Директор самолично снял трубку и сразу взял доверительный тон. Сообщил, что едва вернулся с совещания. Педагог им требуется, и Роман может заглянуть в школу хоть сейчас. Вы просите вакансий? Их есть у меня.
Путь до школы порядком измотал. Дважды не помог и «Дубль Гис», отчего пришлось обращаться к старушкам. Первая, с невразумительной речью, указала клюкой неверное направление. Прежде чем одуматься, Роман миновал три лишних двора и покончил с сырной булочкой и «Буратино», уже теплым. Вторая бабка выражалась точно, зато многословно, и ее витиеватые подсказки также заставили поломать голову.
Огороженная спортивная площадка с покрытием из резиновой крошки, баскетбольными щитами и воротами для мини-футбола давала понять, что к чему, к чему, а к спорту в школе настроены серьезно. Учебное здание из четырех этажей, точно вытесанное из белого камня, смотрелось свежо. Роман напрасно рассчитывал, что впечатление испортит какая-нибудь дурацкая, криво нацарапанная на стене надпись, безапелляционно гласящая, будто некий Вася – это черт. Судя по всему, на парадном фасаде ученики таких вольностей себе не позволяли.
Вахтерша в будке объяснила, что директорский кабинет искать следует в конце коридора. На полу там и сям попадались остатки строительного мусора. Один рабочий на корточках красил плинтус. В запыленных штанах, где карманов было что на жилетке Вассермана, и в рубашке в черно-белую клетку рабочий управлялся с кистью по-свойски и в меру неряшливо.
Секретарь, немолодая дама, представившаяся Еленой Витальевной, сказала, что директор пока занят.
– У него родительница. Посиди тут. Устраиваться пришел?
– Да.
Роман занял стул напротив секретарского стола и положил на колени рюкзак и портфель с ноутбуком. Елена Витальевна отодвинулась от монитора и оценила посетителя взглядом из-под очков.
– Что преподаешь?
– Русский язык и литературу.
– Полезное дело. Алина Федоровна довела свой одиннадцатый класс до выпуска и ушла. В июле замену не подобрали, а в августе Марат Тулпарович одного педагога не принял.
Роман пожал плечами на это «довела», избавив себя от необходимости озвучивать пошлость в духе «всякое бывает» или «случается и так».
– Ты молодой. Молодых он любит, – сказала Елена Витальевна.
Чувствовалось, она не прочь посплетничать. Теоретически Роман знал десятки способов сократить дистанцию и выведать сокровенные подробности. Как, например, директор относится к стенгазетам, где ученикам предоставляется свобода самовыражения? Можно ли читать школьникам внепрограммные стихи? Если да, насколько внепрограммные? Вместо того чтобы аккуратно расспросить Елену Витальевну, Роман предпочел отмалчиваться.
После родительницы настал черед Романа.
Чтобы поприветствовать его, директор поднялся из-за стола. Богатырские габариты директора внушали уважение. Высокий, ширококостный, с волосатыми руками, он мог показаться атлетом, если бы не малость выпуклый небогатырский живот. Маленький подбородок и живая улыбка делали его похожим на ребенка, поэтому нельзя было с уверенностью предположить, сколько Марату Тулпаровичу лет. Тридцать, сорок? Голубая рубашка с короткими рукавами в сочетании с синим в тонкую белую полоску галстуком утверждала, что даже на время ремонта директор не позволяет себе являться на службу в свитере или, страшно подумать, футболке.
Обменялись приветствиями.
– Что заканчивали?
Осознавая, какой он недогада, Роман стал доставать из портфеля документы, стараясь при этом надолго не отрывать взгляда от директора.
– МГУ, филологический.
– Московский университет? – уточнил Марат Тулпарович.
– Да. Вот.
Роман протянул директору папку.
– Красный, – с уважением отметил Марат Тулпарович. – Преподавали?
– Нет. Два года работал репетитором. Готовил к ЕГЭ, к ГИА. То есть теперь ОГЭ.
– Какие успехи?
– Все сдавали на четверки-пятерки. С детьми работать люблю.
Директор еще раз открыл паспорт.
– Почему переехали в Казань? Редкий выбор для молодого москвича.
– Дедушка родом отсюда. В детстве много славных историй рассказывал. Еще собираюсь научную работу писать о казанском поэте Петре Перцове. Это друг Пушкина, – добавил Роман, видя, что имя Перцова ничего Марату Тулпаровичу не говорит.
– Не сорветесь в Москву посреди года? – спросил директор, улыбаясь и вместе с тем серьезно.
– Настрой у меня решительный, – заверил Роман, вытаскивая из портфеля два методических пособия по русскому. – Я уже снял квартиру неподалеку.
– Где, если не секрет?
– На Красной Позиции.
– Настрой и правда боевой, – согласился Марат Тулпарович. – Что ж, работа вас ожидает интересная, пусть и нелегкая. Я сторонник привлечения в школу молодых специалистов. В прошлом году пришел информатик, в этом году – преподаватель английского. Все полны сил и хотят трудиться. Я три года директор и вижу, что детям нравится заниматься с молодыми мужчинами. Мужчинам проще завоевать доверие и авторитет.
– У меня получается наладить контакт с учениками, – на всякий случай сказал Роман.
– Бывают и неудачи, – продолжил Марат Тулпарович. – К нам историк устраивался. Начитанный, эрудированный. Панк при этом. Через неделю уволился. Не справился с детьми. Сказал: «Нет, не мое».
– По-моему, слабый поступок, – сказал Роман осторожно: дозволено ему выносить суждения или пока нет? Директор неудовольствия не выразил. – Обещаю отнестись к работе ответственно. Если бежать от трудностей, то никогда не обретешь себя.
Хорошая сентенция, отметил мимоходом Роман. В духе производственного романа.
– Рад слышать, – сказал Марат Тулпарович. – Понимаю вас. Я тоже преподаю, математику. Был учителем года в Татарстане. В 2012 году. – Директор повернулся к стене и показал на диплом в рамке. Рядом висели другие дипломы и фото, на котором директору пожимал руку некий значительный субъект.
Роман изобразил на лице сдержанное восхищение.
– По нормативу ставка составляет восемнадцать часов, – сказал директор, садясь на место. – Иногда педагогам добавляют дополнительные два-три часа, не больше.
– Чтобы распределить по учителям все классы?
– Правильно. Раньше могли и тридцать часов нагрузки вписать в план, и тридцать шесть, теперь министерство против этого. Наоборот, ставки сокращают. У вас больше двадцати часов точно не будет.
– Спасибо.
– Зарплата около двадцати тысяч плюс премия. Учителям по русскому и математике доплачивают за проверку тетрадей. У вас нет категории и стажа, зато вам полагается надбавка как молодому специалисту. От двадцати до сорока процентов от оклада – в зависимости от того, как постановит татарстанское Министерство образования. В прошлом году было тридцать. Кроме того, есть баллы за эффективность. Они высчитываются поквартально, там целый ряд параметров: как успевают ученики, как содержится кабинет, нет ли нарушений дисциплины…
Марат Тулпарович обстоятельно вводил Романа в курс дела. К первому сентября нужно составить календарно-тематический план на учебный год и сдать его Ирине Ивановне. До начала учебы рабочая неделя длится с понедельника по пятницу, с девяти до четырнадцати часов. О том, какие классы внесли в нагрузку Роману, будет известно в понедельник. Дети по характеру и темпераменту разные: есть победители конкурсов, а есть трудные подростки. Двоих перевели на домашнее обучение, директор уже ходатайствует об их переводе в вечернюю школу. Все оценки, информацию о посещении требуется ежедневно до полуночи вносить в электронный журнал. Из формы обязательны брюки, рубашка и вторая обувь, никаких джинсов. Уроки длятся сорок пять минут. Каждый учитель дважды в неделю осуществляет дежурство на этаже во время перемен.
Пока Роман писал заявление, Марат Тулпарович снял копии документов на секретарском принтере.
Напоследок директор сердечно пожал руку новоиспеченному молодому специалисту и спросил:
– Что для вас главное в работе учителем, Роман Павлович?
– Для меня нет большей радости, чем слышать, что дети благодарят меня, – сказал Роман важно.
И прибавил мысленно: «И ходят в истине».
Перед выходом, прощаясь с вахтером, Роман заметил сбоку от стенда для расписания намалеванного на стене Карлсона в полете, прижимающего к груди банку с вареньем. В голове вмиг ожил голос Ливанова, всплыли сценки из мультфильма. Художника стоило похвалить и за талант и за тщание.