После третьей перемены я иду на совместный урок с Мэддоком, а теперь и с Коллинзом, и обнаруживаю, что у меня нет стула.
Я поднимаю глаза и встречаюсь глазами с Мэддоком, который опускает подбородок вниз, лениво откинувшись на спинку стула.
Я смотрю на учительницу, которая определенно избегает моего взгляда – она знает, кто это сделал, и это совершенно точно не она.
Я уже готова послать всех к черту и выйти из кабинета, когда Коллинз внезапно проявляет чуть больше храбрости, чем следует.
– Иди сюда, детка, – говорит он, и весь чертов класс вдруг смолкает. Даже учительница замирает с отведенной в сторону рукой, которой она уже собиралась что-то писать на доске.
Коллинз, откинувшись на стуле, с бесовским огоньком в глазах хлопает себя по колену:
– У меня есть для тебя место, которое тебе понравится.
Я раскрываю рот, чтобы ему ответить, хотя еще даже не уверена, что именно скажу, когда меня внезапно вообще лишают выбора, вытаскивая из кабинета, причем буквально – мои ноги волочатся по полу, потому что Мэддок хватает меня под руки и выносит из класса.
– Эй! – кричу я учительнице… которая просто отворачивается, чтобы не видеть эту сцену.
Мак выскакивает вслед за нами, и на полсекунды мне кажется, что он собирается остановить Мэддока, но он разворачивается, захлопывает дверь и прислоняется к ней – как раз в тот момент, когда до нее добегает Коллинз.
Коллинз лупит в маленькое окошко с другой стороны, пытаясь открыть дверь.
Мэддок продолжает тащить меня по коридору, а потом запихивает в небольшую нишу. Мы оказываемся лицом к лицу.
– Какого хрена тут происходит? – ревет он. – И даже не вздумай, мать твою, вешать мне лапшу на уши, Рэйвен. Выкладывай. Сейчас же.
– Да не о чем говорить, здоровяк…
– Не. Смей. Называть. Меня. Так… – рычит он, напирая на меня.
Кажется, он ждет, что я буду бороться с ним, или отпихну его, или расскажу ему правду.
Чего он совершенно точно не ожидает, так это того, что начну таять в ту же секунду, когда его хаотично бьющееся сердце встретится с моим.
Полной неожиданностью для него становится и то, как я приподнимаюсь на носочки и тяну его голову вниз, пока его губы не встречаются с моими.
Поначалу Мэддок яростно рычит, но потом его рык меняется на глубокий внутренний рокот, и я тону в его собственническом желании обладать мной. Мои легкие наконец раскрываются, жадно втягивая его запах, и боль от невозможности быть с ним рядом постепенно утихает.
Его язык сплетается с моим, его руки обхватывают меня, его тело прижимается к моему.
Да. Мой.
Мои глаза вдруг широко распахиваются.
Черт!
Не мой.
Я прикусываю его нижнюю губу, и он отдергивает голову назад. Я выныриваю из его объятий, но он ловит меня сзади за рубашку, и я шлепаюсь на задницу.
Он подтаскивает меня к себе, разворачивает и вжимает в стену, сдавливая ребра, так что мои ноги болтаются в воздухе и у меня нет ни единой возможности ускользнуть от него. Его глаза, бешеные и безумные, из зеленых становятся почти черными.
Он открывает рот, чтобы заговорить, когда до нас доносится шум борьбы Коллинза и Мака – они пихают и бьют друг друга, а позади них уже собирается толпа.
Мэддок сжимает меня и отпускает лишь тогда, когда вдруг из ниоткуда объявляется Ройс и кладет ладонь ему на плечо.
Он опускает меня на пол, и я замираю на месте.
Зачем я это сделала?
– Держите свои руки подальше от моих учеников, Брейшо, – кричит из коридора директор Перкинс.
Мэддок шагает прямо к нему и плюет ему в лицо, молча проходя мимо.
Директор переводит озлобленный взгляд с него на меня, и, как каждый раз, когда он оказывается поблизости, в его настороженных светлых глазах, изучающих наши движения, таится что-то еще.
Я надменно моргаю, хотя вовсе не чувствую в себе ни капли былой дерзости.
Я чувствую себя бесхребетной сучкой, роль которой и играю.
Через несколько минут народ расходится, и как только вокруг становится пусто, ко мне подлетает Коллинз.
– Чего он хотел?
– О, ты имеешь в виду, после того как ты спровоцировал его?
Коллинз смеривает меня злобным взглядом.
– Я спросил, чего он хотел?
– Ответов, – мои глаза расширяются, а брови приподнимаются в усмешке. – Придурок. Ему нужны ответы.
– И? – хрипит Коллинз.
Я отодвигаюсь от него.
– И он их не получил.
Я сворачиваю за угол и замираю при виде Кэптена, прислонившегося к стене.
Он, нахмурившись, смотрит на меня, потом опускает взгляд к полу и уходит.
Мои плечи опускаются, я поднимаю глаза к потолку.
Черт.
– Я думаю, нам нужен вечер веселья, а не разведки и защиты, – говорит мне Коллинз, опускаясь на стул на террасе напротив меня.
– Я думаю, что ты идиот.
– Я думаю, – произносит он, наклоняясь вперед, – что ты сможешь неплохо отдохнуть, если сама себе позволишь.
– Сильно сомневаюсь.
Он вздыхает, словно и в самом деле надеялся, что я буду обеими руками за.
– Ладно, вставай. Мы все равно поедем.
Я сужаю глаза до щелочек.
– И куда именно?
– В пиццерию моего друга. Пиво и плохая музыка.
– Там будут люди, которых ты отправил избить меня?
– Возможно, – он улыбается.
Мне не удается сдержаться, и я фыркаю от смеха.
Я всматриваюсь в него, все еще не понимая, как работает его мозг.
– И зачем ты это делаешь?
– Делаю что? – спрашивает он, и мне кажется, что он и вправду немного смущен.
– Притворяешься, будто хочешь, чтобы мы стали друзьями, словно это все еще возможно. Ведешь себя так, словно даешь мне выбор, хотя мы оба знаем, что ты все равно принудишь меня поехать, пргрозив, что, если я откажусь, ты, как обычно, прибегнешь к шантажу. Ты знаешь, что все равно заставишь меня, так говори прямо. Тебе нет нужды притворяться милым. Я предпочитаю, чтобы ты был настоящим, даже если настоящий ты – привилегированный придурок.
В уголках его глаз на мгновение появляется напряжение, когда он буравит меня взглядом.
– Веришь ты или нет, но я спрашиваю, потому что надеюсь, что ты согласишься и мне не придется тебя принуждать, как ты это называешь. Но если уж об этом зашла речь… Я что-то не вижу у тебя на шее цепи с чугунным шаром, милая моя.
Я вскакиваю на ноги, вперившись в него взглядом.
– С цепью и шаром или без них, не забывай, что я здесь из-за троих других парней и ты не один из них.
– И все же ты каждую ночь спишь в моем доме, так что, я осмелюсь сказать, тебе и вправду неплохо бы постараться привыкнуть к кое-чему, раз уж мы тут сотрясаем воздух. – Он улыбается и встает прямо передо мной. – К тому, что не меня тут следует считать лузером. Садись в машину, Рэй. Я даже позволю тебе надеть твою короткую заношенную толстовку.
Он проходит мимо, и я, словно жалкая сучка, какой я и стала, следую за ним.
Дорога до пиццерии занимает всего пятнадцать минут. Кафе уже битком набито пафосными мудаками в вязаных жилетках и их женщинами в шарфах.
Я выбираю кабинку в дальнем заднем углу, и спустя несколько минут перетряхивания солонки появляются Коллинз с официанткой.
Я ничего не заказываю, тогда он делает заказ для нас двоих. И тут нам вдруг приносят пиво. Я на секунду задаюсь вопросом, не подсыпал ли он туда наркоты, но он делает шаг к одному из десяти металлических бочонков со льдом и пивом в бутылках, предлагая его мне. Тогда я решаю, что это безопасно, и позволяю налить себе свежее разливное.
К моему удивлению, Коллинз не ведет себя как мудак по отношению ко мне при своих товарищах – вероятно, он знает, что, если он попытается, я его опозорю. Он и вправду старается сделать так, чтобы мне здесь понравилось, предлагает поучаствовать в каждой новой партии в дартс и открывает новую бутылку пива, когда заканчивается предыдущая, пока я не сообщаю ему, что на сегодня мне хватит. Я не так глупа, чтобы напиться и позволить ему меня облапать. Я думала, что в этом и заключался его план, но он отсылает блондина, пытающегося поставить пиво на мой столик, и просит официантку принести мне воды.
Я не уверена, чего он добивается, изображая из себя честного человека, но у меня нет никакого желания выяснять это.
Чего не скажешь об остальных присутствующих здесь.
Они тайком наблюдают за ним, когда он возвращается ко мне седьмой или восьмой раз за вечер. Я улыбаюсь, видя, что они уже не способны скрывать свои злобные взгляды и то и дело бросают их на меня.
Девчонка – лидер старшей школы Грейвен, которую я вычислила в толпе в первые же минуты своего пребывания в кафе, – полный эквивалент Хлои из Брейшо и такая же миловидная. И настолько же предсказуемая в способах отстаивания своей территории.
Она прожигает меня взглядом, подходя к Коллинзу, словно ожидая, что мне будет не пофиг. Так что я подмигиваю ей с улыбкой.
Он весь твой, принцесса.
Словно прочитав мои снисходительные мысли, она показывает мне средний палец и пододвигается к нему еще ближе, но Коллинз переводит взгляд на меня и отходит от нее, словно мне есть до них какое-то дело.
Но я не успеваю даже закатить глаза из-за его выходки, потому что девушка вдруг отодвигается вправо, и пространство между ними позволяет мне увидеть противоположный конец зала.
В углу я замечаю кажущуюся мне знакомой блондинку с длинными ногами в одежде, не вполне подходящей к толпе, с которой она пытается слиться.
Мои плечи напрягаются, когда я прищуриваюсь, чтобы вглядеться в девушку.
Девушка слегка поворачивается, чтобы парень рядом с ней смог поглубже засунуть ей в горло свой язык, и я стискиваю зубы.
Мои ноги движутся сами по себе, неся меня через весь зал.
Она не видит, что я приближаюсь, – ее глаза закрыты, – но все остальные видят.
Я поднимаю бокал красного вина – в чертовой пиццерии, – стоящий рядом с ней, и выливаю ей прямо на голову.
Она ахает, вскакивает на ноги и поворачивается ко мне.
В ту же секунду я толкаю ее, и она опрокидывается спиной на один из бочонков со льдом и бутылочным пивом. Я поднимаю ногу и со всей силы надавливаю коленом ей на живот, нанося ей удар кулаком прямо в челюсть.
Скуля, она пытается отпихнуть меня, но замирает, когда ее отчаянный взгляд встречается с моим.
Да, сука. Ты узнала меня.
С ее теперь уже дрожащих губ начинает литься кровь, и я слышу позади себя торопливые шаги.
Быстрым, резким рывком я разворачиваю свой торс, вытаскиваю и раскрываю нож.
Все тут же делают шаг назад.
Мои глаза выискивают Коллинза, который медленно поднимает руки, переводя полный любопытства взгляд с меня на блондинку.
У него на лбу появляется складка, он засовывает руки в карманы и отодвигается от меня подальше. Видя, что для их лидера все в порядке, все остальные вокруг него тоже расслабляются и отходят.
Я сужаю глаза, глядя на него, но он лишь пожимает плечами и кивает, как бы говоря: «Продолжай».
От этого я еще сильнее хмурюсь, а адреналин все быстрее разгоняется по моим венам.
Осторожно, продолжая следить за движениями вокруг меня, я поворачиваюсь к девушке, медленно складывая нож, но все еще держа его в руке.
– А ты не очень-то рада снова меня видеть, да? – Я наклоняюсь, чтобы посмотреть ей прямо в лицо, выкручивая колено и глядя на то, как ее глаза с жалобным взглядом наполняют слезы, в то время как она все глубже вжимается в бочонок. – И это та жизнь, к которой ты стремилась? Эм?
Она открывает рот, чтобы ответить, но я перебиваю ее:
– Ты бросила его, – меня начинает трясти, – бросила ее ради всего этого дерьма? Ради бесплатного, мать его, алкоголя и пятничных гулянок?
Ее глаза широко распахиваются, лицо бледнеет, по щекам текут ручьи слез.
Я поднимаю с пола другую ногу, перенося полный вес на колено, которым стою на девушке, и она начинает рыдать.
Ее спина наверняка уже изрезана краями бутылочных пробок и острым льдом, но даже этого недостаточно.
Она должна страдать еще сильнее, потому что это ничто по сравнению с кровавым месивом, которое она оставила в груди Кэптена.
Я перекидываю нож в левую руку, а правой хватаю ее за челюсть, накрывая ладонью рот. Я чувствую изгибы зубов под ее щеками, так что я сдавливаю еще сильнее – так, чтобы пошла кровь. Она закрывает глаза под сдавленные всхлипывания.
Он пропустил первый вдох своей малышки. Ее первый шаг и первое слово.
Я сглатываю ярость, чтобы не сделать того, с чем уже не смогу уйти, – например, не свернуть ее чертову шею. Я смотрю ей прямо в глаза, и она сжимается, всем своим видом показывая стыд, который и должна чувствовать.
– Ты тупая шлюха, и в мире должно быть как можно меньше таких, как ты.
Я вскакиваю с нее и поворачиваюсь к залу, но, к моему удивлению, все взгляды опущены вниз. Только Коллинз смотрит прямо на нас.
Я прохожу мимо него, но он тут же меня догоняет, и мы вместе молча выходим из кафе.
Он не произносит ни слова, пока мы едем обратно, но его терпения хватает ненадолго, и в ту же секунду, как мы оказываемся у дома, он всем телом поворачивается ко мне и смотрит мне прямо в глаза.
– Ты знаешь.
Мои брови сходятся на переносятся.
Он знает?
– Знаю что? – я включаю дуру.
В его взгляде появляется подозрение, и он качает головой.
– Ух ты, – он откидывается на спинку сиденья.
– Что?
Он отводит взгляд.
– Такая верная им, что тебе даже не нужно, чтобы они знали, – и все же ты по-прежнему просто аутсайдер, по факту не имеющий ни малейшего представления о том, что на самом деле происходит вокруг.
– Хорош заливать, Коллинз. Выкладывай.
Он снова смотрит на меня.
– Ты пришла к моему дому, готовая, мать твою, на что угодно, чтобы защитить этих парней, которых ты, блин, едва знаешь и которые, очевидно, не сообщают тебе ни единой детали за гранью того, что тебе следует знать.
– Мне не нужно быть посвященной во все их секреты, чтобы знать, что я не хочу их провала.
– Когда они сами не поделились с тобой информацией, ты спросила, что они украли у меня?
Мои ребра сжимаются, но я все так же смотрю на него.
– Это не мое дело.
– А то, что происходит в этом городе, твое дело? – он смотрит на меня изучающим взглядом, и мне становится любопытно, что стоит за его вопросом. Словно намекает, что я веду себя так, но хочет, чтобы я думала иначе. Такой весь чертовски загадочный. – Ты вбила себе в голову, что этим местом правят Брейшо, хотя даже не знаешь полной истории наших семей. Мы лишь несколько камешков в огромном пруду, и никто из тех, кто носит наши имена, не является таким чистеньким, как заявляет.
И что, на хрен, все это значит?
Я заставляю себя беззаботно пожать плечами.
– Если тебе есть что сказать, говори.
– Спроси у меня, что они взяли, и я скажу тебе, – подначивает от меня, но в его тоне нет ни игривости, ни надменности. Его взгляд ясен как день, а выражение лица серьезно.
Мои челюсти сжимаются.
Конечно же, я хочу знать, что это, но не желаю, чтобы этот вопрос вылетел из моих уст. Он, мать его, может выдумать все что угодно, и я никак не смогу проверить, правда это или нет.
– Неважно, что они взяли. Уже совсем скоро меня здесь не будет, так что мне плевать. – Я выхожу из машины, захлопываю за собой дверцу, бросаюсь к дому и вхожу че- рез дверь, которую распахнула для него, словно для короля, обожающая его служанка.
Я окидываю ее взглядом, проходя мимо, она же смотрит в пол. Я направляюсь в комнату, куда он меня поселил, и запираюсь.
Я надеваю наушники и ложусь на полу, включив фонарик и направив его луч на потолок. Раскрываю и складываю нож, снова и снова.
Как я и ожидала, уснуть мне не удается.