Юля: 31 декабря 2023
«Я пришла к вам в 8 классе, потому что в школе меня травили, и общего языка найти не получилось. Лëш, читаю твои сообщения, и мне стыдно за свои издёвки в твой адрес. Извини меня. И ручка и пинки и книга по голове, это очень больно. Сейчас, когда я стала мамой и мой ребёнок ходит в школу, смотрю на то как общаются дети между собой, мне страшно. А мы ведь были такими же, грубыми, взрывными, неблагодарными. Можно долго всё перечислять, НО – это называется молодость, неопытность, ведь мы ученики и пришли учиться.»
Алексей:
Ох, Юленька, ты ж моя милая лисичка. Ты у меня именно с лисичкой ассоциировалась. Мне казалось, что у тебя личико остренькое. И мне так нравилось это. Никто у меня из девушек хоть когда-то не вызывал желание находить общего с каким-то милым зверьком. Все эти «кошечки» – это фигня. Настоящих «кошечек» я не видел ещё ни разу и вряд ли когда-то увижу. В моей жизни есть один «зверёк» – это лисичка Юля, которую я любил и не перестаю это делать, а только сильнее горю этим чувством.
Понимаю, что сейчас у девушек новые фамилии после замужества, но для меня ты остаёшься Фицайкой, как и остаются Оля Сухорукова, Оксана Белетченко, Женя Ялунина и прочие, кто сменил фамилию в паспорте. Для меня вы все те самые девочки-одноклассницы – вечно молодые и не меняющиеся. Но ты тогда и сейчас для меня остаёшься особенной, кого я люблю больше всех остальных. В школе мы (не влюблённые) друг друга ощущали просто как ровесников, но сейчас даже некоторых парней из моего класса я готов обнять как родных. Для меня нет «козла», а есть Костя Козлюк, для меня нет «Богуса», а есть Лёха Богунов, для меня нет «барана», а есть Лёша Мараничев. Остались такими же только мерзавцы Мелюх (Сергей Милюханов), Ряба (Александр Рябинин), Горбатый (Алексей Горбунов). Их я презирал тогда и остаюсь при таком же мнении о них.
Что касается твоих пинков по стулу, то эти телодвижения для меня были вполне за вменяемый флирт. Я честно говорю, Юленька. А вот неизменные тычки ручкой и карандашом меня возмущали. Это да. Я ждал пальчиков, а ты почему так и не перешла на такие очевидные методы заигрывания с хладносердным дурачком, который вроде вполне глазами хоть что-то демонстрировал ответное для меня. Или у меня и в глазах был этот нелепый «холод»?
А вот про «книгу по голове» вообще сейчас слышу вроде впервые. Ты ничего не перепутала? Я такого не помню? Может, ты так сильно ударила меня в каком-то классе, что у меня шарики за ролики заехали и память выветрилась, но вот совершенно не помню такого момента. Книга меня не могла «ранить». Ручка эта чёртовая, конечно, раздражала, а пинки и книжки по башке – это вообще безобидная выходка. Пинала же ты под моим стулом, а не по спине. Ох, Юленька, знала бы ты, сколько я в своих воспоминаниях резко оборачиваюсь к тебе после таких тычков и своим новым мышлением командую себе фразу для того молодого Лёши Зырянова: «Фицайка, прекращай тыкать ручкой! Хочешь меня тыкать – используй свои руки. Только помни – ближайшая перемена – и ты будешь «наказана» за каждый свой тычок».
И как же мне хотелось попасть в такой момент, чтобы увидеть твою заигрывающую улыбку, когда ты услышала бы мои «угрозы». По-моему, ты такую практику тычков только с 10 класса стала применять. Но и этих двух лет хватило бы, чтобы мы просто бросились друг другу в объятия, если бы не использовали лишних методов взаимного флирта, которые сбивали с правильной чувственной линии поведения.
Я не добавляю тебя в друзья, чтобы не давать повода для чьих-то подозрений. Если бы я более 10 лет назад писал, то мог и «задружиться», а сейчас не хочу кому-то из одноклассников дать повода для лишних вмешательств в наши подробности. Я и поздравлять тебя не смогу, как все остальные на стене твоей страницы. Я не могу себе эти простые открытки тебе присылать. Сердце мне велит писать только о своей любви к тебе и благодарности за всё в общем школьном прошлом, но ведь найдутся те, кто начнёт находить здесь повод для подозрений. Вот увидит, к примеру, Оля Сухорукова (Зубова), что появился неожиданно «Зыря» и заговорил о своей любви, а ведь Оля наверняка, как и многие другие, помнят, что наша взаимная симпатия вряд ли для кого-то была непонятна ещё тогда. Найдутся и другие «доброжелатели», которые захотят покопаться в чужом белье. Я себе не могу такое позволить. Я виноват перед тобой гораздо больше. Все твои выходки с тычками и некоторыми мелкими суждениями в мой адрес тогда – это всё настолько пустяшное, что меркнет перед твоими более важными действиями. Ты могла себе позволить выбор любого другого, кто крутился вокруг тебя. И это были действительно достойные ребята. Они были либо отличниками, либо более физически сложенными, более уверенные в своей мужской подаче, а ты зачем-то тратила свои усилия на жалкого парня, который был хилым троечником, не умеющим транслировать свои чувства. Но именно ты делала меня от года к году всё сильнее и увереннее, когда показывала, что такая невероятная красотка может быть заинтересована в таком скромном парне. И вся проблема была лишь в том, что для этого парня вся эта ситуация из года в год была фантастичной, поэтому самому разрушить стену изнутри не удавалось. Я боялся показаться тебе ещё более слабым.
Я не просто так тебе вспомнил несколько случаев, когда ты была вот уже совсем на короткий миг до того, когда могла бы меня брать в свой плен. Ты делала такие гигантские шаги к разрушению моей стены, но останавливалась вот совсем уж на последнем шаге, когда меня «добить» можно было лёгким движением.
Пишу тебе сейчас после вина и шампанского, но мои переживания весь лёгкий алкоголь выжигают напрочь, а мысли вновь улетают в прошлое. Я алкоголь уже больше десятилетия употребляю крайне редко. Да и с юности вообще пил вообще нечасто. Традиция лишь на Новый Год, а также на чьи-то дни рождения. Но к 35 годам у меня все бабушки и дедушки умерли, а ещё отец ушёл из жизни ещё в апреле 2016 года. Никому не пожелаешь такого, но меня это не свело к пристрастию к алкоголю. Лёгкость в борьбе с такими соблазнами мною легко реализуется. Наверное, литературное творчество помогает переключаться на усилия в более нужное русло, чем саморазрушение. Именно поэтому в сам праздник НГ или чей-то ДР могу себе позволить много, но отрезвляюсь легко, ведь я за всю жизнь выпил примерно две бочки алкоголя, если всё ранее выпитое слить в эти тары. Для других две бочки алкоголя – это норма на год.
Я ищу силы не в этом. Я живу чувствами. И чем старее я становлюсь, тем больше понимаю всю важность правды и честности в проявлении чувств.
Кстати, однажды летом 2013 или 2014 года я встретил на Ватутино Женю Горбаченко. Поговорили про самую традиционную тему в таких случаях – «видел ты наших?»
И вот он мне рассказывает про встречу со всеми «нашими» в немалом количестве в школе. А я ему: «Ух ты, а как вы так решили вдруг собраться?» И тогда мне Женька отвечает с удивлённым лицом: «Так ведь прошло 10 лет после выпускного!»
Я взял паузу на осмысление и меня прошибла мысль: «Боже! А ведь точно – мы же в 2003 году закончили школу!»
Я даже не мог понять, как я так умудрился не вспомнить такую дату. Но ещё больше меня огорчил факт, что меня никто не стал даже искать в интернете, чтобы присоединиться к группе для похода к нашим учителям. Женька перечислял нескольких людей и я с такой грустью осознавал, что я – какое-то пустое место, о котором вспоминать нет необходимости. Хотя были и обычные мысли на счёт того, что на таких собраниях очень часто бывают обсуждения того, кто и как устроился в жизни. Я ничем не мог похвастаться в сравнении с теми ребятами, у которых «стартовые данные» были гораздо лучше, чем у какого-то нищеброда, который в за время средней школы не мог себе позволить заплатить деньги за услуги фотографа, который каждый год делал коллективные фотографии. У меня так и не было ни одной фотки с 36-й школы.
Помнишь, Юленька, ты сама однажды спрашивала меня: «А почему ты не берёшь себе фотографию на память?»
А я отвечал так просто: «Да мне и не нужно. Обойдусь».
А всё дело в простой нищете нашей семьи. Мать с отцом уже развелись к 1999 году. Мать тащила двух сыновей сама. Мы с 90-х были привыкшие к тому, что даже к родственникам с Ватутино на Мыс или на улицу Киевскую 73 шли пешком, а не на автобусе.
Антону Перминову вчера написал про то, чтобы он мне фотки общие с 6 по 9 класс прислал, если у него остались, а за 10 и 11 класс у меня нет. Успел написать и Жене Горбаченко, но он очень редко заходит на свою страницу в «ВК». Я с ним с той десятилетней давности ни разу не встречался и в интернете не искал. А сейчас вот прям начинаю искать любую возможность восстановить то, что так упустил много лет назад. Не знаю, как он отреагирует, будет ли заморачиваться с тем, чтобы отфоткать свой школьный альбом.
Сейчас от Антохи получил несколько фоток за время 56-й школы и за 36-ю, но до 9 класса, ведь он потом на физмат перешёл. Прям вообще себя на некоторых фото не узнаю.
Вот несколько занятных фото…
Какой же я молокосос на многих фотках. Неужели я и в 10 и 11 классах был с таким детским выражением лица?
Ты встала позади Кости Козлюка и, как мне казалось, намеренно играла на ревности со мной. Ты можешь и не помнить, а вот у меня прям флэшбэк случился. Я помню, что поворачивался в твою сторону, а ты прям специально перед моим взглядом касалась Кости слегка за его спиной. У меня и выражение лица какое-то вообще напряжённое получилось, если попытаться присмотреться к фотографии. Ох, как мне эти твои игры на ревности помотали нервишек.Кстати, на той фотке, где мы у входа в 36-ю школу, я как только увидел себя с правого боку и тебя сверху, то сразу вспомнил тот момент во время фотографирования.
Юля: 2 января 2024
«У меня тоже где-то есть такие фотографии. Мы общаемся с Олей Сухоруковой и Настей Семёновой из всех одноклассников. Андрей Уткин умер, давно уже. Серёжа Милюханов живёт на моём районе, как то встретились, сам подошёл, был рад видеть. С Настей Менщиковой вместе работали. А больше никого не видела.
Лёша, ты мне так много пишешь, я порой теряю нить о чем ты. Твои мысли я поняла, чем старше становишься, приходит осознание и хочется поделиться, это здорово. То что ты мне написал это шок, а то, в чем ты мне признался-даойной. Боюсь разочаровать тебя, но ты ошибаешься что я с тобой флиртовала. Скорее ты это всё придумал в своей голове. Я относилась к тебе как к однокласснику, ты был интересным собеседником, необычным. Порой хотелось поддерживать.»
Алексей:
Про Уткина – это шок конкретный. Меня аж на несколько минут вынесло.
Он в начале нулевых со своим братом переезжал даже в наш дом на Шаимском 6. Только я в первом подъезде, а он в шестом жил. Но они там не больше нескольких месяцев были, а потом я его никогда не видел. Мы с ним, конечно, не сильно и общались, но время сгладила любые шероховатости. Ничего шибко гадкого от него в школьные годы не было.
Жалко Андрюху. Прям холодные мурашки по рукам идут, а я пытаюсь написать хоть что-то по этому поводу. И это не сентиментальность во мне говорит. Чисто по-мужски тяжело воспринимать. Такое ощущение, что он мне был очень близок.
Ладно, о трагичном говорить не будем много. Не то время сейчас.
Что касается флирта, то на фоне остальных в школе он был как вполне очевидным. Если уж мне даже Антон Перминов (будучи уже в физмате) в одной из встреч, когда мы с ним вместе договаривались по рынку пройтись, задавал вопросы на счёт тебя. Я ведь своих чувств к тебе никому не раскрывал из пацанов. У девочек обсуждать такие темы – обычная необходимость, а вот у пацанов чаще всего обсуждение на поверхностные темы в отношении девчонок. Только в общем плане могли говорить свободно, а вот признаваться даже своим самым лучшим друзьям о личной привязанности к девчонке – сложновато. Думаю, даже у других парней так было.
Так вот, Антон мне как-то раз задал вопрос о моей возможной симпатии к тебе. Антоха примерно в таком ключе говорил: «Лёха, мне тут мои друганы в моём классе спрашивают про тебя. Типа, а что там у него с этой Фицай. Она же к тебе вроде как нормально так относится. Ты вроде же как… ей нравишься и всё такое».
Я тогда немножечко так подофигел. Я так глаза ещё округлил: «В СМЫСЛЕ?! А они-то вообще каким боком могут что-то знать?»
И Антон так: «Ну-у… они заметили, что у вас вроде как что-то такое… да и ты вроде тоже как-то…»
А я так (после долгой паузы) плечами жму: «Симпатичная, конечно… но как же она меня бесит вообще!»
Сам-то это сказал, а про себя подумал, что у меня опять какие-то конкуренты намечаются. Я тебе не буду передавать то, что мне Антон рассказывал много дней спустя про тебя от этих его друзей с физмата. Я уже тогда догадывался, что это скорее всего грязные попытки мне подгадить. Недоброжелателей у меня с других классов хватало. Всякую лютую фигню я даже своим скудным умом мог распознать. Уж слишком дебильные кляузы были по своему содержанию. Сам Антон такого не выдумывал. Ему такой чушни нафиг не нужно было.
Кстати, вполне что-то на уровне симпатии было и у Антона с Олей с Сухоруковой. Понятно, что ничего серьёзного не вышло, но мы даже между собой об этом не говорили. Антон точно так же ответил, как и я на его подозрения, когда ему осторожно спросил про Олю. Антон уклончиво так намекнул, что Оля прикольная, но тему дальше не стал развивать.
Не знаю, может быть, это у нас такая скромная троица была в школе, что мы даже о своей любви не говорим кому-то, если только не самим себе или той самой Любви. Для нас это было табу. Думаю, Антон тогда тоже ощущал нечто вроде страха оттого, что в своём любовном признании видел демонстрацию слабости. Хвастаться своими любовными похождениями могли как раз те, кто их выдумывал или приукрашивал явные случаи, чтобы казаться более успешным в теме любви.
Раис ещё более замкнутым был в этом отношении.
Я не с бухты-барахты вспоминаю о наличии в наших отношениях флирта. Я в предыдущих письмах обходил эти две сцены, которые у меня в голове крутятся, как уже озвученные фразы от тебя и тот самый танец перед Новым Годом. Я ожидал, что ты сама вспомнишь и передашь свои тогдашние очевидные мотивы, хотя там ничего особо скрытого не было.
Мне два случая твоих ну совсем уж неожиданных телесных прижатия не забыть никогда. И оба случая были у шкафчика раздевалки в нашем кабинете №206. Я не ожидал, что ты будешь на виду у других девчонок так себя проявлять.
Просто напомню их. Я могу, конечно, ошибаться в твоих мыслях, но каким именно образом ты меня вводила в некое оцепенение – это нечто незабываемое!
Итак. Мы одной гурьбой после уроков топимся у шкафчика со своими зимними куртками и сменками. Я еле протиснулся через девчонок, чтобы склониться к шкафчику и прихватить куртку одной рукой и взять пакет со сменкой в другую руку. И я выпрямился, держа в каждой руке по вещи, причём руки на растопырку в стороны, будто распятый. Гляжу перед собой, чтобы понять, как мне выйти из толпы подальше через рядом стоящих девчонок, а ты неожиданно с какой-то хитрой улыбкой стала двигаться ко мне, протягивая свои ладони, которые ты мне за пояс завела, а сама при этом (извини, пожалуйста) своей передницей прижалась так недвусмысленно, продолжая хитренько улыбаться. Я представляю, какой же у меня был идиотский вид тогда. Я помню своё состояние тогда. У меня шок был. Таких вот публичных откровений я не ожидал, а только лишь стеснительно опустил занятые руки и потом осторожно продвинулся дальше, когда ты высвободила свои руки.
А потом был повторный случай, но через какое время он произошёл – не помню точно. Но он был. И снова я был в самом неудобном положении, когда обе руки заняты.
Эх, Юля, знала бы ты, каким я себя считал олухом. Хотя делать ответное движение было совершенно неудобно. Не мог же я тебя приобнять, когда у меня в руках висит куртка немаленькая и пакет с грязными уличными ботинками. Совсем уж не по-джентельменски. Я и тогда и сейчас считаю это вполне очевидным. Если уж обнимать кого-нибудь вместе со своими вещами, то какую-нибудь Слёзкину, к которой я относился со скептицизмом. Это если бы она ко мне так подошла. К ней у меня никого тёплого чувства не было, поэтому я её мог даже рукой с пакетом уличной сменки оттолкнуть. А тебя обнимать хотелось чистыми руками.
Но ты почему-то подбирала такие моменты, когда я был в крайне неправильном положении для этого. Ты после этого ничего подобного не делала, но я потом каждый раз, когда все вновь толпились у шкафчика, а ты была где-то неподалёку, подготавливался к новой возможной твоей «странной» попытке то ли флиртовать, то ли шутить со мной. Я придумал такую тактику: сначала беру куртку в одну руку и сразу выпрямляюсь, но боковым зрением пытаюсь узреть твоё приближение. А пакет пока не торопился брать, но руки вновь старался растопырить в сторону, будто в жесте широкого приветствия. Если бы ты тогда возобновляла свои ироничные «обнимашки», то мне было бы легче обнимать тебя свободной рукой. Я так ждал третьей попытки от тебя, а ты (как мне казалась) обиделась, что я был так холоден в твоих «заходах». И меня это расстраивало, но и удивляло. Я ведь понимал, что перед другими девчонками ты так делала не просто так. Если бы это было только в момент нашего уединения, то это тоже очень откровенно и мне было бы куда легче. Но ты почему-то никогда такого не делала, когда мы действительно оказывались в хороший момент, когда никто не мог нас видеть.
Мне казалось очевидным, что ты сама огорчалась от моей сдержанности, ведь хоть какую-то симпатию ты показывала. Если уж учителя это видели на уроках и слегка так нас «останавливали», прося не отвлекаться на свои «шуры-муры». В том числе и эти тычки в мою спину. Почему-то на уроках истории и обществознания (в кабинете на первом этаже) это «игра» разгоралось особенно рьяно. Так вот, мне виделось тогда своё объяснение таким публичным «обнимашкам». Как мне казалось, ты считала, что девчонки посмеиваются над твоими попытками флирта со мной, поэтому хотела выжать из ситуации такой эффект, чтобы ни у кого не было больше сомнений. Я думал, что ты ожидала быстрой и очевидной ответной реакции в виде взаимного обнимания, но моменты подбирала самые неудачные. И я вполне уже тогда был согласен, что хочу пойти на твою задумку вполне осознанно. У меня не было желания проучить тебя за какие-то мои прежние обидки на твои слова про мою скромную («непраздничную») одежду или наше (с Антохой и Раисом) увлечение игрой бумажным мячом. Я на ревности не играл. На слова мог обидеться, но вот обнять тебя и целовать я хотел куда больше, чем хоть как-то тебя ранить. И я ведь ни разу не говорил тебе каких-то фраз по типу «тебе какая разница, в чём я хожу?» или «чем тебе наш футбол на перемене мешает?». Я на твои замечания просто молчал. Как сильно я скрывал свои чувства к тебе, так же сильно я скрывал и свои порывы огрызаться. Я точно для себя понимал, что моя агрессия может восприниматься как преграда нашим отношениям. Для меня было легче стерпеть замечание от любимой женщины, чем дать повод ей прекратить испытывать ко мне хоть какую-то симпатию.
Снова ухожу в сторону от своих пояснений. Так вот, я тогда был готов дать «зелёный свет» твоим «обнимашкам». Я считал это хорошей возможностью дать почувствовать и тебе уверенность, что ты не в одну сторону проявляешь свои чувства. Я с лёгкостью бы тебя обнял в ответ на глазах у одноклассниц. Повторюсь, желания проучить у меня не было. Если бы с первого момента ты выбрала наилучшее время для «сближения телами», то даже с моим замешательством это вышло бы куда интимнее, чем выходило в итоге. А я тогда мог лишь размышлять о «джентльменской этике». Как говорится, негоже парню обнимать свою любимую девушку, когда в одной руке свисает зимняя куртка, а в другой пакет с мокрыми ботинками. Только и всего.
Наравне с другими уже озвученными моментами эти два случая у меня тоже в числе моих «ошибок». Сейчас, конечно, легко себе придумывать наилучший вариант, но если бы мне вернуть мышление меня 38-летнего в того подростка, то я бы мигом опустил пакет на пол, а второй рукой накрыл шутливо своей курткой твои плечи, будто одеваю тебя в неё, а свободной ладонью бы мог под прикрытием этой самой куртки хотя бы на несколько секунд обхватить твою талию и не отпускать тебя, когда ты уже сама прижалась откровенно.
И в таких мечтаниях в своём уме я сотни раз представлял наши взгляды, которые бы пронзали нас обоих. И плевать на излишнюю интимность по причине такой публичности для наших одноклассников. Но… моменты упущены. Боже мой, сотни раз я тебя так обнимал, Юлечка.
И с десятилетиями ещё тяжелее, когда понимаешь, что в те ранние годы ждать было от тебя новых внезапных обнимашек – это наибольшая слабость, проявленная мною. Вместо ожиданий я должен был сам генерировать такие моменты. Если уж я стеснялся тогда публичности, то мог ведь просто в благодарность за твою смелость просто в любой удачный момент откровенно обнять тебя. Куда проще ведь было самому обнять, а если и получил бы пощёчину, то объясниться было легче: «Ты меня вроде пыталась обнимать, но мне было неудобно это повторить. Неужели сама не видела? А сейчас я сам тебя обнял. Я разве был сейчас так груб, дурёха?»
Настя Семёнова, как я уже понял, – взяла фамилию Одинцова. И вот увидев не так давно её фотку, я понял, что неслучайно мне показалась одна девушка очень похожей на мою одноклассницу. А ещё её муж очень похож на того мужчину, которого я видел рядом с ней возле ватутинского магазина «Магнит». Смотрю и думаю: черты лица похожие, но очень прям взрослые. Я её помню такой невысокой и в очках. Она прям полностью соответствовала образу отличницы. А тут прям через двадцать лет такая женщина-вамп.
Но ей безусловно идёт такой образ. Неожиданное перевоплощение. Это даже лучше.
Я такое никогда бы не сказал, но вот женщины очень низенького роста сами говорят такое без всякой обиды. Действительно, у «маленьких» женщин есть эффект внешнего восприятия, когда всем кажется, что она ещё ребёнок, хотя женщине уже может быть далеко за 30.Я от низеньких женщин слышу часто такую фразу, на которую они сами не обижаются, а соглашаются: «Маленькая собачонка – всегда щенок».
Но Настя прям переросла стадию «щенка» и выглядит очень яркой женщиной. Повторюсь, ей это очень идёт.
А, вот ещё очень памятное для меня.
Твоя фраза в самый первый год учёбы в совместном классе, когда мы на уроке русского были. Там учительница вдруг решила нас всех пересадить. Она попросила меня сесть во втором ряду на вторую парту, а потом через минутку указала тебе на свободное место слева от меня. И вот твоя легко брошенная фраза «ой, да с удовольствием» меня просто ошарашила. Такого «подарка» я не ожидал. Мне ведь с самого раннего возраста нравились брюнетки. Ну, это так обычно бывает, у кого матери брюнетки и в родственниках чаще всего женщины-брюнетки. Плюс к этому ещё все блондинки почему-то вели себя не как загадочные особы (как скромные брюнетки), а всё время чем-то непонятным себя проявляли и часто любили с мальчишками поогрызаться. Меня такая манера раздражала и я с симпатией относился к девочкам-брюнеткам, тем более что они действительно отличались каким-то спокойствием и вдумчивостью, в отличие от блондинок, которые были как будто намеренно задиристыми. Для скромного парня такое поведение было сложным для понимания и уж тем более дарить какую-то ласку таким девчонкам сложно, если они не вели себя более чувственно, как брюнетки, а постоянно куролесили, причём невпопад.
И вот твоё появление в 8-м классе перевернуло моё восприятие.
Привели нам трёх новеньких девчонок. Две брюнетки и одна явная блондинка. Я взглянул на всех вас быстренько, а потом мой взгляд прям уткнулся в тебя и всё – я пропал. И наблюдал за тобой много раз. У меня в башке полная сумятица. Не понимал, что со мной происходит. Вижу, что блондинка. Вижу, что какая-то прям «лисичка», но… не могу не думать больше ни о чём.
И решение учителя меня удивило. Было два варианта объяснения. Я сначала тогда подумал, что это ты как-то с ней обговорила этот момент и попросила посадить нас вместе, а учительница согласилась. Мне верить в счастливую случайность было трудно. А второй вариант мой мозг уже нарисовал чуть позже. Я предположил, что учительница увидела, что я за тобой наблюдаю как-то по-особенному. Она не могла не увидеть, что парень я излишне смущённый и сдержанный, поэтому она пошла на то, что максимально помогла мне дать возможность заявить свои чувства. Она понимала, что подойти к тебе, когда ты с подружками сложно, а когда мы сидели бы за одной партой, то мне было бы легче найти общий разговор.
Я и радовался и ещё больше себя загонял в смущение. Не понимал, о чём можно с тобой заговорить. И я замечал, что ты не получала от меня более тесной связи в общении, поэтому начала делать те самые «игры на ревность». Ты демонстративно поворачивалась ко мне спиной, иногда вслух произнося фразу «ой, как скучно» и обращалась, например, к Косте Козлюку, который сидел где-то там неподалёку. Такое поведение меня расстроило своей внезапностью. Это был первый «удар в спину». И вот тогда-то и начались мои загоны со строительством «защитной стены». Да, я очень медленно шёл к тому, чтобы начать с тобой общение, чтобы обязательно найти общий язык, но твою нетерпимость к моей сдержанности я очень болезненно воспринимал. Если бы просто фраза «ой, как скучно», но вот эти развороты спиной ко мне – это прям пинок, который меня сваливал вниз по «лестнице», по которой я взбирался к твоему сердцу. Мне даже мысли не приходило придумывать свою «игру на ревность». Мне нахрен никто тогда не сдался из класса. Ты для меня была единственной. Позволять себе врать на счёт ответной реакции, чтобы злить тебя я не то чтобы не мог, а даже не хотел. Я ведь действительно сомневался в своей внешности и был закоренелым троечником, поэтому никак не мог подумать, чтобы позволить хоть малейшую трещинку в твоей симпатии. Но при этом был сдержан в том, чтобы просто признаться тебе в любви. Даже не знаю, мог ли я сказать слова любви тогда, если бы не видел уже несколько раз твоей спины, когда ты «любила» меня так «проучить». Меня останавливала внутренняя обида. Но если бы ты не была такой резкой в своём показном равнодушии, то мне было бы легче однажды уже в 8-м классе взять тебя за ладонь как будто бы случайно. Я ведь вполне иногда проявлял чудачества на уроках. Был вполне смешливым. Но вот поселившаяся моя любовь к блондинке всё крушило во мне. Я становился сверхстеснительным. Ты была красоткой, а я лишь обычным троечником. Мне хотелось видеть твои глаза, которые смотрят на меня по-доброму.
А когда нам пересадили вновь на новые места, то я вообще был сломлен. Я ведь себя корил, что учительница заметила наши скрипучие потуги сближения и очевидные недомолвки в общении. Да и мой взгляд её явно убеждал, что я как будто потух, а всё из-за своей неуверенности.
Оглядываясь назад, я понимаю, что такая быстрая посадка нас вместе действительно помешала свободному общению. Близкое расположение друг другу заставляло чаще общаться, а мы с тобой ведь в тот период прям очень напряжённо так вели. Я был вечным молчуном, а ты в своих попытках начать отвлечённый разговор натыкалась на мои скудные ответы через долгую паузу. А всё потому, что рядом с тобой сидел безумно влюблённый в тебя парень, который боялся своей глупости типичного троечника и абсолютного неумения говорить на отвлечённые темы. Ты была такой активной, а я лишь готовился к тому, чтобы начать демонстрировать свои чувства.
Если бы ты меня напрямую тогда спрашивала: «Я тебе нравлюсь?» – я бы ответил правдиво. И всё. Если уже все карты раскрыты, то и нужды в «игре на ревность» уже бы не понадобилось с твоей стороны. Я бы уже был в твоих руках. Ещё в 8-м классе ты могла меня превратить в послушного щенка. Это не позиция какого-то куколда, а просто решение влюблённого в тебя подкаблучника. Я с любимыми женщинами не воюю, а сдаюсь в плен. Воевать нужно против мужиков, в том числе в политической плоскости. Можно идти грозно против всей системы и не бояться, а вот твоя женщина – это твоя королева, которой ты служишь по зову сердца. И встать на колени можно и нужно перед любимой женщиной. И это не будет психологическим поражением или чем-то постыдным для мужчины.
Я сказал, что «не совсем», но она попросила её проводить. Мне уже тогда подумалось, что она слегка лукавит, а просто хотела завести со мной разговор. И вот мы с ней от самой школы и до рынка «Северный», а она меня спрашивает так по-доброму обо всём: то про выбор ВУЗа, то про какие-то другие жизненные выборы пути. А у меня всё время мысль внутри корёжит:Вставать на колени надо и перед учителями. Перед своими учителями я в долгу. Немало их почему-то делали мне поблажки, хотя я позволял себе всякие вольности. Была бы моя возможность, так я бы хотел увидеть их в том школьном зале всех, а самом встать на сцене на колени и вспомнить, чтобы поблагодарить, всё то хорошее, что я получал от них, и попросить прощение за мои выходки. Хотя многое, что я себе позволял они мне зачем-то легко прощали. И последние дни перед ЕГЭ это доказали. Мне даже поведение учителя физики крайне удивило, когда она меня уже после получения сертификата с оценками вдруг остановила и спросила: «Алексей, ты, случайно, не в сторону нового рынка «Северный» идёшь?»
1) А ведь она сейчас спросит меня про ту тройку за четверть, когда у меня было три оценки – 1, 2 и 3. И я не пошёл на пересдачу, а она мне просто поставила тройку, хотя всем остальным, у кого были проблемы, угрожала оставить двойки. В итоге она мне поставила тройку, а мне было стыдно.
2) А ещё вспомнил свою шутку про «сдвиг по фазе», за которую мне, по-моему, Оля Сухорукова поставила в укор вполне законно. Я ведь произнёс это в спину своего учителя и вполне отчётливо. А учительница по физике даже не показала своей обиды.
3) А ещё это моё вынужденное участие в заговоре против неё, когда Слёзкина и Бучнева подбили не ходить на урок физики сразу нескольких людей. Меня они присобачили за счёт моего статуса дежурного командира. Потом все участники «бунта» писали объяснительные для директора, а ведь Сажин меня ненавидел. Он знал моего дедушку (Алексея Ивановича Сенникова), в честь которого меня и назвали. И этот Иван Михайлович Сажин меня грозил вышвырнуть из школы, а рядом стоящую Слёзкину «помиловать» за девичью дурость. Сажин цеплялся за любую возможность «покарать» внука Алексея Ивановича Сенникова. Я только после окончания школы узнал, что и моя бабушка (Светлана Ивановна Сенникова) знала нашего директора и завуча лично. А этого Сажина мой давно ушедший из жизни ещё к началу нулевых дедушка раздражал его даже после смерти, когда он (Сажин) видел меня. Чёрная зависть к моему дедушке ему покоя не давала.
Так вот, я все эти три случая держал в голове, когда шёл с учителем физики, которая спрашивала меня о чём угодно, но только не о том, в чём я перед ней виноват.
Мне никто из учителей не высказал своей обиды. Даже мои дурацкие «сонные» позиции на парте на уроке обществознания будто не раздражали вовсе, поэтому перед ЕГЭ по обществознанию учительница сказала почему-то мне (тупому троечнику): «У меня одна надежда на тебя, Алексей. Смотри, не подведи меня». И каким-то образом умудрился сдать на 60 баллов ЕГЭ по её предмету. Выше только Оля Сухорукова была с 80 баллами, а все остальные получили меньше 60 баллов. И я ведь так и не подошёл к учителю потом, чтобы спросить: «Почему именно мне, тупому троечнику, который сидел в окружении отличников и хорошистов, вы сказали такую странную фразу, ведь я по вашему предмету получал в основном тройки?»