Рем проснулся с полпинка. Буквально.
Когда он распахнул глаза, Дези заносила уже покрасневшую ногу, чтоб еще раз поддеть носком его ботинок.
– Да встал я, встал, – пробурчал молодой человек и, в подтверждение своих слов, оторвал задницу от набитого мягким мусором мешка, служившего ему и креслом, и зачастую, постелью.
За несколько часов сна тело задеревенело, напоминая ноющей болью о том, что он приближается к отметке средней продолжительности жизни и ему (по официальным данным) не так уж много осталось. Спина подтверждающе хрустнула, заставляя пожалеть о том, что он вообще предпринял попытку поспать. Если бессонница его не доконает, то это сделает разваливающийся позвоночник.
– Я не могла добудиться тебя полчаса, – надула губки Дезире и бухнулась на второй такой же пуф. Загорелые коленки оказались на уровне головы, и вся ее поза со скрещенными на груди руками делала Дези больше похожей на ребенка, чем на взрослую. А взрослеть уже было пора.
Рем встряхнулся. Трекер, подключенный к единой системе здравоохранения Лас-Риаса запищал, выводя на экран информацию о сне: четыре часа, из них глубокого сна только двадцать минут, при немедленном употреблении витамина Х12 можно приступать к работе. К счастью, у Рема был выходной на целые сутки.
Он взмахнул рукой, и экран заморгал, выводя последние новости, сводки погоды и сообщения. Около десятка человек, кто близко общался с их семьей, успели выразить свои соболезнования и в тревожной торжественности поприветствовать Рема как нового глазу их скромного семейства. Кто-то в надежде напроситься на приглашение на поминки тратил кучу символов, чтобы напомнить, какой замечательной, смелой и «своей» была Лиз. Не то, что большинство фиф из Верхнего города, которых тридцать лет назад первыми выгнали после забастовки врачей.
– Это все очень мило, но поминки мы организовывать не будем, – пробубнил Рем.
– Мы же не богачи, – поддакнула Дези. Она уткнулась в трекер и теперь сидела в социальных сетях. Сквозь окошко экрана подсматривала жизнь в Верхнем городе, словно ничего и не случилось. Только чуть резковатые движения рук выдавали ее нервозность.
Рем еще раз потянулся и обошел дом, словно примеряя его на себя вместе с новой ролью хозяина. Владения у него, правда, были скромные. Четыре картонные стены, крыша, два пуфа, низкий стол, микроволновка, маленький холодильник (когда-то он был отельным). Пара перегородок прятали от любопытных глаз душ (в котором вода появлялась дважды в сутки) и сортир. Главная гордость – мини-биосфера из толстого стекла со специальной лампой. По сути, это был аквариум без воды, в котором в фиолетовом свете лампы Фелиз выращивала то фасоль, то горох, то острый перец. Последний был ее гордостью.
Фелиз родилась в Верхнем городе. Училась там, долгое время лечила богачей. У нее все было схвачено, и семья ею гордилась, готовили ее замуж за какого-то чиновника, создавшего большинство действующих протоколов для системы здравоохранения. А потом она приняла участие в забастовке врачей, которые требовали сделать медицину доступной для жителей Нижнего города. У власти ответ был простой: «Хотите – делайте». Всех участников собрали и выслали в Нижний город. Фелиз даже никакие связи не помогли. Но она ни разу об этом не пожалела, по крайней мере вслух. Она поселилась прямо в больничном корпусе и принялась лечить. Вышла замуж за своего же пациента, в общем, у нее жизнь сложилась довольно неплохо. Ее все любили.
«Все любили», – повторил про себя Рем. Он вдруг понял, что уже минуту пялится на полку. Там две покоцанные банки из-под круп стояли впритирку друг к другу. На одной Дези написала «mãe», а на второй – «pai». Снова вместе. Сердце защемило. А через секунду тупая ноющая боль выродилась в какую-то лихорадочную энергичность. Захотелось что-то сделать прямо сейчас: передвинуть все, что не приколочено, разжиться краской и покрасить стены, что угодно.
А еще нужно было найти Дези работу. После смерти Фелиз ее место занял кое-какой врач без квалификации, и Дези перестали пускать медсестрой. Мол, на младший персонал ресурса нет. Это было ударом ниже пояса. Вообще-то Дези неплохо справлялась с ролью медсестры. Она с самого детства таскалась с матерью в госпиталь, меняла пациентам повязки, ставила уколы, накладывала швы, а иногда просто развлекала их разговорами, держала за руку умирающих, которым очень хотелось (хоть и было невыносимо) перед последним вздохом увидеть красивое, играющее всеми красками жизни лицо. Но теперь без корочки врача получить должность было нельзя даже по старой доброй памяти.
А с вакансиями дела обстояли не лучше. Как только появлялась работа, на нее тут же подавалась как минимум сотня человек. На трекеры безработных приходила рассылка, и кто успевал вовремя ткнуть на нее, мог рассчитывать на победу в этой дикой лотерее. Главным призом были двацатичасовые смены на какой-нибудь плантации, в столовой или еще где. Дези подрабатывала в одной столовой, но за двенадцать часов зарабатывала только на бутылку воды. Искать что-то лучше ей не очень хотелось.
Вот и сейчас, когда Рем завел с ней разговор о работе, она закатывала глаза и прикидывалась глухой. На каждый его аргумент она придумывала с десяток «не хочу» и «не могу». Тут ей не хватало силы, там выносливости, в третье место вообще ехать далеко. Рем не сдавался. У него была уверенности главы семьи. Он продолжал давить, напоминая Дез, что она теперь взрослая. И вот, когда ему казалось, что он почти вправил ей мозги, Дезире достала козырь.
– Понимаешь, это все не мое.
– Чего? – он аж воздухом поперхнулся. А Дези закатила глаза так, словно это он был главным дубиной в радиусе километра.
– Ну не мое это: поливать фасоль, таскать паллеты и разливать еду по тарелкам.
– А кто вообще считает, что это «их»? Есть работа – ты работаешь.
– Это неэкологично.
– Неэкологично – бумагу не перерабатывать.
– Нет, ты не понимаешь, – опять она закатила глаза. – Это очень ограниченное мышление, мешающее поиску истинного призвания и раскрытию своего истинного потенциала.
– И какое же у тебя призвание?
– Жить в Верхнем городе, – уперла руки в бока Дези.
Рем устало провел ладонью по лицу. Однажды этот разговор у них уже состоялся, пока мама была жива. Дези, стоит отдать ей должное, быстро научилась пользоваться интернетом и ночами напролет могла смотреть стримы о жизни в Верхнем городе. Дай ей лист бумаги – она по памяти карту нарисует и назовет каждое кафе на главной улице. А мама возьми и ляпни про свою жизнь там, и с тех пор Дези была уверена, что скоро к ним придут бабушка с дедушкой и, преисполнившись любви, заберут их семейство обратно в стеклянные многоэтажки, где есть ванна и холодильник. Поэтому она и соглашалась вкалывать в госпитале. Мама довольно быстро сообразила, что к чему и опустила дочь с небес на землю. Если проще: сказала, что бабушка с дедушкой уже давным давно умерли, а их имущество скорее всего попало в распоряжение администрации Лас-Риаса. Рем был уверен, что Дези поняла, что в Верхнем городе ловить нечего. Как выяснилось, он ошибался.
Он долго смотрел на сестру, думая, как бы помягче выразиться. А потом решил, что тут уж точно не до нежностей.
– Сама ударишься о стену или тебе помочь?
– Просто подумай… – потянула она умоляющим тоном. – Почему ты не хочешь даже попытаться? Мама бы так хотела…
– Мамы здесь нет!
Эти слова должны были отрезвить Дез, но резанули почему-то самого Рема.
Дези, паршивица, увидела это и провернула свой безотказный прием: начала хлюпать и шмыгать носом, выдавливая крупные, как фасолины, слезы. Рем знал, что мелкая гадость придуривается, но всякий раз, как она начинала хныкать, мозг самовольно вставал на ручник и объявлял забастовку. Хорошо еще, что этот номер удавался исключительно Дезире.
– Хватит, – потребовал Рем, стараясь не растерять остатки достоинства.
– Я не могу, – хныкнула она, размазывая по лицу слезы.
– Давай через «не могу».
Зря он это сказал. Тут Дези разревелась уже по-настоящему. Ее рыдания было слышно, наверное, на всю улицу, а слезами можно было и умыться, и остатками пол протереть.
Рем закатил глаза, признавая техническое поражение.
***
Когда испепеляющее солнце стало наливаться красным, Дези окончательно успокоилась и даже повеселела. Приготовила им обоим ужин. Этим жестом доброй воли она как бы сообщала, что перегнула палку, но вслух этого не признает. Рему оставалось довольствоваться тишиной и звуком жевания.
– Я тут подумала…
– Ну нихуя себе.
– Ой, завали, – сморщила нос сестра. – Почему бы тебе не взять меня с собой на работу?
– Исключено.
– Но почему?
– Я знаю, что ты собираешься сделать. Ты будешь подмазываться к Тайнаре, чтобы она подбросила тебе халтуру в Верхнем городе. Поэтому еще раз – нет, – и для убедительности он воткнул ложку в пюре из всего подряд, словно ставя точку в этом разговоре.
– Но я же хочу помочь, – надула губы Дези.
– Ты поможешь, если у тебя будет официальная работа, по которой тебе будет полагаться зарплата и продуктовые талоны. Может, униформа, чтоб твоя одежда меньше загаживалась. А с Тай и остальными работать буду я.
Опять обида. Дези кинула ложку в тарелку и порывисто встала, вышла на улицу и затопала пятками по крыльцу изо всех сил. Рем только ухмыльнулся и убрал остатки еды в кастрюлю. Дез по привычке сварила на троих.
Через окно он видел, как сестра мечется туда-сюда по крыльцу, то и дело бросая на него испепеляющие взгляды. Им бы сесть, поговорить, переварить произошедшее. Рем это понимал, но ничего поделать не мог. Чем сильнее он вел себя как взрослый, тем больше капризничала Дези. Как будто она по дороге ударилась головой и часть ее мозга вернулась в пятилетний возраст, чтобы не отвечать ни за что, кроме хныканья и топанья ногами.
Повисшую тишину разорвало жужжание трекера. На экране высветился номер и фото контакта. Рем устало закатил глаза, а вот Дези тут же сунула нос в дом.
– Это Тай?
– Брысь отсюда, – шикнул Рем. Дези обиженно хлопнула дверью. А юноша нажал на кнопку приема вызова. – Тайнара.
Можно было и поласковее, но ей и этого хватило.
– Привет. Соболезную.
– И тебя туда же. Давай к делу, что произошло? – сказал он, разваливаясь в кресле-мешке. Спиной к окну, чтоб мелкая не вздумала по губам читать.
– Слушай, прости. Я помню, что у тебя выходной и похороны, и…
– Тай, – цокнул он языком. – Что. Блядь. Случилось?
– Ты нужен. Они выкатили обновление без предупреждения, система сбросилась и все слетело к чертовой матери. Я знаю, что нужно нажать пару кнопок, чтобы откатить все назад, но у меня… я…
– Успокойся, – Рем резко выпрямился. – Ты ничего не тыкала?
– Нет.
– Точно?
– Точно.
– А если проверю?
– Просто приедь и сделай свою работу, – в мгновение ока из девы в беде она превратилась в его босса. В этом была вся Тайнара. Она паниковала, пока не вспоминала, что ей есть к кому обратиться. – Проставлю шоты в память о Лиз.
– Ты сама предложила, – хмыкнул Рем и обернулся в сторону окна. – Дези со мной.
– С какого перепуга?
– Как «с какого»? У нее сегодня тоже мать сожгли.
Пауза, короткое «ладно», гудки. Рем вздохнул и пошел было сообщить Дези, что придется все-таки выбраться в клуб, но та уже все слышала и смерчем носилась по дому, выуживая подходящие шмотки из ящиков и даже из корзины для грязного белья.
– Ты прикалываешься? – закатил глаза он. – Надень что-нибудь черное. Как-никак, поминки подъехали.