Чем шире открываешь объятья,
тем легче тебя распять
Заратустра
Несмотря на грустные прогнозы, Таня все же надеялась, что Леонид Романович изменится, станет мягче и добрее. Хотя её надежда была очень слабой. Но довольно скоро Таня убедилась, насколько призрачными были ее ожидания, которым не суждено было оправдаться. Девушка даже не предполагала, что своей мирной жизнью, почти незаметной в общине, как она думала, действует на нервы Леониду Романовичу и сильно его раздражает.
В конце одного из воскресных собраний, Леонид Романович взглянул в конец большого зала и попросил:
– Сестра Татьяна, не могла бы ты подойти в пресвитерскую после собрания?
Татьяна оглянулась, не веря тому, что ее незначительная персона может заинтересовать такого «большого» человека. Она думала, что сейчас увидит где-то недалеко от себя какую-то другую Татьяну, которую приглашают зайти в кабинет к пресвитеру. Ведь взгляд руководителя был направлен в ее сторону. Но новоизбранный пастор уточнил:
– Да, ты, сестра. Татьяна Рокотова, подойди, пожалуйста.
Таня понимала, что она намного младше Леонида Романовича и не удивительно, что он обращается к ней на «ты», но невольно отметила про себя, что даже совсем пожилой Сергей Владиславович никогда не позволял себе подобной фамильярности и всегда обращался уважительно на «вы» ко всем, даже к молодежи.
«Мы, конечно, братья и сестры, но ведь в Писании сказано не просто уважать, но даже «почитать» и в почтительности предупреждать друг друга,5 – невольно отметила про себя Татьяна. – Но, возможно, он обратился ко мне так, чтобы подчеркнуть, что мы, братья и сестры, почти как родные. А значит, можем обращаться друг ко другу на «ты». Но он значительно старше меня, и я все равно буду говорить ему «вы».
Шагая по проходу по направлению к пресвитерской комнате, Таня нашла оправдание поведению руководителя, и приняла решение продолжать оказывать уважение, что бы ни произошло.
Когда Таня подошла к двери, она увидела, что Леонид Романович продолжает беседу с кем-то из пожилых братьев. Она присела на скамью, ожидая, когда новый руководитель общины освободится. Сегодня Сергея Владиславовича не было на служении. Таня с тревогой подумала, что брату снова стало нехорошо. Ведь он недавно перенес операцию на сердце. Видя, что брат, пригласивший ее, занят, Таня пожалела, что подошла сюда слишком быстро. Ей еще нужно было успеть встретиться с несколькими людьми. И она явно спешила.
«Уходить сейчас уже поздно, – расстроилась она, – он уже видел, что я подошла, неудобно. Но может позвал меня только на пару слов? Неловко было заставлять его ждать, хоть я и торопилась. Хотя, конечно, он занят гораздо больше меня, делать нечего, придется подождать. Но мне же потом на рабочей неделе этих ребят так сложно всех «в кучу» собрать… – ёрзала девушка на скамье. – Нужно было сначала с ребятами поговорить, а потом уже сюда идти… Он бы даже не заметил, при своей-то занятости…»
Но Леонид Романович явно не спешил. Девушке даже показалось, что он умышленно не торопится, но она сразу себя остановила:
«Такого не может быть! Он же – пресвитер! Он поставлен заботиться о душах людей!»
Спустя несколько минут Татьяна поняла, что уже все пропустила. Большинство людей разошлись по домам, через окна дома молитвы она увидела, что во дворе остались только несколько маленьких групп. Ее друзья никогда долго не задерживались после собрания и Таня, мысленно махнув рукой и сообщив себе, что точно опоздала, спокойно уселась на скамью поудобнее. Теперь она могла ждать сколько угодно.
Наконец, Леонид Романович, жестом подозвав еще нескольких пожилых братьев, которые, как выяснилось, тоже ожидали его, направился к Татьяне. Девушка думала, что он хотя бы из вежливости извинится за то, что заставил ее ждать, но он только коротко бросил, проходя мимо:
– Пройдём в пресвитерскую!
Таня встала и направилась за ним, заметив, что три пожилых брата, которым Леонид Романович кивнул, последовали за ней.
«Как в отделение милиции, под конвоем ведут», – усмехнулась про себя девушка, вспомнив раннюю юность, и то как ее приглашали на допрос в милицию за то, что они с группой молодежи поехали на посещение в поселковую церковь.
Лишь недавно это было противозаконно, но сейчас власти не препятствовали проповеди Евангелия. Тот вызов в милицию прошел довольно спокойно. Ее не побили, лишь угрожали. И тогда Таня понимала, что находится в реальной опасности. Но сейчас подобная ассоциация вызвала лишь горькую усмешку, но девушка сразу выбросила подобные мысли, сказав себе, что она сама себе что-то придумала.
Она уже не в первый раз говорила себе:
«Мне это кажется! Не может быть! Такого не может быть, потому что не может быть никогда».
И Тане пришлось еще несколько раз повторить себе это, потому что поведение братьев почему-то рождало стойкую ассоциацию на тактику запугивания, которую раньше применяли КГБисты и Таня просто не могла себе представить, что в доме молитвы подобное возможно. Если бы у девушки не было в прошлом печального опыта вызовов в особый отдел на допрос, то ей не с чем было бы сравнивать. Но к сожалению, подобный опыт был. Хотя Татьяна и попала «в последний вагон» перед началом перестройки и реальной свободы вероисповедания.
Но когда небольшая группа вошла в пресвитерскую комнату, Таня уже не сомневалась. Ей не показалось. Леонид Романович действительно умышленно «промариновал» ее перед тем, как пригласить и вначале думал, что его тактика «сработает», потому что Таня явно нервничала. Возможно он думал, что она боится «вызова на ковер». Но дальнейшее поведение девушки «сбило его с толку» и он продолжил «спектакль», изображая «сердитое начальство». Когда группа вошла в пресвитерскую комнату, Таня хотела сесть на один из стульев, стоящих в ней рядами. Похоже здесь нередко проходили общие совещания. Раньше в этой комнате не было так много стульев, стоящих так, чтобы «старший», сидящий за столом, выглядел начальником перед подчиненными. Сергей Владиславович всегда ставил стулья в этой комнате кругом и садился на первое попавшееся место в кругу братьев, «равных по рангу».
«Изменения налицо» – невольно отметила Таня обстановку.
– Сестра, присядь сюда! – почти приказал Леонид Романович холодным тоном.
Он поставил один из стульев посередине, выделив его из всех. Таня помнила, что на допросах всегда ставят стул для подозреваемого вот так, чтобы создать для него атмосферу дискомфорта, чтобы человек утратил уверенность в себе. Ведь когда человек растерян, от него легче получить информацию или запугать.
Таня присела на стул, понимая, что этот кабинет перестал для нее быть комнатой добра, он становился чем-то посторонним, чужим. Девушка не принадлежала к числу робких барышень и попав с эту ситуацию, вдруг ощутила, что в ней поднимается волна агрессии. Сейчас она ясно поняла, к чему ее Бог готовил в последнее время.
«Что бы ни происходило вокруг, оставайся Моей дочерью» – прозвучал в ее сознании тихий голос.
«Господи, если Ты не наполнишь меня Своей любовью, я не смогу, – честно призналась Таня. – Я не хочу ни пугаться, ни злиться. Но то, что он сейчас делает, может во мне вызвать только эти два чувства»
«Они победили… кровью Агнца», – вспомнились слова из Писания без всякого контекста.
«Помоги, Господи! Только Ты все можешь совершить во мне то, чего я ничего не могу, – мысленно помолилась Таня»
– Братья… – Леонид Романович сделал паузу, вспомнив, что правильнее было бы сказать иначе, и он добавил: – …и сестра. Помолимся перед началом нашей беседы.
Все встали, новый руководитель произнес короткую, но высокопарную молитву, в которой были лишь сухие слова, без капли сердца. Таня молча послушала, не сумев выдавить из себя согласное «Аминь» на эту молитву. Она была рада, что никто не обратил внимание на ее молчание. Похоже, что присутствующие списали ее молчание на страх и были довольны произведенным эффектом.
Таня отметила, что из двадцати братьев, входящих в церковный совет, на этой беседе никто не присутствовал. Следовало предположить, что братья, либо не поддерживали Леонида Романовича в его отношении к Тане, или. Что быдло более вероятным, он вообще не сообщил им ничего о своих планах. Обнадеживающим выглядело лишь одно – далеко не все старшие братья в общине плохо к ней относятся. А в том, что находящимся сейчас комнате, она очень не нравится, Таня уже не сомневалась.
Девушка так привыкла любить и быть принятой, что сейчас не знала, как следует себя вести. Она никогда не была в роли той, которой всеми способами, даже молчанием сообщают: «Ну не нравишься ты мне!»
Девушка постаралась не проявлять никаких чувств, а просто подождать, чтобы они сообщили, что же именно им не нравится?
– Сестра Татьяна! – слова руководителя звучали словно топор палача, занесенного над головой приговоренного к казни. – Мы давно слышим о том, что вы в своем доме создали собственную церковь, на основе нашей общины.
Мужчина сделал паузу и Таня спокойно ответила:
– Вас неверно информировали. Мы приглашали к себе домой на разбор Библии в основном неверующих и тех, кто только приближается к Богу. Церкви у нас нет, мы всегда приглашаем всех, кто посещает наш дом, на наши собрания и многие из них уже ходят сюда.
– Но ты ведешь эти группы сама! Написано: «Жены ваши в церкви да молчат!» 6– Леонида Романовича все больше сердил покой молодой девушки, сидящей перед ним. Находящиеся рядом пожилые мужчины, согласно закивали головами.
– Простите, но в церкви я не только молчу, но даже сижу в конце зала, – напомнила девушка.
– «А учить жене не позволяю»7! – сыпал цитатами Леонид Романович.
– Но оба эти места говорят о женах, я же не замужем, – напомнила девушка. – И я начала вести группу потому что меня не один раз попросили. К тому же я уже не раз говорила, что как только кто-то из братьев будет готов взять этот труд на себя, я сразу уступлю.
– К вам приходили наши братья, но вы все слишком вольные! Вы не поддаётесь руководству! – сообщил мужчина.
– У нас ни у кого нет права на полную истину, это так. И у меня тоже нет права на обладание истиной в первой инстанции. Всю истину о Боге может знать только Иисус, – подтвердила девушка.
– Ваша группа «особенная», – язвительным тоном сообщил один из старцев, – но почему же тогда из ваших же братьев вы не выберете себе руководителя?
– Я не знаю. Эта вакансия открыта с самого начала и до сих пор. Буду рада, если кто-нибудь из братьев ее займет.
– Многие из вашей группы уже знают Писание лучше тебя! – подтвердил второй. – Тебе не обидно? Если уж ты – руководитель…
– Да я очень рада, если это так! Чудесно, если у братьев есть время и желание изучать Писание! – искренне обрадовалась Таня.
Собравшиеся в комнате явно хотели к чего-то добиться, но у них никак не получалось. Ответы девушки были не такими, на которые они рассчитывали.
– Мы решили закрыть вашу группу! – наконец, устав от попыток отыскать повод, просто сообщил Леонид Романович.
– А как вы можете закрыть то, что вам не принадлежит? Это же наш дом, – спокойно возразила девушка, – а папа с мамой разрешили нам собираться.
– Ты обязана повиноваться! – вдруг вспылил мужчина, едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос. – Ты забываешь с кем разговариваешь! Я – служитель в этой общине!
– Я люблю нашу общину, но мне кажется я плохо знаю русский язык, или перестала его понимать, – девушка говорила грустно и очень тихо.
– При чем здесь русский язык? – удивился один из старцев.
– Я всегда думала, что слово «служитель» от слова «служить», а не «командовать», – пояснила Таня.
– Я вынужден буду ставить вопрос о твоём отлучении, – резко сообщил Леонид Романович.
– «…Раскройте объятья для ближних пошире, чтобы легче вас было распять…» – грустно произнесла Таня, даже не заметив, что вдруг заговорила рифмой, затем добавила, – Я выбрала Иисуса своим Путем и понимаю, к чему это ведет.
– И что ты имеешь ввиду? – в голосе мужчины слышалось напряжение и едва сдерживаемый гнев.
– Я говорю без всяких «околичностей». Иисуса распяли СВОИ. Чужие относились к Нему намного лучше. Чужие любили Христа и восхищались Им. Даже римский Пилат дал согласие на распятие только под сильным давлением тех, кто был самым близким для Иисуса – таких же учителей Библии, как и Он Сам.
– Да как ты смеешь, дерзкая девчонка, сравнивать себя с Христом?! – покраснел от гнева мужчина.
– А с кем мне себя сравнивать, если вся жизнь христианина построена на имени Иисуса и на подражании Ему? – растерялась девушка.
– Мы можем лишь молиться Ему, но ты не смеешь говорить, что подражаешь Ему! – возмущенно сдвинул брови мужчина.
– Но ведь тогда, вместо того, чтобы быть тем, кем Иисус Себя назвал: «Путь, Истина и Жизнь», Он превратится в идола! – поразилась Таня. – Нет, простите, если такова цена моего членства в церкви, тогда отлучайте! Я не смогу так жить! – едва проглотив ком в горле, ответила девушка.
Она медленно встала и, не ожидая позволения от старших, пошла на выход. Тане казалось, что если она посидит здесь еще пару минут, то упадет в обморок и тогда ее обвинят еще и в манипуляции, в давлении на жалость и еще неизвестно в чем. Уж лучше пусть она останется просто «дерзкой девчонкой»
Открыв дверь, она вышла, покачиваясь, как от большого количества выпитого алкоголя. Девушка осознавала, что видит перед собой узкий тоннель. В конце этого тоннеля была видна ручка двери и не больше пятнадцати сантиметров вокруг нее. Изо всех сил она старалась держаться на ногах, не понимая, что же с ней происходит?
Она не понимала, как эти несколько человек, собравшиеся в комнате, которую она только что покинула, смогли довести ее до такого состояния всего лишь за четверть часа? И только позже, когда чувства улеглись, когда на сердце воцарилась тишина, Таня поняла, что никто из них не имел бы над ней власти и не мог бы даже расстроить ее, если бы они были для нее чужими, если бы она не любила их.
Таня не боялась отлучения от церкви, хотя знала, что это изменит ее репутацию. Но девушка была знакома с большими группами людей, для которых человек, отлученный за еретизм в баптистской церкви казался почти что героем. Среди этих людей она стала бы популярной. Но для Тани внешние статусы не имели значения. Сейчас она ощутила предательство. Девушка от души любила этих людей и верила, что они для нее – родные люди. Но в момент разговора, она увидела в глазах Леонида Романовича и его единомышленников, их реальное отношение к ней. И это показалось девушке ударом «под дых» от которого она чуть не задохнулась. И в этот момент Таня еще не поняла, как с этим жить?
Девушка не заметила, что у самой двери, где стояла скамья для тех, кто ожидал входа в кабинет, сидел мужчина. Он подошел недавно и не стал входить, услышав громкие голоса из-за двери. Сергей Владиславович сначала хотел войти и спросить, что происходит, но что-то удержало пастора и он остановился не спеша открывать дверь. Через несколько секунд он услышал слабый женский голос, произнесший последнюю фразу, и едва успел опуститься на скамью, чтобы не столкнуться с выходящей Татьяной, которая никого не видела перед собой, двигаясь как зомби.
Когда Татьяна вышла, Сергей Владиславович поднялся и вошел.
– Такие как эта девица – чирей на здоровом теле Церкви! Их выдавливать нужно! – выдал Леонид Романович, глядя на одного из своих друзей.
Он не заметил появившегося в дверях Сергея Владиславовича. Но тот, к кому он обращался, вдруг напряженно, даже испуганно указал глазами на дверь. И когда Леонид Романович посмотрел туда, куда указывал пожилой мужчина, то невольно вытянулся почти как солдат по стойке «смирно». Этого посетителя он не ожидал увидеть.
– Братья, что здесь только что произошло? – поразился Сергей Владиславович. Затем он строго посмотрел на вновь избранного пастора, который, едва успев освоиться в новой роли, начал устанавливать свои порядки в общине. – А вам не приходила в голову мысль, что это не чирей, а инъекция, которую Бог поставил церкви, чтобы вылечить ее? – поинтересовался бывший пастор. – Брат, я думаю, что ты прекрасно осознаёшь, сколько правил поведения пресвитера в общине ты только что нарушил? – обратился он к новому руководителю. – И, братья, почему вы поддержали брата Леню в его поступке? Думаю, что вы тоже знаете, что все, что я случайно увидел и услышал, я обязан вынести на братский совет. Все это совершенно недопустимо в церкви! И вы сделали это за спиной всех братьев, кто должен был участвовать в подобных решениях, и я к таковым все еще отношусь, так как меня братья просили остаться в братском совете.
Леонид Романович явно очень испугался. Он организовал все это судилище именно тогда, когда был уверен, что бывший пастор будет отсутствовать. В его лице явно читался испуг, но ни капли раскаяния в содеянном.
Он давно считал, что старый пастор слишком «либеральничает» с вольнодумцами и поэтому их развелось слишком много и теперь он намерен был «почистить ряды». И все же он хотел это сделать тихо. Чтобы «братский совет», даже если и узнал бы, то как можно позже. Он был уверен, что Татьяна и ее семья не станет никому жаловаться и рассказывать о том, как обошлись с девушкой. Но он не предполагал, что бывший пастор, который пользовался большим уважением в общине и братском совете, станет свидетелем его «расправы с неугодной».