Даосские истоки Тайцзицюань
Никто, видимо, не может сказать, когда точно возник даосизм как понятие, но можно точно сказать, когда он проявил себя как философско-социальное учение, – это произошло в эпоху Конфуция или немного позже. Сама встреча двух китайских мудрецов очень показательна. Конфуций – достаточно молодой, амбициозный, уже вкусивший славы среди правителей Поднебесной, и Лао-цзы – человек в годах, хотя и невысокого происхождения, однако пользующийся влиянием благодаря чему-то незримому, внутреннему, человек, за плечами которого стоит традиция, восходящая к самому Желтому Предку и Всеобъемлющему Совершенному. Их встреча оказалась судьбоносной для обоих. То, что она повлияла на Конфуция, несомненно. Однако и авторитет Лао-цзы еще больше усилился от этой встречи. (Вот как в разные эпохи по-разному изображали эту встречу: см рис. к этой и следующей главе.)
Конфуцианство и даосизм часто противопоставляют, но если присмотреться, то оба эти учения говорят о похожих вещах, о Небе (или воле Неба), о Человеке, о Дэ. Также о почитании древности, о традиции, о высшем благе для человека.
И, возможно, внимательный исследователь найдет, что и то и другое учение видит смысл жизни человека в совершенствовании, хотя и использует разные подходы. Условно говоря, можно было бы назвать конфуцианство (во всяком случае в том виде, в котором его понимал и утвердил Конфуций) экзотерическим даосизмом, а даосизм (особенно сянь-даосизм) – эзотерическим конфуцианством. Ведь как, например, человек, не знакомый с «И цзин» – «Книгой Перемен», – одной из главных книг конфуцианского Пятикнижия, понял бы эзотерический текст сянь-даосизма «Главы о прозрении истины», если духовное делание в последнем представлено в виде гексаграмм «Книги Перемен»? Поэтому за кажущимся различием конфуцианства и даосизма мне представляется правильным видеть внутреннее сходство. «Великий квадрат не имеет углов», – сказано в «Дао Дэ цзин» – «Трактате о Дао и Дэ». Поэтому великое конфуцианство уже не должно походить на конфуцианство. Если вспомнить самого мудреца Кун-цзы, то история повествует, что последние годы учитель провел в праздности. И это была не остановка в учении, это было Великое учение! Учение через праздность. Учение через недеяние. Даосская штучка!
Какие еще важные моменты характеризуют даосское учение? Очень важно, что появление и проявление («манифестация», тогда «Дао Дэ цзин» – Манифест) даоского учения было реакцией на появление учения Конфуция. Не «акция», а именно «ре-акция». Обратное, как бы вынужденное действие. Это очень характерно для даосизма – отдать ведущую роль, чтобы очень удачно вторить. Автор бы пошел еще дальше. Он бы осмелился сказать, что даосизм нуждался в конфуцианстве. Примерно так же, как виноградная лоза нуждается в какой-то опоре. Принято считать конфуцианство этико-социальным учением. Известны также высказывания Конфуция, когда его спрашивали о чем-то потустороннем (духах, жизни после смерти), в которых Учитель принципиально отказывался говорить на эти темы. «О живых-то не знаю!..» – отмахивался он. И позже даосизм с успехом занял эту «нишу», в которой позже его потеснил только буддизм. Так что, образно говоря, даосизм стал теми черными клавишами среди белых клавиш пианино, и музыка Поднебесной от этого только выиграла.
Внутреннее в человеке – вот что интересовало даосов. «Хуан-ди нэй цзин» – «Трактат Желтого Предка о внутреннем» определил теоретическую основу китайского нэй гун – «внутреннего делания». Другой важный трактат, приписываемый Хуан-ди, – «Вопросы к Чистой Деве» – трактат о гармонии в супружеских отношениях, или, как говорили в Китае, об «искусстве внутренних покоев»: это также были важные вопросы, которых не касалось конфуцианство. «Низкое – основа высокого», – говорят даосы. Без гармонии в супружеских отношениях государственный муж высоко не поднимется. Тылы должны быть прикрыты, основа (а гармоничная супружеская жизнь ею и является) должна быть прочна. Так что внимание даосов к этим базисным вещам понятно.
Еда, питание – вот еще одна тема, которую даосы не обошли своим вниманием. И хотя вклад даосов в кулинарное искусство Китая огромен, но для них кулинария – отголосок более глобального питания – «питания жизни» (ян шэн). «Питать» и «воспитывать» – слова одного корня. Не только в Китае, но и в Европе подмастерье селился в доме мастера, «ставился на довольствие» и вместе с пищей получал положенную порцию тумаков и затрещин, что, впрочем, также было частью вос-питания. Познание рассматривалось даосами как акт питания. Заметьте, не как «добыча» знаний, а именно как «поедание» – акт хотя и связанный с работой мышц (в данном случае жевательных), однако исполненный внутреннего блаженства. «Много не дам, а то не съешь!» – говорили наставники, имея в виду, что знание должно перевариться и усвоиться – только тогда оно пойдет на пользу.
Так уж повелось в Китае, что каждая школа, а тем более то, что называют «Учение» (цзяо), должна иметь Канон (цзин).
Каноном конфуцианства сначала было Пятикнижие – «Книга Перемен», «Книга Песен», «Книга Преданий», «Книга Ритуалов» и «Весны и Осени» – высказывания самого Конфуция. Позже оно превратилось в Десятикнижие.
Даосское учение в качестве опорных столбов имело, видимо, три трактата: «И цзин» – «Книга Перемен», «Хуан-ди нэй цзин» – «Трактат Желтого Предка о внутреннем» и, конечно же, «Дао Дэ цзин» – «Трактат о Дао и Дэ» (идеи «Дао Дэ цзин» развили в дальнейшем «Ле-цзы» и «Чжуан-цзы»). Как видим, науку перемен ценили также и даосы. Особенно, с начала I тысячелетия нашей эры, сянь-даосы. Однако главным из этих трех трактатов является, конечно же, «Дао Дэ цзин». Именно в нем изложено то, что можно назвать «даосским подходом» – несколько необычным на первый взгляд образом действий, исходящим из глубинного понимания сути вещей.
Все три наиболее распространенные в Китае учения больше всего занимал Человек. Однако объектом исследования в конфуцианстве был Homo Socialis – человек социума, в даосизме – Homo Naturalis – человек естественный, в буддизме – Homo Sapiens – человек разумный!
«Благородный муж» – цзюнь цзы (дословно «сын правителя») – идеал конфуцианства, является антиподом «низкого человека» – ся жэнь, хотя бы в том, что первый во главу угла ставит нравственный закон, а последний – выгоду. Благородный муж все время занят, в основном учебой и нравственным совершенствованием. Низкий же человек сначала трудится, а потом «гуляет». Чему же учится благородный муж? Он учится постигать «волю Неба» и претворять ее в жизнь, выполняя тем самым высокое призвание человека. Китайская традиция главным атрибутом человека считала его вертикальность (интересно, например, что тибетцы называют животных «те, кто ходит, согнувшись»). Человек ногами упирается в землю, а макушкой устремлен в небо. Это символический, качественный человек. Если Небо понимать в метафизическом смысле, как вечно изменяющееся, запредельное нашему пониманию, нематериальное, а Землю как осязаемое, видимое, измеримое, материальное, то предназначение человека – быть проводником – претворять волю Неба на Земле. Вот что является «человечностью»-жэнь в конфуцианском понимании. Здесь намеренно не употребляется слово «гуманность», так как оно имеет несколько другой оттенок.
А для того чтобы претворять волю Неба, нужно знать его веления. Этому и служила «Книга Превращений-Перемен». Можно так сказать, что «Книга Перемен» в конфуцианском Пятикнижии соотносилась с Небом; «Книга Преданий» и «Книга Песен» – с Землей; а «Вёсны и осени» и «Книга Ритуалов» – с Человеком. Именно в ритуале проявляется высшее предназначение человека с точки зрения традиции – быть проводником между Небом и Землей.
Даосская традиция дополняет и уточняет конфуцианское понимание человека, возможно, потому, что, как мы уже говорили, ее объектом является Человек Естественный. Человек Естественный живет, следуя естественным временным циклам – суточному, сезонному, годичному. Поэтому, изменяясь вместе со всеми живущими на Земле, он следует Земле. «Человек следует Земле, Земля следует Небу, Небо следует Дао, Дао следует самому себе (т. е. естественности)» – вот такую иерархию отношений дает «Дао Дэ цзин». Как видим, Небо в этой иерархии занимает не высшее положение. Над ним как бы стоит незримое Дао – то, что назвать нельзя, но условно назвали Дао – Путь.
Еще одна показательная вещь – «человеку-Дао», даосу, в отличие от конфуцианского «благородного мужа» нет антипода! Сердце даосского мудреца все в себя вмещает, ничто ему не чуждо. Однако мудрец «знает меру». Его сердце как бы содержит семена всех вещей, поэтому он изменяется вслед за вещами и не терпит от них ущерба.
На этом можно было бы закончить вводную часть этой главы и окунуться с головой в объяснение базовых понятий «Книги Перемен» и их связи с тайцзицюань, но автор не в силах удержаться от того, чтобы не сделать краткий экскурс в историю Китая, который ему представляется очень важным для более тонкого понимания взаимосвязи аспектов «Пяти шагов» и «Восьми способов для рук». Этот экскурс также поможет нам кое-что прояснить в последней части настоящей книги.
Первой китайской династией считается династия Ся, так как именно от нее пошло родовое наследование власти. Однако материальных свидетельств ее существования, по крайней мере на территории Китая, не осталось.
Зато следующая династия – Шан (1989–1121 гг. до н. э.) – оставила их достаточно. И, возможно, самые знаменитые из них – это то, что китайцы называют дин – «треножник». Бывают они и о четырех «ногах», но важно то, что несмотря на их разнообразные формы, все они пронизаны стилистическим единством, которое в свою очередь напоминает узоры и графики индейцев Америки. Что мы знаем об этой династии? В то время люди по большей части занимались охотой и рыбалкой, а также собирательством. Впрочем, как все народы, живущие в лесной или лесостепной полосе. (Надо сказать, территории нынешних провинций Шанси и Шандун (кит. «Шанский Запад», «Шанский Восток») были тогда богаты лесами.) Шанцы, подобно египтянам и майя, имели свой солнечный календарь, доставшийся им от предков, в особые дни проводили ритуалы с закланием жертвенных животных. Год у них начинался примерно 4 февраля, когда заканчивалась «солнечная зима». При решении важных дел прибегали к гаданию, каковое осуществлялось на бараньих лопатках и черепашьих панцирях. Кстати, благодаря этим «гадательным панцирям» мы имеем самые древние начертания китайских иероглифов.
Известно также, что шанцы, или иньцы («Инь» – другое название этой династии), обожествляли Землю, боготворили ее порождающее начало. Очень почитали поэтому и мать. Женщине принадлежало все имущество дома. Уходя, мужчины забирали лишь свои орудия. (Такая же традиция существует у народов Крайнего Севера.) «Все знали свою мать, но никто не знал своего отца» – сказано про эти времена у Чжуан-цзы. Земле как Великой Матери всего видимого мира творили требы. Среди Пяти Первоначал Земля-Почва являлась центральным. Являясь матерью других первоначал, она также являлась опорой для них, занимая всегда центральное положение и в аспекте времени, и в аспекте пространства. Словом, это были времена, когда вокруг женщины как вокруг Земли-Почвы вращалась жизнь общества.
Рис. 7
Центром же государства был правитель-ван (см. рис. 7). Сам иероглиф очень ясно показывает то, что ван находится в центре, на пересечении вертикали, соединяющей Небо и Землю, и горизонтали, обозначающих то, что он соединяет власть духовную, вертикальную, небесную с властью материальной, горизонтальной, земной. Обладая, подобно женщине, материальной властью (а все Срединное государство было в собственности вана), он находился на пересечении этих качественных и количественных составляющих, а стало быть, в центре). Он, ван, как бы был матерью поднебесной, ее самкой, т. е. маткой (наподобие пчелиной матки или матки термитов). То есть обладая мужским началом, был «погружен в обладание», подобно женщине. И тогда понятными становятся некоторые темные места «Дао Дэ цзин», говорящие об этом.
«Дао Дэ цзин» называет также Четыре Великих: Дао, Небо, Земля, Ван. И только Ван, располагающийся в центре мироздания, является как бы точкой отсчета для всего остального проявления, его мерой. Говоря о себе, Ван говорил: «Я, Единственный»[1].
Он был началом этой «системы координат», центром проявления, той точкой отсчета, с которой начинается все. Страна, где восседал Ван, таким образом, автоматически становилась Центром мира – Срединной страной («Чжун Го» – самоназвание Китая).
Какое это имеет отношение к теме данной книги? – спросит читатель. Самое непосредственное. Коль скоро тайцзицюань являет собой комбинацию «Пяти шагов» и «Восьми способов для рук», на что указывает его старое название ши сань ши – «Тринадцать форм», то, о чем мы только что говорили, имеет отношение к Пятеричной системе, где наряду с четырьмя направлениями присутствует, являясь главным по отношению к ним, Центр! Центральным элементом, как мы знаем, является Земля-Почва-Основа (кит. ту). Важно также и то, что первоначала – Дерево, Огонь, Металл и Вода как бы выходят из центрального начала—ту и затем поглощаются им. Являя себя в каком-либо из четырех первоначал, Почва-ту все же незримо присутствует в нем, находясь в это время в фазе расширения-открытия (кай), для того чтобы в следующей фазе сжатия-закрытия (хэ) поглотить это первоначало, окутать его собой, превращая его в семя-потенцию. Такова пульсация Дао, или, как говорили в Китае, «небесный механизм», «небесная пружина» (тянь цзи). Именно так, по представлениям китайской традиционной медицины, работает ци селезенки и поджелудочной железы, представляя собой начало «Последующего Неба» (хоу тянь) в человеке. Именно пульсация этой небесной пружины отчетливо видна в работе организма женщины, представляя собой то, что мы называем овуляцией. В даосской символике это качество названо также «гончарным кругом» – вращаясь в одну сторону (по горизонтали, что также важно), он производит формы; вращаясь в другую – самоочищается, чтобы дать затем место новым формам.
Но вернемся к китайской истории. В 1121 г. до н. э. произошло событие, круто поменявшее историю Китая. Сын правителя западной окраины государства Инь сверг вана (сам правитель западной окраины жил при дворе «под надзором»). Себя он провозгласил У-Ди – «Воинственным Предком», а своего отца Вэнь-Ди – «Просвещенным Предком». Так, отобрав «небесный мандат на правление» из-за «упавшей моральности» у представителя династии Инь, получившего впоследствии прозвище Бесчеловечный, утвердилась династия Чжоу. Справедливость восторжествовала. Однако этот «акт справедливости», как впоследствии небезосновательно отмечали даосы, дал Китаю прецедент, сослуживший потом Поднебесной плохую службу.
Новая династия боготворила Небо. Ну, во-первых, родовое имя этой династии – Чжоу, т. е. Круг, Цикл – уже само по себе напоминает небосвод – «небесный круг». Во-вторых, во времена иньских правителей владения Чжоу простирались к западу от Шанси, на китайской равнине, пересеченной реками, например рекой Ло. На равнинной местности эти люди сеяли злаки, жили в землянках. Также пасли скот, поклонялись Небу. Почитали прежде всего отца – главу семьи. (Очевидно, что голова у них была в большем почете, чем живот.) Стало быть, мужское начало доминировало.
Те, кто бывал в летний ясный день в степи, на равнине, не могут не вспомнить то чувство безбрежности, ясности и всеохватности, которое дает небо. Оно как бы распирает грудь, «расправляет сердце», заставляя затихнуть суетные помыслы и открыться для чего-то широкого, величественного. Да и сама протяженность степи, ее ширь дарят человеку ощущение простора, пространства. Степь кормит скотовода. Когда скот выщиплет траву, скотовод снимается со стоянки и двигается дальше. Атрибут скотоводов – колесо и кибитка. Первое дает возможность перемещения, второе – крышу над головой. Ориентир в пространстве для него – звезды (созвездия), ориентир во времени – лунные циклы. Ось мира – Полярная звезда. Небесный Ковш по очереди указывает на 12 секторов неба, давая цикл. Годовой цикл.
Известно также, что династия Чжоу гадала на тысячелистнике – равнинной траве, и другим названием «И цзин» («Канона Превращений») является «Чжоу И», что можно перевести и как «Циклические Превращения», и как «Чжоуские Превращения» (вариант: «Пре-вращения-Перемены»), т. е. традиция этой книги тесно связана с этим домом. Кроме того, считается, что именно Вэнь-ван, которого его сын У-ван, следуя сыновней почтительности, провозгласил первым правителем этой династии, дал новый порядок триграмм – Порядок Последующего Неба, в отличие от бывшего до него Порядка Предшествующего Неба, который связывали с именем Фуси – то ли человека, то ли нага[2], который и дал миру начертание триграмм.
Рис. 8 а
Причем порядок Фуси (см. рис. 8 а) показывал идеальное устройство мира, где полностью янская триграмма цянь – «Творчество» занимает начальное и верхнее положение, а триграмма кунь – «Исполнение» – конечное и нижнее положение. Это мир идеи, проекта, замысла. Замысла, еще не столкнувшегося с реальной ситуацией и не претерпевшего ущерба.
Рис. 8 б
Реальное же положение вещей в мире, в котором существует энтропия и в котором работают законы термодинамики, отображено в порядке Вэнь-вана (рис. 8 б), где самое верхнее положение занимает триграмма ли – «Смычка» (означающая также «Огонь», «Сияние»), янская по видимости, но иньская по сути, а самое нижнее положение – триграмма кань – «Погружение» (означающая также «Вода» и «Опасность»), подобно воде, иньская на первый взгляд, но имеющая ян, спрятанный внутри, на чем, кстати сказать, основаны гидравлические механизмы. Другой образ ян, спрятанного в инь, – это игла в вате или гвоздь в ботинке. И то и другое содержат в себе скрытую угрозу, опасность. (Кстати, самозатачивающиеся клинки, известные еще древним скифам и представлявшие собой тонкую полоску жесткого металла (ян), запрессованную между двумя полосками мягкого (инь), также могут быть символически отнесены к этой триграмме, а начит, и снаряд со стальным сердечником тоже и т. д.) Таково устройство «тварного мира», мира преходящего, мира «кажимостей», в котором мы живем с тех пор, как стали обладать телами. Так сказать, «новый мировой порядок».
Однако оба этих порядка – и Фуси, и Вэнь-вана, в отличие от Пятеричной системы, не имеют Центра! Как не имеют его кочевники ввиду самого их образа жизни. И Центр из пространства перемещается в воспринимающего. Центром становится то место, где остановилась кибитка, но временно!
Рис. 8 в и 8 г
Итак, идея перемещения, вращения, перемены – то, что кочевник-степняк впитывает с молоком матери, становится краеугольным камнем в его восприятии.
Пятерка и Восьмерка, таким образом, представляют собой два полюса, но для взаимодействия они идут на кое-какие «уступки»: нечетная система, имеющая центр (пятеричная) – умножает себя на «чёт»-двойку (принцип инь-ян), становясь десяткой – «десятью небесными стволами» (ши тянь ган), однако сохраняя центр, хотя и разделенный на инь и ян (см. рис. 8 в).
Восьмерка же принимает в себя центральный элемент, однако, не имея возможности оставить его в центре (иначе бы изменила своей цикличной природе), делит его на четыре части, превращая в «фон», и становится дюжиной – любимейшим до недавнего времени числом и на Западе, и на Востоке. Так образуются «Двенадцать земных ветвей» – (ши эр ди чжи) (см. рис. 8 г).
Таким образом, мы имеем солнечную традицию Пяти первоначал и производную от нее – десятеричную систему, тяготеющую к этернализму, или утверждению наличия, или к физически естественно-научному пониманию мира, а с другой стороны – лунную традицию восьми триграмм и производную от нее двенадцатеричную систему, тяготеющую к нигилизму, или отрицанию наличия, или метафизически-психологическому пониманию мира.
Не следует думать, что при династии Шан была только солнечная традиция, а с приходом династии Чжоу появилась лунная. Обе традиции существовали в летоисчислении при династии Шан, но, судя по тому, что в традиционном летоисчислении на первом месте стоят «Небесные стволы», «солнечная» традиция доминировала. Так же, как владения дома Чжоу были составной частью империи Инь. Это похоже на схему Тайцзи (см. рис. 9), где в ян присутствует инь, хотя ян и доминирует. Придя к власти, династия Чжоу не изменила ставший уже привычным шанский календарь, но традиция почитания отца, Неба, мужского начала и т. д. стала оттеснять старую шанскую (см. схему Тайцзи, иньскую половину), впрочем, не вытесняя их полностью. Чему, надо сказать, в эпоху Борющихся царств (771–476 гг. до н. э.) в немалой степени способствовала деятельность Конфуция, боготворившего первых ванов династии Чжоу и их советника Чжоугуна. Хотя по иронии судьбы сам Учитель Кун, житель царства Лу, располагающегося в то время на востоке бывшего государства Инь, был дальним потомком шанской знати!
Рис. 9
Тема эта сама по себе интересная и мы вернемся к ней в последней части этой книги, когда сопоставим традиции Учителя Куна и Лао-цзы.
Десять «небесных стволов» и двенадцать «земных ветвей» образуют единое Древо! Для тех, кого удивляет тот факт, что земное оказывается выше небесного (ветки выше ствола), попытаемся взглянуть на это глазами традиции. Но первое, что мы должны сделать, – это выбрать для объяснения подходящее дерево – например, пирамидальный тополь и кипарис не подойдут. Лучше выбрать хвойное дерево, особенно растущее в горах. Подойдет ель. Почему? Потому, что у этих деревьев ветки отходят от ствола по горизонтали. А с точки зрения традиции атрибутом Неба является вертикальность, атрибутом Земли – горизонтальность (вспомним: «ткацкий челнок» и «гончарный круг»). Вертикально – небесные стволы и горизонтально – земные ветви образуют древо Традиции. Но каково же древо без корня? А корни, он вертикальны или горизонтальны? Они сокрыты в толще земли! Они фрактально-объемны. Все? Ничего не забыли? Крона! Какое же дерево без кроны? В горах из-за сильных ветров много таких. Но, например, елка без кроны едва ли станет украшением Нового года. Вот теперь всё: корни, стволы, ветки, крона.
Все это имеет соответствие в «способах» (фа) тайцзицюань: «способы для шага» (бу фа), «способы для туловища» (шэнь фа), «способы для рук» (шоу фа), и «способы для глаз» (янь фа). Эти четыре соединяются в «форме», или «движении» (кит. ши). Из ши состоят комплексы упражнений – «дорожки-связки» (тао лу). Набор тао лу и создает формальную технику школы. Тао лу бывают с оружием и без. После этапа освоения одиночных тао лу отрабатываются тао лу с партнером. В разных школах эти упражнения носят различные названия.
В тайцзицюань раньше они назывались чжань шоу («сражающиеся руки»), нянь шоу («прилипающие», «приклеивающиеся» руки), сейчас они называются туй шоу – «толкающие руки». Были еще цзи шоу, да шоу («бьющие руки», «ударяющие руки») – эти упражнения хороши для набивки, однако достаточно травматичны.
Не только «голая рука» отрабатывалась в парах, но также и «вооруженная», например, были упражнения «склеенные копья» и т. д.
Следующим этапом являлось привнесение в парные упражнения фактора неожиданности, внезапности. Такие упражнения назывались сань шоу – «свободные руки». Использовались канонические приемы, но в свободной, произвольной последовательности. Нужно это было для того, чтобы не закоснеть в отрабатываемых формах. Сань шоу возвращают нас к переживанию текущего момента и учат постоянной изменчивости. С этой точки зрения они как бы возвращают человека к реальности, но уже на новом качественном уровне. Они превосходят форму. Они – «живая вода».
В детстве автор никак не мог взять в толк: зачем в русских народных сказках, когда оживляли богатырей, их сначала кропили мертвой водой, а только потом живой? Почему нельзя сразу живой? Тогда он, естественно, не знал об этом двоичном устройстве человека: левое полушарие – правое полушарие; анализ – синтез, логика – интуиция. Что есть анализ? Расчленение, разбивка на составляющие. В традиционных мифах присутствует этот мотив. Что есть синтез? Сборка, оживление. Даже если нужно «оживить» износившуюся машину или агрегат, ее разбирают, очищают, промывают и снова собирают. Такова же и методология познания.
Этап подражания форме при изучении ушу китайцы называют «этапом обезьяны». Когда человек выполняет форму, согласуясь со своими внутренними ощущениями, – «этапом дракона». А этап, когда человек превосходит форму, – «этапом тигра».
Чэнь Синь в своей знаменитой книге «Схемы и пояснения к тайцзицюань стиля Чэнь» пишет: «Перенять метод – легко, превзойти метод трудно. Но превзойти метод – приоритет».
Конфуций на склоне лет заметил, что теперь он может «дать волю сердцу, не нарушая приличий». Ради этого последнего этапа и задумано все это учение. Не достигнув его, оно не может считаться полным, не может называться гун фу.
Гун фу – не просто мастерство. Это качественный скачок. Это прозрение в земной деятельности вертикального, небесного измерения. Количество переходит в качество, но лишь в том случае, если человек ищет это качество, ориентирован на высшее. Для китайцев это было Дао.
У Чжуан-цзы есть много таких притч, и изучавшие ушу гун фу или гун фу тайцзицюань, как правило, знают их хорошо. А вот история относительно недавняя.
В начале 1990-х гг. в г. Донецке, Украина, проходил джазовый фестиваль. Пытаясь собрать всех доступных творчески ищущих музыкантов, пригласили одного барабанщика, как говорится, «широко известного в узких кругах». Этот человек играл и записывался с видными эстрадными звездами своего времени, затем покинул столицу и жил где-то в пригороде Донецка, «вдали от мирской пыли», как говорили про даосских отшельников в Китае. Когда объявили его выступление, на сцену вышел человек с пустым металлическим ведром, бросил его на сцену и начал «футболять» ногами. По залу прошел ропот недоумения, даже свист, но по мере того, как нарастал ритм ударов, свист стал сменяться одобрительными возгласами, а затем овацией. Это было высшее мастерство. Мастерство, потерявшее форму. Мастерство в чистом виде, не нуждающееся даже в классических ударных инструментах.
В иероглифе «Гун», составляющем гун фу (см. рис. 10), есть эта идея вертикальности, небесного измерения, как мы уже знаем. Также в нем есть идея проводимости – она заложена в вертикальной черте, соединяющей два горизонтальных плана – Небо и Землю. С правой стороны – режущий инструмент, обозначающий, что это сила, но не обычная сила – сила проводимости! Хороший проводник стремится к тому, чтобы быть сверхпроводником, передавать импульсы без потерь, без сопротивления, не нагреваясь.