Какое-то время он не мог понять, почему он ничего не может сделать. Даже после того, как его разум начал работать и он увидел, что произошло, он ничего не мог сделать. Его руки словно налились свинцом.
Затем он стал искать способы, чтобы этого не случилось. «Спи!» – мысленно кричал он пилоту. Просто спите, и ваши глаза откроются сейчас, и ваши руки возьмут управление, и ваши ноги будут двигаться к педалям – но этого не произошло.
Пилот не пошевелился, только его голова покатилась по шее, когда самолет попал в небольшую турбулентность.
Самолет.
Каким-то образом самолет все еще летел. Прошло несколько секунд, почти минута, а самолет все летел, как ни в чем не бывало, и он должен был что-то сделать, должен был что-то сделать, но не знал что.
Помогите. – Пожалуйста, – сказал Борис. Но не знал, о чем и кого спросить.
Самолет снова накренился, снова попал в зону турбулентности, и Борис почувствовал, как у самолета опустился нос. Он не нырнул, но нос немного опустился, и угол падения увеличил скорость, и он знал, что под этим углом, под этим небольшим углом вниз, он в конечном счете полетит в деревья. Он видел их впереди, на горизонте, где раньше было только небо.
Он должен как-то управлять самолетом. Придется управлять самолетом. Он должен помочь себе. Пилот или умер или лежал в коме, он ничего не мог поделать. Он должен попытаться управлять самолетом.
Он повернулся на сиденье, он немного пришел в себя и начал чувствовать, он положил руки – все еще дрожащие – на штурвал, ноги осторожно на педали руля. Потянуть рычаг, чтобы поднять самолет, он знал это —он читал. там было написано- всегда тянуть руль назад. Он дернул рычаг, и он легко скользнула к нему. Слишком легко. Самолет, набрав скорость от наклона вниз, стремительно взмыл вверх и опрокинул Бориса на живот. Он вернул штурвал на место, на этот раз зашел слишком далеко, и нос самолета ушел за горизонт, а скорость двигателя увеличилась с небольшим пикированием. Слишком резко..
Он снова потянул назад, на этот раз мягче, и нос снова поднялся вверх, слишком высоко, но не так сильно, как раньше, затем немного вниз, и снова вверх, очень легко, и передняя часть обтекателя двигателя успокоилась. Когда он нацелил его на горизонт и тот, казалось, стал устойчивым, он удержал руль на месте, выдохнул – он и делал это все это время и – и он попытался придумать, что делать дальше.
День был ясный, с голубым небом и пушистыми облачками, и он на мгновение выглянул в окно, надеясь увидеть что-нибудь, город или деревню, но ничего не увидел. Только зелень деревьев, бесконечная зелень и озера, разбросанные все гуще и гуще по мере того, как самолет летел – куда?
Он летел, но не знал куда, понятия не имел куда. Он смотрел на приборную панель самолета, изучал циферблаты и надеялся получить какую-нибудь помощь, надеялся найти компас, но все это было так запутано, огромное количество цифр и огней. На одном из освещенных дисплеев в центре приборной панели красовалась цифра 342, на другом-22. Внизу были циферблаты с линиями, которые, казалось, указывали, что делают крылья, наклоняются или двигаются, и один циферблат с иглой, указывающей на цифру 70, которая, как он думал – только думал – могла быть высотомером. Устройство, которое говорило ему о его высоте над землей. Или над уровнем моря. Где-то он читал что-то об альтиметрах, но не мог вспомнить, что именно, где и что именно. Чуть левее и ниже высотомера он увидел маленькую прямоугольную панель с освещенным циферблатом и двумя ручками. Он пробежал по ней глазами два или три раза, прежде чем увидел то, что было написано крошечными буквами на панели. Передатчик 221 был выбит в металле, и до него наконец дошло, что это радио.
Радио. Конечно. Он должен был использовать радио. Когда пилота сбили (он не мог заставить себя сказать, что пилот мертв, не мог об этом думать), он пытался воспользоваться радио.
Борис посмотрел на пилота. Гарнитура все еще была на его голове, слегка повернутая набок после того, как он откинулся на спинку сиденья, а микрофон был пристегнут к поясу.
Борису пришлось взять у пилота наушники. Пришлось протянуть руку и взять у пилота наушники, иначе он не смог бы воспользоваться рацией, чтобы позвать на помощь. Он должен был дотянуться.…
Его руки снова задрожали. Он не хотел прикасаться к пилоту, не хотел тянуться к нему. Но он должен был. Надо было взять радио. Он слегка оторвал руки от руля и держал их, ожидая, что будет дальше. Самолет летел нормально, ровно.
Ладно, подумал он. Сейчас. А теперь приступим к делу. Он повернулся и потянулся за наушниками, снял их с головы пилота, одним глазом следя за самолетом, ожидая, когда тот нырнет. Гарнитура легко поддавалась, но микрофон на поясе пилота был зажат, и ему пришлось потянуть за ним. Когда он потянул, его локоть ударился о руль и толкнул его, и самолет начал снижаться в мелком пикировании. Борис схватился за руль и потянул его назад, снова слишком сильно, и самолет прошел еще одну серию головокружительных взлетов и падений, прежде чем он смог взять его под контроль. Когда все успокоилось, он снова потянул за шнур микрофона и наконец выдернул его. Ему потребовалась еще секунда или две, чтобы надеть наушники на голову и поднести микрофон ко рту. Он видел, как пилот использовал его, видел, как он нажал кнопку на поясе, поэтому Борис нажал кнопку и подул в микрофон.
В наушниках послышалось его дыхание. – Привет! Кто-нибудь меня слышит? Привет…»
Он повторил это два или три раза и подождал, но не услышал ничего, кроме собственного дыхания.
И тут началась паника. Он был напуган, он пришел ужас от происходящего, но теперь пришла паника, и он начал кричать в микрофон, кричать снова и снова. – Помогите! Кто-нибудь помогите мне! Я в этом самолете и не знаю… не знаю… не знаю ……»
И он начал плакать вместе с криками, плакать и хлопать руками по рулю самолета, заставляя его дергаться вниз, а затем снова вверх. Но снова он не услышал ничего, кроме собственных рыданий в микрофон, собственных издевательских криков, возвращавшихся в его уши.
Микрофон. Сознание пронзило его. Однажды он воспользовался радиоприемником в дядином пикапе. Чтобы услышать кого-то еще, нужно было выключить микрофон. Он потянулся к поясу и отпустил выключатель.
На секунду все, что он услышал, было пустые воздушные волны. Затем сквозь шум и помехи он услышал голос.
– Кто бы ни звонил по этой радиосети, повторяю, отпустите микрофон – вы меня прикрываете. Ты прикрываешь меня. «Он замолчал, и Борис включил микрофон. – Я тебя слышу! Я тебя слышу. Это я…! Он отпустил выключатель.
«Джеймс. Теперь у меня есть ты.– Голос был очень слабым и прерывающимся. – Пожалуйста, укажите ваши трудности и местоположение. И передайте сигнал окончания передачи..»
Пожалуйста, укажите мои трудности, Борис думал. Бог. Моя трудность. – Я в самолете с пилотом, у которого случился сердечный приступ или что-то в этом роде. Он – он не может летать. И я не умею летать. Помоги мне. Помогите… – он выключил микрофон, не закончив передачу. Был момент колебания перед ответом. – Тур-сигнал прерывается, и я потерял большую его часть. Пойми… пилот… ты не можешь летать. Правильно?»
Борис едва слышал его, в основном шум и помехи. – Совершенно верно. Я не умею летать. Самолет уже летит, но я не знаю, сколько еще.»
– …сигнал потерян. Ваше местоположение, пожалуйста. Номер рейса… местоположение… Вер.»
– Я не знаю ни номера рейса, ни места. Я ничего не знаю. Я же говорил, прием.» Он ждал, ждал, но ничего не происходило. Один раз, на секунду, ему показалось, что в шуме что-то оборвалось, какая-то часть слова, но это могли быть помехи. Через две, три, десять минут самолет взревел, и Борис прислушался, но никого не услышал. Потом снова нажал на выключатель.
– Я не знаю номера рейса. Меня зовут Борис Цварт, и мы покинули Хэмптон, Нью-Йорк, направляясь в канадские нефтяные месторождения, чтобы навестить моего отца, и я не знаю, как управлять самолетом и пилотом…»
Он отпустил микрофон. Его голос начал дрожать, и он чувствовал, что может закричать в любую секунду. Он глубоко вздохнул. – Если кто-нибудь подслушивает и может помочь мне управлять самолетом, пожалуйста, ответьте.»
К нему пришли части книг, которые он читал о полете. Как работали крылья, как пропеллер тянул самолет по небу. Простые вещи, которые не помогут ему сейчас.
Ничто не могло помочь ему сейчас.
Час прошел. Он взял гарнитуру и попытался снова – он знал, что в конце концов все, что у него было, – но ответа не было. Он чувствовал себя заключенным в маленькой камере, которая неслась по небу со скоростью, равной 160 миль в час, и направлялся – он не знал, куда… просто куда-то направлялся, пока…