять минут, наш поезд подъезжает к платформе, я еще раз в надежде осматриваю перрон, но, никого там не найдя, захожу в вагон, навсегда прощаясь с этим городом и оставляя в нем крошечную частичку своего сердца.
Видимо, все-таки не судьба.
– Не куксись, Аленка, найдется еще твой рыцарь, который никуда не отпустит, – говорит мама, когда мы наконец-то размещаемся в вагоне. Она все знает о моей влюбленности в Сережу и обо всех глупых ожиданиях в отношении него. – А если отпустил, значит, не принц. Ну или не твой.
Мама правду говорит. Да и сама я тоже все понимаю. Но боль в груди от этого не меньше…
Папа злится. Мама рассказала ему о том, что я влюблена в парня, и, судя по всему, безответно. У нас вообще нет секретов друг от друга в семье, все построено на доверии и без сокрытия тайн. Но именно это я не хотела рассказывать папе. Потому что ко всем моим ухажерам, влюбленностям и даже воздыханиям по кому-то он относится очень резко. Единственная дочь, его принцесса, он не представляет, как это: делить меня еще с каким-то мужчиной.
– Я в порядке, мам. Просто буду скучать по городу, мне здесь нравилось.
Мне правда нравилось. Уютно, всегда чисто, все друг друга знают. Да и работала я в самом популярном месте города. Наш ледовый дворец во главе с хоккейной командой «Феникс» буквально главная достопримечательность. Половина города приходит поболеть за команду, вторая половина – полюбоваться ею.
– В новом городе будет еще лучше. Пойдешь учиться в новый вуз. Если папу инфаркт не хватит от информации, то можешь даже пожить в общежитии, если мы тебе надоели. А хочешь – иди в местную команду работать, раз тебе так нравится. Не грусти, дочь, – говорит мама, накрывая мою руку своей ладонью. Она всегда меня так успокаивает, и каждый раз это каким-то чудом работает. – У тебя еще вся жизнь впереди, столько всего! Через пару месяцев ты даже не вспомнишь, что кто-то там не сумел признаться, что влюбился. А он будет локти кусать, когда тебе будет уже все равно.
– Спасибо, мам, – обнимаю ее крепко и на секунду прикрываю глаза. Мне не стало легче, конечно, но поддержка очень приятна.
Мы едем чуть больше четырех часов, в которые успеваем с мамой обсудить всех моих бывших одноклассников: мы очень любим вспоминать, кто как живет, кто чем дышит из них, – и я даже умудряюсь подремать на ее плече.
Встречает нас заказанное папой такси: сам он не успел за нами, разгружает вещи.
От вокзала едем минут пятнадцать всего, я рассматриваю город и не могу понять, что чувствую. Ну… красивый. Я тут не была еще. Родители ездили несколько раз, когда покупали квартиру, а я оставалась дома, кормила нашу кошку, ну и работала. О городе только из рассказов мамы знаю.
Он гораздо больше нашего, даже дороги шире. Людей много, все куда-то торопятся, тогда как наши живут чуть более размеренно. Не могу сказать, нравится ли мне. Внутри меня пока грусть и разочарование в человеке, в которого я впервые в жизни смогла влюбиться.
Квартира тоже вызывает смешанные чувства. Она просторная, комнат в два раза больше, чем было в нашей. Но пока еще нет того уюта, что создавался годами. Нет моих детских рисунков, висящих на шкафу в маминой комнате, нет кучи статуэток, расставленных по полкам, и цветов на подоконниках, без которых мама не может жить.
Пока все во мне вызывает непонятные эмоции.
Но, может, со временем станет лучше? Деваться-то мне все равно уже некуда.